[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2008 ТЕВЕТ 5768 – 1(189)
ЯЙЦА ВКРУТУЮ
Михаил Горелик
В новой рубрике мы приступаем к публикации текстов, продолжающих книгу Михаила Горелика «Разговоры с раввином Адином Штейнзальцем».
Берл Локер
– Один мой родственник возглавлял ешиву во Франции. Он жил в своем мире, не слишком обращая внимание на окружающее. Однажды он впервые увидел, как мальчишки играют в футбол.
– А что, раньше никогда не видел? Как это он умудрился?
– Это проще, чем вам кажется. Даже если и видел, то не обращал внимания, а тут обратил. Он сказал: я не понимаю, что происходит: приложив столько усилий, чтобы завладеть мячом, мальчик спешит от него избавиться. В чем тут смысл?
– В России есть популярная детская книжка «Старик Хоттабыч». Хоттабыч, джинн в человеческом образе, впервые видит футбол, подобно вашему родственнику, недоумевает и, по доброте душевной, пожалев бьющихся за дефицитный мяч игроков, материализует мячик для каждого: пусть не мучаются. Забавное совпадение: джинн, просидевший в бутылке полторы тысячи лет, смотрит на игру с тем же недоумением, что и раввин – наш современник. Та же дистанция.
– Действительно похоже. Людям из разных культурных миров трудно понять друг друга. То, что одним представляется само собой разумеющимся, другим непонятно, они интерпретируют увиденное совершенно неправильно.
Я как-то участвовал в дискуссии, посвященной взаимопониманию религиозных и нерелигиозных. Один из участников вспомнил историю, героем которой был Берл Локер[1]. К религии он относился отрицательно, охотно это демонстрировал, это было всем известно. Однажды приятель, встретив его в кошерном кафе, спросил: «Как, и ты здесь? Что ты здесь делаешь? Что ты можешь здесь есть?» Локер ответил: «Крутые яйца».
Реакции, на которую рассчитывал рассказчик, не последовало. Почти никто не засмеялся. Шутка осталась непонятой.
– У Марка Твена, кажется, есть рассказ, где автор пытается объяснить редактору, почему то, что он написал, смешно, в чем тут соль. Редактор, несмотря на все старания автора, не понимает. В конце концов разгневанный автор убивает его. И поделом. Вы не могли бы как-то эти крутые яйца прокомментировать? Если, конечно, это не слишком опасно.
– Объяснять шутки – неблагодарное занятие, но я попробую. Для человека, не придерживающегося кашрута, не существует ограничений: он может есть что угодно и где угодно. Кошерное кафе не отличается в этом отношении от любого другого. Между тем единственное, что может позволить себе еврей, соблюдающий традицию, в некошерном кафе, – нечищеные крутые яйца. Все остальное заведомо некошерно и потому запрещено. Приятель Локера иронически инвертирует ситуацию, представляя дело так, что Локеру, как противнику кашрута, запрещено все кошерное. Во всяком случае, отказ от кошерного должен стать символическим знаком его отвращения к еврейской традиции. Локер сходу подхватывает шутку и, повышая градус абсурда, придает ей законченную форму: некошерным в кошерном кафе оказываются именно яйца вкрутую.
Остроумие осталось невостребованным. А ведь понимание шутки не только индикатор чувства юмора, но и чувствительный индикатор принадлежности к общему культурному полю.
– Хорошая история. Из нее следует, что разность во взглядах и жизненной практике не препятствие для понимания, если только у людей есть общий культурный и социальный опыт.
– У рассказавшего эту историю, – а он тоже не был религиозным, – как и у Локера, как и у многих людей старшего поколения, было базовое еврейское образование – у подавляющего большинства тех, кто придерживается сегодня секулярных взглядов, его нет. Поэтому анекдот не прозвучал. Рассказчику не пришло в голову, что аудитория его не понимает, он полагал, что говорит об общеизвестных вещах – и промахнулся. Проблема диалога – время от времени проверять, есть ли коммуникация. Это как по телефону: ты еще говоришь с собеседником – или уже с пустотой. Если обсуждаются практические вещи, проверить наличие коммуникации довольно просто, если философские – достаточно затруднительно. Когда я бросаю палку и собака ее приносит, у меня нет сомнений, что она меня поняла: результат налицо.
– Но когда собака ее не приносит, это вовсе не значит, что она вас не поняла. Может быть, она просто не хочет ее нести.
– Вот видите, проблема может возникнуть даже в простом случае. Диалог основан на вере, что между его участниками есть резонанс. Резонанс может быть полным, может быть частичным, а может вообще отсутствовать. «До» на флейте и «до» на скрипке – разные «до». Тембр иной, обертоны. И в диалоге то же самое.
Когда я обращаюсь к собеседнику, я исхожу из допущения, что он меня понимает, что он извлекает из моих слов именно тот смысл, который я в них вкладываю. Речь идет совсем не о взглядах. Человек, к которому я обращаюсь, может быть тысячу раз со мной не согласен, но он должен, как минимум, понимать, что я ему говорю, – иначе разговор бессмыслен, или в значительной мере бессмыслен. Подлинное несогласие предполагает высокую степень взаимопонимания.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
[1] Берл Локер (1887–1972) – израильский общественный и политический деятель, один из лидеров социалистического сионизма. В 1951–1956 годах возглавлял Еврейское агентство в Иерусалиме.