[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2006 ТЕВЕС 5766 – 1 (165)
БАРЫШНЯ И ПРОФЕССОР
Михаил Горелик
Вам приходилось сиживать в отделе рукописей? Вы помните, как раздвигались стены старой Румянцевской библиотеки, когда вы вчитывались в зачеркнутые строки?.. А случалось ли вам под самой крышей Библиотеки Академии наук, в отделе редкой книги, разрезать плотные шершавые страницы фолианта XVIII столетия? Этого нельзя забыть?
Тогда здравствуйте, Читатель!
Сегодня мы поговорим о книге Й. Вейнберга «Введение в Танах. Писания», выпущенной в 2005 году московским издательством «Гешарим – Мосты культуры».
Йоэл Вейнберг: «Это случилось <...> весною 1993 года в Вильнюсе, когда после лекции о Танахе в Вильнюсском отделении Свободного еврейского университета я сообщил слушателям о своем предстоящем отъезде в Израиль. Одна из слушательниц поднялась и громко заявила: “Вы нас предаете!” Сначала я был просто ошеломлен и обижен, но потом я понял, что эти слова по сути (но не по чрезмерно эмоциональной форме!) были самой высокой оценкой моих усилий по ознакомлению бывших сограждан с Танахом. Конечно, не стоит делать вывод, что этот “крик души” меня преследовал или что он побудил меня (в качестве самооправдания) написать “Введение”, но каким-то импульсом (точнее раздражителем) те резкие слова всё же послужили».
Романтический купаж весны, прощания и девичьей укоризны. Правда, укоризны «чрезмерно эмоциональной», да чего там – просто скандальной! Сколько лет прошло, а переживание свежо, как новенькое, сохранил его в сердце своем. Мало того что сохранил в сердце своем, так даже в библейских штудиях помянул как нечто для себя важное. Отдают ли юные девы отчет, какое впечатление производят их речи на убеленных сединами ученых мужей? К каким последствиям приводят? Впрочем, пусть особенно о себе не воображают: свой труд Вейнберг написал бы так или иначе. Но дополнительный стимул («импульс»), как мы видим, прибавился.
После репатриации Вейнберг преподавал в Университете Бен-Гуриона в Негеве, где «испытывались» многие тезисы, впоследствии воплотившиеся в обширное четырехчастное «Введение в Танах»: «Пространство и время в Танахе», «Пятикнижие – через испытание к свершению», «Пророки», «Писания». Последний том – «Писания» – вышел в этом году.
Структура «Введения» Вейнберга воспроизводит структуру еврейской Библии, отраженную уже в самом названии: Танах (ТНХ) – аббревиатура слов Тора (или Пятикнижие), Невиим (Пророки), Ктувим (Писания).
Христианский канон не знает Писаний как некоего целостного собрания – структурной части Библии: в отличие от Танаха, он двучастен и состоит из Пятикнижия и всех прочих библейских книг (Пророки идут вперемежку с Писаниями). Это несовпадение, естественно, обсуждается Вейнбергом.
Танаху как целому посвящена первая часть его «Введения» («Пространство и время в Танахе»), а также заключительный раздел последней части («Писания»), где речь идет о становлении еврейского библейского канона, о комментаторской традиции и ранних переводах.
Завершение вейнберговского проекта, без сомнения, можно назвать культурным событием. Русскоязычная библеистика, увы, небогата оригинальными сочинениями. Объясняется это просто: отсутствием школы. До 1905 года в России существовала духовная цензура, и свободные библейские исследования были невозможны. С 1917 года появилась цензура с другим вектором, и свободные библейские исследования стали опять невозможны. Соответствующих специалистов, естественно, нигде не готовили, им неоткуда было взяться. Исключения бывали, но именно «отдельные», пересчитать их можно по пальцам.
К таким исключениям относится и Вейнберг – в немалой мере благодаря времени и месту рождения: он родился в 1922-м в Риге, к моменту советской оккупации успел окончить еврейскую гимназию, получив таким образом немыслимое в СССР базовое образование и, что не менее важно, личностно сформировался в условиях свободного общества (каким, по сравнению с СССР, была даже ульманисовская Латвия). После окончания Рижского университета (пройдя до этого гетто и концлагеря) он занимался научной и преподавательской деятельностью в Латвии, где, несмотря на идеологическое давление, дышать всё-таки было легче.
В советские времена Вейнбергу удалось опубликовать немало исторических и культурологических работ, где библейские тексты рассматриваются в общем контексте истории Ближнего Востока и еще шире – античности. Сравнительно-исторический подход он последовательно использует и во «Введении в Танах». По существу «Введение» аккумулирует прежние работы автора.
Методологически вейнберговское «Введение» – во многих отношениях образцовый научно-педагогический продукт, сочетающий высокие стандарты и максимально возможную для такого рода работ простоту изложения.
Названия библейских книг, содержание, структура, жанр, понятийный аппарат и его словесное оформление, особенности поэтики, время и место создания, исторический контекст, «место в жизни» (термин, означающий социальную и духовную среду, в которой возник текст), библейский текст и ближневосточная словесность, «картина мира», авторство, проблема вхождения в корпус Танаха – вот общая исследовательская матрица Вейнберга, набор направлений анализа каждой книги Писаний, где зачастую постановка вопроса не менее (а порой более) важна, чем ответ на него.
Формирование корпуса Писаний сопровождалось полемикой. В книгах Писаний была определенная проблематичность: мудрецы, выступавшие против включения некоторых из этих книг в канон, видели в них нечто слишком человеческое, не находили надлежащего уровня святости. «Подобные сомнения по поводу святости текста ни разу не прозвучали по отношению к Пятикнижию и Ранним пророкам, лишь изредка возникали они по отношению к некоторым сочинениям или частям сочинений в Поздних пророках, но были почти правилом по отношению ко многим сочинениям в Писаниях. Что так беспокоило древнееврейских мудрецов в большинстве сочинений о Писаниях <...>?»
Смотрите: сначала написал «по отношению ко многим» и тут же усилил – «в большинстве сочинений». Так что же именно беспокоило мудрецов? Вейнберг отвечает на этот вопрос в отношении каждой из «проблематичных» книг. Борьба за Писания была борьбой интерпретаций. Как знать, дошла бы до нас Песнь Песней, если бы не авторитет рабби Акивы (II в. н. э.), сохранившего ее в каноне? Рабби Акива увидел мистический смысл там, где его оппоненты видели лишь свадебные песни, – и Песнь Песней была спасена.
Многофакторный анализ Вейнберга не только расширяет рамки понимания студента (в эту категорию попадает любой непрофессионал, интересующийся Священным Писанием, все мы даже не студенты – ученики), но дает ему общее представление о современной библеистике, ее методах, подходах, проблемах, результатах.
Вейнберг пишет обо многом – но он не пишет о том, что представляет главный (а порой и единственный) интерес для религиозного сознания, рассматривающего библейский текст как Откровение Всевышнего, как адресованное человеку небесное послание, что, собственно говоря, и превращает Писание в Писание Священное. Точнее говоря, он об этом пишет, но это не находится в фокусе его внимания. Что ж, у науки один интерес – у религии другой. Было бы большой ошибкой сделать отсюда вывод, что эти интересы непременно конфликтны. Текст Танаха неисчерпаем, к нему ведут разные пути, у него есть разные «этажи», разные измерения.
Напомню теперь, какие книги входят в корпус Писаний (перечисляю в порядке расположения в Танахе): Теилим (Псалтирь), Мишлей (Притчи), Иов, Шир а-ширим (Песнь Песней), Рут, Эйха (Плач Иеремии), Коэлес (Екклезиаст), Мегилас Эстер, Даниэль, Эзра, Нехемья, Хроники.
Вейнберг, естественно, не проходит мимо проблемы: что представляет собой корпус Писаний – не слишком связанный друг с другом набор разножанровых текстов (что общего у Песни Песней с Хрониками? как вообще эти книги могли оказаться в одном собрании?) или некую целостность. Вейнберг – сторонник целостности. Он видит в текстах Писаний общую картину мира, не совпадающую с Торой и Пророками. Если в первых частях Танаха преимущественным было отношение «Б-г – человек», то в Писаниях оно, по его мнению, инвертируется: преимущественным становится отношение «человек – Б-г»; акцент с теоцентрической картины мира переносится на антропоцентрическую. Для Писаний характерно интенсивное размышление о месте человека в мире, об отношениях с другими людьми, о человеке в историческом процессе.
Й. Вейнберг.
Обращу ваше внимание (как Вейнберг обратил мое) на одно обстоятельство: число книг в Писаниях – двенадцать («выражение и воплощение цельности»), – оно, конечно, не может быть случайным.
Псалмы, Притчи, Иов, Песнь Песней, Коэлес – из самых популярных библейских книг, да что там – из самых популярных книг в мировой литературе: расхватаны на цитаты, написаны горы комментариев!
Кстати об Иове. Говоря о христианской интерпретации книги, Вейнберг ссылается на Иоанна Хризостома (IV в. н. э.). Иоанн Хризостом – в русской культурной традиции всё-таки Иоанн Златоуст – совсем не последнее лицо в православной табели о рангах и в христианско-еврейском сюжете тоже. «Хризостом» – транслитерация. Причина, по всей видимости, в том, что Вейнберг вообще не пользовался соответствующей литературой на русском языке. Интересный культурологический феномен. Редактору следовало бы вмешаться…
Юная вильнюсская леди, бросившая некогда упрек мэтру, была, конечно, неправа: он «нас» не предал. Что и доказал своим «Введением в Танах». Я уже сочиняю за него дарственную надпись пришедшей с повинной головой барышне. Вот она, прилетев из-за моря (из Литвы, Америки, Германии, Австралии), подходит к старому профессору – смущаясь и преодолевая неловкость. Как же, как же, очень хорошо помню!
И всё-таки… она была права! Если ошеломившие Вейнберга слова хоть на волос стимулировали его работу – то, конечно, права! А ведь он сам признал: стимулировали!
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru