[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  ИЮЛЬ 2006 ТАМУЗ 5766 – 7 (171)

С Хасидской тоЧки зрениЯ

Антология праздников

Составитель Алтер Мецгер

12–13 тамуза – освобождение рабби Йосефа-Ицхока Шнеерсона (продолжение темы)

Итак, отказ Ребе оказаться в пути в Шабос мог восприниматься только как провокация: узник шел наперекор власть имущим. Более того, соблюдение Шабоса «врагом народа», находящимся под арестом, выглядело особо вызывающим.

Заметим, был целый ряд факторов, согласующихся с Алохой и смягчающих для Ребе сложившуюся ситуацию. Освобождение Ребе в четверг не ставило его перед фактом неизбежного нарушения Субботы: существовала известная неопределенность, как именно пройдет его подневольное путешествие. Выйди он из тюрьмы уже в четверг, он мог бы направить усилия тех, кто ему сочувствовал, в нужном направлении и вполне мирскими, светскими средствами добиться того, чтобы не трогаться в путь тем же вечером. Более того, если бы даже он сел в этот злосчастный поезд, до Шабоса оставался еще день – в течение этого дня существовало множество способов прервать путешествие. То есть существовал вполне алохический путь соблюсти Шабос в тех обстоятельствах, с которыми столкнулся Ребе.

Так почему же Ребе занял столь непримиримую позицию, чреватую серьезной угрозой для жизни? Казалось бы, куда «разумнее» было выйти из тюрьмы и уже за ее стенами задействовать стратегию, которая позволила бы избежать путешествия в субботу…

Готовность к самопожертвованию перед лицом опасности – качество, отличавшее всю деятельность Ребе: он прекрасно отдавал себе отчет, что его проповедь Торы и иудаизма в СССР чревата арестом.

Мы знаем, что Ребе шел путем самопожертвования не только в тех обстоятельствах, когда это было неизбежно, но и тогда, когда перед ним был выбор и можно было избежать прямой конфронтации с власть имущими. Более того, Ребе выбирал «опасный» путь самопожертвования тогда, когда, по мнению знатоков Торы, не было необходимости рисковать своей жизнью.

Но если рассмотреть действия Ребе не из перспективы личной ответственности еврея, а из перспективы ответственности духовного лидера, озабоченного состоянием вверенной его попечению общины, мы увидим ситуацию несколько иначе. Ребе полностью отдавал себе отчет, что за времена стоят на дворе, и понимал, что угроза нависла над всеми евреями и над иудаизмом вообще. Он был озабочен тем, чтобы «пламя Израиля» не погасло. В этих условиях его ответственность – и его пример – приобретали особое значение: он должен был действовать безоглядно, самопожертвованием являя истинность веры. В такой ситуации невозможно руководствоваться только лишь соображениями трезвого расчета, взвешивать «за» и «против», искать компромиссных решений.

И всё-таки решение выехать в ссылку несколькими днями раньше или позже касалось, вроде бы, не судеб общины, но одного только Ребе. Почему же и в этом случае он выбрал крайнее решение? Потому что оно было предопределено всей его жизнью.

Кидуш Ашем – Хилул Ашем

Чтобы разобраться в этом, следует углубиться в проблематику, связанную с представлениями о Кидуш Ашем (освящение Имени Б-га) и Хилул Ашем (профанация Имени Б-га). Цель, которую преследовали гонители Ребе, – свести на нет его усилия, направленные на распространение Торы и иудаизма. Прими Ребе их правила игры, они одержали бы победу: представьте, Ребе согласился ехать в ссылку в Шабос! Среди евреев, которые бы об этом узнали, много ли было тех, кто представлял себе ситуацию досконально и принял бы во внимание обстоятельства, «легитимизировавшие» такое решение с точки зрения Закона? А подобные ситуации Закон рассматривает именно в сфере понятий Кидуш Ашем – Хилул Ашем: значение имеет истолкование тех или иных действий окружающими, которые могут увидеть в них нарушение Закона или отступление от него – независимо от того, праведен или неправеден на самом деле был тот, кто совершил некое действие.

Представление о Кидуш Ашем – это мостик, связующий третий день месяца тамуз и тот раздел Торы, Хукас, который читается в ближайшую к этому дню субботу. Хукас повествует о «водах Распри»: ситуации, когда Моше не исполнил в точности веление Б-га и был, вместе с Аароном, подвергнут наказанию: «За то, что вы не поверили Мне, чтобы ознаменовать святость Мою на глазах у сынов Израиля, не введете вы собрание это в страну, которую Я дал им!» (Бемидбар, 20:12).

Возникает вопрос: почему этот грех был столь вопиющим, что помешал Моше войти в Землю обетованную? Мы знаем, что Моше не единственный раз поплатился за совершенные им ошибки, но ведь не столь жестоко? И ошибка Моше в данном случае заключалась, казалась бы, в малости – чтобы извлечь из скалы воду, он ударил в нее посохом, вместо того, чтобы просто воззвать к ней. Почему же за это он был лишен возможности войти в Землю обетованную?

Обоснование этому дано в Торе: «За то, что вы не поверили Мне, чтобы ознаменовать святость Мою на глазах у сынов Израиля» (Бемидбар, 20:12). Раши комментирует: когда в предыдущий раз народ роптал и требовал мяса, Моше усомнился: «Даже если мелкий и крупный скот зарезан будет для них, хватит ли им этого?» (Бемидбар, 11:22) – подразумевая, что щедрот Б-га не хватит на весь народ Израиля, – но при этом он не был подвергнут каре. И Раши поясняет: «За то, что вы не поверили Мне. Писание открывает, что, если бы только не этот грех, они вступили бы на землю (Исраэля) <...> Но разве <вопрос> “мелкий и крупный скот зарезан будет” не хуже, чем это? Однако, потому что там <сказано было> не во всеуслышание <не при общине, на которую это могло оказать пагубное воздействие>, Писание пощадило его, здесь же было в присутствии всех сынов Исраэля, и Писание не пощадило его ради освящения Имени» (Раши на Бемидбар, 20:12).

То есть главный фактор здесь – освящение Имени, и связан он с тем, как то или иное действие будет понято окружающими.

Написанные буквы – и буквы, выбитые на камне

Объяснение поведению Ребе можно найти и на ином, более глубоком уровне. Ответ Ребе тюремщикам связан был не только с его пониманием своей ответственности как еврейского лидера; он твердо решил придерживаться жесткой линии поведения во всем. Он претерпел за свою твердость множество физических лишений, при том что его позиция имела отношение не только к проблемам, связанным с освящением Имени Б-га и проповедью Торы.

Чем объясняется эта смелость, доходящая до крайности? Название раздела Торы «Хукас» дает ответ на этот вопрос. Рабби Шнеур-Залман из Ляд поясняет: слово «хок», обычно переводимое как «закон, не имеющий видимого рационального объяснения», следует понимать как производное от ивритского «хакок» – «вырезанное и выбитое (на твердой поверхности)», то есть отличное от «просто написанного». Когда человек просто пишет – на пергаменте или бумаге, – он наносит буквы на поверхность листа. Чернила впитываются, но при этом буквы и то, на чем они написаны, остаются двумя разными сущностями: чернилами и бумагой или пергаментом. Текст оказывается чем-то дополнительным по отношению к своему «носителю». И эти буквы легко можно удалить или изменить.

С выбитой на камне надписью дело обстоит иначе: буквы образованы субстанцией самого материала, на который они наносятся, они – часть камня. Их нельзя удалить с камня, не изменив его.

Точно то же происходит и на духовном уровне. Когда служение Б-гу является чем-то дополнительным по отношению к сущности человека, оно легко может претерпеть изменения под воздействием внешних обстоятельств. Внешние факторы могут заставить человека не до конца исполнить те или иные обязательства, связанные со служением Б-гу, – и это не затронет внутренней сущности человека. Но если служение Б-гу «выбито в душе человеческой», как буквы на камне, оно не подвержено изменениям. Заставить такого человека отказаться от своих обязанностей служения возможно, только лишь разрушив его личность, – так же, как стереть буквы с камня можно, только лишь отколов часть этого камня.

Когда служение Б-гу «записано» в душе, человек готов на самопожертвование во имя любой малости, связанной с сутью иудаизма. Никакие доводы разума, призывающие к отказу от строгого исполнения заповедей, к любому несовершенному служению, не принимаются во внимание, ибо индивидуальность человека в этом случае неразрывно слита с каждым аспектом его служения.

Для Ребе исполнение Торы и заповедей было «буквами, вырезанными на камне», не отделимыми от его сущности. Его жертвенность не была результатом какого-то умозаключения, интеллектуального анализа, взвешивания «за» и «против». Это был естественный ответ Ребе как личности, для которой служение Б-гу было сущностью.

Три недели

«Менахем ав»

Название «ав» восходит ко временам Таргума. Однако, согласно традиции (восходящей к самой Торе), когда в Шабос накануне наступления месяца ав произносится благословение грядущему месяцу, его называют «менахем ав». Это же наименование принято и в юридической практике, его можно встретить в документах и разводных письмах. Более того, в них месяц может быть назван просто «менахем», ибо «известно: месяц ав называют “месяц менахем”, поэтому, если в разводном письме употреблено такое название, развод считается совершенным в соответствии с законом».

Со словом «ав» связаны мрачные ассоциации, что отражено в высказывании Талмуда: «Приход месяца ав – лишение радости». Отсюда, собственно, и возникло словосочетание «менахем ав»: мы молим Б-га быть нашим «Менахем» – «Утешителем», когда подступают тяжелые воспоминания, связанные с месяцем ав. Тем не менее с месяцем ав связаны и положительные коннотации, относящиеся к уровню куда более высокому, чем тот, который задан обычным значением слова «менахем». Наши мудрецы, да будет благословенна их память, сказали о стихе «Я, Я – утешающий вас» (Ишаяу, 51:12): «Жалость – удел отца, и написано: Как жалеет отец сыновей, <так> жалеет Г-сподь боящихся Его» (Теилим, 103:13). Удел матери – утешать, и написано: «Как тот, чья мать утешает его. И сказано Б-гом: “Сделаю для вас как отец и мать”».

Значит, мы имеем дело с тремя различными аспектами названия месяца: ав – всё то, что связано с горькими воспоминаниями; менахем – утешение матери; ав – жалость отца.

Утешение и милосердная жалость

Нужно провести границу между утешением и жалостью, которая восходит к понятию милосердия. Утешение связано с потерей: по этому поводу выражается сочувствие. Даже выслушав слова утешения, мы продолжаем испытывать чувство потери. Чтобы утешить человека, ему предлагают какие-то рациональные истолкования, вплоть до того, чтобы подтолкнуть его принять выпавший опыт с чувством радости, которое дарует вера, когда человек полностью подчиняется воле Создателя. Но всё-таки человек продолжает чувствовать в душе пустоту и провал, вызванные потерей.

Именно на этом основании Закон говорит: после того как истекло время для выражения соболезнований скорбящему, утешать его запрещено. Когда период острой боли остался позади, слова утешения могут вновь разбередить рану и причинить новую боль, ибо утешение не прекращает боль, но лишь уменьшает ее.

На первый взгляд мы имеем основания предположить, что с воскресением из мертвых утешение станет попросту ненужным, ибо сказано: «Утрет Г-сподь Б-г слезы со всех лиц» (Ишаяу, 25:8).

Но жалость Б-га, Его милосердие бесконечно отличны от утешения. Его милосердие становится воздаянием за любую потерю, так что боль полностью стирается из сознания. В этом объяснение слов молитвы, которой мы славим Г-спода: «по великому милосердию возвращающий мертвых к жизни». Атрибут великого милосердия упоминается здесь потому, что трагедия смерти и связанного с ней страдания удалены.

Сказанное можно проиллюстрировать историей о рабби Зусе из Анаполя. Учитель рабби Зуси, Межеричский Магид, послал одного из своих учеников к рабби Зусе, живущему в совершенной бедности и злосчастии. Общение с рабби Зусей, по мысли Магида, должно было открыть ученику, как принимать испытания с радостью. Юноша пришел к рабби Зусе и поведал о цели своего визита, рабби же ответил: он, дескать, не имеет ни малейшего представления о том, чем может быть полезен гостю, ибо ему, рабби Зусе, никогда не доводилось страдать и испытывать в чем-либо недостатка. Он достиг столь возвышенного состояния самозабвения перед лицом Б-га, что из его сознания изгладился всякий опыт, описанный в Торе как страдание. Ради этого и посылал Магид своего ученика к рабби Зусе: юноша познал, какой глубины могут достигать смирение и самозабвение праведника.

В свете этой истории мы поймем смысл слов Б-га: «Я – отец вам и мать». В грядущем нам будет явлено не только откровение утешения, но и манифестация жалости и милосердия Создателя.

Утешение в грядущем

Однако перед нами остается проблема: если Б-г откроется нам в грядущем во всем избытке Своего милосердия, стерев тем самым из нашего существования всякую боль и потерю, зачем будет утешение, в чем оно будет состоять?

Тварный мир создан Б-гом, чтобы Он обрел обитель в нижних мирах. Говоря иначе, мир должен сохранить свою конечность – но при этом стать обителью для Б-га, Который Бесконечен. Однако Б-жественное откровение, укорененное в милосердии Б-га, исходит из столь высокого источника, что конечность мира по отношению к ней оказывается совершеннейшим ничто. Тем самым проявление Б-жественного милосердия может повлечь за собой самоуничтожение, распад тварного мира. Между тем в намерение Б-га входит, чтобы нижние конечные миры существовали. Значит, в тварном мире будет присутствовать стремление вернуться к верховному источнику бытия, соединиться с ним – но Б-г всё-таки желает, чтобы они были двумя раздельными сущностями. И здесь утешение становится необходимым: несмотря на глубочайшее духовное томление, человек продолжит существование в нижних мирах.

И это тоже подразумевается словами Б-га, что Он будет нам и «отцом», и «матерью». В грядущем откровении оба эти качества будут нам раскрыты. Атрибут «отцовства» соответствует мистической сфере Хохма (буквально «мудрость»), пребывающей выше нисходящих последовательностей тварных созданий, а ее откровение в нижних мирах обычно ведет к исчезновению объекта откровения, его полному распаду. Атрибут «материнства» соответствует мистическому уровню Бина (то есть «понимание»), который не дает Б-жественному свету, исходящему от Хохмы, растворить мир.

В эру Мошиаха, но никак не раньше, произойдет их нисхождение, они будут поняты и приняты в земном бытии и совершится духовное соединение сфер Хохма и Бина.

Сорок два перехода человека

Рабби Исроэл Баал-Шем-Тов говорит: сорок два перехода, совершенные евреями в пустыне после освобождения из египетского плена, отражены в жизни каждого человека. В первом стихе, открывающем раздел Масъэй, сказано: «Вышли из страны Египетской» (Бемидбар, 33:1). Египет в этом стихе может пониматься двояко: слово «Мицраим» может быть прочитано как Египет, но может читаться и как «мейцарим» – «пределы, границы» – то есть то, что мешает развитию. Тем самым «покинуть Мицраим» (то есть покинуть плен) означает и «родиться» – а вслед за этим всех нас ждут «сорок два перехода» жизни. Целью странствий евреев, вышедших из Египта, была Страна обетованная, наша же финальная цель – достижение духовной «страны жизни».

Однако задумаемся: иные переходы из этих сорока двух, совершенных евреями в пустыне, не были благословенны в глазах Г-спода. Как же тогда события Исхода могут служить «парадигмой» жизни каждого из нас? Баал-Шем-Тов поясняет, что эти «переходы» в пустыне сущностно были освящены, однако в результате неподобающих людских поступков, спровоцированных свободной волей, данной нам от Б-га, благо было утрачено: его вытеснила довлеющая над человеком «актуальность». Но когда евреи действуют подобающим образом, в гармонии с Б-жественной заповедью «избери же жизнь» (Дворим, 30:19), то все наши странствия ведут к восхождению и направлены к святости. Императив этой заповеди открывает нам возможность и ниспосылает Б-жественную помощь, чтобы мы выполнили нашу задачу – ибо задача эта исходит от Б-га и сформулирована в Торе.

Баал-Шем-Тов говорит о стоянке у Киврос а-таава (Могилы желания), названной так потому, что «там похоронили прихотливый народ» (Бемидбар, 11:34). В интерпретации Баал-Шем-Това духовный смысл этой стоянки заключался в том, что она должна была свидетельствовать о возможности достижения высокого уровня святости, когда похоть и желание евреями были не только подавлены, но «погребены»: желание уничтожено настолько, что были невозможны связанные с ним эмоции. Впрочем, влияние материальных импульсов привело к тому, что стоянка у Киврос а-таава актуализировалась иначе: евреи возроптали, что хотят мяса, и ветер принес перепелов с моря, и собирали они их, и ели – после же «поразил Б-г народ мором весьма сильным. И нарекли тому месту имя Киврос а-таава…» (Бемидбар, 11:33,34).

Из этого понятно, какова, согласно Баал-Шем-Тову, параллель между переходами в пустыне и жизнью еврея. Каждый из нас слишком хорошо знает на своем опыте, что в прошлом то или иное наше движение, направленное ко благу, нередко оборачивалось своей противоположностью.

Помышляя о грядущих «переходах», еврей должен помнить, что перед ним открыт выбор, обернется этот путь к добру или злу, а Б-жественная заповедь учит нас: переход необходимо совершать, храня приверженность благу и сохраняя праведность. Задача «выбрать жизнь» непосредственно связана с учением Торы, указывающим на Древо Жизни – Хасидут, внутреннее учение Торы, согласно которому внутреннее благо, присущее каждой вещи, должно проявиться и трансформировать то, что не есть благо «в силу жизни».

Между напастями

Всё вышесказанное относится к периоду, описываемому как бейн а-мейцарим («между напастями») – трем неделям между 17 днем тамуза и 9 днем ава, когда принято читать раздел Торы Масъэй. То, что могло бы актуализироваться на духовном уровне, дав толчок к возвышенной святости, в силу духовных недостатков еврейского народа спровоцировало ситуацию «между напастями».

Это верно в отношении греха, который евреи совершили, сделав золотого тельца, что повлекло за собой целый ряд иных прегрешений. Как сказано, «скитается Иеуда из-за гнета и тяжкого труда, расселился среди народов, <но> не нашел покоя; все преследовавшие его настигли его в беде» (Эйха, 1:3). Грех этот случился в силу того, что во время получения Торы евреи удостоились духовного видения Меркавы – престола Б-га – и среди иных деталей увидели «лик тельца» над Меркавой. А значит, даже этот случай, когда искаженное понимание происходящего привело к ужасающему греху – греху с золотым тельцом, мог бы развернуться иначе, используй люди данную им свободную волю надлежащим образом, сообразуя ее с заповедью «избери же жизнь». Более того, ситуация могла разрешиться восхождением к очень высоким уровням святости, ибо переживание видения Меркавы на Синае превосходило своей интенсивностью видение Меркавы, которого удостоился пророк Иехезкел.

О Яроваме, сыне Небата, которого Мишна характеризует как человека, который «грешил и других вводил в грех» (Пиркей Овойс, 5:21), Талмуд говорил, что тот истолковывал книгу Ваикро сто тремя оригинальными способами. В Торе сказано: «Вышел в то время Яровам из Йерушалаима, и встретил его на дороге пророк Ахия Шилониянин, одетый в новую одежду. На поле их было только двое» (Млохим I, 11:29). Талмуд поясняет: этот стих означает, что они сформулировали те основы учения о Торе, которые дано было прояснить только им (Сангедрин, 102а).

Но Яровам настолько поддался влиянию зла, что в конце концов его поведение стало прямой противоположностью добродетели. Число 103 – нумерологическое значение слова «эйхел» («телец») – того образа, который Яровам насадил, чем помешал восхождению Иерусалима на более высокий уровень. Тот же интеллект, обратись он на более подобающие предметы, мог бы служить углублению духовности.

Это верно и в отношении бейн а-мейцарим, и причин этого времени скорби: если бы не разрушающий эффект всеразъедающего зла, то время это могло бы стать временем духовного восхождения.

Однако даже в этих событиях, уже случившихся и принесших с собой столько горя, покаяние – тшува – обладает достаточной силой, чтобы преобразить деяние, в основе которого зло, в действие, служащее добродетели.

С помощью тшува евреи могут добиться немедленного и полного искупления, так что уже наши дни могут стать днями радости и счастья. С помощью бейн а-мейцарим – периода, когда особенно ощутимо, сколь мы ограничены и сколь узкие пределы нам положены, – мы обретем «нахала бели мейцарим» – не ограниченное ничем наследство и духовное откровение, которое будет нам дано через праведного Мошиаха.

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru