ДРЕВНОСТИ» АГНОНА: ОТ АПОЛОГЕТИКИ К КРИТИКЕ

[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ФЕВРАЛЬ 2007 ШВАТ 5767 – 2 (178)

Древности» Агнона: от апологетики к критике

Борис Котлерман

Один из самых значительных ивритских писателей XX столетия, лауреат Нобелевской премии Шмуэл-Йосеф Агнон (наст. фамилия Чачкес, 1888–1970), родившийся и выросший в галицийском местечке Бучач, посвятил львиную долю своего творчества польскому еврейству. Особое место в этом контексте занимают 16 коротких рассказов под общим названием «Польша: сказания» (). Фольклорно-легендарная основа этих рассказов уходит своими корнями в средневековую еврейскую историю, однако, под пером Агнона легенды эти постепенно превратились в аллегорические притчи «надисторического» характера. Постепенно – поскольку каждый рассказ из этого корпуса подвергался тщательному процессу переработки и редакции на протяжении нескольких десятков лет, как это свойственно Агнону вообще. Сравнительный анализ разных вариантов одного и того же рассказа позволяет заглянуть в творческую лабораторию писателя и познакомиться с его манерой работы с определенными нарративами. В качестве наглядного примера возьмем рассказ «Древности» (), открывающий «польский» корпус хронологически как в отношении сюжета (приход евреев в Польшу), так и в отношении последовательности написания, – именно этим рассказом Агнон положил начало «Польским сказаниям» в 1916 году.

У рассказа «Древности» имеются четыре основные версии, первая из которых была опубликована в Берлине в переводе на немецкий язык в 1916 году под названием Erste kunde (Первая весть) в сборнике Das Buch von den polnischen Juden (Книга о польском еврействе), вторая, на иврите (как и все остальные версии), под названием «Польша» – в 1920 году, третья – уже как «Древности» – в 1925 году и последняя – в «Собрании сочинений» писателя 1931 года.[1]

Первое, что следует отметить при сравнении версий, – это факт переименования рассказа с «Польши» на «Древности», отражающий как сознательное нарушение Агноном хронотопа легенды, так и значительную временную и пространственную трансформацию самого рассказа. Этой трансформации способствовали и некоторые другие изменения, внесенные писателем в первоначальную версию рассказа. Например, в качестве эпиграфа Агнон использовал цитату из «Плача» главы раввинского суда в Меце во второй половине XVII века р. Моше а-Коэна: «О благородная Польша, с древних времен украшает тебя Тора – со дня отхода Эфраима от Иудеи». В ранней редакции еще указано имя автора «Плача», бежавшего из Польши от погромов Хмельницкого, однако в «Собрании сочинений» 1931 года Агнон вычеркивает эту информацию, дающую определенную ориентацию во времени и в историческом контексте (казацкое восстание 1648 года). Кроме того, в первой, немецкой версии указано, что ашкеназские евреи пришли в Польшу из «Страны франков» (Frankenreiche, т. е. из государства Карла Великого). Эта историческая деталь также исчезает в последующих версиях. Таким образом, последовательно убирая конкретику, Агнон значительно углубляет временную перспективу буквально до «дня отхода Эфраима от Иудеи»,[2] усиливает легендарный аспект и выводит историю евреев Польши не только за рамки конкретного исторического свидетельства, но и далеко за пределы сюжета самого рассказа.

Согласно бытовавшему в Польше преданию, приход ашкеназских евреев в Польское королевство был результатом Б-жественного откровения. Писатель и историк Гершом Бадер, например, патетически рассказывает о мигрантах, якобы услышавших в щебетании птиц Польши ивритское «по-лин» – «ночуйте здесь».[3] Другой историк, Бер Марк, приводит легенду о некоем еврее, который бежал в Польшу и услышал голос с небес, говорящий «здесь ночуй пока не поднимешься в Землю Израиля».[4] Агноновский текст поначалу вовсе не противоречит традиционному апологетическому подходу, призванному объяснить «предопределенность» выбора Польши для нового еврейского поселения, однако, более поздние версии рассказа представляют эту «предопределенность», то есть сам факт «божественного откровения», уже в ином ракурсе.

Еврейскую этимологию «Полин» Агнон упоминает в первой, немецкой версии, с оговоркой: «И есть такие, что верят, что и у имени этой страны святое происхождение: язык Израиля». Во второй версии «такие, что верят» превращаются в более компетентных «толкователей записей». В конце концов и эта оговорка исчезает, и объяснение прихода в Польшу трансформируется в прямое обращение к Всевышнему «Собрания Израиля» (), то есть всего национального коллектива: «Сказало собрание Израиля Всевышнему, да святится Имя Его: Г-споди, если не пришел еще час спасения, ночуй здесь с нами в ночь этого изгнания, пока не поднимешь нас в Землю Израиля». Коннотация «Полин» меняется: не евреи будут там «ночевать»; это они просят Всевышнего побыть с ними до тех пор, пока не придет час избавления. В этой связи создается впечатление, что Агнон рассматривает еврейское поселение в Польше в рамках понятия «голус (изгнание) Шехины», объясняющего в Вавилонском Талмуде египетское и вавилонское изгнания: «рабби Шимон бен Йохай говорит: приди и посмотри, как любимы сыны Израиля Всевышним – в любом месте их изгнания Шехина с ними... Египетское изгнание – Шехина с ними... Вавилонское изгнание – Шехина с ними».[5] Однако такое прочтение, очевидное на первый взгляд, вызывает сомнение при более глубоком анализе агноновского текста. Так, в версии 1920 года наряду с термином «Полин» («Ведь почему дали ей имя “Полин”? Ибо так сказал Израиль по приходу его в эту землю: “По лин” (), здесь ночуй, говоря: здесь будем ночевать пока не удостоимся подняться в Землю Израиля») употребляется и топоним «Полания», принятый по отношению к Польше в иврите начала прошлого столетия («упала записка с неба: идите в Поланию!») В версии же 1931 года «Полания» бесследно исчезает: оттачивающий каждое слово Агнон не желает неправильного прочтения, поскольку и термин «Полания» можно интерпретировать сакрально, как «по лан я» (), – здесь ночует Всевышний. Однако в отличие от заложенной в такой интерпретации констатации факта, что Шехина, Б-жественное присутствие, находится на польской земле, евреи у Агнона лишь просят Всевышнего остаться с ними, но нигде не сказано, что Всевышний отвечает согласием.

Ашкеназские беженцы «Древностей» уже в первой версии натыкаются на следы более древнего еврейского присутствия в Польше: «...нашли они лес, растящий деревья, и на каждом дереве вырезано по трактату, из трактатов Талмуда. Лес тот – лес Кавчин, что недалеко от Люблина». В трех ранних версиях эти трактаты евреи встречают «по пути их из Страны франков», а в последней – уже будучи в Польше. Кажется, и здесь и там – еще один веский аргумент задержаться именно в Польше. Но тогда в чем смысл пространственного уточнения? Судя по всему, меняющееся отношение писателя к факту древнейшего еврейского присутствия в Польше находит объяснение в форме написания названия леса: из Кавчина () в первых трех версиях он к четвертой версии превращается в Кабцин (). Если в первом случае Агнон просто транскрибирует еврейскими буквами немецкое название конкретного леса Kawczin или польское Kaweczyn [6], то во втором случае явно ощущается насмешка над этим сомнительным открытием бедных духом людей (кабцаним, нищие), нуждающихся в оправдании своей задержки в Польше, якобы по пути в Землю Израиля. Здесь и смысл вышеуказанной трансформации: если раньше евреи Агнона узнавали о присутствии своих предков на пути в Польшу и, осев там, закономерным образом возрождали древнюю традицию, то теперь они нуждаются в аргументации своего нахождения в Польше уже будучи там.

Описывая конкретные мифологические события, Агнон создает «священное литературное пространство», по терминологии философа Мирчи Элиаде. Территория Польши наполняется еврейской историей – трактаты на деревьях, название страны и т. п., – усиливая тем самым престиж польского еврейства. Однако последовательная трансформация легенды, проделанная Агноном, отрывает ее от конкретики, стремясь к определенной архетипизации: везде и во все времена повторяется одна и та же история. В этой точке – переход от характерной апологетики и романтики «Польских сказаний» в их первичной редакции, присущих как уже упомянутому Бадеру, с которым Агнон юношей работал во львовской газете в 1907 году, так и буберовскому кружку, близкому Агнону во время его довольно длительного пребывания в Германии, к более критическому взгляду вторично репатриировавшегося в Землю Израиля в 1924 году писателя на польское еврейство и на еврейство вообще. В результате польское еврейство, гордящееся своей древней историей, превращается в общину, ищущую в собственной истории оправдание для продолжения своего изгнания. В систематическом стремлении от конкретного к архетипическому, от исторического к легендарному, от фактологического к притчевому, от близкого прошлого к прошлому отдаленному Агнон открывает глубочайшую перспективу: польское еврейство как архетип любого еврейского сообщества, находящегося в голусе и страдающего от всего комплекса проблем, связанного с этим состоянием.

Конечно же помимо диахронного анализа развития данного рассказа в течение полутора десятка лет необходим и анализ синхронный, выявляющий скрытое цитирование и раскрывающий параллельные контексты. Приведенный ниже перевод окончательной версии рассказа дает некоторое представление об агноновском «гипертексте».

Древности

О благородная Польша,

с древних времен украшает тебя Тора –

со дня отхода Эфраима от Иудеи [7]

(Плач).

Эта история – предание от наших праотцев, взошедших в Польшу. Видели сыны Израиля, что гонения всё не прекращаются и новые беды приходят, и кабала растет, и нечестивая власть несет притеснение за притеснением, так что не было уже у них силы противостоять врагам [8] Израиля. Остановились они на путях своих, гадая о стезях вечных: где тот путь, по которому им идти, чтобы найти покой душе своей?[9] Тут упала записка с неба: идите в Польшу! И пошли они, и пришли в страну Польскую,[10] и поднесли царю гору золота. И принял их царь с большим почетом. Сжалился Всевышний над ними и дал им милосердие [11] царя и сановников.[12] И разрешил им царь расселиться по всем землям его царства и торговать по всей стране в длину ее и ширину,[13] и служить Всевышнему по обычаям их веры. А царь – щит для них [14] от всех притеснителей и врагов. И жил Израиль в безопасности [15] в Польше в течение многих дней. И наложили они руки свои [16] на торговлю и на ремесла. И Всевышний послал им благословение [17] и благословил их в этой стране. И распространилось имя их между народами.[18] И вели они торговлю с соседними странами и еще чеканили монеты. Те самые монеты, на которых выбито: «Мешка царь Польский» или «Меше круль Польски». Жители Польши называют царя «круль».[19] И было: будучи в этой стране, нашли они лес, растящий деревья,[20] и на каждом дереве вырезано по трактату из трактатов Талмуда. Лес тот – лес Кабцин, что недалеко от Люблина. И сказали они друг другу: вот, пришли мы в страну, в которой жили наши праотцы издревле. Не потому ли нарекли ей имя [21] «Полин»? Сказало собрание Израиля Всевышнему, да святится Имя Его: Г-споди, если не пришел еще час нашего спасения, «по лин», ночуй здесь с нами в ночь этого изгнания, пока не поднимешь нас в Землю Израиля.

Перевод с иврита

Бориса Котлермана

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail: lechaim@lechaim.ru

[1] Ш.-Й. Агнон, «Польша, древние сказания», а-Ткуфа 5, 1920; Ш.-Й. Агнон, «Польша, сказания». Тель-Авив : 1925; Ш.-Й. Агнон, «Польша, сказания». Эти и те. Тель-Авив : 1931 (на иврите).

[2] Упоминание колена Эфраима поэтически обозначает древность еврейского поселения в Польше, якобы восходящему к тому времени, как после смерти царя Соломона, в начале Х в. до н. э., десять колен во главе с эфраимлянином Яровамом бен Неват отложились от иудейских царей (Цар I (III), 12).

[3] G. Bader, Draysik doyres yidn in poyln. Нью-Йорк : 1927, pp. 2–3.

[4] Марк объясняет эту легенду добрым приемом, который оказали феодальные правители Польши еврейским беженцам из Германии. B. Mark, Di geshikhte fun yidn in poyln. Варшава : 1957, p. 190.

[5] Мегила, 29а.

[6] См. о легендах, связанных с этим местом – Х. Бар-Ицхак, Польша – легенды о начале. Тель-Авив : 1996, с. 43–44 (на иврите).

[7] Ср. «...дни, каких не бывало со дня отхода Эфраима от Иудеи» (Ишаяу, 7:17). Здесь и далее выделение переводчика, показывающие скрытое цитирование.

[8] Ср. «...и не будет у вас силы противостоять врагам вашим» (Ваикро, 26:37).

[9] Ср. «Так сказал Г-сподь: остановитесь на путях (ваших) и оглядитесь, и расспросите о путях древних: какой путь лучше? – и по нему ступайте, и найдете покой душе своей» (Ирмияу, 6:16).

[10] Ср. «И пришли они в страну Гошен» (Брейшис, 46:28).

[11] Ср. «И дал Он им милосердие всех пленивших их» (Теилим, 106:46).

[12] Ср. «И сказал Мемухан пред царем и сановниками» (Эстер, 1:16).

[13] Ср. «...пройди по этой стране, в длину ее и ширину...» (Брейшис, 13:17).

[14] Ср. «А Ты, Г-споди, щит для меня...» (Теилим, 3:4).

[15] Ср. «И будет жить Израиль в безопасности...» (Дворим, 33:28).

[16] Ср. «...не наложил он руки своей на собственность ближнего своего...» (Шмойс, 22:10).

[17] Ср. «Я пошлю вам благословение Мое...» (Ваикро, 25:21).

[18] Ср. «И распространилось имя твое между народами...» (Иехезкел, 16:14).

[19] Ср. «Жители Цидона называют Хермон Сирьоном...» (Дворим, 3:9).

[20] Ср. «...рощи, растящие деревья» (Коелес, 2:6).

[21] Ср. «На то ли нарекли ему имя Яаков...» (Брейшис, 27:36).