[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2007 ТЕВЕС 5767 – 1 (177)
СадагорскаЯ династиЯ
Из истории хасидизма
Самуил Городецкий
Судя по всему, публикация исследования Самуила (Шмуэла-Аба) Городецкого (1871–1957) о садагорской династии в «Еврейской старине» (1909, II том) – это единственный русский вариант текста, впоследствии ставшего частью фундаментальной монографии в четырех томах «Хасидизм и хасиды» (1923), изданной на немецком языке и на иврите. С 1908 года Городецкий жил в Германии и Швейцарии (в дальнейшем – в Эрец-Исроэл), так что публикации 1909 года в ежеквартальном издании петербургского Еврейского историко-этнографического общества можно считать его «прощальным приветом» России и русскому читателю (см. также «Лехаим» № 2–5, 2004; 2–3, 2005; 8, 2006).
Развитие хасидских династий
В истории хасидизма наблюдается одно своеобразное явление. Религиозное движение, вышедшее из недр народных масс и противопоставившее свой демократизм иерархическому аристократизму раввинов, само привело к установлению такой властной иерархии цадиков на строго династической основе, какой не знал старый раввинизм. Хасидизм в позднейших своих стадиях держится преимущественно на нескольких могущественных династиях цадиков, ревностно оберегающих принцип наследственности духовной власти в известных родовых группах.
Объяснение этому явлению можно найти в истории развития цадикизма. Культ цадика был создан в хасидской массе глубокой потребностью общения с праведником, святым мужем, а через него – с Б-гом. Цадик, при всей своей духовной высоте, стоит не над народом, а среди народа, – он живет и действует для блага мирянина, заботится о его духовных и материальных нуждах. Вся власть, которой он пользуется, дана ему доверием народа, который имеет постоянный доступ к нему. Народ верит не только в непогрешимость самого цадика, но и в переход его святости к потомству. Уже один из родоначальников цадикизма имел смелость заявить, что «сын цадика свят еще от утробы матери, ибо он освящен Б-жественными мыслями своего родителя в момент “ташмиш” (зачатие) и может называться сыном Б-га» (Элимелех Лизенский). Позже был дан лозунг «Иметь тесное общение с цадиком даже после его смерти»: хасид, лишившись своего духовного пастыря, привязывался к его сыну, наследнику его святости и влияния в небесных сферах.
«Умер цадик – да здравствует цадик!» Святейший престол не должен оставаться вакантным даже на один день. Если сын умершего достиг уже 13-летнего возраста, то есть религиозного совершеннолетия, он немедленно занимает место своего отца и поучает хасидскую паству, принимает просителей, дает советы и наставления, конечно, при помощи своей свиты («габаим»), и хасидский приход остается незыблемым. Если же после умершего цадика остается малолетний сын, то есть моложе 13 лет, то хасиды терпеливо ждут достижения ребенком возраста бар-мицва для ввода его в духовное наследство отца.[1]
Как только хасидизм стал вероучением масс, в нем проявилась тенденция к утверждению духовных династий. Впрочем, сам Бешт, основатель хасидизма, не основал непосредственной династии по мужской линии. Единственный сын его, р. Цви-Гирш, бесцветная личность, хотя и обладавшая, по рассказам хасидов, «самой большой душою», не мог быть вождем хасидизма в эпоху его организации. И роль вождя перешла к р. Довберу из Межерича. Бештовская династия продолжалась только по женской линии: в его внуках от дочери Адели (Годл) – Эфраиме Судилковском и Борухе Тульчинском, и в его правнуке – Нахмане Брацлавском. Настоящий расцвет хасидских иерархий начался только после того, как преемник Бешта, р. Довбер Межеричский, уже укрепил хасидизм и подготовил для дальнейшего его распространения целый ряд апостолов-цадиков, расселившихся по Галиции, Подолии, Волыни, Литве и Белоруссии. От них и пошли главные цадикские династии. В конце XVIII века было положено начало многим таким династиям, из которых после различных превращений уцелели до нашего времени четыре династии – Садагурская, Чернобыльская, Лядыйская и Столинская. Родоначальниками их были: р. Довбер Межеричский, р. Нохум Чернобыльский, р. Шнеур-Залман Лядыйский и р. Арон Карлинский. Из этих уцелевших династий наиболее интересной как по своему влиянию, так и по превратностям своей судьбы является династия Садагурская (Садагорская), составляющая предмет нашего настоящего исследования.
НаЧало Садагорской династии. Исроэл Ружинский
Садагорская династия пережила два периода. Первый есть период ближайших потомков р. Довбера Межеричского, игравших роль цадиков на Волыни в конце XVIII и начале XIX веков; второй период открывается деятельностью правнука р. Довбера, Исроэла Ружинского (1813), характеризуется кризисом, перебросившим представителя династии из России в австрийское местечко Садагоры (1841), и продолжается до настоящего времени.
Между обоими периодами есть и различие по существу – в формах развития хасидизма. Первый период ознаменовался созиданием духовных ценностей и пропагандой хасидского учения в направлении, проложенном Бештом и Довбером; второй период скуден теоретическим творчеством, но зато богат практическими результатами в области организации хасидских масс и объединения их вокруг всемогущего цадика. Это время расцвета цадикизма в его житейских, практических формах.
В течение первого, досадагорского периода выдвинулись представители трех поколений цадиков – апостол и проповедник хасидизма, рабби Довбер в Ровно и Межериче (1760–1772), сын его Авраам Малах, умерший преждевременно в Фастове (1770), и внук его р. Шолом из Погребища, влиятельный на Украине цадик, умерший в начале XIX века. Мы не будем здесь касаться этого периода, который в лице своих первых двух представителей уже освещен в исторической литературе, и перейдем прямо ко второму периоду, над которым доминирует фигура ружинского и садагорского цадика р. Исроэла, сына Шолома из Погребища.
Исроэл родился в 1797 году в местечке Погребище (Киевской губ.), где отец его – р. Шолом – занимал пост цадика. Мать Исроэла принадлежала также к цадикской семье: она была внучкой знаменитого р. Нохума Чернобыльского, основателя чернобыльской династии. Позднейшая хасидская легенда изукрасила фантастическими рассказами рождение и детство Исроэла. В хасидских кругах существовало предание, будто бы Бешт предсказывал, что через 40 лет после его смерти душа его снова снизойдет на землю. И когда р. Шолом за год до рождения сына гостил в Чернобыле у своего дяди р. Мордхе (Мотеле, сын р. Нохума), последний сказал ему: поезжай домой, ибо скоро у тебя родится сын, в котором будет воплощена душа Исроэла Бешта. Говорили, что душа новорожденного тезки Бешта родственна душам еще двух великих мистиков – р. Шимона бар Йохая и р. Ицхака Лурии; наконец, что она родственна душе Мошиаха (мессии).
Еще в детстве Исроэл обнаруживал изумительные умственные способности. Когда ему было семь лет от роду, рассказывает легенда, через Погребище проезжал знаменитый основатель белорусского хасидизма – Шнеур-Залман Лядыйский, – известный своей талмудической ученостью. Маленький Исроэл предложил гостю следующий религиозный вопрос. Сказано, что при чтении первого стиха молитвы Шма («Слушай Израиль, Б-г один») молящийся должен достигнуть состояния полного экстаза, граничащего с потерей сознания своей телесности, но если так, то как же вслед за тем читается молитва «И люби Б-га своего», предполагающая наличность физического самосознания? На этот остроумный вопрос прославленный рабби дал «длинный и серьезный ответ», который был отлично понят вопрошавшим мальчиком.
В это время умер отец Исроэла – рабби Шолом, – и место цадика в Погребище временно занял старший сын покойного – Авраам. Последний не имел задатков духовного пастыря, и хасидская паства с надеждой взирала на его подрастающего младшего брата Исроэла. И когда в 1813 году умер Авраам, 16-летний Исроэл сделался призванным преемником цадикского сана. Он дал «халицу» (левиратный развод) бездетной второй жене умершего брата[2]. Сам он был уже женат с 13-летнего возраста, но на первых порах муж-ребенок не приближался к жене и сохранял целомудрие. Обеспокоенная этим, мать Исроэла поехала к старейшему цадику того времени Иеошуа-Гешелю Аптеру и спросила его: «Возможно ли, чтобы прекратился род рабби Довбера?» Аптер ее успокоил и обещал, что дети будут. Впоследствии, когда он лично познакомился с юным Исроэлом, он сказал: «У этого юноши такая святая душа, что я опасаюсь, как бы меня не осудили за то, что я эту душу спустил в тину земных дел». С тех пор старый аптерский ребе сделался патроном молодого цадика и всячески превозносил его. Другие современные цадики также благосклонно относились к новому восходящему светилу. В основе этих дружелюбных отношений лежало, вероятно, желание поддержать династию великого межеричского проповедника, единственным представителем которой был в то время юный Исроэл.
Скоро молодой цадик сделался столь популярным, что перестал нуждаться в покровительстве хасидских авторитетов. Он сам сделался непогрешимым авторитетом для обширного круга хасидов Волыни и Киевской губернии. По каким-то причинам он перенес свою резиденцию из местечка Погребище в местечко Ружин (Сквирского уезда Киевской губ.), от которого он и получил свое прозвище «Ружинский». Сюда стекались к нему, как к цадику-руководителю в духовных и житейских делах, толпы хасидов, из них многие с богатыми приношениями. Доходы Исроэла возросли до таких размеров, что он получил возможность окружить себя комфортом, граничившим с роскошью. Очевидец-христианин свидетельствует, что дом р. Исроэла «имел вид княжеского жилища и выделялся роскошью обстановки». Цадик выезжал в великолепной карете с серебряными ручками дверец, на четырех рысаках. Он был окружен множеством слуг; в его доме находился хор певцов и музыкантов, развлекавших время от времени духовного сановника.
Современные цадики, может быть, не без зависти смотрели на эту быструю популярность ружинского коллеги и говорили: «Удивительно, что столь святой муж увлекается до такой степени богатством и внешним блеском». Друзья прибавляли, что все это делается не для личного удовольствия, а ради прославления имени Б-жия.
Уверенный в своем обаянии, ружинский цадик позволял себе некоторые вольности в образе жизни. Говорят, что он одно время по часу в день занимался пилением дров, вероятно, для укрепления мускулов. Сын его, чортковский цадик, говаривал, что его отец «строил миры даже в те часы, когда он водил пилою по бревну». Р. Исроэл спал только три часа в сутки, а все остальное время посвящал молитве, учению и главным образом приему посетителей, являвшихся за советом и руководством в религиозных, семейных и коммерческих делах. Хасидов-посетителей он принимал с самого утра; с 12 до 1 часа дня он запирался в своей комнате для молитвы; а затем снова принимал посетителей до полуночи. Всякому он давал совет и ответ: устно или письменно. Писал за него кто-нибудь из «габаим», адъютантов, ибо сам цадик был очень слаб в искусстве писания.
Иногда к р. Исроэлу приезжали за советом и русские помещики из окрестностей. «В 1826 году, – рассказывает профессор Майер, – я посетил его <р. Исроэла> и застал там фельдмаршала князя Витгенштейна. Князь оказывал ему большое уважение и хотел подарить ему красивый дворец в одном из ближайших местечек, если бы только тот согласился переселиться туда». Эта готовность князя была, конечно, небескорыстна: владелец местечка рассчитывал путем привлечения хасидских масс оживить торговлю в своих владениях и увеличить их доходность.
Чем же привлекал к себе людей этот местечковый цадик? На это упомянутый выше профессор-христианин отвечает: «Он поистине достоин всего этого почета. У него нет познаний (научных), но есть острый природный ум. Какое бы трудное, запутанное и темное дело ему ни представляли, он тотчас своим острым взглядом и проницательным умом схватывает его во всей глубине и уясняет. Приятное впечатление производит и его наружность: он изящен и благороден; на лице у него нет никакой растительности, кроме как на верхней губе».
Другой современник Исроэла Ружинского, известный еврейский писатель[3], сообщает о нем следующее из своих воспоминаний юности: «Он говорил мало... Все его движения были размеренны. Толпа посетителей могла его видеть через открытые двери его комнаты, где он сидел в кресле, изящно одетый, в дорогой шапке (говорили, что она стоила сотни рублей), с драгоценной, наполненной табаком трубкой во рту. Перед ним на столе была раскрыта книга “Зогар”. Тут же лежали денежные приношения, от которых он как будто пренебрежительно отворачивался. Он никогда не ел и не пил при публике; при публичных трапезах он только кончиком пальца дотрагивался до данного блюда или бокала, и тотчас эти (освященные) кушанья и напитки разбирались нарасхват окружающими хасидами».
Поклонники ружинского цадика говорили, что эти аристократические манеры «реб Исроэльце усвоил от библейского Ханоха и ангела Метатрона». По поводу его молчаливости говорили: «Он не от мира сего. Он явился на землю, чтобы дожидаться момента своего проявления в качестве мессии; но так как поколение оказалось недостойным этого, то он замолчал и ждет дня своего ухода из сего мира, чтобы передать душу мессии одному из своих сыновей». Когда аптерского цадика спрашивали, почему он, старец, оказывает такой почет молодому ружинскому коллеге, который не проявляет усердия ни в молитве, ни в учении, он ответил: «В мидраше сказано, что в мессианские времена в раю рядом с праотцами будет восседать, к общему удивлению, человек, который при жизни не углублялся в учение... Клянусь своей бородой, – прибавил цадик, взявшись за свою белую бороду, – что этот мидраш имел в виду его, ружинского праведника».
Оставляя в стороне эту легендарно-хасидскую точку зрения, мы должны прийти к заключению, что р. Исроэл был очень далек от типа праведников «не от мира сего». Напротив, это был человек с ясным умом, с изящной аристократической наружностью, любивший богатую обстановку и умевший обходиться с людьми самых различных классов. В этом заключалась тайна его влияния на людей. Даже «poccийский Мендельсон» – Ицхок-Бер Левинзон – весьма обрадовался, получив однажды, по поводу своей книги «Teуда бе-Исроэл», письмо от «знаменитого хасида, славного родственника, рабби Исроела Ружинера».
Ружинский ребе принадлежал к разряду «светских» цадиков, по крайней мере, по внешним манерам. Он умел и молчать, и говорить вовремя. Не любил он слушать восторженные рассказы о подвигах современных цадиков-чудотворцев. К удивлению своих коллег, враждебно настроенных против средневековых философов из школы Рамбама, р. Исроэл иногда заступался за этих опальных мыслителей. Когда он получил вновь отпечатанную с его раввинского одобрения книгу Якова Эмдена «Mигдал оз», он заявил, что если бы раньше знал, что автор пишет там против Рамбама и «Путеводителя заблудших», он бы не дал своего одобрения. Впрочем, сам р. Исроэл едва ли основательно знал, что написано в «Путеводителе» Рамбама.
В одном отношении р. Исроэл Ружинский напоминал своего прадеда, проповедника из Межерича, – подобно последнему, он умел организовывать хасидские массы, объединять вокруг определенного центра. Но как велико различие между средствами, которыми пользовались для этого прадед и правнук, даже между понятиями того и другого о сущности хасидизма! У проповедника хасидизм был полон глубокого внутреннего содержания, способного духовно преобразить человека; у ружинского сановника хасидизм импонировал только своим внешним блеском. Р. Исроэл смотрел на себя как на привратника царства небесного и с гордостью это высказывал. В диктовавшихся им пастырских посланиях встречаются такие выражения: «Если будете послушны, я обещаю не забывать вас ни в сем, ни в том мире»; «Если вы добровольно будете слушаться, – пишет он стилем пророка Ишаяу, – то будете пользоваться благами земли, а если забудете, я тоже забуду <о вас>».
Продолжение следует
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru