[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  МАРТ 2008 АДАР 5768 – 3(191)

 

Григорий Марговский

Публикацию подготовил Асар Эппель

Я родился в 1963 году в Минске в еврейской семье. С 12 лет запоем писал стихи, но после школы решил поступать на строительный факультет.

Отчисленный оттуда преподавателем-антисемитом, окончил дневное отделение Литинститута (семинар поэзии Е. Винокурова).

После первого курса отслужил два года в железнодорожных войсках.

Публиковался в газетах «Собеседник», «Вечерняя Москва», «Новое русское слово», в альманахах «Поэзия», «День Поэзии», «Латинский квартал», в журналах «Юность», «Литературное обозрение», «Слово/Word», «Новый журнал».

Работал журналистом, редактором, переводил польскую, болгарскую, латышскую поэзию, преподавал литературу в школе.

Принимал активное участие в антифашистских акциях писательского сообщества «Апрель»; был одно время ответственным секретарем газеты «Литературные новости».

При этом в начале 1990-х (под непосредственным влиянием раввина Исаака Когана) ощутил непреодолимую тягу к иудаизму.

В 1993 году репатриировался в Израиль.

Работал официантом, охранником, телефонистом, архивариусом, расставлял книги в муниципальной библиотеке Тель-Авива.

Был зачислен в аспирантуру при кафедре славистики Иерусалимского университета, но учиться не смог, так как в стипендии было отказано.

Издал два сборника стихов: «Мотылек пепла» (1997), «Сквозняк столетий» (1998). Был принят в Союз писателей Израиля. Автор двух романов: «Сотворение из россыпи» (1994), «Садовник Судеб» (2000), ряда новелл, историософских и литературоведческих эссе.

Не найдя своей ниши на Ближнем Востоке, в 2001 году переехал в США. Живу в пригороде Бостона, работаю охранником в банке, издаю сетевой поэтический альманах «Флейта Евтерпы».

 

ЕРЕТИК

 

(Из стихов 1996–2006 годов)

 

 

«Сефер Йецира»

 

Запад и восток запечатаны Тобою,

Высь и глубина.

Как же нам взойти той курящейся тропою

С чашею вина –

Слов не расплескав и безумья не изведав,

Утаив следы?

Нега от огня, а прохлада от рассветов,

Ветер от воды...

Кто б там ни залег, колыхаясь надо всеми, –

Беркут или сом, –

Видно, неспроста проворачивалось время

Зрячим колесом.

Тридцатью двумя чудотворными путями

Мудрости Твоей

Шествовали мы зачарованно, и сами

Делались мудрей.

В жизни две зари равноценные, и обе –

Завтра как вчера.

Выдай нам чертеж совпадений и подобий,

«Сефер Йецира»!

Звезды расшифруй, сохрани от равнодушья

Эти облака!

Будет нам юдоль, будет хижина пастушья,

Наигрыш рожка;

Будет сон-трава, златорунная отара,

Теплая доха...

Вера от любви. Одиночество от дара.

Горечь от стиха.

 

* * *

                  Александру Торговникову

 

Перед ударом молнии плашмя –

О, не спасуй! – и навзничь выстой:

Тревожно теребя молитву «Шма»

Под причет мушмулы ветвистой.

Коварно близится Сезон Скорбей

С повадкою золоторотца.

И древний египтянин скарабей

В машинке пишущей скребется.

Россия крестится: вершится суд

Наездником на пьедестале;

Просвирки рыхлые – ужель они спасут

От просверков дамасской стали!..

Россия крестится. Израиль спит,

Пресыщенный чревоугодьем.

И над долиною грохочущих копыт

Прострится ль длань Его к поводьям?..

Но вот полпятого – как фа диез

Той ночи средиземноморской,

В которой горло прочищает бес,

Клубясь над пепельною горсткой.

Из Яффо грязного опять вопит мулла,

Науськивая правоверных.

И местечковою вещуньей мушмула

В глубоких крючится кавернах.

 

Уличный музыкант

 

Ночь готическою готовальней

По брусчатке сомкнет эмпирей,

И чем купол мечети овальней –

Тем заточка часовни острей.

Черный флаг на краю волнореза

Опоясают сумрака рвы –

До утра сняв обеты с железа,

Не купаться в кипящей крови.

Из фалафельных и ювелирен

К «мерседесам» потянется люд;

Марокканец, девически жирен,

Нам пропишет российский галут.

Вот и здесь не выносят нас на дух,

Старый Яффо убраться велит;

В затрапезных его колоннадах

Угнездился скрипач-инвалид.

На Крещатике прежде пиликал –

А теперь запрягает «Гоп-стоп»

Детворе, что под видом каникул

Зачастила в соседний секс-шоп.

Строчкогон из одной газетенки

Уж состряпал о том репортаж:

Дескать, вьется смычок его тонкий

Средь блошиных глухих распродаж…

Не способны газетные врезки

Ни осмыслить, ни выразить вслух –

Что такое страдать по-еврейски,

Укрепляя мелодией дух.

Рев толпы златоцепной нахрапист,

Резво шекели в лапах звенят, –

А старик, попадая в анапест,

Развлекает нахальных щенят.

Вдруг, поддев острием канцонету,

Улыбается он: се ля ви! –

И привносит в нелепицу эту

Просветленные «Муки любви».

Выплеск сердца – не с бухты-барахты:

Смерть – и та ведь красна на миру.

Да услышат прибрежные яхты

Стон расстрелянных в Бабьем Яру!

Так сыграй же им Крейслера, Брамса,

Горсть созвучий сквалыгам вручи –

И спасительным нимбом обрамься

В старояффской лотошной ночи!

 

* * *

 

                              Анне Григорьевой

 

В распутство крючкотворами ведома

Толпа отступников-сквалыг,

Что сыплет самоцветами Эдома –

Творенье пробуя на клык.

И ей смешон завороженный выклик

Предощущающего крах,

Покуда флот языческих энциклик

Дрожит на ветхих якорях.

И вновь гвоздями начиняют бомбы

И распинают мой народ:

Чтоб он ушел однажды в катакомбы –

К Бар-Кохбе под угрюмый свод…

Открой нам светозарное слиянье,

Провидческая правота,

Настропали другого – если я не

Игрок в те райские врата!

Ведь даже если на слове поймают

И на мякине проведут –

Пророк возьмет у вечности тайм-аут

И выплетет из сердца жгут.

И будет ропот алчности исхлестан,

Повержен златорогий китч,

И преклонятся Гейдельберг и Бостон

Пред истиной высоких притч!

 

* * *

Израиль! И ново ль окно

В Европу – со всхлипами рамы,

Враждебными сжатой мирами, –

На вольное льноволокно?

Нить водоросли, рапортуй:

Впервые ли это латанье

Подлодкой-иглой стеклоткани

В блокадном, с наперсток, порту?

А ты, русскогрезящий ум,

Кронштадтской маши бескозыркой –

И в море метафоры зыркай,

Как бычий пузырь, наобум!

Из гулких дворцов удалясь,

За мнимое сходство не ратуй, –

Ты чаял: с петропольских статуй

В скафандре отлит водолаз.

И, джезвой утюжа песок,

Твой зрак постигал, как пучина

Заваривает капучино, –

Покуда вконец не иссох...

Алмазом хрусталик надрежь

И сбей крестовины со створок

Столетья – чей пепельный морок

В сознанье маячил допрежь.

Замазку нам класть суждено

На все эти распри о брешах

Средь мытарей, пусть приобретших

Не дом – так хотя бы окно...

Скорее, фасад, возникай –

И в глубь застекленного взгляда

Буравься, веков анфилада,

Воительница сквозняка!

 

 

Новогоднее проклятье

 

Настает пророческая эра –

Над тобой, о повелитель крыс,

Клинописью Древнего Шумера

Рой бомбардировщиков завис!

 

Чаял ты, из-под берета зыря:

Ойкумена ойкнет и падет

С трепетом повинного визиря,

Предвкушающего эшафот.

 

Зелье смертоносное припрятав,

Сабелькой помахивал кривой...

Ярусам фальшивых зиккуратов

Верноподданный мирволил вой.

 

Все б строгал подобные шуарме

Ты ряды своих свирепых войск,

Но у Г-спода не меньше армий –

Оттого лицо твое как воск.

 

Полно, не удастся Гильгамешу

Сокрушить летучего быка!

Я поклон чудовищу отвешу –

Лишь бы был ты втоптан на века.

 

Мы увидим гибель Вавилона –

Не за то, что в небо он шагнул,

А за то, что им самовлюбленно

Правил жадный, глупый Вельзевул.

         6 сентября 2002 г., Рош а-Шана

 

Абулафия

 

Переливчатый и переликий –

Мне Твой мир привиделся во сне...

Жаждал я сближению религий

Царственно способствовать извне.

С той поры, как дальше Сент-Жан-д’Акра

Не пустили рыцари меня,

Озарилась головная чакра

Искрами бенгальского огня.

Аврааму, сыну Самуила,

Недоступен Иерусалим –

Но дана магическая сила

Упиваться Именем Святым.

Я в узоре звездчатом тантрийском

Прозревал могучий алфавит,

Подстрекаем сумеречным риском,

Ангельским томлением увит.

Не терпелось с Николаем III

Разрешить столетье от невзгод:

Чаял я, что мы достойно встретим

С папою еврейский Новый год...

То была неслыханная ересь,

Мессианская лихая блажь,

Но – собрать колена вознамерясь –

Верил я: меня Ты не предашь!

Побледнев, понтифик иноверца

Приказал изжарить поутру –

И скончался от разрыва сердца,

Не узнав, легко ли я умру.

Вопли кардиналов: «О Мадонна!»

Помешали развести костер,

Но с дощечки Тетраграмматона

Я в угрюмом карцере не стер.

И теперь, затворником на Мальте,

Умоляю: властью облеки!

Факелами с неба просигнальте

Воеводе, стройные полки!

Не имам, не пламенный пресвитер –

Я, однако ж, выступлю в поход

При поддержке двадцати двух литер

И предвечных десяти сфирот!

 

 

Еретик

 

За веру, за веру святую

На дыбу я вздернут судьбой:

За то, что я строки целую,

Внушенные древле Тобой!

За то, что врывался придурком

Тогда на ученый совет,

И пел титулованным уркам

Из «Хава нагилы» куплет;

За то, что избил негодяя

И разоблачил стукача:

О будущности не гадая –

Рубя без оглядки, сплеча,

Сановникам или старшинам

Дерзя на ковре и в строю –

Пытавшимся общим аршином

Измерить отвагу мою;

За то, что я лишь беззаботней

Мотивчик насвистывал свой –

Один на один с черной сотней,

С коричневой подлой чумой,

С исламским звериным террором

И трусостью братьев моих –

Не внемля ничьим уговорам,

Смягчить свой воинственный стих!

За то, что в печах Вавилона,

Миcах, Авденаго, Седрах

Держался и я непреклонно, –

Не дайте развеять мой прах!

За веру святую, за веру,

Которой в толпе подпевал

Ни идолу, ни лицемеру

В угоду я не предавал;

За то, что психушки, побои,

Разлуки с родными людьми

Лишь крепче связали с Тобою –

Меня и услышь, и пойми!

По вере воздай мне, по вере,

За все непотребства прости...

Сиона прекрасные дщери,

Лелейте мой пепел в горсти!

 

 

Игра игра

 

Коли игры вступили в игру –

Кто фигуры расставил?

Я хвалился, что ключ подберу

К сочетанию правил.

Ты плевался и клял разнобой,

И в пылу комбинаций

Нам не токмо ферзями – судьбой

Довелось обменяться.

 

То ли партия не удалась,

То ли белые пятна

Разъедали следимую связь

Чересчур безвозвратно,

Но в период меж двух мировых

Проницательным венцам

Так взалкалось удара под дых –

Что разверзся Освенцим...

 

Ты не Дьявол, и я не Г-сподь,

Коли бешеной пешке

Всех дано было перемолоть,

Превратить в головешки.

Чем в азартные игры играть

С целокупной природой –

Распусти изможденную рать

И страстей не расходуй!

 

В проповедники поздно идти,

В полководцы не вышел.

Кто любви отрезает пути –

Тот себя не услышал!

В вычисленьях спасения нет.

Мир запутался в играх.

Из-за тучи сверкнет то ли зет,

То ли икс, то ли игрек...

 

А у входа в аббатство устав

Проверяет таможня.

И, дрожа среди шелеста трав,

Ты лепечешь тревожно,

Пресловутый трактат истрепав,

Проглотив его за день:

«Витгенштейн, к сожалению, прав –

Человек беспощаден».

 

 

Актуальный триптих

 

1.

 

Не просто век антиутопий –

Кромешный сюр по всей земле:

Погромы христиан в Европе,

Гастроли фюрера в Кремле;

Имплантами торгует Ева,

С Адамом в брак вступает Змий...

И Моисей, в порыве гнева,

Выводит заповедь: «Убий!»

 

2.

 

Мракобесы, до россказней падкие,

Куролесили, веря порой

В левитацию лекаря Цадкии

И полеты над Лысой горой.

От бубонов спасаясь бесчинствами,

Флагеллантовы факелы жгла

И моргала очами пречистыми

Непроглядная готская мгла.

А сегодня – кому и зачем они,

Эти пылкие речи, сдались?

Врубишь ящик: там демон на демоне,

Вверх по трапу – и далее, ввысь!

Белой расе арабы с арабками

Поставляют пилотов с лихвой...

И печально на это карабканье

Смотрит Цадкия, чудом живой.

 

3.

 

Мутится европейский разум

От непредвиденных растрав,

Пыхтит в тоннеле черномазом,

На полувыводе застряв.

Софистикою сыт по горло,

Казавшейся как дважды два,

К завалу подбирает сверла

И к эпитафии – слова.

Не пробуравить гору эту,

Покуда камнепада жуть

По направленью к Магомету

Ее стремится развернуть;

Покуда на вершине ветви,

Родясь от общего ствола,

Спешат анафеме и фетве

Его предать – и все дела.

Лишь корни обладают силой

Разрушить вековой гранит.

Покайся же, рассудок хилый,

И вспомни, кто тебя хранит!

 

 

Заповедь Гилеля

 

Дрожали Иродовы камни,

Когда мятущийся злодей

Вослед казненной Мариамне

Отправил собственных детей.

Театры, термы, цитадели

С тех пор занесены песком,

И лишь к учению Гилеля

Дух человечества влеком!

Любовь, границы раздвигая,

Попрала ненависти прах:

И есть ли заповедь другая,

Что нам дарована в веках?

Так прилетал священный ибис –

И, взмаху винноцветных крыл

Сей миг покорствуя и зыбясь,

Вольготно разливался Нил.

  добавить комментарий

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.