[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  ЯНВАРЬ 2006 ТЕВЕС 5766 – 1 (165)     

С Хасидской тоЧки зрениЯ

Антология праздников

Составитель Алтер Мецгер

Двадцать четвертый день месяца тевес – день памяти рабби Шнеура-Залмана из Ляд

Рабби Довбер как-то столь глубоко погрузился в изучение Торы, что не услышал плач младенца, выпавшего из колыбели. Отец рабби Довбера, рабби Шнеур-Залман, жил этажом выше. И хотя он тоже был погружен в изучение Торы, это не помешало ему услышать плач. Рабби Шнеур-Залман зашел в комнату, поднял дитя с пола и уложил в колыбель.

И сегодня рядом с нами – множество детей, «выпавших из колыбели», оторванных от еврейского образования. Очень часто они даже не ведают о том, что нужно плакать, чтобы их вернули в колыбель. Этим детям необходимо помочь. Все еврейские дети должны получить еврейское воспитание, которое позволит им вернуться к наследию предков.

Плач младенца

Рассказанная история случилась тогда, когда рабби Шнеур-Залман и его сын, рабби Довбер, которому суждено было продолжить дело отца, жили в одном доме. Рабби Шнеур-Залман занимал второй этаж. У рабби Довбера на тот момент было несколько малолетних детей, один из которых еще не вышел из младенчества.

После того как Алтер Ребе вернул плачущего ребенка в колыбель, он качал ее, покуда малыш не заснул. Тогда рабби Шнеур-Залман обратился к сыну: не подобает столь глубоко погружаться в свои размышления – пусть даже о самом возвышенном, – чтобы переставать слышать плач младенца.

Внимание к ближним

Шестой Любавичский Ребе Йосеф-Ицхок Шнеерсон истолковал эту историю в широком контексте всех наших усилий. Этот случай свидетельствует: не имеет значения, как глубоко погружены мы в наши занятия, – мы всё равно должны внимать нуждам ближнего, должны слышать плач младенца. Мы должны прервать наши штудии и молитвы, чтобы успокоить плачущее дитя. И не имеет значения, сколь высоким статусом наделен человек, сколь важны его занятия, – он должен откликнуться на призыв о помощи. Мудрец знал это лучше других.

В наше время такой подход особенно важен: мы стали свидетелями пробуждения религиозного сознания нашего народа, мы видим, что евреи всё больше задумываются о своей идентичности, эту идентичность ищет наша молодежь. Широкие слои еврейского народа ощущают, что мы наконец возвращаемся к истинам аутентичного иудаизма. Они хотят приобщиться к нашей вере, свободной от слабостей и компромиссов. А из этого следует, что мы должны больше внимания уделять передаче знания Торы нашим соплеменникам и в особенности детям. Необходимо религиозное образование, основанное на живой Торе. Мы должны слышать плач младенца и стараться отреагировать на него.

Это стремление должно стать приоритетом жизни еврейских общин. Нужно приложить все усилия, чтобы максимальное число детей имело возможность посещать ешивы и другие религиозные образовательные учреждения, дающие знание истинной Торы. К сожалению, сегодняшняя ситуация такова, что многие дети остаются «на улице»: экономическое положение ешив оставляет желать лучшего, не хватает средств на организацию новых классов, на оплату дополнительных учителей.

По сути, проблема гораздо жестче. Сколько существует еврейских семей, где дети воспитываются вне сознания их еврейской идентичности и даже не подозревают о том, что они чего-то лишены! Эти дети не рыдают, выпав из колыбели, – но тем серьезнее наша ответственность. Ешивы насущно необходимы – это вызов времени.

Еврейские образовательные институты должны принимать детей без всяких ограничений: и тех, чье представление о традиции очень смутно, однако у них присутствует хотя бы ощущение того, что они лишены знания Торы, – и тех, кто столь невежественен, что даже не «плачет, выпав из колыбели». Всем им мы должны дать максимально полное знание Торы, которое позволит идти своим путем, познав радость полноты духовной и материальной жизни.

Ханука

Главная ханукальная заповедь – затеплить пламя. Как затеплить свет? Следует взять физическую субстанцию, например масло, и нагревать, покуда эта субстанция не трансформируется и не станет пламенем, освещающим всё вокруг.

Огни Хануки ведут свое происхождение от огней священного Бейс а-микдаш, в котором каждый вечер затепливали менору. В результате разорения Храма греками не могли найти достаточно неоскверненного масла для меноры. Но Б-г сотворил чудо, и малого сосуда с маслом, на котором была нетронутая печать Первосвященника, – масла этого должно было хватить едва на один день, – хватило на восемь дней. В память этого чуда все восемь дней Хануки мы зажигаем свечи.

Заповедь соблюдать Хануку восходит, таким образом, к ритуалу возжжения меноры во Храме, но между менорой, затепливаемой на Хануку, и менорой, теплящейся во Храме, есть ряд существенных отличий.

Ханукальная менора и менора во Храме

В Храме количество огней меноры пребывает неизменным, тогда как на Хануку с каждым вечером мы зажигаем на один огонь больше.

В Храме светильники горели в течение дня, когда и так за стенами храма всё залито светом, ибо нам велено было от Б-га зажигать их в послеполуденное время (Шмойс, 30:8); ханукальные огни зажигаются ввечеру, с приходом тьмы.

В Храме светильники теплились внутри здания, тогда как ханукальные светильники ставят в дверном проеме, чтобы они освещали тьму снаружи.

Времена, когда менора зажигалась в Скинии, а потом – во Храме, были временами материального изобилия. Так было, когда Израиль, ведомый Моше, странствовал по пустыне. Тогда евреям ниспосылалось всё, в чем имели они нужду: манна с неба была им пищей, воду давал чудесный источник Мириам, а одеяния всегда были чистыми и всегда под стать своему владельцу: как поясняет Раши, «облака славы снимали <пыль> с их одежд и очищали их, <так что они имели> вид одежд чистых <новых>. И так же, что до их детей: когда они росли, вместе с ними росла их одежда, подобно тому как облачение моллюска растет вместе с ним» (Раши на Дворим, 8:4).

И правление царя Шломо, во время которого выстроили Храм, было временем мира и процветания: «И сидели Иеуда и Исроэл спокойно, каждый под виноградной лозой своей и под смоковницей своей» (Млохим, I, 5:5).

Та эпоха, когда в Храме теплились огни меноры, была эпохой полноты. Последнее утверждение можно истолковать и применительно к духовному: когда человек свободен от материальных забот, он может всецело посвятить себя изучению Торы и исполнению заповедей, так что все его занятия будут носить духовный характер.

Обычай же зажигать ханукальные огни восходит ко времени, когда евреи только-только сбросили гнет Селевкидов, – времени скудости и крайнего напряжения физических сил. Это распространялось и на духовный уровень – мы помним, что даже неоскверненного масла нашли столь мало, что его никак не могло хватить больше, чем на один день.

Необходимо заботиться о прирастании света

Различия, о которых говорилось выше, легко объяснимы. Эпоха материального процветания была благоприятна и для духовной жизни. Дело в том, что еврей с открытым и щедрым сердцем вовлекает окружающие его материальные сущности в свое служение Б-гу. При таких условиях нет нужды в самопожертвовании, духовный свет равномерно теплится – и нет нужды еще и еще зажигать огни, как нет нужды освещать внешнее пространство, ибо тьма не правит миром. В Храме горит менора – и мир проникнут светом.

Эпоха Хасмонеев была совсем другой – она разворачивалась на фоне жесткого конфликта с греко-сирийским миром, при этом внутри Израиля тлел еще и внутренний конфликт с евреями, вовлеченными греками в процесс ассимиляции. Часть евреев не питала никакого почтения к Храму, рассуждала о религиозной независимости и хотела встроиться в греко-сирийскую культуру.

В этих условиях необходимо было самопожертвование – только оно могло осветить наш путь. Именно в этом символическое значение ханукальных огней. Негоже освещать только дом – внешняя тьма легко может заполнить собою жилище, если ей не противостоять. Чтобы заставить ее отступить, нужно привнести свет в мир, но это – усилие. И мы зажигаем ханукальный огонь именно тогда, когда на землю опускается тьма: мы ставим этот огонь у двери, подчеркивая наше стремление и готовность принести во тьму – свет.

Своя символика заключена и в том, что с каждым днем Хануки мы прибавляем по одному огню: мы подчеркиваем наше стремление избежать духовного соскальзывания вниз – или самодовольного пребывания на уже достигнутом духовном уровне. Единственный же способ уйти от этого – постоянно восходить выше и выше, нести всё больше и больше света.

Освещая тьму

В те времена, когда подступает духовная тьма, нельзя поддаваться страху, нельзя позволить тьме одержать победу. Наоборот, она должна побудить нас к тому, чтобы проявилось такое наше качество, как самопожертвование, чтобы мы все свои силы отдали попытке развеять мрак вовне.

Каждый день мы прибавляем по огоньку. Мы подчеркиваем тем самым, что не удовлетворены количеством огней, зажженных накануне. Каждый день мы делаем большее усилие. Сегодня – один огонь, завтра – два, потом три и так далее. При этом недостаточно просто осветить дом – глядишь, чуть светлей станет и на улице. Задача состоит в том, чтобы внести свет – вовне, именно на это должны быть направлены наши усилия.

Более того, эти усилия обретают смысл лишь тогда, когда в их основе лежит самопожертвование, стремление перейти границы, положенные каждому от природы: так, благодаря чуду малая толика масла могла гореть несколько дней. И неважно, что окружающие порой видят в этом стремление «прыгнуть выше головы», единственное, что должно нас волновать, – как выполнить задачу, возложенную на каждого из нас Создателем. Ведь каждый еврей должен помнить, что он – «посол» Б-га, «эмиссар», посланный «воспламенить» материальные аспекты окружающего его малого мира, покуда весь он не озарится светом.

Эта цель достижима лишь тогда, когда мы сосредоточены не на прошлых наших свершениях, а на том, что каждый новый день требует больше света, чем вчерашний. Знание о прошлом необходимо, но это – знание точки отсчета: насколько больше должно быть наше сегодняшнее усилие по сравнению со вчерашним.

Когда еврей действует, преисполненный самопожертвования, вне мысли о своих прошлых достижениях, – с ним пребывает Б-жественная уверенность, что воля его исполнится. Свет во тьме будет прирастать, покуда тьме не будет нанесено окончательное поражение. Тогда мы принесем чистое освященное масло, чтобы затеплить менору в Бейс а-микдаш, который вскоре будет воздвигнут заново – возможно, еще в наши дни.

Десятое число месяца шват – день памяти ребе Йосефа-Ицхока Шнеерсона

Ниже приводится фрагмент маймора, хасидского дискурса, произнесенного Ребе в годовщину йорцайт его тестя, шестого Любавичского Ребе. По сути, это было первое хасидское обращение Ребе Менахема-Мендла Шнеерсона в роли лидера движения Хабад.

В своем обращении он  приводит многообразные примеры любви к собратьям, Аавас Исроэл, отличавшей рабби Йосефа-Ицхока. Ребе указывает на причины, побудившие его взять на себя роль хасидского лидера, касаясь, отчасти, своего стремления придать еврейской жизни больший динамизм, который он связывает с возвращением к традициям Торы, исполнением заповедей и концентрацией усилий на том, чтобы приблизить приход Мошиаха.

Мы взяли на себя смелость привнести в изложенные ниже истории детали, которых Ребе едва коснулся, но которые известны по другим источникам.

Слово и деяние

Ребе, мой тесть, как и все лидеры движения Хабад, всегда стремился блюсти и исполнять заповеди, вершить добрые дела – именно это отличает хасида. Разве не сказано об этом у мудрецов в комментарии (Шмойс Раба, 30:9; Иерусалимский Талмуд, Рош а-Шона, 1:3) на стих псалма: «Изрекает Он слово Свое Яакову» (Теилим, 147:19): «То, что Он делает, Он возвещает Израилю, чтобы тот исполнил и внял; и то, что Он заповедал Израилю, то Он исполняет Сам». Точно так же: какой бы степени погруженности в Тору и заповеди ни ждали лидеры движения Хабад от своих последователей, примером для них были прежде всего сами лидеры. Они открыли нам свои деяния, чтобы пробудить в нас силу на свершение таких же действий и тем самым облегчить затруднения, с которыми мы сталкиваемся.

Всё это явлено в заповеди Аавас Исроэл. Существует множество преданий об исполнении этой заповеди лидерами движения Хабад.

Так, рабби Шнеур-Залман из Ляд однажды прервал молитву в Йом Кипур: он снял талис и отправился на окраину города, с тем чтобы приготовить еду и питье для женщины, которая недавно родила и при этом рядом с ней не оказалось никого, кто бы позаботился о ней. Нет нужды говорить о величайшем значении молитвы рабби на Йом Кипур, однако он отложил молитву, чтобы исполнить заповедь о добрых делах для соплеменницы.

Также известен рассказ о том, как однажды к рабби Довберу пришел хасид, испросил личной аудиенции и с глубокой горечью признался в некоторых недостойных поступках. Рабби Довбер обнажил руку и показал ее пришедшему. «Видишь, как сморщилась кожа на руке? Причиной тому – прегрешения твоей молодости». Духовное величие рабби столь велико, что нет нужды напоминать о нем, и так же очевидно, сколь далек он был от той низменной реальности, в которую погрузился этот хасид. Но узы, связывавшие рабби с учениками, были столь глубоки, что их неподобающее поведение подтачивало его здоровье – настолько, что кожа его ссыхалась и покрывалась морщинами.

Как-то в среду, в двадцатый день месяца элул, рабби Менахем-Мендл, Цемах Цедек, шел в синагогу на утреннюю службу. По пути ему повстречался реб Пинхос, любавичский еврей, и попросил три рубля в долг, чтобы он мог купить на рынке товар, перепродать его, а с полученной выручки купить продукты для Шабоса. Цемах Цедек согласился дать в долг и сказал, чтобы реб Пинхос зашел за деньгами к нему домой после утренней молитвы.

Цемах Цедек уже надевал талис и готовился к молитве, когда еще раз задумался о просьбе реб Пинхоса и вспомнил, что среда – рыночный день, а торговля на рынке начинается рано. Он осознал, что реб Пинхос нуждается в деньгах сей же час. Тогда Цемах Цедек снял свой талис, пошел домой, взял пять рублей и дал их реб Пинхосу, чтобы тот мог заработать на хлеб насущный. Только после этого Цемах Цедек вернулся к молитве.

Известно, что рабби Шмуэл, Ребе Маараш, чрезвычайно ценил время. Даже говоря с собратьями-хасидами, он старался быть краток, и бывало, что его утренние молитвы заканчивались очень рано. Несмотря на это, однажды он отправился в дальнее путешествие и потратил на поездку немало времени, чтобы помочь одному-единственному человеку.

Ребе отправился в Париж, в сопровождении двух секретарей: рабби Левика и рабби Пинхоса-Лейба, а также двух зажиточных купцов –  Моненсона и Берлина. Когда они добрались до Парижа, рабби Ишаяу спросил о цели, которую преследует эта поездка. Ребе ответил, что намеревается остановиться в гостинице «Александр», где селились аристократы и особы королевской крови. При этом Ребе добавил: «Вы – люди застенчивые и не говорите по-французски. Говорить за вас буду я».

В гостинице Ребе попросил апартаменты из нескольких комнат. Портье ответил, что у них есть апартаменты, где могли бы поселиться приехавшие, стоимостью 200 франков в день. На это Ребе заметил, что им нужны не просто апартаменты, но апартаменты на том же этаже, где расположен игорный зал. Такие апартаменты тоже нашлись, но стоили они очень дорого. Ребе Маараш взял трехкомнатный номер: одна комната предназначалась для него, одна – для рабби Левика и одна для рабби Пинхоса-Лейба. Что до Берлина и Моненсона, они остановились в другой гостинице, неподалеку.

Через несколько часов Ребе зашел в один из игорных залов. Он сел за стол, где некий молодой человек играл в карты, потягивая вино из стоящего перед ним бокала. Ребе Маараш тронул молодого человека за плечо и сказал: «Юноша, нам запрещено пить некошерное вино. Некошерное вино заставляет сердце черстветь, а ум – притупляет. Будь евреем!» Затем, пожелав юноше доброй ночи, Ребе Маараш поднялся, собираясь вернуться в свои апартаменты. При этом он был очень взволнован. Позже Берлин вспоминал: «Я никогда не видел Ребе Маараша таким возбужденным, как в тот раз».

В то время еще не было лифтов, и в гостинице, где остановился Ребе, гость, которому надо было подняться наверх, садился в холле на специальный стул, и коридорные несли его по лестнице. Выйдя из игорного зала, Ребе, как бы по рассеянности, опустился на один из этих стульев. Только когда коридорные подняли стул и хотели нести его наверх, Ребе «вспомнил», что он остановился на этом этаже, а не выше, извинился за рассеянность и прошел в свои апартаменты.

Прошло еще несколько часов, и юноша, игравший в карты, принялся расспрашивать: кто этот человек, подсевший за его стол во время игры? Ему сказали, что он живет на том же этаже. Юноша зашел к Ребе, и они проговорили несколько часов. На следующее утро Ребе съехал из гостиницы и покинул Париж.

Позже, по другому случаю, Ребе сказал, что такая чистая душа, как этот юноша, не сходила в мир уже очень давно. Но она оказалась ввергнута в глубины порока, и необходимо было раскаяние, чтобы она вырвалась оттуда. Действительно, позже этот юноша стал главой очень благочестивого семейства во Франции.

Наконец, еще одна история. Только-только став во главе Любавичского движения, рабби Шолом-Довбер, пятый Любавичский Ребе, объявил: ему необходимо отправиться в Москву, чтобы добиться смягчения недавно принятого закона, ухудшившего положение евреев в России. Старший брат Ребе предложил свою помощь: «Твое время так дорого, и ты не говоришь по-русски. Я готов отправиться в эту поездку и действовать в Москве как твой эмиссар, строжайшим образом соблюдая все твои указания». Ребе отказался от этого предложения, поехал в Россию сам, и его миссия прошла успешно.

Именно это требуется от нас

Множество историй такого же рода связаны с Ребе, моим тестем. Его деятельная доброта побуждала его принимать участие в судьбах множества отдельных людей – это было участие и духовное, и материальное. При этом он часто готов был забыть о собственных интересах и нуждах, лишь бы оказать помощь ближнему. Порой эти ближние находились на совершенно иной, очень низкой ступени духовного развития. Но именно эта открытость навстречу другому требуется от каждого из нас. Авраам, первый еврей, думал не о себе – он не искал для себя ничего. И в этой открытости миру главное вовсе не самопожертвование. Авраам просто странствовал среди людей, ничего не ведающих о Б-жественном, и учил их «призывать имя Б-га» (Брейшис, 21:33; Сота, 10а).

Каждому из нас нужно знать: если он полагает для себя возможным «призывать имя Б-га», то должен вдохновлять на это и других. От него не требуется дать другому знание, все, что нужно, – это пробудить в другом жажду взывать к Всесоздателю. Человек может абсолютно ничего не знать о сущности мироздания, но всё, что нужно человеку, – взывать и еще раз взывать… Ведь Б-жественность и мир – одно целое, Б-г каждое мгновение вдыхает в мироздание жизнь, и тем держится мир.

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru