[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  ФЕВРАЛЬ 2007 ШВАТ 5767 – 2 (178)

СадагорскаЯ династиЯ

Самуил Городецкий

Продолжение. Начало в № 1, 2007

ИзреЧениЕ и беседы рабби Исроэла Ружинского

Подобно всем цадикам, рабби Исроэл в известные сроки вел религиозные беседы («говорил Тору») в собраниях хасидов, но эта сторона его деятельности была очень слабо развита. Современники из нехасидских кругов утверждают, что познания его были скудны. Хасидская легенда, конечно, утверждает противное. Старый цадик из Апты будто бы говорил, что ангел, который пред рождением ребенка – по талмудическому сказанию – дает ему щелчок по щеке и тем заставляет его забыть все усвоенные на Небе истины, забыл сделать это по отношению к Исроэлу Ружинскому, а потому последний помнит всю Тору, которую знал еще «во чреве матери». Сын ружинского цадика, рабби Авроом-Яаков из Садагоры, также свидетельствует, что поучения его отца отличались необычайной глубиной и что эти глубокие идеи не увековечены в печати именно потому, что они слишком субтильны и «улетают вверх», улетучиваются.

Рисунок синагоги в Погребище на родине рабби Исроэла Ружинского.

Мы, конечно, не можем здесь судить о миросозерцании рабби Исроэла по его «улетучившимся» мыслям; но то немногое, что от него осталось или, точнее, что от его имени передают потомки, ибо сам он ничего не писал и не печатал, свидетельствует скорее о поверхностном, чем о глубоком мышлении. Автор повторяет только обычные хасидские афоризмы; он избегает отвлеченных теософических рассуждений, занимающих столь видное место в писаниях его прадеда рабби Довбера и учеников последнего; его изречения вращаются преимущественно вокруг двух тем: Б-гослужение и цадик.

Служить Б-гу надо, конечно, путем душевной бодрости, а не сокрушения, – этот бештовский афоризм был особенно дорог ружинскому духовному сановнику. «Постники (аскеты) вредят не только своему телу, но и своему духу». Когда однажды аптский цадик приказал народу поститься в известные дни, рабби Исроэл позвал своих музыкантов и увеселял себя игрой. Однажды, гласит легенда, хасиды спросили рабби Исроэла: каков истинный путь служения Б-гу? Он ответил им следующей умной, но двусмысленной притчей. У одного царя были два друга, которые за какое-то преступление были осуждены на казнь. Желая спасти их от смерти, царь прибег к испытанию «судом Б-жиим»: он приказал, чтобы протянули веревку над рекою, от одного берега до другого, и если осужденные пройдут по этой веревке, не упав в воду, то они освободятся от казни. Первый из осужденных прошел по веревке благополучно. Когда настала очередь второго, он крикнул своему товарищу: скажи мне, друг мой, как ты ухитрился пройти по веревке, и я тоже так сделаю! Тот ответил: как это сделать, не знаю; знаю только одно: когда я, идя по веревке, склонялся в одну сторону, я мгновенно отклонялся соответственно в противоположную. Значит, надо балансировать.

Культ цадика, достигший в ту эпоху своего расцвета, был главной темой «бесед» рабби Исроэла. По его учению, свята не только душа цадика, но и тело его, ибо оно очищено, освящено духом. «Тело цадика связано с его душою, душа – со сфиройс (Б-жественными эманациями), а сфиройс – с Бесконечным, с душою всех миров». Единение цадика с Б-гом не прерывается ни на одно мгновение. Два пути ведут к этому единению: есть цадики, общающиеся с Б-гом только лишь путем молитвы и учения; но есть и такие, которые служат Б-гу и «среди удовольствий мира сего». Цадик второго разряда иногда навлекает на себя нарекания; но в действительности он-то и есть настоящий праведник: «это ступень мира сокровенного». «Нынешние цадики, – говорит рабби Исроэл, намекая на себя, – не могут сравниться с прежними в ревностном изучении Торы, днем и ночью, и тем не менее им открыты тайны Торы и основы ее, и они могут учить своих последователей истинам служения Б-гу».

Цадик есть «светоч мира»; через него изливаются свыше все блага на землю, через него питается и живет народ. Если же сам цадик стеснен в пользовании земными благами, то и влияние его ограничивается. А потому цадик «должен быть обставлен богато, дабы усилить излияние благ народу». Этим рабби Исроэл Ружинский явно хотел оправдать свою любовь к богатству и пышную обстановку и побудить хасидов к дальнейшим щедрым приношениям. В свое оправдание он мог ссылаться на двух своих предшественников из потомства Бешта: Боруха Меджибожского (Тульчинского) и Нахмана Брацлавского. Первый утверждал, что цадик, получающий от своих хасидов много денег, занимает в небесных сферах более влиятельный пост; второй находил, что «чем больше покоя и удовольствия доставляют цадику в его домашнем обиходе, давая ему возможность жить в богатстве и почете, тем более возвеличивается его душа и создается спокойный приют для духа Б-жьего».

Евреи Галиции. 1813 год.

В частных своих беседах рабби Исроэл очень любил говорить о себе и своем значении. Он считал себя духовным представителем всего хасидского мира, а не только определенной группы хасидов. «Мои хасиды, – говорил он, – разбросаны по всему миру, ву из гефинд цих эйн эрлихер ид – из эр мимейле майн (где только есть благочестивый еврей, он уже непременно мой)». Влияние ружинского цадика простиралось через хасидов, которые ездили к нему на поклон, на всех нехасидов и даже свободомыслящих. «Вот идет ко мне хасид, а по дороге встречает карету, в которой едут “немцы” (дайчн, евреи-вольнодумцы); карета едет в том же направлении, куда он идет, и он вступает в сделку с “балаголой” (возницей), чтобы тот посадил его на козлы и подвез. Но вот наступает время молитвы “Минха” (предвечерней), хасид сходит с повозки и приготовляется к молитве, а “балагола” вынужден остановиться и ждать, пока он окончит. Сидящие в карете кричат: “...Чего стоишь!” – ибо они спешат и огорчены остановкой. Но в этом и заключается их искупление».

Про Бешта легенда говорила, будто его душа принадлежала к тем первобытным душам, которые не были запятнаны грехопадением Адама и не отведали от Древа Познания. Нечто подобное говорил рабби Исроэл Ружинский о своей душе. Когда его спросили, почему он не соблюдает сроков ежедневных трех молитв, он ответил: «До искушения змия не было определенного срока для молитв; можно было молиться в течение всего дня. После грехопадения атмосфера сгустилась, но явились патриархи и очистили ее. Авраам установил срок утренней молитвы, Ицхак – предвечерней, Яаков – вечерней. При Синайском Откровении народ снова поднялся выше “сроков”, а после греха золотого тельца произошло новое падение, и люди великого собора ограничили молитву сроками. Но душа праведника, которая не была прикосновенна ни к греху змия, ни к греху золотого тельца, не ограничена сроками: она выше сроков». Такую душу рабби Исроэл приписывал себе. В другой беседе он пояснял ту же мысль примером. Царь назначает определенные часы для приема своих слуг, являющихся к нему с личными просьбами. Но разве будут назначены сроки для тех, кто является к царю по его собственным или государственным делам? По царским делам можно являться к царю во всякое время.

Из этих изречений и притч мы видим, что рабби Исроэл считал себя, или выставлял перед другими, натурой исключительной, цадиком высшего ранга. Когда его спросили, почему он не едет в Святую Землю, по примеру рабби Мендла Витебского и других цадиков, он гордо ответил: «Если б я приехал в Землю Израильскую, меня спросили бы: а почему ж ты сюда приехал без своих евреев?» Он – потенциальный духовный вождь всех хасидов – должен прибыть в землю предков со всей своей армией, а не с маленькой свитой…

Иногда рабби Исроэл заходил еще дальше и намекал, что он и есть ожидаемый мессия. Когда его спросили, почему все цадики говорят о конце голуса, а он молчит, он загадочно ответил: когда «“мехутоны” (сваты) собираются на бракосочетание своих детей, принято, чтобы “мехутоны” говорили, а “хосн” (жених) молчал…» Многие тогда верили, что ружинский цадик есть «грядущий мессия, который откроется, если поколение будет достойно этого».

Однажды он сказал: «Есть люди, которые спрашивают: чем я гутер ид (“добрый еврей” – народное название цадика. – С.Г.)? По правде же я не гутер ид; я – ничто, я знаю свое место; я только хочу правды. Но кто против меня говорит,– все равно что говорит против Б-га; эр вет вершварцт верн (он обречен на бедствия) в сем и будущем мире». Характерная смесь смирения и заносчивости!

Рабби Исроэл не предъявлял строгих требований к своим хасидам. «В наше время, – говорил он, – человек, направляющийся в синагогу с молитвенным облачением (талес и тфилин), имеет такое же значение, как в былое время Бешт и мой дед рабби Бер». Накануне Йом Кипура он провозглашал: «Сказано: к Твоему суду явились все, ибо все – Твои слуги (Теилим, 119:91). Евреи призывают самого Г-спода Б-га на суд, ибо все бедствия, их постигающие, вызваны тем, что они верные слуги Б-га». В этих изречениях заметно явное подражание популярнейшему цадику, народному печальнику Леви-Ицхоку Бердичевскому, пользовавшемуся особым обаянием в хасидском мире в годы юности Исроэла Ружинского. Последний сам отчасти находился под его влиянием и как-то выразился, что «когда вспоминают бердичевского раввина, смягчается строгость <небесного> суда». Однако глубокая пропасть лежит между этими двумя цадиками. У Ружинского нет и следов того непосредственного энтузиазма, той самоотверженной, бескорыстной любви к народу, какие отличали Бердичевского. Леви-Ицхок никогда не рассказывал о своей любви к страждущему еврейству, – это было совершенно излишне, ибо он весь горел огнем этой любви. А Исроэл Ружинский с его холодной расчетливой любовью к народу, обеспечивающему своим цадикам богатую магнатскую жизнь, должен был в громких фразах заявлять о своем народолюбии. «Как ртуть чувствительна к холоду и жару, так я чувствителен к скорби всего еврейского народа, от одного конца мира до другого». Он просит, чтобы в этом отношении ему верили на слово: «Я не думаю хвастать этим, но верьте мне, что я – часть души народа израильского, и если что-нибудь болит еврею хотя бы на краю света, я это сейчас ощущаю».

Из архива С. Дубного. «Пережитое», том 1, С.-Петербург, 1908 год.

Ружинский и Чернобыльский «двор»

Благодаря своему происхождению от рабби Довбера Межеричского и усердной агитации в народе Исроэл Ружинский мог не без успеха претендовать на роль всехасидского вождя, наместника Бешта, каким был его прадед. Приверженцы ружинского цадика так на него и смотрели и с гордостью заявляли, что все прочие цадики того времени ничего не значат в сравнении с их ребе, –  «всемогущим на земле и на небе».

Но в то время (1820–1840) и в тех же краях (Волынь и Киевская губерния) выросла и приобрела влияние другая цадикская династия – чернобыльская. Родоначальник ее, ученик Бешта и Довбера – Нохум Чернобыльский – был странствующим проповедником хасидизма, жил бедно и свои скромные сбережения тратил на добрые дела: выкуп заключенных, устройство бедных невест и т. п. Но его сын Мотл (Мордехай) Чернобыльский, принявший сан отца после его смерти (1798), пошел новым путем. Он считал нужным «украсить и земную жизнь»: построил себе в своей резиденции (м. Чернобыль Киевской губернии) великолепный дом, выезжал в прекрасной карете, забыв, что отец его во время своих апостольских странствований ездил на простой крестьянской телеге. Вообще, рабби Мотл стремился к той же жизни богатого духовного сановника с показным блеском, как его младший современник и родственник рабби Исроэл Ружинский. Особенно далеко шли в этом отношении сыновья чернобыльского цадика, их жены и домочадцы.

Началось сильное соперничество между «дворами» – чернобыльским и ружинским, властвовавшими в пределах одной и той же территории. Родство между членами двух династий (как уже было сказано, рабби Исроэл приходился со стороны матери внучатым племянником рабби Мотлу) не смягчало остроты «политической» междоусобицы. Соперничество между цадиками перешло в борьбу между группами хасидов, стоявшими за того или другого цадика. Чернобыльские хасиды величали своего рабби титулом «магид» (проповедник) и считали его истинным духовным преемником Межеричского Магида; ружинцы же считали своего цадика, как прямого потомка Магида из Межерича, единственным высшим представителем хасидизма. Они кричали: «Как смеет сын меламеда Нохума сравнивать себя с нашим ребе, внуком Довбера Магида и Авроома Малаха!» Везде происходили ссоры и распри между ружинцами и чернобыльцами; иногда дело доходило до драк и скандалов в синагогах. Чернобыльцы и ружинцы не ходили в гости друг к другу и не заключали между собой брачных союзов. Большей частью одерживали победу в борьбе ружинцы, так как их вождь был и моложе, и расторопнее своего родственника.

Сначала личные отношения между чернобыльским и ружинским цадиками держались в пределах родственного этикета. Хасиды обоих приходов ссорились и дрались между собой, а «начальники» при встречах соблюдали приличия; причем младший, однако, фамильярно называл старшего «дядя Мотл», без титула «ребе». Но с течением времени все больше назревал разрыв между представителями двух династий. Это проявлялось в различных эпизодах. Ружинский цадик обручил своего сына Бера с девушкой из чернобыльского дома, свадьба была назначена на пятницу. В назначенный день рабби Исроэл с семьей и большой свитой прибыл в Чернобыль, но рабби Мотл не согласился устроить хупу в канун субботы, говоря, что «нельзя смешивать идею субботы с идеей брака». Ружинский цадик оскорбился и воскликнул: разве я деревенский человек и не знаю того, что он знает! Венчание, однако, было отложено, и ружинский ребе со своими хасидами демонстративно не пошел в гости к рабби Мотлу, а субботнюю трапезу устроил у себя в гостинице.

Раскол усилился в особенности после смерти главы чернобыльской династии, рабби Мотла. Хасиды чернобыльского прихода, раздробленные между сыновьями рабби Мотла, рассеялись по Волыни и Украине, где постоянно сталкивались с хасидами ружинского прихода; а последние по команде своего честолюбивого пастыря везде требовали для него гегемонии. Следующий случай характерен для истории этой борьбы. Сын рабби Мотла, прославленный впоследствии тальненский цадик рабби Довид, первоначально жил в скромной обстановке в городе Васильков. Однажды через Васильков проезжал хасид ружинского прихода, из видных обывателей города Сквиры. Зная издавна рабби Довида, он его посетил, оказал денежную поддержку, и с тех пор между ними установились дружеские отношения. Спустя некоторое время рабби Довид, нуждаясь в деньгах, сам поехал к своему другу в Сквиру в надежде собрать там некоторую сумму при его помощи. Но как только местные хасиды (все ружинского прихода) узнали об этом, они окружили дом своего товарища, где остановился «чужой» цадик, и устроили шумную демонстрацию против хозяина, осмелившегося приютить «конкурента» святого ружинского ребе. Это было накануне субботы. Раздражение толпы достигло такой степени, что васильковский гость и его хозяин боялись остаться в городе. Вечером на исходе субботы они оба поспешили уехать и отправились в Ружин, чтобы там засвидетельствовать свое почтение рабби Исроэлу и смягчить его праведный гнев.

Интерьер синагоги в Садагоре.

Арест Исроэла Ружинского и его бегство из России

После 25-летнего периода безмятежной жизни среди почета и блеска для Исроэла Ружинского наступили тревожные дни. Русская администрация в юго-западном крае, во главе которой стоял энергичный в аракчеевском духе киевский генерал-губернатор Бибиков, обратила внимание на княжескую обстановку цадикского двора в Ружине и на многолюдные собрания хасидов, превращавшие это маленькое местечко в шумное торжище. Нашлись и услужливые доносчики, которые объяснили администрации, что рабби Исроэл пользуется почти «царской властью» среди своих приверженцев, которые ничего не делают без совета своего ребе. Полиция начала следить за поведением ружинского владыки.

В 1838 году произошел случай, давший администрации возможность перейти от подозрения к формальному обвинению. В м. Дунаевцы (Ушицкого уезда Подольской губернии) из мести были убиты два «мосера», доносившие администрации на местных евреев по делам о рекрутской повинности. К суду были привлечены по обвинению в организации убийства 80 представителей еврейских общин Ушиц и окрестных местечек. Жившие в Бердичеве компаньоны убитых доносчиков показали полиции, что преступление совершено хасидами с одобрения ружинского цадика. Высшая киевская администрация, которая и раньше косо смотрела на «хасидского царя», поверила доносу. Так в 1838 году Исроэл Ружинский был арестован и отвезен в Киев. Никакие ходатайства богатых и влиятельных лиц, в том числе и бердичевского общественного деятеля Гальперина об освобождении цадика «на поруки» не привели к цели, и 22 месяца глава хасидов томился в тюрьмах Киева и Каменец-Подольска.

Хасиды были, конечно, потрясены несчастьем; но авторитет учителя от этого только вырос в их глазах. Заточение в русской тюрьме приводилось в связь с искупительным мученичеством мессии, сидящего среди больных и убогих «у врат Рима». Цадик дождался того, чего ему раньше не доставало: ореола мученичества.

После 22-месячного сурового заключения рабби Исроэла освободили, но оставили под строгим надзором полиции. Измученный долгим заточением рабби Исроэл возвратился в Ружин. Но дни покоя и счастья в этой резиденции минули для него. Киевская администрация строго осуществляла полицейский надзор за подозрительным ребе, хасиды не могли собираться в Ружине беспрепятственно как прежде, и продолжать здесь прежнюю широкую деятельность оказалось невозможным. Тогда рабби Исроэл покинул Ружин, где протекли лучшие дни его жизни, и переселился в Кишинев, где губернская администрация, как ему передавали, была более доступна «влиянию» богатых хасидов. Но и здесь не нашел он покоя. Его бердичевский родственник Гальперин узнал в Киеве, что правительство решило запретить рабби Исроэлу жить в черте еврейской оседлости ввиду его опасного влияния на хасидские массы, которые смотрят на него как на мессию и царя. И вот в ожидании новых напастей рабби Исроэл решил навсегда покинуть Россию. Благодаря крупной взятке удалось получить от бессарабского губернатора заграничный паспорт, и вскоре рабби Исроэл уехал в Яссы (Румыния), в сопровождении двух своих адъютантов, «габаим». Шел 1840 год.

Между тем в Ружине было получено предписание киeвского губернатора о высылке рабби Исроэла за пределы черты оседлости. За выездом цадика в Кишинев бумага была препровождена туда, но получена уже тогда, когда разыскиваемый был за границей. Кишиневский губернатор, боясь личных для себя неприятностей, послал валахским властям требование о выдаче «беглеца», но родные и друзья рабби Исроэла вовремя узнали об этом и поспешили его предупредить. Он отправился в Австрию и остановился в одном пограничном селении в Галиции. Туда он вызвал коссовского цадика рабби Хаима, своего родственника, и еще некоторых галицийских хасидов, чтобы посоветоваться с ними о дальнейшем поведении.

Ружинские хасиды были глубоко взволнованы этим новым ударом, обрушившимся на голову их любимого пастыря; они не могли примириться с мыслью, что Б-готворимый ребе не будет больше в их среде. С другой стороны, галицийские хасиды ревностно добивались, чтобы прославленный цадик остался в их стране. Сам рабби Исроэл колебался, он опасался, что и Австрия выдаст его по требованию русского правительства, и думал, не лучше ли уехать подальше. Случай положил конец его колебаниям. Владелец буковинского местечка Садагора Черновицкого округа, желая увеличить там население и оживить торговлю в своих владениях, предложил ружинскому цадику поселиться в этом местечке и обещал ему всяческую поддержку и защиту в случае полицейских недоразумений. Рабби Исроэл согласился и в 1841 году поселился в Садагоре.

Бегство ружинского цадика за границу еще более усилило подозрительность русского правительства, и оно стало добиваться возвращения его, как если бы он был политическим преступником. Бессарабский губернатор сильно притеснял жившую в Кишиневе семью рабби Исроэла и грозил ей всякими репрессиями, если она не склонит беглеца вернуться в Россию. Так, губернатор заставил сына рабби Исроэла написать отцу письмо с просьбой о немедленном приезде и сам отправил это письмо с нарочным в Галицию. Но жена рабби Исроэла поспешила послать мужу письмо с объяснением, что предыдущее послание было вынуждено губернаторскими угрозами: она всецело предоставлялась воле мужа – вернуться или остаться за границей, но полагала, что в последнем случае «нет другой гарантии, кроме Франции или Англии», то есть что только в этих странах, а не в Австрии, можно жить без опасения быть выданным русскому правительству.

Это письмо получено было рабби Исроэлом одновременно с извещением от начальника Львовского округа, что если русское правительство серьезно потребует выдачи своего подданного, то требование придется удовлетворить. Все эти известия настолько сокрушили дух изгнанника, что он плакал как ребенок и говорил: «Что же молчат покойный отец мой рабби Шолом, дед рабби Авроом Малах и прадед рабби Бер! Видно, им об этом ничего не говорят».

Из трудного положения ему удалось выпутаться путем одного из тех ревизских ухищрений, к которым тогда нередко прибегали с целью уклонения от воинской повинности. В Садагоре когда-то пропал местный юноша по имени Исроэл Зонненфельд, родители которого вскоре затем умерли. Лета пропавшего по метрикам совпадали с летами рабби Исроэла. И вот последний решил присвоить себе имя этого пропавшего австрийского подданного. Он подал начальнику Черновицкого уезда заявление, что он, Исроэл Фридман из России, на самом деле есть австрийский подданный Исроэл Зонненфельд, что он долгое время жил в России у своего родственника Шолома, который усыновил его и дал ему свою фамилию Фридман. Уездные власти начали производить дознание по поводу заявления, и благодаря щедро расточавшимся хасидским деньгам, нашлось много свидетелей – евреев и христиан, которые подтвердили верность заявления рабби Исроэла и тождество его личности с личностью пропавшего садагорца.

Дознание кончилось в пользу рабби Исроэла. Чтобы окончательно закрепить его в качестве австрийского подданного, львовское начальство посоветовало ему приобрести в Галиции недвижимость. Этот совет нетрудно было исполнить, так как несмотря на ряд разорительных годов у бывшего ружинского цадика осталось еще немало от прежнего богатства. Он купил селение Патоки, недалеко от Садагоры, и таким образом стал австрийским подданным и крупным землевладельцем. Жена и дети вскоре приехали к нему из России, и он опять зажил спокойно после ряда тревожных лет.

Продолжение следует

«Еврейская старина», 1909 год.

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru