[<<Возрождение] [Архив]        ЛЕХАИМ  ФЕВРАЛЬ 2006 ШВАТ 5766 – 2 (166)

 

Гурвиц – это голова!

У Ильфа и Петрова в «Золотом теленке» знаменитые «пикейные жилеты», давая высшую оценку тому или иному политическому деятелю, говорили: «Это голова! Ему палец в рот не клади!» В Одессе давно знали, что Эдуард Гурвиц – это голова. Недавно, после нескольких лет вынужденного «безвластия», он снова стал головою Одессы – так здесь называется должность мэра города. С Эдуардом Иосифовичем мы встретились в его кабинете в здании одесской Городской думы.

– Интервью – это не одесский жанр, потому что одесситы, как известно, всегда отвечают вопросом на вопрос. Но вы ведь не одессит?

– Я родился не в Одессе. Как говорил Утесов: «Многие хотели родиться в Одессе, но не многим это удалось». Я родился в городе Могилеве-Подольском Винницкой области. Но живу в Одессе скоро 30 лет. Бабушка моя, папина мама, из Одессы.

– Но вы себя чувствуете одесситом?

– Главное, что меня за одессита признали. Значит, я вдвойне должен гордиться.

– Расскажите о ваших корнях, о родителях…

– Мама, Мария Наумовна Берштейн, родилась в 1919-м, умерла в 1994 году. Окончила горный техникум, в молодости работала на шахтах. Потом, в военное время, была в саперной бригаде. После этого болела, переквалифицировалась и работала бухгалтером.

Отец, Иосиф Ильич, родился в 1913 году, биография у него очень сложная. Его мать бросила дедушку, его отца, и дед перед самой революцией отвез его в Бессарабию к родственникам. Отец тогда был совсем маленьким. Когда произошла революция, Бессарабия оказалась отрезанной. В 1933 году умерла его тетя, он продал ее лавку и решил перебраться в Советский Союз – обратно к своему отцу. Здесь его задержали советские пограничники, потом, правда, отпустили. У отца был дефект уха, мочка была раздвоенная, так дед его опознал. Отцу тогда было 20 лет.

Его отправили на учебу в Москву. Он учился в Промакадемии, снимал угол, подрабатывал. В 1937 году на него написали донос: отец сказал, что «в Америке рабочие тоже хорошо зарабатывают». Это было первое свидетельство. Второе: он сказал кому-то из тех людей, с которыми работал, что в Америке есть каменный мост длиной в пять километров. А также то, что он читает журнал «Советская Бессарабия», и то, что он дважды заплатил за кого-то за обед и не взял деньги, – всё это показывает… его предрасположенность к шпионажу! В общем, доказательств никаких не было. Отцу даже в то время за «шпионскую деятельность» дали не десять, а восемь лет. А когда отец сидел в лагере, ему добавили два года. Я читал его дело, мне его привезли в 1990-х годах из Москвы… В лагерях отец подорвал здоровье, и в 1957 году умер.

В альбомах, которые мама хранила, – лица людей, многие из которых погибли во время войны. Кто погиб на фронте, кого закопали живым… Родственников у меня мало.

Первая жена моя погибла. Вторая жена Ольга и сын с 1990 года живут в Хайфе. Так сложилось, уже 16-й год живут там. Мы с женой разведены, но она часто приезжает в гости. Дочка моя от первого брака живет в Киеве. Там у меня двое внуков: внучка Маша девяти лет, внук Мишка шести лет. В Израиле внуков у меня нет.

– С какого года вы живете в Одессе?

– В Одессе я с 1977 года. Работал до этого в Молдавии, в Бельцах. Приехал в Одессу, но к бабушке меня просто не прописали. Бабушка умерла, и меня из этого полуподвального помещения выкинули, я жил в общежитии техникума, где мне дали комнату. Потом дали участок земли в Коминтерновском районе, в Фонтанке (пригород Одессы. – И. К.), и я там построил дом. Небольшой даже по советским меркам – около 60 метров площади. Тем не менее, когда пришли андроповские времена, его хотели забрать. Я судился, заставили меня снести веранду в этом доме, так без веранды он и стоит.

Потом меня обвинили, что живу я не в Одессе, а в Фонтанке. Я, дескать, из-за этого не могу баллотироваться. В 1990 году, когда я выиграл выборы, это был единственный случай, когда избрали беспартийного, да еще еврея и кооператора!

– Один одесский таксист сказал мне, что прежние правители Одессы «лишили его детства»: уничтожена великолепная ограда Воронцовского дворца, фуникулер на Приморском бульваре и многое другое. Вы же всё это восстанавливаете. Получается, что вы возвращаете одесситам их детство?

– Очень многое в Одессе надо восстанавливать. Мы сейчас занимаемся дорожным строительством, идет большая реконструкция, потому что дороги в ужасном состоянии. Пустили фуникулер, Тёщин мост отремонтировали – он был в ужасном состоянии, у него оторвало одну опору. Сейчас Воронцовский дворец ремонтируем…

– В 1990-х годах у вас существовало много социальных программ: бесплатное зубопротезирование для отдельных категорий населения, для студентов и школьников – бесплатный проезд в общественном транспорте, в школах и детсадах – бесплатное питание…

– Нельзя повторить многое из того, что делалось. Но в этом году опять введено бесплатное питание для школьников с первого по четвертый классы. В этом году мы оказали материальную помощь 92 тысячам одесситов, в прошлом году 24 тысячи получили помощь: на лекарства, на покупку бытовых приборов и просто потому, что люди бедствуют. Я считаю, что мы должны это делать, потому что в стране очень много людей за чертой бедности.

У Одессы много городов-партнеров и побратимов: в России – четыре города, а всего их 40. Например, Регенсбург в Германии – город, который оказал наибольшую гуманитарную помощь Одессе. Когда тяжелые времена были, от них пришло 64 конвоя, каждый – от 7 до 12 машин. Кстати, самый большой комплимент Одессе сделал Гельмут Коль, бывший канцлер Германии. Ему здесь очень понравилось. Уже прощаясь со мной, у трапа, он сказал: «Завтра в 9 утра я принимаю Примакова (тот тогда был министром иностранных дел России). Я скажу, чтобы он передал моему другу Борису, что, потеряв Одессу, он потерял пол-России».

– Одесситки говорят, что мэр им нравится, потому что он с чувством юмора и всегда улыбается. А одесситы говорят: «Гурвиц – нормальный мужик, с которым можно работать». Складывается впечатление, что за многие десятилетия в Одессе вы – первый нормальный градоначальник…

– Жизнь моя так сложилась, что с детства я вынужден был работать. Отец умер, мама тяжело болела, перенесла тяжелейшую операцию в Ленинграде, ее 30 раз облучали, здоровье было – никуда… Бабушка была пожилой женщиной, не работала. Как сейчас помню: на всю семью получали пенсию за отца – 38 рублей 20 копеек. Потом мама работала бухгалтером, зарплата у нее была 40 рублей. Так вот, я с 14 лет на заводе в Могилеве-Подольском летом работал грузчиком, даже в ночную смену. Потом поступил в институт, опять всё время подрабатывал. Когда я приехал в Ленинград поступать в институт, у меня было 20 рублей. Пошел на фабрику Клары Цеткин, грузил товар, развозил молочные продукты… В общем, где мог, там и зарабатывал. С тех пор я всех, кроме близких друзей, называю на «вы», независимо от того, какого человек возраста. Потому что я тогда еще осознал, что на самых неприглядных работах работают люди, которые на самом деле умнее некоторых академиков. И умные, и способные, но не пробившиеся в жизни. Я много работал на строительстве, но всегда всем говорил «вы», хотя там принята другая форма обращения…

– А почему Одессе всегда не везло с руководителями?

– Мое мнение: потому что ее очень не любили руководители в Советском Союзе. Посмотрите, в Одессу ни разу не приезжал ни один генеральный секретарь! Хрущев был на рейде, но не сошел. Даже Горбачев в 1990 году прилетел, сел на вертолет, перелетел через Одессу – и в Чабанку, на военные учения! Я думаю, это была такая подспудная нелюбовь к городу, в котором о них всё знают. Одесса была одним из немногих городов, жители которой были… за границей. Одесситы видели, что всё, что пишет советская пресса, – вранье! Только три слова правды: «Нью-Йорк – город контрастов». И когда всё это было наяву для десятка тысяч одесситов, об этом знал весь город. И что за «железным занавесом» живут значительно лучше, чем мы, для нас не было тайной – ни для кого из одесситов! В Киеве, кстати, одесситов не любили не только при советской власти, но и после. Да и вообще, к Одессе часто относятся очень осторожно.

– Наверное, еще и потому, что Одесса – еврейский город?

– Если по переписи 1989 года в Одессе было 90 тысяч евреев, то по переписи последней, 2001 года, в Одесской области 13 тысяч евреев. Многие источники указывают на то, что евреев больше, но они же не назвались евреями, а это о многом говорит! Я понимаю, что «Сохнуту» было бы интереснее, если бы их было больше. Перепись 2001 года показала, что в Украине живет 102 тысячи евреев. Самое большое число в Киеве – 18 тысяч. Потом Одесса – 13 тысяч.

Я, конечно, никогда не скрывал, что я еврей. Но всегда говорил, что еврей – это моя национальность, а не профессия. Потому что у нас некоторые сделали это профессией. Пусть евреев в Украине не 102 тысячи человек, а больше. Но у нас сотни и сотни общественных организаций! Везде – вожди, и бухгалтер при вожде, который должен посчитать деньги, которые они, может быть, вместе «раздербанят». Вот этот элемент, к сожалению, есть в еврейском движении в Украине. А то, что есть организации, которые действительно помогают, мы очень ценим.

Кстати, я думаю, было бы большой ошибкой проповедовать идеи, что следует собрать всех евреев в Израиле. Израиль – важнейший фактор еврейской жизни, потому что это страна, о которой мечтали десятки поколений. Это страна, возникшая в результате того, что мир понял, к чему привел Холокост. И это страна, которая подверглась атаке со стороны воинствующего ислама и является форпостом борьбы с терроризмом.

Очень важно, чтобы это понимали остальные цивилизованные страны. Но, к сожалению, этого не происходит. Например, как можно говорить, что Украина борется с терроризмом, если она более 400 раз голосовала против Израиля, поддерживая арабские страны!

Так вот, стягивать в Израиль абсолютно всё еврейское население мне кажется абсолютно неверным. Не все этого хотят. Да и сама идея вредна для государственности Израиля.

Но, я думаю, даже если евреев не будет, то бытовой антисемитизм всё равно останется. Единственное, что тогда не на кого будет списывать все беды…

– Вы часто ощущали на себе проявления антисемитизма?

– Ну, было, было… Хотя я всегда мог дать отпор, не обижался… У нас бытовой антисемитизм существовал всегда и везде. Каждый идиот может ощущать себя человеком другой, «лучшей» расы. Вообще же любая нетерпимость к людям другой национальности, да и нетерпимость как таковая, доказывает ограниченность. Не может быть, что N. N. прекрасный писатель, но антисемит. Это, знаете ли, развитие только одного полушария. Значит, в жизни он дурак, который способен хорошо написать, но не более того. Потому что невозможно назвать великим человеком того, у которого есть такие «провалы». По-моему, об этом лучше всех сказала Раневская: «Талант – это прыщ, он может выскочить на любой заднице».

– Вы часто бываете в Израиле?

– Впервые был в 1991 году, еще при советской власти, для подписания договора с мэром Хайфы о том, что Одесса и Хайфа станут городами-побратимами. С тех пор я бывал там достаточно часто. В 1998 году меня совершенно антиконституционными, противозаконными методами отстранили от должности мэра города. Кучма сделал это бандитскими методами: на меня были покушения, убили моего заместителя… Но я семь лет возглавлял межпарламентскую группу Украины и Израиля как депутат Верховной рады. Поэтому я, конечно, часто бывал в Израиле. Плюс у меня там живет семья.

Когда англичане в Ираке взяли Басру, я туда на джипе въехал… Знаете почему? Я в украинском парламенте единственный выступал за то, чтобы украинские войска участвовали во вторжении в Ирак. Считаю, что террорист Садам Хусейн должен быть наказан. Наши коммунисты кричали: «Вы хотите послать наших детей, а сами?» Я как раз был в Израиле в командировке, полетел в Кувейт, взял джип напрокат... Со мной был мой приятель и два журналиста. И с четвертой попытки мы таки прорвались через границу Ирака, как раз в тот момент, когда английские войска брали Басру…

Еще одна история. Еду я по Хайфе, загорается красный свет, я останавливаюсь. Рядом останавливается незнакомая машина, открывается окно, и меня спрашивают: «Эдуард Иосифович, а вы шо, уже живете у наc?» «Да нет, – говорю, – просто приехал…» Это было во времена Кучмы, когда меня незаконно сняли. А мне в ответ: «Да плюньте вы, приезжайте сюда, живите как человек! На фиг вам эти бандиты нужны!» Тут загорелся зеленый свет, и я поехал.

Последний раз я был в Израиле совсем недавно, вместе с раввином Авроомом Вольфом.

– А как у вас складываются отношения с раввином Вольфом, с еврейской общиной Хабад-Любавич?

– Отношения с общиной я, как мэр, оцениваю по вкладу в городские дела. Я считаю, что «Хабад» делает важное и хорошее дело для возрождения, самоидентификации, для людей, которые обратились к вере, вернулись к истокам.

В Одессе около 100 национальностей, и очень важно сохранить межнациональный мир. Это не просто важно, а сверхважно, чтобы рядом уживались разные национальности.

– Одесситы очень благодарны вам за возвращение улицам города прежних названий. Появились и новые – улица Ицхака Рабина, Владимира Жаботинского… «Гурвицу надо памятник поставить только за то, что он вернул улицам старые нормальные имена», – сказал мне один пожилой одессит. Это правда. Когда ездишь по российским городам, глаз и ухо режут названия улиц, площадей и проспектов – всех этих Советских, Коммунистических, Большевистских, Ленина, Ильича и прочих. А у вас здание КГБ, ныне СБУ, стоит на улице Еврейской!

– Я думаю, возращение улицам названий было восстановлением исторической правды и справедливости. В 1995 году было переименовано 170 улиц, 134 из них получили прежние названия. Коммунисты заявили, что я переименовал их, не спросив мнения народа. Я сказал: ребята, я ничего этого не делал. Это вы, не спросив мнения народа, переименовали улицы, а я просто вернул старые названия! Затем они сказали, что весь народ поднимется как один, если я буду сносить памятники Ленину. Нет, сказал я, мы снесем памятники всем вождям революции. И мы снесли 148 памятников. Из них 104 памятника Ленину. И никто из народа не пошевелился…

Один памятник всё же остался, на Куликовом поле, потому что когда-то на его установку дал разрешение Совет министров, и мы его не могли снести без разрешения кабинета министров Украины. Я написал тогдашнему премьеру Марчуку письмо, чтобы он дал согласие «на перенос памятника Владимиру Ульянову по кличке Ленин». Ну, такая у него кличка была, что тут поделаешь! Опять же, это страшно возмутило коммунистов.

А КГБ на Еврейской улице оказался по судьбе. Эта улица была Еврейской до революции, а потом как только она ни называлась, – мы же вернули ей старое название. И оказалось, что на этой улице находятся, во-первых, городская прокуратура, во-вторых, областное управление милиции и, в-третьих, областное управление КГБ. Об этом доме так и говорили: «Со второго этажа видно Колыму». Руководству КГБ это переименование не понравилось, и они на бланках написали: «переулок Грибоедова», где у них был вход в отдел писем... Когда мне это доложили, я переименовал переулок Грибоедова в Шухевича! И когда управление КГБ оказалось на улице имени человека, который убил кучу кагэбистов, они сразу поняли, что на Еврейской лучше. Видите, бывает что-то хуже евреев…

Беседовал И. Карпенко

 

[ << Назад ]  [ Содержание ]

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru