[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ДЕКАБРЬ 2006 КИСЛЕВ 5767 – 12 (176)
«Еврейское царство на СвЯтой земле?»
(Реакция РППИO на Декларацию Бальфура)
Александр Локшин
10 декабря 1917 года по утопавшим в снегу улицам Петрограда на заседание Российского Православного Палестинского общества спешили приглашенные. Члены общества, были крайне встревожены сообщением, пришедшим из страны, которая в тот критический для России момент, казалось, менее всего могла доставить им огорчения и хлопоты.
Дорога на Вифлеем.
Собравшемуся Совету пришлось обсуждать вопрос, вполне типичный для эпохи крушения миров. Совет имел целью оградить «русские научные и религиозные интересы в Палестине в связи с недавно обнародованной английским правительством Декларацией о восстановлении еврейского сионистского государства».
Речь шла о письме, посланном 2 ноября 1917 года английским министром иностранных дел Бальфуром лорду Ротшильду. В письме было сказано: «...правительство Его величества относится благосклонно к восстановлению национального очага для еврейского народа в Палестине». Этот документ, вошедший в историю дипломатии и историю сионизма как Декларация Бальфура, подрывал основы миропонимания членов общества.
Само Российское Православное Палестинское Императорское общество (РППИО) было основано в 1882 году. Инициатором его создания стал великий князь Сергей Александрович. Общество занималось тем, что защищало русские православные интересы на Святой земле в самых различных формах: от «приращения» недвижимости до организации православных школ для местного арабского населения. Российское Императорское Православное общество имело свои издания, в том числе и научные. Занималось оно также изучением христианских древностей в Палестине.
Сохранившиеся материалы общества находятся в Архиве внешней политики Российской империи в Москве. В фонде РППИО хранятся стенограммы заседаний общества. На одном из последних заседаний, еще недавно столь влиятельного общества, опиравшегося на бюрократическую структуру царского режима и прежде всего на Министерство иностранных дел и Святейший Синод, пыталось выработать план действий в связи с появлением Декларации Бальфура.
Восприятие этого документа деятелями общества скорее всего отражало настроения абсолютного большинства русских православных интеллектуалов того времени, явно не готовых принять положения декларации. Автор данной статьи счел возможным несколько раз процитировать в тексте стенограмму заседания. Цитаты эти весьма выразительны и доносят до нас взгляды людей, объединенных общей идеей и общей верой. Историк, как представляется, не вправе пройти мимо них. Стоит еще раз напомнить, что известие о некоем документе, исходящем от английского правительства «в пользу евреев», стало для православных интеллектуалов громом среди ясного неба.
Собственно, само заседание 17 декабря 1917 года считалось продолжением заседания, состоявшегося в январе того же года. Тема тогда его звучала так: «Положение в Святой земле после окончания войны». Однако за несколько месяцев ситуация в стране решительно изменилась. Вслед за Февральской революцией, положившей конец самодержавию и, соответственно, убравшей из названия общества прилагательное «императорский», власть захватили большевики. Во время январского заседания, по словам председательствовавшего на нем академика В.В. Латышева, специалиста в области античной эпиграфики, в русском обществе царила полная уверенность в победоносном исходе войны, в том, что на будущей мирной конференции Россия будет если не prima inter pares[1], то будет играть важную роль наравне с другими державами, своими союзницами. «С тех пор, – продолжал Латышев, – к великому прискорбию всех русских людей, положение коренным образом изменилось. Теперь о победоносном конце войны нам и мечтать не приходится, и положение России в настоящее время совершенно иное». За ним слово взял профессор Н.Н. Глубоковский, предложивший обратиться непосредственно к той проблеме, ради которой они собрались: обсудить «со всей подробностью новейший проект англичан о передаче Иерусалима и Палестины в обладание евреям». Профессор предлагал решить принципиально: «может ли, по взгляду Палестинского общества, Россия – как великая христианская держава и высокая покровительница интересов Православия в Палестине – согласиться на проект, предложенный Англией, об образовании Еврейского царства?».
Выступающие постоянно обращались к тому последнему январскому заседанию, когда еще существовала Российская Империя, а Императорское Палестинское общество было достаточно влиятельной организацией, имевшей тесные связи с Министерством иностранных дел, и потому рассчитывало после окончания войны на значительное укрепление российских позиций в Палестине. На январском совещании широко обсуждался вопрос об установлении после войны протектората России над Палестиной.
Действительный член общества Н.Ч. Зайончковский вспоминая то, еще полное радужных надежд время, отметил, что отныне тогдашнее заседание никакого практического значения не имеет: «Да от имени кого будем мы наши желания предъявлять? – резонно спрашивал Зайончковский. – От имени России? Да, господа, ее не существует, ее нет». Выступавший напомнил, что в настоящий момент с мнением Палестинского общества никто не будет считаться. «К кому, – спрашивал он, – мы будем обращаться со своими, скажу теперь, cмиренными просьбами?» Обращаться же, как выразился Н. Зайончковский, «к министерству г-на Керенского, который над этой запиской только издевался бы», не имело смысла. Взяв слово, хранитель Эрмитажа Я.И. Смирнов отверг идею, которую предложили некоторые из выступающих, – направить записку Палестинского общества в Наркоминдел – и выразил надежду, что «МИД (правда, из контекста его выступления не было ясно какой, но можно думать, что не Временного правительства), дай Б-г, через короткое время сформируется или восстановится».
В. В. Латышев.
Тем не менее и Зайончковский не намерен был молчать. В январском документе, по его словам, «говорилось об оставлении Палестины за турками, о закреплении ее за христианскими народами, об оставлении за арабами, но о евреях никто тогда не мыслил, а их владычество – самое опасное для нашего Общества». Он продолжал: «Cамое нежелательное решение вопроса – передача Иерусалима, вообще святых мест во владение евреям...». Н. Зайончковский предлагал ждать изменения политических условий в стране, а проще – крушения большевизма: «когда новая комбинация обнаружится, когда будет у нас Министерство иностранных дел, если не прежнее, то всё же национальное… потому что в министерство Керенского обращаться хуже (заметим, что достопочтенный автор, очевидно, не догадывался, что упоминаемой им институции уже не существует. – А.Л.), чем в министерство Троцкого – Бронштейна».
Н. Н. Глубоковский.
Как о решительном противнике «английской комбинации» заявил о себе и член Совета общества и пожизненный действительный его член А.С. Путилов, заявивший, что «образование еврейского государства, как предлагают англичане, есть нечто, хуже чего и придумать нельзя». Такой точки зрения, неожиданно заявил Путилов, он придерживается не потому, что «был бы юдофобом». «Я даже, – продолжил он, – не буду ссылаться на те или другие особенности еврейской нации, на общепризнанную религиозную нетерпимость. Все их свойства я оставляю в стороне. Но я спрошу вас: можем ли мы, даже по справедливости, требовать от еврейского народа ограждения, как святыни, следов пребывания на земле ТОГО, КТО по самому своему существу является отрицанием всего религиозного миросозерцания евреев? Кто в их глазах является смертельным врагом всего их вероучения? Можем ли мы требовать, чтобы они ограждали, как святыню, гроб Того, Кого их предки, как преступники, как разбойники, предали смертной казни? Ведь это был бы акт осуждения своих предков. Я буду утверждать, что ограждать, как святыню, святые для нас места еврейский народ будет неспособен. Культурная часть, верхи, быть может, и будут стараться, но низшие агенты никогда на такой путь не вступят. Ведь еврейство в массе вовсе не так уж культурно, чтобы можно было требовать от него не только полного отсутствия изуверства[2], но и идеальной религиозной терпимости, и вот потому мне и кажется, что та постановка вопроса, которую придумали союзники, настолько неприемлема, что лучше было бы в отношении святых мест предоставить разрешение вопроса нашим врагам».
Взгляды Я.И. Смирнова в сравнении с взглядами других выступающих отличались куда меньшей непримиримостью и в немалой степени прагматизмом. Не о восстановлении «еврейского сионского царства», говорил Смирнов, идет речь в Декларации, а о создании «сионистического», «ведь не восстановление же царства Иуды предполагается, а нечто совершенно другое». В английском проекте о еврейском государстве нет ни слова. В подлиннике сказано «national home». Далее Смирнов, а за ним целый ряд других выступающих коснулись вопроса о том, что стоит за сочетанием слов, которое в газетах было переведено как «национальный очаг». Смирнов интересовался, что означает это «не вполне ясное и довольно даже туманное выражение» у «самих наших сионистов. Они сказали, что речь идет о культурном центре». Смирнов спешил успокоить своих товарищей: восстановления самостоятельного еврейского государства англичане не предполагают. Очевидно, здесь идет речь, пояснил выступающий, об «английском протекторате... Будет фактически или номинально лишь правительство еврейское, но ввиду тех принципов, которые поставили нам идеалом наши непрошеные дипломаты (очевидно, Смирнов имел в виду большевиков. – А. Л.), а именно «на основе самоопределения народностей», Палестина еврейской быть не может. Если встать на точку зрения самого Троцкого, то Палестиной должны управлять арабы, и лишь «культурные» права еврейства как меньшинства должны быть ограждены». Смирнов выcказал предположение, что английский проект направлен на то, чтобы арабское большинство в Палестине никого не угнетало. «На деле же, – продолжал он, – ни политически, ни практически не может осуществиться и столь пугающее многих возрождение еврейской державы царя Соломона во всем ее могуществе». Он также заметил, что, по имеющимся у него сведениям, после взятия английскими войсками Иерусалима неприкосновенность «Омаровой мечети, того центра, куда воинствующий Израиль должен будет войти и восстановить храм Соломона, охраняется английскими солдатами-мусульманами. Если охраняется неприкосновенность ислама, то тем более будет обеспечена еврейским правительством неприкосновенность христианских святынь». Смирнов также не исключал возможности появления еврейского государства, но, предупреждал он, «это будет маленькая группа правоверных старозаветных евреев, которые, конечно, будут состоять главным образом из сионистов и которые “могут мечтать об эпохе царя Соломона”». Но, как далее доверительно поведал присутствующим Смирнов, из бесед с такими евреями ему стало известно, что «преждевременно восстанавливать Соломонов храм они не станут, так как убеждены, что раньше прихода Мессии он не откроется». Поэтому Смирнов не ждал от евреев даже в будущем ничего плохого для христианских святынь. Восстановить храм Соломона «захотят, может быть, национальные поэты и архитекторы еврейские, но заведомо не старозаветные евреи, не сионисты, которые будут стремиться переселиться, зажить под своими кущами в Палестине. Это те простецы, которые желают одного – умереть и быть похороненными на Святой земле». Смирнов не указал с кем из сионистов он разговаривал. Хотя у него, как и других выступающих, несомненно были возможности для получения информации из первых рук.
15 ноября в экстренном выпуске органа ЦК сионистской организации России «Рассвет» публикуетcя по-английски и по-русски письмо британского министра иностранных дел Бальфура, адресованное лорду Ротшильду. Письмо о доброжелательном отношении Великобритании к сионистским устремлениям евреев. Здесь же ЦК сионистской организации России печатает обращение «К еврейскому народу» в связи с обнародованием «Декларации Великобританского правительства». Восторженно приветствуя этот документ, центральный печатный орган российских сионистов, обращаясь к еврейскому народу пишет: «Свои материальные и духовные сокровища несите на... создание нового храма – храма национального счастья и свободы. В этом храме должны царствовать демократические начала... свободная Иудея не посягнет на права других наций, других вер. Мы слишком долго терпели национальный и религиозный гнет, чтобы отбросить всякую мысль о нем при создании нашей еврейской государственности». Неожиданно для данной аудитории Смирнов стал говорить о лояльности евреев России. «Мне приходилось слышать о положении еврейской колонии в Лондоне, слышать, что русские, приходящие в еврейские клубы, с удивлением находили там портреты нашего государя, “Ниву”, русские газеты и книги». «Евреи, – продолжал Смирнов, – всё-таки не могли вырвать из себя той привычки к русской культуре, той связи с Россией, ими покинутой, которая у них была. Можно надеяться, что и в будущем можно организовать сотрудничество Палестинского общества с переселяющимися в Палестину русскими евреями». Оратор выразил надежду, что подобное содружество было бы вполне реально. А дабы снять имеющиеся недоверие и подозрения, Смирнов предложил, чтобы Палестинское общество «вступило в контакт с нашими русскими сионистами и начало бы осторожно с ними дружеское обсуждение вопроса: “А что, господа, намерены вы там делать? Уверены ли вы в том, что вам дозволено будет делать?” С другой стороны, можно указать и на то, что мы (т. е. русские. – А. Л.) там имеем и хозяйственную опытность, и много земель и что у нас (т. е. у русских и евреев. – А. Л.), как у детей одной родины, найдутся кое-какие пункты соприкосновения». «Разумеется, – подчеркнул Смирнов, – это задача трудная, но не вполне безнадежная. Так что я не боялся бы особенно евреизации Палестины». Однако предложение Смирнова Палестинскому обществу войти в прямой контакт с российскими сионистами, лидеры которых продолжали еще жить в том же городе, что и руководство общества, не получило какого-либо отклика.
Текст Декларации Бальфура.
Выступивший снова вслед за Смирновым член Совета общества А.С. Путилов, вряд ли адекватно оценивая эпоху, в которой оказался, заявил, что лишь в одном согласен с последним докладчиком: понятие «national home» совершенно неопределенное, и переводить это выражение как «культурный центр» совершенно неправильно. «Это именно и есть, – по словам Путилова, – специфический еврейский прием. Если мы будем точно переводить, то слова эти значат “национальное отечество”, т. е. излюбленное теперь выражение – “национальная автономия”, и это наиболее скромный перевод, но под national home вполне подойдет и понятие “независимое государство”… В английской декларации определенно сказано, что это не национальное отечество, не национально-палестинское, а именно еврейское». Путилов считал, что «закрепить Палестину за арабами» было бы куда более естественным делом, «но теперь хотят Палестину сделать всецело еврейской». Путилов не был согласен со Смирновым, успокоившим слушателей по поводу того что новое государство будет не «Соломоновское». «Если бы это было старое библейское государство премудрого Соломона, я бы меньше протестовал, – признался Путилов. – Но я боюсь, что это будет царство Ротшильда, а это гораздо более неприемлемо для нас, чем царство царя Соломона». Не успокаивал Путилова и тот факт, что «Мессия не явился», и следовательно, по еврейской традиции о восстановлении Храма не может быть и речи.
«Те евреи, – продолжал Путилов, – которые останутся в Палестине и в особенности те, которые туда устремятся, будут как раз наиболее фанатичные, наиболее озлобленные против христиан и православных в частности, и ожидать от этого элемента особенно симпатичного к нам отношения едва ли возможно». Путилов предложил выступить за сохранение status quo «в надежде, – как он сказал, – что мы встретим поддержку со стороны былых врагов и при их помощи сможем воспрепятствовать осуществлению идеи еврейского государства».
Еще раз слово взял профессор Глубоковский. Евреи не будут довольствоваться территорией «в исторических границах», заявил он, а пожелают овладеть всем пространством от Средиземного моря до Евфрата, от Ливана до потока Египетского. «Наряду c нависшей политической опасностью, – продолжал Глубоковский, – имеется несомненно опасность и религиозная. Говорят, что в Палестину не пойдет много евреев, что туда стремятся лишь отдельные старозаветные сыны Израиля, что нет там притягательного центра для широкой еврейской иммиграции, ибо не имеется религиозного культа, поскольку невозможно восстановление Храма без Мессии...». «Зачем же и нам, – спрашивал профессор присутствовавших, – забывать историю хотя бы с попытками Юлиана Отступника снова построить Храм Иерусалимский при совершенном согласии со стороны евреев?».[3] Причин для отказа от восстановления Храма Глубоковский не видел и в нынешнее время. Высказав фантастические представления о еврейской традиции, Глубоковский отметил, что «иудейство не всё исповедует ныне Мессию... Индивидуально допускается лишь национальный вождь, победитель, имеющий доставить политическое торжество еврейству, а таким Мессией (здесь Глубоковский поддержал другого “знатока” еврейской традиции – Путилова. – А. Л.) может быть для евреев даже английский генерал Алленби, если ему удастся осуществить еврейские мечтания об обладании вселенной».
Н.Н. Глубоковский выделил несколько пунктов, подтверждающих тот факт, что евреи не имеют никакого исторического права на владение Палестиной.
1). Евреи некогда пришли в Палестину не на пустое место, а на государственно-организованные территории и потому не имеют даже права первых обладателей. 2) Еврейская государственность всегда была там недостаточной, слабо развитой и непродолжительной: она погибла задолго до Рождества Христова и потом нигде не возрождалась. 3). Турки взяли Палестину вовсе не у евреев, утративших ее давным-давно. 4). В истории попыток к возврату Палестины от турок евреи не принимали ни малейшего активного участия… как и теперь не делают для сего специальных усилий[4], только хотят эксплуатировать в свою пользу христианские приобретения, которые увенчивают вековые героические старания христианских держав, не щадивших ничего ради идеалов христианских, а вовсе не еврейских. 5). Дальше остается лишь «право библейское», но по библейским же воззрениям наследниками обетования Б-жия являются исключительно христиане как «новый Израиль». «Я убежден, – объявил Глубоковский, – что с политической и религиозной точек зрения проект представляет реальную опасность». Абсолютно неприемлем этот проект, по мнению Глубоковского, и в том случае если образуется еврейское автономное государство, «где христианам оставляется... контроль над святыми местами». Глубоковский призвал всех не становиться Юлианами Отступниками и воспрепятствовать «английской комбинации», направленной «на порабощение Палестины евреями с поражением христианских прав и наших православных интересов». «Опасность такая, – заклинал собравшихся и Путилов, – какой никогда не бывало. Мы можем фактически лишиться святых мест, и наше население будет кричать как, по словам Гоголя, кричало когда-то украинское население, что нельзя к святой Пасхе приложиться пока поганый жид не поставил на ней своего значка»[5].
Православные паломники в водах Иордана.
Присоединился к этим заклинаниям и профессор Киевской Духовной академии А. А. Дмитриевский. Oн настаивал на том, чтобы заявление о действиях английского правительства было внушительным и бескомпромиссным, чтобы услышан был голос России и Палестинского общества. Правда, и ему было неясно, через кого и как это сделать; то ли разослать протест по посольствам бывших союзников, то ли передать в адрес будущей мирной конференции, если таковая состоится. С одной стороны, Дмитриевский отметил, что если удастся добиться того, чтобы русское паломничество в Палестину продолжалось, чтобы сохранились те же преимущества и свободы, какие существовали до настоящей войны <...>, чтобы наши учреждения, находящиеся в святых местах, были неприкосновенны и экстерриториальны и чтобы «будущие еврейские владения к ним даже пальцем не прикасались», то ему тогда «безразлично, будет ли там царствовать Соломон Соломонович, будет ли сионское царство или даже президент будущей еврейской республики». Однако Дмитриевскому, как православному христианину, тяжело было думать о том, что «владычество в Палестине и Сирии переходит к еврейскому народу». Что история доказывает: «как только еврейство достигало в стране господствующего положения, оно становилось бичом для православных». Он поддержал Путилова, который дескать «совершенно справедливо напомнил печальную историю Южной России, когда действительно приходилось православным южноруссцам покупать ключи от наших храмов у евреев, чтобы совершить крестины или отпеть покойника»[6]. Профессор очень опасался, как бы «вместо нынешних мусульманских привратников, которые распивали кофе при входе в Святогорский храм и курили кальян, и тех мулл, которые имели гаремы над Гробом Господним, мы не получили бы еврея со своими длинными пейсами, в лапсердаке, со связкой ключей, открывающего за золотой заветные двери Святогорского храма... Мы принципиально не допускаем английскую комбинацию насчет порабощения Палестины евреями с поражением христианских прав и наших православных интересов».
Последним по счету, но отнюдь не последним по важности стал вопрос, куда и кому представить свое мнение по поводу нежданно-негаданно «свалившейся» на всех присутствующих «английской комбинации» – как члены Палестинского общества предпочитали именовать Декларацию Бальфура. Обстановка на затянувшемся заседании становилась всё более нервозной, присутствующие перебивая друг друга предлагали новые идеи и соображения, носившие явно утопический характер. Смирнов, мыслящий более реалистично, более трезво, нежели остальные, предложил направить записку английскому послу Бьюкенену, представить себя в качестве «частного научного общества», добавив, что «вся наша дипломатия погибла, что ни о каких протестах, требованиях и просьбах мы не можем мечтать». Действительный член общества М.М. Никаноров предложил «войти в соглашение с Патриархом и Собором Русской церкви» отметив, что нельзя предоставлять свое мнение нынешнему правительству, «которое мы не признаем». Академик Латышев заявил: «...мы совершим государственное преступление, если вступим в непосредственное сношение с иностранным посольством». Тем не менее он был готов пойти на подобный шаг: «Момент в истории Палестины настолько остр, что чем раньше английское правительство узнает мнение Православного Палестинского общества, тем лучше». Хочет английское правительство с нашим заявлением считаться или не хочет, решил Латышев, но каждый из нас обязан произнести «так сказать, diximus et animan lev avimus»[7].
Смирнов предложил направить записку общества архиепископу Кентерберийскому. Путилов, вспомнив о существующем правительстве, предложил послать бумагу в МИД, имея в виду Наркоминдел; его предложение отверг Смирнов заявив, что там «куча насильников, которой завтра не будет». Путилов выразил сомнение на сей счет заметив: «Это мы больше месяца слышим, а они там же».
В завершение председательствующий В.В. Латышев предложил собраться еще хотя бы раз, чтобы вникнуть во все детали готовящегося документа. Однако намеченное совещание так и не состоялось. Очевиден и тот факт, что какой-либо документ от имени Российского Православного Палестинского общества никогда не направлялся в адрес какой-либо определенной организации, будь она в Советской России или за рубежом.
Несколько позже, начиная с февраля 1919 года, некоторые иерархи русской православной церкви и российские дипломаты «в изгнании», как бы приняв эстафету у православных ученых, безуспешно пытались помешать осуществлению сионистского проекта в Палестине.
Выход из Иерусалима.
Процитированные выше видные ученые, члены Российского Православного Палестинского общества, серьезно изучавшие историю древней страны, что называется, в упор не хотели видеть (невзирая даже на публикуемые в их изданиях материалы на сей счет) подъема сионистского движения, формирования всё новых и новых еврейских поселений в Палестине. А ведь всё это происходило на той самой земле, которая на протяжении десятилетий была объектом их пристального изучения. Эпоха крушения традиционных ценностей, которым оставалось верно Палестинское общество, гибель старого режима, исчезновение в результате захвата власти большевиками признаков нарождавшегося либерально-демократического порядка в России, «предательство» Британии, считавшейся cамым верным союзником их родины, – Британии, которая Декларацией своего министра сделала евреев фактором мировой политики в таком чувствительном геополитическом регионе как Палестина, – всё это не могло не вызвать смятения в умах русской монархической православной интеллигенции...
Взгляды большинства членов Палестинского общества на роль евреев в обещанном им Британией «национальном очаге» в Палестине – это православные фундаменталистские настроения c юдофобской составляющей, отражающие общий подход православной интеллигенции к еврейскому вопросу в России в конце ХIX – начале ХХ вв. Любопытно, что в этой идеологии еще нет места взглядам, опирающимся на материалы знаменитой фальшивки, на «Протоколы сионских мудрецов», в ту пору, очевидно, еще неизвестной участникам cовещания.
После распространения новейших антисемитских взглядов эти фундаменталистские православные настроения в значительной мере стали маргинальными. Антисемитизм в годы революции, и особенно гражданской войны, обрел новый стиль и новый язык.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru