[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ СЕНТЯБРЬ 2006 ЭЛУЛ 5766 – 9 (173)
С Хасидской тоЧки зрениЯ
Антология праздников
Составитель Алтер Мецгер
ПЯтнадцатый день Ава
Один из великих праздников?
В Мишне сказано, что нет такого еврейского праздника,
который мог бы сравниться с пятнадцатым днем ава и Йом Кипуром (Таанис, 26б).
Это утверждение подразумевает, что пятнадцатый день ава на фоне прочих
праздников, включая Пейсах и Швуэс, обладает неким особым качеством, превосходя
их. Превосходство этого дня над праздником Швуэс в какой-то степени можно
объяснить тем, что в пятнадцатый день ава «новая Луна явлена во всей полноте»
(Зогар, I, 150a, 225б): еврейский народ сравнивается с Луной и «полнота луны»
указывает здесь на чрезвычайно высокий уровень духовности. Но как при этом
пятнадцатый день ава может превосходить Пейсах, выпадающий на пятнадцатый день
нисана, и Суккос, выпадающий на пятнадцатый день месяца тишрей? И в Пейсах, и в
Суккос «Луна явлена в своей полноте».
Одно из объяснений тому, что пятнадцатый день ава наделяется особым значением, заключается в следующем: этот праздник следует за горьким «нисхождением», днем девятого ава. На смену великому греху и суровому воздаянию приходит великое восхождение к свету, «восхождение после нисхождения». Через духовное усилие покаяния «Бахо тивке» («Плачет, плачет она по ночам») (Эйха, 1:2), через рыдание происходит дарующее утешение восхождение, превосходящее и восхождение, свершающееся в пятнадцатый день месяца нисан – праздник Пейсах, и восхождение, свершающееся в пятнадцатый день месяца тишрей – праздник Суккос.
Из бездн – к высям
Заметим: восхождение, которое мы переживаем в месяце ав, – не постепенный последовательный подъем, а переход от одной крайности к другой, совершающийся на коротком отрезке времени, по сути одномоментно. Восхождение месяца ав начинается непосредственно после трагедии Девятого ава, это восхождение – из глубин бездны к величайшим высотам духа. В день Девятого ава, говорит Мишна, рожден был Мошиах. Мошиах олицетворяет самую суть раскаяния, ибо сказано: «Мошиах заставит каяться и цадиков» (см. Зогар, III, 153б). Значит, Девятого ава во всей полноте начинается «работа искупления», и уже в этот день нисходит утешение, которое во всей полноте раскрывается Пятнадцатого ава. Важно также иное: в этот день свершилось «осуждение» на смерть того поколения евреев, которое вышло из Египта и должно было сорок лет блуждать по пустыне. И срок «осуждения» истек на девятый день месяца ав – тот день, который за годы странствий многим и многим приносил смерть. Тогда евреи еще не могли сказать точно, какой именно день следует считать девятым днем ава, ибо тогда у них не было точного календаря, они определяли время по фазам Луны. Когда же в пятнадцатый день ава наступило полнолуние и никто не умер, они уже знали, что смертный приговор, вынесенный поколению Исхода, утратил силу.
Превосходство над Йом Кипуром
Итак, восхождение в девятый день ава не является совершенным исполнением духовных устремлений евреев: с течением дней духовное восхождение Девятого ава, пришедшее на смену духовному нисхождению начала этого месяца, всё нарастает. На пятнадцатый день ава это восхождение достигает своей полноты. Вот почему Пятнадцатое ава – столь великий праздник, превосходящий все иные праздники. Вспомним, что в формуле Талмуда Пятнадцатое ава упоминается перед Йом Кипуром, как бы превосходя даже его. Радость Йом Кипура состоит в том, что это «день прощения», но, в силу талмудического контекста, качества, связанные с покаянием, должны принадлежать также и Пятнадцатому ава. И действительно, в данном аспекте этот праздник превосходит Йом Кипур, ибо покаяние Пятнадцатого ава совершается, как уже сказано, на коротком отрезке времени. Что до Йом Кипура, то он в идеале подразумевает долгое приготовление, начинающееся с первого дня месяца элул.
Более того, на фоне Пятнадцатого ава явственно проступает тот факт, что в эти приготовления вовлечено множество частностей. Так же исполнение Пейсаха требует постепенного прохождения всех Сефир – это происходит вплоть до Швуэса, когда евреи оказались, наконец, достойными принять Тору.
Когда стоял Храм, особенность дня Пятнадцатое ава явлена была в особой праздничности, с которой он отмечался. И даже в период изгнания сохраняются обычаи, напоминающие о статусе Пятнадцатого ава, зафиксированном Талмудом.
Пусть же Б-г поможет нам, и наши духовные усилия покаяния во времена изгнания приведут к тому, что Он «возвратит <…> изгнание твое, и смилостивится над тобой, и опять соберет тебя из всех народов» (Дворим, 30:3).
Б-жественное Присутствие пребывает и в изгнании, но дети Израиля «собраны будут по одному» (Ишаяу, 27:12), и воля Б-га привлечет личность каждого из нас так, что она обретет качество единства. И приведет Он еврейский народ «с отроками нашими, старцами нашими, с сыновьями нашими и с дочерьми нашими» (Шмойс, 10:9) приветствовать праведного Мошиаха, «и будет серебро их и золото их с ними» (Ишаяу, 60:9). И так все «искры Б-жественности» будут собраны из изгнания, и столь полным будет очищение, что изгнание прекратится и свершится сказанное через пророка: «дух нечистоты удалю из страны» (Зхарья, 13:2). И тогда будет явлено, что нет у евреев праздников, которые могли бы сравниться с Пятнадцатым ава, что вскоре будет засвидетельствовано и в материальном мире – в Иерусалиме, Священном граде, и в Святой земле, когда придет вскорости наш праведный Мошиах.
Двадцатый день месЯца ав
Семейный праздник
Мишна указывает, что двадцатый день месяца ав соблюдался
как праздник некоей определенной семьей в силу того, что в этот день
принесенное ими дерево было использовано для поддержания огня на алтаре в
Храме.
Был период, когда трудно было найти дерево для сожжения, и несколько семей вызвались приносить топливо для алтаря. Когда кончалось дерево, принесенное одним семейством, этим занималось другое и так далее. Позже установился обычай: семья, предоставлявшая Храму дерево во времена, когда заготовка древесины была связана с трудностями, сохраняла привилегию жертвователя и тогда, когда дерева было в избытке. Дерево, доставленное тем или иным семейством, сжигалось в тот самый день, когда раньше соответствующая семья совершала дарение дерева для Храма. Этот день отмечался семьей как особый праздник.
Талмудический диспут
Талмуд приводит два мнения относительно того, какая именно семья доставляла дерево для Храма в двадцатый день ава. Рабби Меир считает, что это были «потомки Давида, ведущего род от Иеуды». Рабби Йоси же считает, что это были «потомки Йоава, сына Церуи» (Шмуэл, II, 2). Возникают два вопроса. Во-первых: почему в данном случае талмудический спор сосредоточен на уточнении факта, а не его духовного значения? Во-вторых: как в данном случае может быть применим талмудический принцип: «все противоречащие позиции есть слова Б-га Живого»?
Эти вопросы получат ответы, если понять, что упомянутый спор велся не о фактической стороне дела – то есть вовсе не о том, чтобы точно установить семейство, предоставлявшее дрова. И рабби Меир, и рабби Йоси были потомками Давида и Йоава, так как два этих рода в свое время породнились. Изначально рабби Меир и рабби Йоси вели спор об уникальных чертах, присущих некоей семье, побудивших ее проявить щедрость и передать Храму в двадцатый день месяца ав дерево для алтаря. Рабби Меир считал: в этом проявились достоинства, присущие царю Давиду, а рабби Йоси считал, что первостепенное значение сыграли качества Йоава, сына Церуи.
Так в чем же значение предоставления дерева для Храма в двадцатый день ава? Почему это стало предметом талмудического спора, в центре которого, как мы установили, была проблема духовного наследия и передаваемых потомкам добродетелей?
В Талмуде говорится: «С пятнадцатого дня месяца ав сила солнца начинает убывать, и с этого дня не рубят уже деревьев для алтаря в Храме, ибо дерево становится влажным». Закон подчеркивает: червивое дерево не годится для алтаря. То есть с того момента, когда жаркий солнечный свет, длящийся до середины лета, начинает убывать, дерево не рубят, ибо оно не годится для службы в Храме.
Первое дарение дерева после Пятнадцатого ава происходит двадцатого числа месяца ав. При этом, чтобы дерево было без изъяна, его надо срубить раньше. Кроме того, его надо разделать и убедиться, что древесина – хороша и подходит для Храма, на что уйдет еще несколько дней. Значит, семья, дарующая дерево двадцатого ава (как и семья, дарующая дерево двадцатого элула) проявляет особые качества, ибо ее усилия – больше усилий тех, кто дарует дерево тогда, когда солнце греет в полную силу и дерево можно не готовить специально. Поэтому предоставление дерева после Пятнадцатого ава выявляет более сильную мотивацию к исполнению воли Б-га – и Талмуд уделяет этому вопросу особое внимание.
Радость, обретаемая в оказании помощи собрату
Отметим еще одну важную деталь: само дерево не считается жертвой. Оно нужно для алтаря, на котором приносятся жертвы. И чаще всего жертва, сгорающая в пламени, которое дает переданное Храму дерево, принесена какими-то другими людьми или целой общиной. На алтарь возлагались жертвы от всех евреев. Даже жертвы, приносимые отдельными людьми за совершенные ими прегрешения и проступки, возлагались на алтарь поверх дров, на которых их сжигали. И семья, потратившая столько сил на заготовку этих дров, действовала во имя того, чтобы быть полезной даже тем из соплеменников, кто совершил грех. Дать дрова для сожжения жертвы значило помочь грешнику искупить свой грех.
Еще большее значение имел тот факт, что, делая нечто возможным тогда, когда оно затруднительно, та или иная семья делала это с радостью столь глубокой, что день предоставления дров стал для нее семейным Йом Товом.
И здесь заключается суть спора между рабби Меиром и рабби Йоси: восходят ли человеческие качества, определяющие такое поведение, к царю Давиду или Йоаву, сыну Церуи?
Ученый и воин
В Талмуде говорится: «Если бы не Давид, мог бы Йоав вести
войну, и если бы не Йоав, мог бы Давид погрузиться в Тору?» (Сангедрин, 49а). Военные
победы Йоава были возможны в силу заслуг Давида в изучении Торы, а для Давида
возможность погрузиться в изучение Торы открылась благодаря воинским победам
Йоава, совершаемым именем царя Давида.
(То, что Талмуд говорит об усилиях, приложенных ими, каждым – на своем поприще, свидетельствует, что усилия эти взаимосвязаны. Успехи Йоава в битвах не просто были достигнуты благодаря заслугам Давида в постижении Торы, но Йоав разделял с Давидом погруженность в Тору, соучаствуя в ней, ибо «если бы не Йоав, мог бы Давид погрузиться в Тору?». Тем самым изучение Торы Давидом помогало Йоаву побеждать.)
И Давид, и Йоав стремились служить Б-гу, доходя в этом до самозабвения и самопожертвования. Самозабвение Давида нашло свое выражение в духовном труде по изучению Торы. Пророком сказано: «Г-сподь был с ним» (Шмуэл, I, 18:14), а Талмуд подчеркивает следствие этого: «закон был в согласии с его мнением» (Сангедрин, 93б). Самозабвение Йоава выразилось в трудах, направленных на улучшение внешнего мира, вплоть до ведения победоносных битв с представителями народов, противостоящих Израилю, тем самым готовя «обитель Всесильному» в подлунном мире.
Мы видим, что святость и жертвенное служение переплетены между собой. Военные победы Йоава способствовали штудиям царя Давида, а изучение Давидом Торы помогало Йоаву добиться победы на поле битвы. Но есть в их трудах и существенная разница: первейшей заботой царя Давида в то время была Тора, он отрешился от земных дел, тогда как все усилия Йоава были направлены на военные действия, и он был вынужден напрямую сталкиваться с миром и преодолевать его сопротивление.
Рабби Меир и рабби Йоси расходятся в суждении о том, какая из двух позиций важнее. Само имя «Меир» происходит от слова «ор», означающего «свет» или «явленную духовность», выходящую за ограниченные пределы, поставленные нашим миром. В ивритском слове, которым обозначается «этот мир» – «а-олам», хасидские толкователи видят производную от слова «элем» («сокрытие, утаивание») и считают, что само название мира, в котором мы живем, напоминает нам о покрове законов природы, скрывающем истинную суть мироздания. Здесь мы видим указание на то, что более всего занимает рабби Меира – он озабочен идеей самоотверженного погружения в изучение Торы, воплотившейся в царе Давиде.
Имя же рабби Йоси нумерологически эквивалентно слову «Эло-им» (Зогар, III, 223a), которое, в свою очередь, эквивалентно слову «а-тева» («природа»), то есть раз и навсегда установленные законы этого мира. И здесь мы видим указание на проблему, занимающую рабби Йоси: он озабочен конфликтами и духовным служением, без которого невозможно править этим миром и властвовать над ним, а выражением этой идеи служат поступки Йоава.
Еще одно основание спора между рабби Меиром и рабби Йоси можно установить, обратившись к полемике между Вавилонским и Иерусалимским Талмудами о праздновании Пятнадцатого ава. Полемика велась по вопросу о том, должен ли человек прилагать усилия для малого действия, которое в будущем может принести великие плоды.
Иерусалимский Талмуд настаивает, что в том случае, когда действие в настоящем несравнимо по малости своих усилий в отношении тех плодов, которое оно принесет в будущем, человек обязан это усилие совершить, пусть даже пройдет много времени, прежде чем это действие даст великие плоды.
Вавилонский же Талмуд подчеркивает: мы должны ориентироваться на ситуацию какова она сейчас. Если усилие прилагается сейчас, а следствия его и великие плоды обещаны в отдаленном будущем, усилие неоправданно, пусть даже плоды во много раз его превзойдут. То есть человек не обязан совершать действие, имеющее весьма несущественное значение для настоящего.
Благие результаты неотрывного изучения Торы царем Давидом превыше тех трудностей, что пришлось перенести Йоаву в битвах, пусть даже великие плоды размышлений над Торой были явлены спустя длительное время после побед Йоава. В соответствии с позицией Иерусалимского Талмуда, Йоав был обязан вести войну. А согласно Вавилонскому Талмуду, действия Йоава носили альтруистический характер и были плодом его свободного выбора, а не результатом давления внешней необходимости или формальных обязательств.
Позиция рабби Меира соответствует Иерусалимскому Талмуду: усилия Йоава были малым усилием в настоящем, которое впоследствии дало великие результаты, связанные с изучением Торы царем Давидом, а потому мы не можем говорить об альтруизме Йоава, но должны приписывать качество альтруистического самопожертвования царю Давиду.
Рабби Йоси исходит из позиции, зафиксированной
Вавилонским Талмудом: деяния Йоава сами по себе в высшей степени достойны, ибо
они не были исполнением закона, а действовал он, опираясь лишь на собственную
добрую волю, руководствуясь идеалистическими и альтруистическими соображениями.
Прививая самопожертвование нашим чадам
Урок вышесказанного: если человек обладает чем-то столь редкостным, чему нет замены в целом мире, он должен быть готов отдать это, чтобы помочь ближнему, даже если этот ближний – грешник, даже если приносимый дар безымянен и тот, кому он отдан, ничего не ведает о дарителе. Более того, подобную возможность помочь ближнему следует принимать с глубочайшей радостью и видеть в ней счастливый шанс. Радость, которая в этом случае охватывает дарителя, должна быть столь велика, что в память об этом он устанавливает особый Йом Тов в своей семье.
Чтобы привить эту черту своим чадам – и плотским, и духовным, ибо сказано, что ваши ученики – ваши чада, поведение человека должно быть проникнуто таким качеством, как «месирас нефеш» («альтруистическое самопожертвование»). Это относится и к человеку, всецело погруженному в занятия Торой, и к тому, кто занят трудами коммерции, сражением с материальными условиями существования: их действия должны обладать такими качествами, как битул («самозабвение») и месирас нефеш («самопожертвование»).
Так мы воспитаем поколение, готовое отдать свое достояние во имя других, чтобы с радостью помочь ближнему.
Эта черта – альтруистическая любовь к собрату – имеет величайшее значение: по сути, именно она противостоит «синас хинам» – ни на чем не основанной ненависти, которая вызвала разрушение второго Храма. Именно альтруистическая любовь к ближнему принесет нам истинное, полное искупление, грядущее вскоре.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru