[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2006 НИСАН 5766 – 4 (168)
БАЛЛАДА ОДИНОКОГО ЧЕЛОВЕКА
Цви Айзенман
Рахмиэль тщетно искал для себя такое место, где можно было бы во весь голос воскликнуть: – Вот он – тот уголок на земном шарике, в котором я хотел бы прожить последние годы, отмеренные мне Всевышним!
В один прекрасный день он отправился в плаванье по чужому, незнакомому морю, глубины и рокот которого были совсем другими, чем во всех остальных морях на свете, даже волны и те были другими. Отправился он в плаванье, не ломая голову над тем, причалит когда-нибудь его кораблик к суше или нет.
Только он, Рахмиэль, не изменился, не стал другим, а остался таким, каким был всю жизнь на берегу до отплытия, хотя когда-то, правда, его звали иначе – не Рахмиэль, а Габриэль. Рахмиэль на берегу и Габриэль в море представляли собой как бы одно существо с одинаковой плотью и душой, но в какой-то момент они разделились надвое, так как считали, что так им будет легче и веселей, да, именно так они считали, однако в конце концов расстались без причин и без упреков, просто так. Может, расстались потому, что в таких случаях тоска удваивается и становится куда тяжелей и нестерпимей, и лучше вести с ней бой один на один, не рассчитывая на чью-то помощь.
Габриэль надеялся найти спасение в нетленной Торе и вернулся к вере отцов и праотцев. Но справиться со своим душевным надломом и смятением ему удалось ненадолго. Как он ни старался, на него снова и снова наваливалось угнетающее и неизбывное одиночество, которое подтачивало его душу и бессонницей терзало его глаза. Ему было ничуть не легче, чем его двойнику Рахмиэлю, который пустился на воображаемом кораблике в воображаемые дали. Рахмиэль уже давно остриг бороду и сбрил пейсы, но одиночество всё равно преследовало его и грызло душу.
Он искал утешения в книгах, читал их запоем, но и книги не принесли ему желанного облегчения и умиротворения, и он перестал черпать в них мудрость и утешение. Пытался он спасти себя и кистью – принялся рисовать натюрморты, которые радовали глаз праздничной яркостью красок. Водил Рахмиэль свое одиночество и в кабаки, надеясь, что его можно утопить в вине, но не тут-то было – одиночество упрямо высовывалось из горлышка и показывало ему свой красный, как пылающее полено, язык.
Море! Могучее и необозримое, убереги меня и защити! Укрепи мой дух и приведи мой кораблик в желанную гавань! Там, в той гавани, меня ждет покой и ничем не омрачаемый, Б-жественный отдых, там, в той гавани, день начинается не стонами и жалобами, а ликующей песней. Я паду с закрытыми глазами ниц в зыбучий прибрежный песок и открою их только тогда, когда белокрылая птица наконец принесет мне в клюве благую весть о том, что я искупил все свои грехи и удостоился у небес великой милости – отныне и навсегда я избавлен от этой страшной, от этой изнурительной муки быть одному, одному, одному…
Перевод с идиша Григория Кановича
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru