[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАЙ 2008 ИЯР 5768 – 5(193)
О ПЕРЕВОДАХ ТАНАХА НА РУССКИЙ ЯЗЫК
Юрий Голдес
Стихом размеренным и словом ледяным
Не передашь ты их значенья.
Лермонтов
Когда-то рабби Йеуда Альхаризи[1] сформулировал принцип перевода, верный для всех времен и всех языков. Переводчик обязан, во-первых, досконально знать язык, с которого переводит, во-вторых, в совершенстве владеть языком, на который переводит, и, в-третьих, полностью понимать смысл текста, который переводит. И если эти три условия непреложны для любого перевода, то в случае с переводом Священного Писания трудности в исполнении каждого из них неимоверно возрастают. Переводчику мало «досконально знать» современный иврит. Несмотря на то что существует немало словарей иврита, способных послужить надежной поддержкой, переводчик обязан изучать и сравнивать между собой различные комментарии – классические и новейшие – даже для того, чтобы проникнуть в простой смысл текста.
Приведем яркий пример. Слово тахануним означает, согласно словарю, «мольбы», «моления» (часто о прощении). Однако в книге пророка Зхарьи (12:10) Всевышний обещает «излить дух тахануним» на «Дом Давида и на каждого жителя Иерусалима». Очевидно, прав Таргум[2], переводя здесь тахануним как «жалость». Аналогичное значение это слово получает у Ирмеяу (31:8): оно противопоставляется «плачу»:
В плаче придут – и в жалости (к ним)
доставлю их[3],
Приведу их к потокам вод по дороге
прямой...
Кроме того, при переходе от одной книги Танаха к другой проблема лексики усложняется тем, что смыкается с проблемой стиля. Например, хотя обычное значение слова анавим – «скромные», а выражение поалей авен означает «совершающие (нечто) греховное», в контексте книги Теилим они заменяют антипару «праведники – нечестивцы».
А вот образец «правильного» перевода, ставшего классическим по своей нелепости. В Теилим (102:7) есть выражение кеат мидбар. Первое из этих слов в иврит-русском словаре Ф.Л. Шапиро (во многих отношениях образцовом) переводится как «пеликан», и это толкование имеет достаточно авторитетный источник: комментарий к Торе рава Саадьи-гаона. Там, в книге Ваикра (11:18), «пеликан» вполне вписывается в контекст перечисления птиц, запрещенных в пищу. Однако здесь, в Теилим, в сочетании со словом мидбар («пустыня») получается совершенно парадоксальный конгломерат: «пеликан пустыни»! И этот «пеликан» странствует из книги в книгу, начиная с перевода под редакцией Д. Йосифона[4] и кончая современными поэтическими переложениями Теилим на русский язык![5] Однако в классическом толковом словаре иврита А. Эвен-Шошана слово каат объяснено так: «Одна из ночных птиц, упомянутая в Писании среди нечистых птиц; ее идентификация все еще ясно не определена»[6].
Еще два примера небрежности, возникшей из-за того, что переводчик просто-напросто поленился заглянуть в словарь или в комментарий. В переводе Торы, вышедшем в 1981 году в одном из авторитетных издательств, слово аиль (животное, которое Авраам принес в жертву вместо Ицхака [Берешит, 22:13]) переведено, как... «козел»[7]. А в одном из новейших переводов книги «Шофтим» («Судьи»), в «Песне Дворы» (5:2, 7) два совершенно разных слова праот («проломы», в более современном значении «погромы») и празон («населенные пункты, не обнесенные стеной») переведены одинаково: «вожди»...
Титульный лист издания Танаха с параллельным русским текстом. Вена, 1877 год.
* * *
Очевидно, что из трех условий Альхаризи наиболее связаны друг с другом первое (досконально знать язык, с которого переводишь) и третье (полностью понимать смысл текста, который переводишь). В нашем случае – без ясного представления о лексике, грамматике и стилистике иврита возникают «ляпы» вроде приведенных выше. Однако этого для настоящего понимания смысла текста Танаха еще недостаточно – невозможно обойтись без знания Устной Торы: во-первых (и в основных) – Талмуда и мидрашей, объясняющих содержание текста на различных уровнях (от алохического до каббалистического), во-вторых – так называемой масоры, то есть традиции чтения (а также написания) различных книг Танаха. В противном случае может получиться, что формально совершенно точный перевод будет настолько противоречить законодательной стороне Торы, что окажется совершенно неверным по существу.
Например, начало отрывка из книги Шмуэля, в котором рассказывается о первом откровении ему Всевышнего (I, 3:2, 3): «И было в тот день: и Эли лежал на месте своем, и глаза его начали тускнеть, не мог он видеть, а светильник Б-га еще не погас, и Шмуэль лежал в Чертоге Г-спода, где Ковчег Б-га». Однако Алаха категорически запрещает лежать (тем более спать) внутри Храма!
Радак обращает внимание: между словами «лежал» и «в Чертоге Г-спода» – глубокая цезура, отмечающая половину стиха; следовательно, фраза «а Шмуэль лежал» никак не связана с «Чертогом Г-спода, где Ковчег Б-га». Развивая мысль Радака, Мальбим указывает, что «и Шмуэль лежал» – замечание как бы в скобках, параллельное упоминанию о первосвященнике Эли в предыдущем стихе. Следовательно, правильный перевод должен быть графически оформлен так (для наглядности мы выделили основное предложение): «И было в тот день <и Эли лежал на месте своем, и глаза его начали тускнеть, не мог он видеть>, а светильник Б-га еще не погас <и Шмуэль (также тогда) лежал> в Чертоге Г-спода, где Ковчег Б-га»[8].
Именно для этого необходимо знание масоры – в частности, системы кантилляции, то есть изображения на письме особыми значками интонаций, с которыми надлежит читать Писание. В принципе, чтец их должен помнить наизусть (поэтому кантилляция принадлежит к сфере Устной Торы), однако во всех печатных изданиях Танаха они непременно воспроизводятся. Благодаря этому становится ясно, где следует сделать цезуру (чтобы отделить фразу от фразы, стих от стиха, строфу от строфы), где следует повысить интонацию, чтобы подчеркнуть слово, где, наоборот, следует ее понизить.
Широко известен анекдот о царской резолюции «казнить нельзя помиловать», когда жизнь человека зависела от местоположения запятой. При переводе Танаха расстановка знаков препинания не сопряжена со смертельной опасностью, однако без знакомства с традицией чтения Танаха переводчик неминуемо столкнется с трудностями зачастую непреодолимыми. Если по смыслу слов он еще может с большей или меньшей степенью вероятности определить границы крупных отрывков, то внутри предложения это может быть невозможно.
Вот отрывок из книги «Дварим» (30:19):
Сделал я вашими свидетелями сегодня небеса и землю жизнь и смерть положил пред тобой благословение и проклятие так выбери жизнь...
Как сгруппировать эти слова? Знаки кантилляции из трех, по крайней мере, вариантов предписывают следующее:
Сделал я вашими свидетелями сегодня
небеса и землю,
Жизнь и смерть положил пред тобою:
благословение и проклятие...
Еще один пример. В той же книге Дварим дважды повторяется одно и то же сочетание слов:
4:24
Ибо Г-сподь Б-г твой огонь пожирающий Он Б-г ревнитель.
9:3
Ибо Г-сподь Б-г твой Он проходит перед тобой огонь пожирающий Он уничтожит их и Он смирит их перед тобой.
Как расставить знаки препинания в этих двух предложениях? Оба раза разделить «пожирающий» и «Он» или сделать иначе: сохранить в неприкосновенности выражение «огонь пожирающий Он»? Однако, если принять во внимание традиционную кантилляцию, становится ясным, что это словосочетание имеет место только в первой цитате, во второй же «огонь пожирающий» и «Он» разделены цезурой и принадлежат к разным фразам:
Ибо Г-сподь, Б-г твой –
огонь пожирающий Он, Б-г-ревнитель!
Ибо Г-сподь, Б-г твой –
Он проходит перед тобой, огонь
пожирающий,
Он истребит их, и Он смирит их
перед тобой.
Титульные листы «Книги Эсфирь» с текстом на иврите и на русском языке.
Одесса, 1918 год.
Приведем еще несколько примеров мест, которые без знания Устной Торы правильно понять (и перевести) невозможно.
В переводе книги Ваикра издательства «Шамир», глава 16-я, стих 6-й – странное несоответствие между текстом и комментарием к нему. «И пусть принесет Аарон быка в жертву грехоочистительную <...> и искупит себя и дом свой», – написано в тексте, а комментарий к словам «и искупит...» – «исповедуется в своих грехах и в грехах своих домочадцев». Когда же он должен исповедоваться? До принесения жертвы или после? Дело в том, что слово «икрив», которое в Торе, как правило, означает «принесет в жертву», имеет также очень простое значение: «приблизит». И в данном случае именно оно и нужно! Должно быть: «И подведет ближе Аарон быка[9] для жертвы <...> и исповедуется», и тогда последовательность событий будет сохранена.
В книге Дварим о Песахе сказаны очень странные вещи.
Во-первых, о времени Исхода. В стихе 16:1 – что он произошел «ночью». А вскоре после этого, в стихе 16:6 , что «время выхода твоего из Египта» – это «вечером, сразу после захода солнца». Но это противоречит книге «Шмот», в которой написано недвусмысленно: «Средь бела дня» (12:51)! Устная Тора объясняет, что имеются в виду основные этапы Исхода: совершение жертвоприношения «песах», умерщвление первенцев и получение разрешения уйти и, наконец, сам Исход – «средь бела дня», чтобы никто не говорил потом, будто сыны Израиля бежали из Египта, как воры!
Во-вторых, о самом жертвоприношении «песах» (Дварим, 16:2): «И будешь резать “песах” для Г-спода, твоего Б-га, – мелкий рогатый скот и крупный...» А в книге «Шмот» (12:3, 5, 6) совершенно четко предписывается только «мелкий рогатый скот»: или ягненок, или козленок! Устная Тора («Сифрей» к этому стиху) разъясняет, что для «песаха» – ягненок или козленок, а «крупный рогатый скот» – для праздничного жертвоприношения «хагига». Комментируя это разъяснение, Мальбим указывает: истолкование основывается на необычном для указания о жертвоприношении слове «резать» и объясняет особый смысл, таящийся в этом стихе.
Наконец, в стихе 7 стоит слово увишальта, которое обычно означает: «и сваришь». Но это ведь сказано о мясе жертвоприношения «песах», которое строго запрещается варить, а жарить предписывается только на открытом огне (Шмот, 12:9). Противоречие разрешается, если принять во внимание, что этот глагол имеет также более широкое значение: «готовить на огне» (см. комментарий Раши, основанный на сказанном в алахическом мидраше Мехильта).
Отпуская на свободу еврея-раба, Тора предписывает сделать ему прощальный подарок (Дварим, 15:13, 14), а в случае, если он упрямится и не хочет уходить, пригвоздить его ухо к косяку двери. «И так же рабыне твоей делай это», – замечает Тора (Дварим, 15:17). Однако Алаха запрещает прокалывать ухо рабыне (см. комментарий Раши и ср. его со Шмот, 21:5, 6; также см. комментарий Ибн Эзры там же). Следовательно, это указание является продолжением упоминания о еврейке-рабыне в самом начале отрывка, в стихе 12, и получается, что стих 16 и почти весь 17 (о наказании раба, не желающего выходить на свободу) – это как бы длинное вводное предложение. Так не поставить ли его в скобки?
* * *
Перейдем ко второму условию Альхаризи, согласно которому переводчик обязан в совершенстве владеть языком, на который переводит. К сожалению, достаточно распространено легкомысленное представление, будто тот, кто более или менее сносно говорит по-русски, может переводить на этот язык. Однако это вовсе не так. Фраза, которая в устной речи пролетает совершенно естественно, на письме может проявить совершенно неожиданный смысл.
Например, случай, который, кстати, можно предложить как «тест». Пусть «претендент» переведет очень простое предложение: стих 6-й из главы 3-й книги Берешит. Если он почувствует, что по-русски это звучит совершенно неприлично, можно считать: «экзамен» выдержан[10].
На этом примере видно, что центр проблемы – чувство стиля. Того, кто искажает морфологию и синтаксис, кто имеет весьма поверхностное представление о грамматике, ни один здравомыслящий человек не примет в качестве переводчика. Но вот в отношении стилистики... Что вы скажете о таких «алахических терминах», как «грудь взмахивания и нога возношения»? А они фигурировали в одном из первых изданий перевода «Моисеева Пятикнижия»! Правда, в новом издании они переделаны на «грудину, посвящаемую Всевышнему» и «голень, приносимую Ему в дар», однако не так давно неожиданно всплыли почти в своем первоначальном виде в переводе, выполненном другим издательством (см. Ваикра, 7:34).
В новом переводе Пророков и Писаний, выпущенном издательством «Шамир», в 1-м стихе 1-й главы Теилим читаем: «Счастлив муж, который <...> вместе с краснобаями не сидел». «Краснобай», объясняет «Толковый словарь русского языка», это «красноречивый, пустой говорун, любитель красивых фраз». А в оригинале стоит слово лейцим, которое Таргум переводит как «глумящиеся»; согласно комментарию «Мецудат Сион» – «издевающиеся над людьми или над обычаями честности»; по Радаку – «ухитряющиеся на зло, видящие в людях лишь срам и уродство». Сколько условий Альхаризи нарушено в этом переводе? Похоже, что все три.
И вот еще один пример нарушения всех условий Альхаризи.
В той же книге Теилим есть почти идентичные две главы: 60 и 108. Различия между ними очень незначительные и, в общем, не затрагивают содержания: это их заглавия и еще несколько слов. Однако один стих в каждой из этих глав несколько выделяется: а именно десятый. Он заканчивается глаголом, у которого может быть три значения: «трубить» (в частности, торжествуя победу); «разбиваться» (в том числе «терпеть поражение»); «дружить», «проявлять дружеское отношение» (в более широком смысле – «присоединяться на базе дружеских отношений»). И все это относится к Плешет, то есть стране филистимлян. Естественно, тут открывается простор для возможностей переводчика: перевести ли в обоих случаях одинаково или по-разному, какое именно значение этого глагола выбрать (причем почти для всех возможностей есть опора в различных комментариях). Объективное же различие между этим стихом в разных главах Теилим выражается в форме этого глагола: в главе 60 – итроаи, то есть повелительное наклонение единственного числа женского рода; в главе 108 – этроа, то есть будущее время единственного числа мужского рода. Как объясняет Радак, отличие в направленности действия: в главе 60 царь Давид, автор обеих глав, говорит о том, что ему сделает Плешет, а в главе 108 – что он сам сделает этой стране. В связи с этим по-разному располагаются смысловые акценты в этих двух вариантах одного и того же стиха: в главе 60 – на слове олай (которое в зависимости от выбранного значения глагола получит значение «обо мне», или «о меня», «из-за меня», «ко мне»); в главе 108 – на названии страны: Плешет.
И вот в изданном несколько лет назад переводе Теилим[11] в главе 60-й стих 10-й переведен так: «Мне подчинен Плешет», а в главе 108 – «Мне Палестина подчинена». Переводчик не заметил, что глагол в оригинале стоит в разных формах, и потому исчезло смысловое различие между стихами (даже если допустить, что есть некая связь между «подчиняться» и вторым смыслом названного глагола: «терпеть поражение»). Но почему страна названа по-разному? Хотя в иврите «Плешет» – женского рода, можно допустить, что по-русски это название звучит «по-мужски». Однако «Палестина» – это грубая ошибка. Прежде всего, географическая, историческая и стилистическая: аутентично это название всей Страны Израиля, а вовсе не страны филистимлян (о которой идет речь в «Теилим») – причем название, данное врагами евреев с целью вычеркнуть из памяти человечества принадлежность этой страны народу Израиля. Далее, в рамках теперешней политической ситуации в Государстве Израиль употребление названия «Палестина» – проявление недопустимой для переводчика Танаха конъюнктурщины: так именуют свою «автономную область» арабы, нагло обосновывая это чудовищной ложью, что они-де и есть древние «филистимляне», жившие тут еще до прихода сынов Израиля.
* * *
Проблема стиля, о которой шла речь, это проблема стиля только русского перевода. Насколько нам известно, есть только один перевод, в котором она занимала переводчиков с самого начала: это Шир а-ширим в переводе раввина Н.-З. Рапопорта и поэта Б. Камянова (Авни)[12]. А ведь есть еще проблема отображения стиля оригинала! Всем прекрасно известно, что в Танахе представлены все возможные литературные жанры: ранние Пророки – это исторические книги; Рут – лирическая повесть; Эстер – почти детектив; Шир а-ширим – величайший в мировой литературе образец любовной лирики; в книгах Зхарьи и Даниэля есть страницы, которые без преувеличения можно счесть источником современной литературы (и даже кинематографии) ужасов… Из этого, кажется, ясно следует, что перевод, скажем, философской книги Коэлет должен заметно отличаться от перевода, например, тех же Теилим. И вообще: ясно, казалось бы, что проза Танаха должна быть переведена прозой, ритмизованная проза – ритмизованной прозой, а стихи – стихами. При этом, конечно, перевод обязан отражать также структурные и жанровые различия между различными поэтическими книгами Танаха[13], не говоря уже о том, что интонация и экспрессия в русском тексте тоже должны соответствовать оригиналу. Между тем, лишь в новом переводе Пророков и Писаний издательства «Шамир» в предисловии переводчика декларируются принципы, подобные упомянутым выше, но тем не менее нельзя сказать, что в самом переводе так уж заметно их осуществление.
Разумеется, задача перевода Танаха, полностью отвечающая всем трем условиям, сформулированным рабби Йеудой Альхаризи, – поистине грандиозная, однако если не пытаться снова и снова решать ее, хотя бы шаг за шагом, то далекая цель никогда не будет достигнута. Можно лишь надеяться, что с накоплением новых переводов, сознательно ориентированных в указанном направлении, количество в конце концов перейдет в качество.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1] Йеуда Альхаризи (1165–1234) – поэт и переводчик, один из последних представителей «золотого века еврейской испанской поэзии».
[2] Перевод Наха (книг Пророков и Писаний) на арамейский язык, выполненный одним из мудрецов Вавилонского Талмуда, равом Йосефом.
[3] Кстати, в новом переводе (изд. «Шамир», Иерусалим, 5766[2006]) это слово отсутствует – наверное, из-за трудности найти русские эквиваленты для двух слов, имеющих на иврите одно значение – «привести».
[4] Йерушалаим, Мосад арав Кук, 5738 (1978).
[5] К примеру, в переложении Наума Басовского, обладающем наибольшими поэтическими достоинствами из всех нам известных (см. сайт www.n-basovsky.narod.ru).
[6] См. «Лексикон микраи» (изд. «Двир», Тель-Авив, 5736 [1976]), где, в частности, отвергается идентификация каат с пеликаном. (Поэтому переводчик «Теилим» в изд. «Шамир» с полным правом перевел этот стих так: «Уподобился я пустынной сове».)
[7] К чести этого издательства следует оговориться, что в последующем переиздании того же перевода Торы «козел» исправлен на «ягненка» (правильность которого, впрочем, тоже еще требует выяснения, так как аиль – это баран на третьем году своей жизни).
[8] Ни в одном из известных нам переводов фразы «а Эли лежал...», «и Шмуэль лежал» не обособлены ни скобками, ни даже тире.
[9] В оригинале пар – то есть молодой бык, а немного раньше (16:3) он называется пар бен бакар, что означает «совсем теленок». Так что вариант перевода «бык» – весьма сомнительный.
[10] Читатель тоже может попробовать свои силы на этом «оселке» – но при условии не заглядывать в уже имеющиеся переводы!
[11] Издание «Швут ами» (Иерусалим, 5763 [2003]).
[12] Издание Института изучения иудаизма в СНГ (Иерусалим – Москва, 5760 [2000]).
[13] Например, в книгах Теилим, Мишлей и Книге Иова преобладает чеканная строфа, первое полустишие в которой обычно состоит из двух более или менее слитых фраз, а во втором полустишии первая фраза отделяется от второй глубокой цезурой, резко акцентирующей «ключевое слово». В книге же Коэлет, напротив, много «терцин»: строф из трех строчек с преобладанием белого стиха, временами переходящего почти в ритмизованную прозу.