[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  ДЕКАБРЬ 2005 ХЕШВАН 5766 – 12 (164)     

 

Сюжет длЯ Спилберга, который не надо придумывать

Сотни тысяч евреев во время войны становились узниками фашистских концлагерей и гетто. Они – старики, женщины, дети – не совершали никаких преступлений или правонарушений. Становились заключенными только потому, что их родили еврейские матери. И там же, в гетто, лагерях, находили смерть. Выжили немногие.

Но история, присланная нам из еврейской общины Ростова-на-Дону «Хесед Шолом-Бер», выделяется среди эмоциональных воспоминаний. Ноах Суриц побывал в нескольких (!) гетто и концлагерях. Совсем не случайно этой необычной судьбой заинтересовался знаменитый американский кинорежиссер Стивен Спилберг. Право, история Ноаха Сурица заслуживает быть запечатленной на пленке. Для нас, для потомков.

Родился я в Риге. Рос в большой, дружной еврейской семье. Отец был закройщиком. Имел свою портняжную фабрику. Работало там 100 человек: изготавливали мужские пальто для рижских элитных магазинов. Семья состояла из 13 человек. Жили мы в пятикомнатной квартире. Я закончил латышскую школу, а потом перешел в еврейскую. Знаю четыре языка – еврейский, латышский, немецкий и русский.

17 июня 1940 года в Ригу вошла Красная Армия, и Латвия стала советской. У отца отобрали фабрику, но его самого – хорошего руководителя и умелого портного – оставили директором. Фабрика стала шить кожаные пальто для офицеров Морфлота. Так мы прожили до начала войны.

1 июля Ригу заняли немецкие войска, и началась «новая жизнь». Издали приказ о евреях. Нам предписывалось нашить на одежду желтые звезды и ходить только по проезжей части улицы. Скудную пищу позволили получать в одном-единственном магазине города. В августе 1941-го было организовано гетто, куда согнали всех евреев Риги, разрешив взять только самое необходимое. При входе в гетто сумки осматривали и «лишнее» выбрасывали. Мы с отцом поступили на работу: надо было приносить в дом хоть какую-то еду. В декабре 1941 года отобрали 400 мужчин и перевели в так называемое «маленькое гетто». С собой разрешили взять по чемодану. Я был щуплым подростком; отец положил меня в большой чемодан (вместо вещей) и пронес. Так я попал в «маленькое гетто».

С отцом. 1932 год.

А оставшихся в «большом гетто» в ночь с 6 на 7 декабря погнали в лес недалеко от Риги и расстреляли. Женщин, детей, стариков... Гнали целых 30 километров, пока не добрались до места гибели. Тех, кто не мог идти, пристреливали прямо в колонне. В эту ночь погибли и моя мама, и сестры с маленькими детьми. Целых девять человек. Мы видели, как их уводили. Это было страшно.

Я остался с отцом, в концлагере. Зимой 1943 года нас послали на торфоразработки. Это была кошмарная жизнь: вечно голодные, в мокрых лохмотьях, часто избитые.

В конце 1943-го всех отправили в третье гетто: там находились евреи, согнанные из Германии, Венгрии, Чехословакии, из других европейских стран, захваченных гитлеровцами. Начались групповые расстрелы. Каким чудом выжили – не могу понять и по сей день: мы ведь были живыми скелетами.

Дотянули всё-таки до 1944 года. В сентябре, когда Красная Армия приблизилась к Риге, концлагерь ликвидировали. Перед этим стали расстреливать слабых, больных, стариков. Расстреляли и отца. Ему было 54 года.

Оставшихся в живых загрузили в трюмы парохода, отправили в Данциг. В трюме можно было только стоять. Трое суток, пока мы плыли, нас не кормили и не давали воды. Из Данцига повели пешком в лагерь смерти Штутгоф. Целую ночь в снегопад мы провели возле бараков, как всегда, мокрые и голодные. После карантина отобрали 300 евреев и отправили в концлагерь Лауденбург – работать на заводе, где делали подводные лодки. Работа труднейшая. В день мы получали миску горячей похлебки. Возможности помыться не было – почти полгода все ходили грязные, завшивленные.

В ночь с 9 на 10 марта нас построили и снова дали команду двигаться. Утром заперли в каком-то бараке, стоявшем на пути, и начали обливать барак бензином. Видно, собирались сжечь. Но тут вдруг что-то переменилось: бросив нас, немцы расселись по машинам и мигом скрылись. Тогда мы и услышали грохот танков. Это были советские танки. Пришло спасение, хотя поверить в это поначалу казалось трудно...

Нас выпустили и велели идти к какому-то селению. Я нашел на дороге велосипед и через пару часов приехал к месту назначения – на границу Польши и Германии. Попал в дом, где уже находилось несколько бывших узников. Меня вымыли и накормили. Спустя несколько дней я заболел. Это был сыпной тиф. Отправили в госпиталь. Через месяц, после выздоровления, дали справку, что я рижанин, и разрешили ехать в СССР.

С трудом добрался до Берлина. В местечке Вансейзен меня приютила еврейская община, а потом и бумагу дали – просили другие еврейские общины, что встретятся мне на пути, помогать мне, узнику концлагеря. Так я и ехал «автостопом», в товарняках, на открытых платформах. Всюду, где были еврейские общины или синагоги, меня кормили, давали денег на дорогу.

1948 год.

На советской границе сняли с поезда и отправили в фильтрационный лагерь. Прожил я там почти три месяца. По ночам вызывали на допросы, спрашивали не о том, как я выжил, а почему выжил... Наконец выдали справку и бесплатный билет на поезд Гродно – Рига. Так я добрался до родного города. Вышел на перрон, стою и плачу. Вернулся домой, а идти некуда, и никто меня не ждет!

Пошел в сторону своего бывшего дома, и вдруг встретил отцовского приятеля. Он меня приютил у себя и помог разыскать мамину сестру, которая успела эвакуироваться в Ташкент.

Потом начались хождения за паспортом. Три года мне его не давали, заменяли справкой на месяц. Наконец всё-таки выдали – сперва на год, а потом на пять лет.

Я закончил десятилетку, поступил в Рижскую консерваторию на хоро-дирижерское отделение и одновременно начал работать в Рижской филармонии. В 1955 году меня пригласил на работу в Ростовскую филармонию А. М. Луковский. С тех пор я живу в Ростове.

В 1958 году я женился на актрисе Адыгейского государственного русского драмтеатра им. Пушкина. Мне очень повезло, что у меня такая жена. Без Элеоноры меня давно бы уже не было на свете.

Я счастлив, что в Ростове-на-Дону попал в «Хесед Шолом-Бер». Здесь работают замечательные люди! Они окружили меня теплом и заботой. Спасибо им великое...

О своей судьбе мне случилось поведать знаменитому кинорежиссеру Стивену Спилбергу. По его просьбе ко мне приехали кинооператоры и сняли мой рассказ на видеопленку. Спилберг написал мне, что пленка останется в музее Холокоста в Лос-Анджелесе: пусть, мол, потомки знают, что несет фашизм.

С женой Элеонорой.

Ноах Суриц,

Ростов-на-Дону

 

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru