[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ФЕВРАЛЬ 2006 ШВАТ 5766 – 2 (166)
Гарики оптом и в розницу
Игорь Губерман
Я лиру посвятил народу моему
М.: Мосты культуры; Jerusalem: Gesharim, 2005. – 320 c.
Самая жуткая вещь в мире – это сборник анекдотов. Прочитал один анекдот, другой, третий… После двадцатой страницы можно продолжать только по приговору суда. А моностихи Владимира Вишневского? А иронические стишата Игоря Иртеньева? Один смешно, два смешно, на третьем устаешь, дальше и вовсе тошно. Это вовсе не доказывает, что они плохи, просто есть жанры, которым категорически противопоказаны книжные издания: собранные под одной обложкой, их образчики резко теряют в качестве.
Правило это целиком и полностью распространяется на гарики Игоря Губермана. «Любой большой писатель русский / жалел сирот, больных и вдов, / слегка стыдясь, что это чувство / не исключает и жидов», – это шедевр. Но пять таких шедевров на одной странице – это уже пытка для читателя. Вдобавок следует учесть, что фигуры высшего пилотажа удаются автору гариков не так уж и часто, в поисках особо удачного экземпляра приходится перелистывать страницу-другую, а то и пять-семь. Немудрено, что усталый читатель зачастую не в силах разглядеть алмаз в залежах пустой породы.
Но вывод ясен, а выход – нет. Что же теперь, не издавать гарики вовсе? Отпустить их на свободу, позволить и дальше вести фольклорное существование, предсказанное автором: «В года, когда юмор хиреет, / скисая под гласным надзором, / застольные шутки евреев / становятся местным фольклором»? Понятно, что это невозможно, тем более что никакого другого фольклора, кроме вычитанного из книг, в наше время уже не существует даже в самых глухих деревнях. Скорее, обложки подобных книг следует снабжать надписью: «Обращаться с осторожностью, читать не более трех страниц в день с перерывом на обед, варьировать дозу в соответствии с предписаниями врача и в зависимости от индивидуальной выносливости». «Камерные гарики» (то есть четверостишия, написанные до репатриации) можно принимать в большем количестве, а вот «Гарики из Иерусалима», боюсь, придется дозировать тщательнее – эмиграция явно не пошла на пользу губермановскому таланту.
Однако в новую книгу Губермана входят также две поэмы – «Обгусевшие лебеди» и «Сказка о царе Натане, или Бедный всадник» – и прозаический трактат в четырех главах «В огороде сельдерей…» Отчего же мы всё о гариках да о гариках? Поверьте, исключительно из уважения к автору. Ибо есть писатели, которые способны работать только в одном жанре. Шаг вправо, шаг влево, и остроумие, искрометность, талант, наконец, – всё исчезает, остается только чувство неловкости, да и то у читателя. Таков вышеупомянутый Владимир Вишневский, которому категорически противопоказано переходить с одностиший на четверостишия, таков и Игорь Губерман. Конечно, и гарики его далеко не всегда удачны, однако по сравнению с поэмами даже самый посредственный из них кажется пределом совершенства. Если бы Эфраим Севела писал стихи – уверен, его продукция напоминала бы «Обгусевших лебедей».
Трактат, надо признаться, столь острого раздражения не вызывает. Первая его глава, «О евреях и других аномалиях», даже вполне занимательна – постольку, поскольку анекдотов, как сочиненных, так и подсмотренных у жизни, там гораздо больше, чем авторских рассуждений. В следующих разделах, однако, удельный вес рассуждений неизменно увеличивается, а параллельно у читателя нарастает чувство… не неловкости, нет, скорее недоумения. Что заставило автора повторять прописные истины о вещах, уже сто раз обсужденных и осмысленных: еврействе, национальном характере, антисемитизме и прочая, и прочая? Зачем умножать сущности и переписывать банальности? К чему этот пересказ чужих книжек и статей, вполне доступных заинтересованным читателям и в неадаптированном виде, – многостраничные выписки из Отто Вейнингера, байки из книги Роберта Рокауэя про американских гангстеров?
Увы, ответ на эти вопросы сколь очевиден, столь и печален. В жизни почти каждого массовика-затейника наступает момент, когда он теряет чувство реальности и начинает философствовать, морализировать, поучать – словом, заниматься тем, что Николай Гумилев называл «пасти народы». Результат описан еще Пушкиным в хрестоматийных строчках про пирожника и сапоги и, соответственно, сапожника и пироги.
Михаил Эдельштейн
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru