[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  АВГУСТ 2006 АВ 5766 – 8 (172)

С Хасидской тоЧки зрениЯ

Антология праздников

Составитель Алтер Мецгер

Золотой венец ПервосвЯщенника

В одну строку или в две

В Торе сказано о венце Первосвященника, что он должен быть из чистого золота, а «на нем надпись, как на печати: “святыня Б-гу”» (Шмойс, 28:36). Талмуд рассказывает нам о споре, возникшем между мудрецами и рабби Элиезером бен рабби Йоси, насчет того, как именно было написано «святыня Б-гу». Мудрецы настаивали, что надпись шла в две строки: вверху был начертан Тетраграмматон, четырехбуквенное имя Б-га, а ниже было написано «святыня». Рабби Элиезер бен рабби Йоси настаивал на ином: «Я видел его <венец> в граде Риме, и “святыня Б-гу” было написано на одной строке» (Шабос, 63б).

Рамбам приводит алохическую трактовку и говорит: «Написано сие было в две строки, а если было бы написано на одной строке, то допустимо такое, и бывали некие короткие промежутки времени, когда писалось всё в одну строку». Из этого мы можем заключить, что, несмотря на утверждение рабби Элиезера бен рабби Йоси, мудрецы не отказались от своего мнения, считая необходимым писать слова на венце в две строки. Поэтому Рамбам говорит о том, что закон на стороне мудрецов, а мнение рабби Элиезера бен рабби Йоси верно лишь в отношении данного конкретного венца, который ему довелось видеть. Обратим внимание, Рамбам пишет о «двух словах на одной строке», именно принимая во внимание свидетельство рабби Элиезера бен рабби Йоси, которое толкает нас к тому, чтобы признать написание в одну строку как приемлемое в силу самого прецедента.

Комментарий Меири утверждает: «И хотя один из величайших мудрецов свидетельствует, что видел в Риме <венец> с надписью в одну строку, это не опровергает того, что известно на сей счет мудрым, хотя слова рабби были утверждением человека, видевшего всё воочию».

Сказанное Рамбамом не идет далее констатации того, что надпись на золотом венце, в которой слова выведены в одну строку, – венце, носимом Первосвященником во время храмовых служб, а позже виденном в Риме, – приемлема только по принципу post facto (по сути же, предпочтительнее, чтобы слова писались в две строки).

То есть использование венца, на котором слова выведены были в одну строку, приемлемо только временно, в течение короткого периода, необходимого для изготовления венца с надписью в две строки. Должны ли мы из этого делать вывод, что именно за такой короткий период Храм был захвачен и в руки римлян попал этот «временный» венец?

Менора на арке Тита

Для того чтобы уточнить подход к сформулированной выше проблеме, надо осознать контекст, в котором она существует, а это потребует пояснений. На арке Тита, выстроенной этим императором в Риме после того, как он захватил Иерусалим, изображена, среди прочего, менора. Некоторые считают, что эта менора в точности воспроизводит храмовую менору. При этом шесть ее ветвей изогнуты.

Здесь мы сталкиваемся с проблемой. У Раши недвусмысленно сказано, что ветви меноры выходят «с обеих сторон наклонно и поднимаются до высоты светильника» – то есть речь идет о прямых ветвях. Более того, слово «кней», которым обозначаются эти ветви, является множественным числом от «кане» – «тростник», прямое растение, растущее по берегам водоемов. Рамбам в рукописи комментария к Мишне нарисовал ветви меноры в виде прямых диагоналей, безо всякого намека на изгиб, а его сын, рабби Авраам, в своих комментариях подчеркивал, что отец сделал этот набросок намеренно, чтобы проиллюстрировать мысль о том, что ветви меноры – прямые и ни в коем случае не изогнутые. Мы видим очевидное различие между этим описанием меноры, какой она должна быть, и изображением на арке Тита.

Возможно самое простое решение проблемы – сказать, что менора, представленная на арке Тита, не является точным изображением храмовой меноры. Об этом, кстати, свидетельствует ряд других, весьма существенных деталей: так, на меноре, какой мы видим ее на арке, присутствует… изображение дракона!

Было бы вполне логично считать, что моделью для меноры на арке послужила не храмовая менора, а какая-то другая, имеющая с ней сходство. Более того, поскольку храмовая менора играла важную роль в ритуале, другие меноры, возможно, делались так, чтобы быть на нее максимально похожими – и в первую очередь на это претендовали те изделия, которые использовались в практиках идолопоклонства. Таково, по всей видимости, происхождение дракона на меноре, изображенной на арке Тита. Судя по всему, можно утверждать, что в данном случае моделью послужила некая менора, претендующая на сходство с храмовой, но не более того.

Подлинность венца

Можно задать ряд вопросов и в связи с комментарием Меири. Рабби Элиезер бен рабби Йоси видел в Риме некий венец. Однако действительно ли виденный им венец был венцом Первосвященника? Вполне возможно, что то был некий венец, весьма схожий с ним. Да, в Риме этот венец хранился вместе с другими предметами храмовой утвари. Однако вспомним историю с менорой на арке Тита. Не может ли быть так, что и упомянутый венец, и менора были имитациями своих прототипов из Храма – но именно имитациями?

Учитывая запрет, о котором говорит Тора: «не делайте для себя» (Шмойс, 20:20) (и который Раши поясняет следующим образом: «Не скажи: Вот я сделаю керувим в домах молитвенных и в домах учения подобно тому, как я делаю их в Доме вечном [в священном Храме]. Поэтому сказано: “не делайте себе, для себя” [т. е. того, что при Мне на небе и при Мне в Храме, не превращайте в божества из серебра и золота, нарушив Мои повеления, а также не делайте их “для себя”]»), – мы с уверенностью можем утверждать, что имитации эти никак не могли быть сделаны евреем.

Мудрецы хранили традицию, и, по словам Меири, им было известно, что надпись «святыня Б-гу» содержала две строки. То есть им было известно, что данную в Торе заповедь следует исполнять именно таким образом. Значит, из понимания самой этой традиции вытекает, что венец, виденный в Риме рабби Элиезером бен рабби Йоси, не был венцом Первосвященника.

Более того, мы должны понять, что рабби Элиезер бен рабби Йоси не получил эту традицию от своего учителя. И, видя в Риме венец, он не смог предположить то обстоятельство, которое само по себе не очевидно: рядом с утварью, похищенной из Храма, помещены некие чужеродные предметы. Виденное им, напротив, послужило для него доказательством, что на венце Первосвященника надпись была выведена в одну строку.

Мудрецы же, причастные традиции, не могли принять свидетельство, ей противоречащее, хотя то было «утверждение человека, видевшего всё воочию». В их понимании римский венец, о котором идет речь, не мог быть подлинным.

Мнение Рамбама

Однако остается вопрос: как понимать позицию Рамбама, согласно которой, если мы имеем дело со свершившимся фактом, то можно допустить и надпись в одну строку? Можно ли поверить, что римляне были введены в заблуждение, приняв за подлинную храмовую утварь предметы, не имевшие отношения к Храму, в то время как памятники римской литературы содержат множество подробных описаний Храма и различных его ритуалов? Возможно, это соображение и подтолкнуло Рамбама к утверждению, что ношение венца с однострочной надписью было допустимо – хотя и продолжалось лишь короткое время. «Ор а-хаим» идет в этом вопросе еще дальше, когда утверждает: «даже согласно мудрецам <венец с однострочной надписью> не рассматривался как нечто недопустимое». Значит, мнение Рамбама не должно казаться столь уж спорным. Но всё-таки придется прибегнуть к ряду допущений, чтобы избежать споров и разногласий.

Современные открытия

Вышеприведенная дискуссия имеет непосредственное отношение к событиям нашего времени. Сегодня в результате археологических раскопок были открыты множество свитков, рукописей и фрагментов, которые нередко отличаются от принятых текстов, содержат дополнительные и вставные буквы и т. д. Мы должны отдавать себе отчет в том, что, даже являясь «зримыми свидетельствами», эти тексты, в реальности, не всегда совпадают с нашей традицией. Следует помнить, что нам неизвестно, принадлежали ли авторы «потаенных текстов» к числу «великих мудрецов». Возможно, эти тексты были утаены или отвергнуты как раз потому, что в них было нечто, отклоняющееся от традиции.

Что касается нашего наследия и традиции, передающихся от еврея к еврею, из поколения в поколение, так что цепь непрерывной передачи можно проследить вплоть до времен Моше, то можно сказать с уверенностью, что именно в них хранится истинное и точное знание.

КОВЧЕГ ЗАВЕТА

Сокрытие Ковчега

Рамбам, описывая Святая Святых Храма, где хранился Ковчег со Скрижалями, на которых начертаны Десять заповедей, говорит следующее: «В Святая Святых, на западной стороне находится камень, под которым пребывает Ковчег… Когда Шломо строил Храм, он знал, что тому суждено быть разрушенным. Поэтому он создал особое помещение в Храме, ниже фундамента, где в тайных глубинах можно было поместить Ковчег, к которому вели бы извилистые ходы. Позже царь Йошияу повелел, чтобы Ковчег был перенесен в тайное помещение, приготовленное для него царем Шломо: “И сказал левитам, наставникам всех исроэлтян, освященным Г-споду: поставьте ковчег святой в доме, который построил Шломо, сын Давида, царь Исроэла; незачем вам носить <его> на раменах; теперь служите Г-споду, Б-гу вашему, и народу Его Исроэлу” (Диврей а-ёмим, II, 35:3)».

Далее Рамбам поясняет, что чудесный посох Аарона, первого Первосвященника, также покоится в этом тайном убежище. Ни посоха, ни Ковчега во втором Храме не было. А Урим ве-тумим – нагрудник из драгоценных камней, который носил Первосвященник, во времена второго Храма не давал более пророчеств, вспыхивая буквами, вырезанными в его самоцветах, как то было, когда стоял первый Храм.

Обратим внимание: Рамбам утверждает, что единственная цель, которую преследует его алохический труд Мишне Тора, – дать знание Закона. Но тогда какое отношение к этой задаче имеют кажущиеся здесь неоправданно обширными подробности, касающиеся всего, связанного с укрытием Ковчега? Более того, местопребывание Ковчега подробно обсуждается в Талмуде и ставит то или иное алохическое решение в зависимость от определенного мнения Талмуда, которое, по всей видимости, не имеет никаких практических следствий на уровне Закона.

Чтобы решить эту проблему, комментарии к Мишне Тора поясняют: Рамбаму нужно было проговорить эти тезисы, дабы показать: изначально присущая Храму святость не была утрачена с разрушением первого Храма. В общих чертах идея продолжающейся святости Храма опирается на представление о том, что Ковчег пребывает на своем месте и служит точкой отсчета для локализации Святая Святых внутри священной территории Храма.

Возникает ряд соображений. Во-первых, представления Рамбама о том, что место, на котором стоит Храм, «освящено ныне и в будущем», вытекают из представлений о Храме и Иерусалиме как своего рода «производных» от Шхины, Б-жественного Присутствия, а это Присутствие «не может уйти или быть уничтожено». Однако подобный принцип не связан с одним лишь Ковчегом.

Рамбам должен был бы ясно и коротко сказать, что Ковчег сокрыт где-то в глубинах того пространства, которое изначально было отведено ему в Храме. А он заявляет: «<Шломо> построил помещение, чтобы хранить там Ковчег». Слово «там», судя по всему, указывает на «дом», то есть на храмовый комплекс, а не на Святая Святых – ту часть Храма, где находился Ковчег. То есть Рамбам не выделяет Ковчег и его местоположение. Также он не цитирует один из текстов Талмуда, в котором ясно сказано, что Ковчег находится там «до сего дня» (Млохим, I, 8:8).

Зачем все эти многочисленные подробности, упоминаемые Рамбамом, – то, что царь Шломо выстроил тайное помещение, к которому вели извилистые ходы, что царь Йошияу повелел перенести Ковчег в тайное помещение, вместо того чтобы просто сказать: «спрятал Ковчег»? Зачем цитировать текст Писания, который, казалось бы, вовсе не подтверждает, что царь Йошияу приказал спрятать Ковчег в месте, предусмотренном Шломо? И – какие законы могут быть выведены из всех этих фактов?

Странно звучит в этом контексте и замечание Рамбама о том, что царь Шломо выстроил тайное убежище для Ковчега, «зная, что <Храму> суждено быть разрушенным». Ведь сказано же, что всё в Храме было выстроено согласно повелениям Б-га: «Всё это <сказано> в писании от Г-спода, – Который вразумил меня о всех работах предначертанных» (Диврей а-ёмим, I, 28:19). Как это соотносится с утверждением, что царь Шломо построил убежище для Ковчега согласно собственному разумению?

Уже упоминалось, что Рамбам писал о драгоценных камнях на Урим ве-тумим, которые в эпоху второго Храма не давали более пророческих ответов. Казалось бы, этот факт имеет отношение к разделу, где говорится о храмовой утвари и одеждах, носимых священнослужителями во время службы. Рамбам действительно говорит обо всем этом в соответствующем разделе, – но почему эти темы упомянуты и здесь, в связи с Ковчегом?

Можно предположить, что такого рода связь между нагрудником Первосвященника, не дающим пророчеств во времена второго Храма, и Ковчегом выстроена намеренно.

То, что Рамбам говорит о сокрытии Ковчега в разделе, посвященном зданию Храма, а не храмовой утвари и сосудам, позволяет яснее понять его логику. Размещение Ковчега в Святая Святых, по мнению Рамбама, является «архитектурным» аспектом Святая Святых. Он не упоминает Ковчег, когда говорит о храмовой утвари, ибо для него Ковчег – не утварь, а неотъемлемая часть Святая Святых как сооружения.

Но это влечет за собой еще более сложный вопрос: если во втором Храме Ковчег не стоял в предназначенном ему, согласно замыслу строителей, месте, тогда Святая Святых там не обладала той полнотой, которой должна обладать. Отсутствовал объект, определяющий всё здание Храма.

Отвечая на этот вопрос, Рамбам дает пространные и подробные описания, касающиеся того, как именно был сокрыт Ковчег, – они должны показать, что в Храме не было изъяна, его воздвигли так, что всё в нем было проникнуто святостью.

Сокрытие Ковчега не было предпринято без подготовки, исключительно под давлением обстоятельств. С самого начала, еще при строительстве Храма, для Ковчега было предусмотрено два места: первое – на камне-основании в Святая Святых, а второе – в глубине, в некоей крипте, к которой «вели извилистые ходы» и которая была расположена под Святая Святых. Эта крипта с самого начала мыслилась неотъемлемой частью Храма.

Ковчег перенесен был туда в соответствующих обстоятельствах, однако важно именно то, что структура Храма изначально предусматривала и Святая Святых, и эту крипту, призванную дать укрытие для Ковчега. Значит, требование того, чтобы Ковчег находился в Храме, выполнялось и в том случае, если он пребывал сокрытым в крипте.

Рамбам подчеркивает это: «Когда Шломо строил Храм, он знал, что тому суждено быть разрушенным. Поэтому он создал особое помещение в Храме…» Царь Шломо действовал, руководствуясь не своеволием, а волей Б-га, реализуя Его намерение, – и это Всевышний открыл Шломо, что ждет Храм и что, в свете этого, необходимо предпринять, дабы обеспечить безопасность Ковчега.

Ковчег с необходимостью должен пребывать в Святая Святых. Если же он помещен где-то в глубинах Храмовой горы и место, где он сокрыт, не является тем, что намеренно и изначально предназначено для него, то отсутствие волевого акта, связанного с изначальным намерением, кавана, препятствует освящению всего Храма, тем самым Святая Святых перестает во всей полноте исполнять свою функцию.

Посмотрим под этим углом зрения на слова Рамбама о том, что царь Йошияу повелел, чтобы Ковчег был перенесен в тайное помещение, приготовленное для него царем Шломо. Это сказано, чтобы пояснить еще раз: место, где сокрыт Ковчег, изначально создавалось как неотъемлемая часть Святая Святых. Йошияу правил в те времена, когда евреи находились в зените царства и никакая угроза над Храмом не нависала. Значит, сокрытие Ковчега не было продиктовано страхом перед непосредственной угрозой. А сам акт переноса, между прочим, приравнивался к тому переносу Ковчега во Храм, который предпринял Шломо.

Ритуал переноса соотносился с торжественной церемонией эпохи царя Шломо. Йошияу особо подчеркнул, что Ковчег должен быть перенесен в помещение, приготовленное для него царем Шломо, то есть Ковчег продолжает пребывать на месте, изначально для него предусмотренном: он по-прежнему размещен в самом Храме.

Царь Йошияу говорит левитам: «незачем вам носить <Ковчег> на раменах» (Диврей а-ёмим, II, 35:3). Во время переноса может быть потревожена святость Ковчега, но после того, как перенос совершен и Ковчег водружен в тайной крипте, он сохраняет все свои качества. Ни служение левитов во Храме, ни сам Храм в результате не претерпевают никакого ущерба.

«Теперь служите Г-споду, Б-гу вашему», – продолжает Йошияу, указывая на то, что ритуалы, совершаемые в Храме, сохраняют все свои качества.

Теперь становится понятно, почему Рамбам останавливается на функциях нагрудника Первосвященника, Урим ве-тумим, во времена второго Храма: камни на нем более не вспыхивают блеском, давая ответ на вопрос, как то было во времена первого Храма, но Урим ве-тумим при этом сохраняет присущую ему святость.

Даже сокрытый, Ковчег продолжает быть частью здания Храма, делая возможным исполнение ритуалов и функций Храма. Это же относится и к одеяниям священнослужителей, включая Урим ве-тумим. Как Ковчег придает завершенность и полноту Храму, так Урим ве-тумим придает завершенность и полноту облачению Первосвященника.

Три Храма – единая сущность

Теперь мы можем перейти к следующему уровню анализа, касающемуся не только сущностной полноты второго Храма, но и некоторых качеств первого Храма.

Поверхностному мышлению первый Храм представляется не вечным, а временным сооружением: существовала возможность его разрушения, к нашей скорби, осуществившаяся в реальности. Но при этом в вечности Храму был присущ скрытый аспект: тайная крипта, где покоится Ковчег «и до сего дня» (Млохим, I, 8:8). Значит, первый Храм продолжает стоять в вечности, ибо пребывает место, на котором он стоит, а святость места продолжает пребывать, ибо в тайной крипте находится Ковчег, с ним же – Шхина, Б-жественное Присутствие. Рамбам дает нам почувствовать особое качество здания Храма: хотя первый Храм был разрушен, сохранившаяся от него тайная крипта – часть храмового здания – пребывает, отмеченная святостью в настоящем и будущем.

Отталкиваясь от вышесказанного, мы можем понять важное качество, присущее всем трем Храмам – двум, связанным с прошлым, и третьему, который будет воздвигнут вскорости праведным Мошиахом. Все три Храма образуют единство и идентичны друг другу – их не следует рассматривать как три разных здания. Второй и третий Храмы – не отдельные, отличные друг от друга сооружения, они – всё тот же восстановленный первый Храм, ибо он продолжает существовать в их структуре изначально, как неотъемлемая часть.

Эту аналогию можно продолжить, распространив ее на воскрешение мертвых. В воскрешении тело не будет воссоздано «с нуля» (Брейшис Раба, 28:3), а восстановлено из «косточки луз», которая предсуществует в человеческом земном теле и не подвержена разрушению. Тайная крипта с Ковчегом, по сути, эквивалент косточки луз; эта крипта – неразрушимое ядро Храма, из которого восстают второй и третий Храмы.

Алохический подход Рамбама к этим проблемам дает пространство для многих практических толкований, связанных с разрушением Храма и изгнанием евреев.

Сущностное ядро Храма не подвержено разрушению, и чужим народам не дано возобладать над Домом, посвященным служению Б-гу. Покуда Ковчег пребывает в убежище, Храм длится, – подобно тому, как враги не могут уничтожить евреев, если только те сами не встанут на путь неправедности и не разорвут узы, связующие их с Б-гом.

Даже в дни радости и подъема, когда шло строительство Храма, царь Шломо понимал, что возможно его разрушение и принимал практические действия, учитывающие такую перспективу. Разрушение Храма – часть Б-жественного замысла, который во всей своей полноте будет реализован в строительстве третьего Храма.

Храм и раскаяние

Разрушение Храма в соответствии с Б-жественным промыслом не было самоцелью; оно было призвано подвигнуть евреев к покаянию и вернуть их к Б-гу. «Нисхождение», связанное с разрушением Храма, завершится великим «восхождением» раскаяния – здесь мы видим реализацию хасидской идеи о «нисхождении во имя восхождения». Результатом станет строительство третьего Храма, который пребудет в вечности, как воистину совершенная форма, ибо это – «жилище, что сделал <Ты> Себе, Б-же, – святилище, Г-сподь, что устроили руки Твои» (Шмойс, 15:17).

Обратим внимание на то, что понятия, которыми Рамбам описывает тайное убежище Ковчега, проливают свет на духовную природу евреев: речь идет о глубине, потаенности и извилистых ходах. Итак, было выстроено «особое помещение», где надлежит быть укрытым Ковчегу, ибо Храму «суждено быть разрушенным». Травма, связанная с этим болезненным нисхождением, преобразуется в сокрушение сердца, ведущее к раскаянию в деяниях прошлого и – в дальнейшем – к восхождению на более высокий уровень Б-жественного служения.

Этот уровень Б-жественного служения, когда раскрываются тайны Торы – о которых сказано у царя Шломо: «глубоко, глубоко: кто его постигнет?» (Коэлес, 7:24), – не может раскрыться навстречу обычным духовным усилиям, ориентированным на последовательное восхождение. Интенсивное раскаяние является не в результате следования человека обычными, естественными путями служения Б-гу, но в результате отчаянного и глубочайшего усилия, известного раскаявшемуся грешнику, баал тшува, с его «петляющими» и «искривленными» путями. В результате этого глубочайшего усилия открываются высшие мистические уровни, известные как «глубины сокрытого», достичь которых не способен «прямой свет», но только «искривленный свет» величайшей интенсивности.

Урок, который мы извлекаем из размышлений о Ковчеге Завета, сокрытом в глубинах, куда ведут извилистые ходы, таков: всякий еврей, вне зависимости от того, как низко он пал, извилистыми путями может достичь высочайших уровней покаяния и знания Торы.

Возможно, на то воля Б-жия, что здание третьего, вечного Храма будет вскоре воздвигнуто. Да произойдет так, что это здание окажется выстроено и открыто нашим взорам уже в наше время, время истинного и полного искупления через праведного Мошиаха.

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru