[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАЙ 2005 НИСАН 5765 – 5 (157)
Эта долгаЯ, долгаЯ жизнь
Нинель Краско
Немного статистики. Всего за четыре года Великой Отечественной войны, было госпитализировано 22 326 905 солдат и офицеров. Раненых, обмороженных, больных. Благодаря медикам 17 с лишним миллионов возвратились в строй, снова взяли в руки оружие. Это высокий показатель. Армейские, фронтовые, тыловые госпитали, санитарные поезда... Это была огромная сеть. Только в тыловых госпиталях имелось около миллиона коек.
700 тыс. врачей, сестер, других медработников спасали раненых и восстанавливали их здоровье. Страна отметила героический труд медиков: 8 медико-санитарных батальонов, 39 военных госпиталей награждены орденами. Около 150 тыс. медиков – почти каждый пятый – удостоены правительственных наград, а 47 медработников стали Героями Советского Союза.
К сожалению, нет данных о количестве евреев, раненных на войне. Мы не знаем точно, сколько воевало евреев-медработников. Но известно, что среди генералов медицинской службы было 36 евреев. Это начальники санитарных управлений, отделов армий и фронтов, крупных госпиталей.
***
Дело происходило несколько лет назад. Сидели за столом в гостеприимном доме Анны Леонидовны и Александра Григорьевича. Стали вспоминать, кто где «венчался». И вдруг хозяйка проговорила:
– А мы венчались под мостом. Под обстрелом…
Волны серебристых волос. Лицо немолодое, но заглянешь в глаза – а они сверкающие, веселые, и ни за что не догадаешься, сколько ей: шестьдесят? Семьдесят? Это Анна Леонидовна Эйнгорн, рядовой военврач, солдат армии славных наших медиков, прошедший Великую Отечественную.
Мы сидим с ней, я ее расспрашиваю и вижу – она встревожена, нервничает. Это из глубин памяти всплывают воспоминания, лежавшие там нетронутыми, быть может, целые десятилетия. Вот и удивительное событие, о котором идет речь, рассказывается с затаенной грустью. Ведь нет уже в живых спутника всей ее жизни…
Прекрасная московская квартира. Одиночество не грозит: дочь и два внука живут вместе с ней. Есть еще два внука и правнучка. Есть достаток. И всё же, всё же…
Родилась Анна Леонидовна через год после Октябрьского переворота, как сейчас принято называть Октябрьскую революцию. Родители – революционеры-анархисты, полжизни путешествовавшие по тюрьмам и ссылкам. Отца не знала. Он умер до ее рождения. Себя же смутно помнит с трех лет, когда вместе с матерью «отбывала срок» в Бутырках. За Бутырками последовали Соловки, потом наступил черед ссылки в Сибирь.
Много-много лет спустя Анна Леонидовна получила документ о реабилитации родителей. Узнала, что отца почему-то называли Маленький Христос…
В детстве всё тяжелое переносится легче. А потом она из глухой провинции попала в Харьков, бывшую столицу Украины, поступила в мединститут. Вихрем завертелась веселая, интересная студенческая жизнь. Училась охотно, летом участвовала в альпинистских вылазках. Так и познакомилась с будущим мужем, тоже медиком…
Последний экзамен в мединституте состоялся в день начала войны. Жизнь тотчас резко переменилась: сначала военно-полевые трехмесячные курсы хирургов, потом фронт. Первый госпиталь, и она под бомбежкой ассистирует на первой в своей жизни операции. Потом до самого конца войны – санитарные поезда. При немалом росте Аня весила всего 50 килограмм. Работа скромная, со стороны незаметная. И всё-таки орден Красной Звезды – серьезная награда.
Кровь, человеческие страдания, а в сердце нет пустоты, и только мучит страх – как там Александр? Каждое письмецо рождало надежду: вдруг встретимся? Но надежда на это была, конечно, невелика. Тем не менее подвернулась командировка – ее послали за медикаментами, а полевой госпиталь, где служил Александр, находился неподалеку. И они свиделись. Совсем ненадолго. Саша собрался проводить ее на станцию. Внезапно началась бомбежка, а они плыли в лодке по речке Проне. Решили переждать налет под мостом. Вот этот ад под бомбами она и назвала «венчанием». Кстати, сам мост, как только они выбрались из укрытия, взлетел на воздух.
Попрощавшись, расстались на перроне. Она села в поезд, его вскоре разбомбили. Первые вагоны превратились в страшное месиво; ее вагон, к счастью, остался целым на рельсах. Она кинулась к раненым.
– Я тогда израсходовала весь запас перевязочных материалов, за которым ездила в эту страшную и счастливую командировку.
Как она добиралась до эвакопункта, не помнит. Не раздеваясь, свалилась на первую попавшуюся кровать.
– Проснулась, а около меня сидит – кто бы вы думали? – мой муж.
Анна Леонидовна улыбается, видно, вспоминает их общее, почти мистическое отношение к тому, что с ними произошло в тот день. В первом же освобожденном селе, в Веремейках, Аня и Саша с трудом, но разыскали председателя сельсовета. Председатель долго не понимал, чего от него требуют, но потом вник и «зарегистрировал» их брак. И хотя позднее брак был оформлен по всем правилам, в доме до сих пор хранится та корявая справка.
Продолжалась война, продолжала свою воинскую службу и семья Эйнгорн. Он – в полевом госпитале, она – в санитарном поезде.
– Были на всех фронтах, кроме Карельского, – вспоминает Анна Леонидовна. – Подъезжали как можно ближе к передовой – насколько, разумеется, позволяли колея и обстановка. За считанные часы надо было загрузить три вагона, предназначенных для тяжелораненых, и семь-девять вагонов для легкораненых. Ко времени подхода санитарного поезда людей свозили из полевых госпиталей. Перевязанные, в гипсе, они всё равно нуждались в дальнейшем квалифицированном лечении.
А в поезде всего два врача – она и начальник эшелона. Да еще ординатор имелся. Ну и, конечно, сестры… У врача – отдельное купе, только Анна Леонидовна почти не помнит, чтобы можно было спокойно отдохнуть. То одному, то другому требовалась помощь. А какой отдых, когда в небе вдруг появлялись немецкие самолеты? А погрузка-разгрузка на конечных станциях? Только успевай метаться от одного вагона к другому. Разгрузились – и снова в путь.
Правда, однажды за всю войну поезд поставили на ремонт. Больше уже нельзя было ездить. Вот тогда персонал отоспался! Отремонтировали – и вновь заботы о медикаментах, о том, чтобы были кипяченая вода, пища, белье, чтобы подучить новеньких сестричек… И так до Дня Победы... Нет, даже позже – госпитали ведь не свернули, по-прежнему приходилось вывозить больных. Только уже не надо было бояться бомбежек.
– Везде встречали нас приветливо, старались получше устроить раненых.
Впрочем, одну сцену Анне Леонидовне хотелось бы забыть. Прибыли в Тбилиси. Легкораненые высыпали на привокзальную площадь. А тут их ровесники цветочками торгуют. Не выдержала душа солдатская.
Еле растащили дерущихся.
Потом она оказалась в Институте малярии. И снова бой. Покой ей уже и не снился.
Сегодня мы любуемся московским Серебряным бором. А тогда, после войны, это было болотистое малярийное место. К счастью для Москвы, заболела малярией супруга одного высокопоставленного деятеля. И тут началось настоящее наступление на болезнь. Сама Анна Леонидовна не заразилась, но ей эта битва стоила ребенка. Неродившегося.
Побывав в нынешнем жилье героини моего очерка, уютном и просторном, я с трудом могла представить себе послевоенное житье-бытье в полуподвале института вместе с подопытными мышами и кроликами. Нет, однако, худа без добра: работа сначала в институте малярии, а потом в институте эндокринологии определила ее судьбу. Она стала серьезным ученым, кандидатом медицинских наук. Впрочем, это произошло позже. А поначалу муж вернулся в армию, и началась кочевая жизнь офицерской семьи. Четыре года в Одессе, четыре – во Владивостоке.
Муж «делал карьеру», а она растила сына и дочку и всё время где-то работала. Когда возвратились в Москву, полегче наконец-то сделалась материальная жизнь. Александр Григорьевич – доктор наук, жена – кандидат.
Дети обзавелись семьями. Может, это в генах заложено – крепкие семьи? Сын Григорий женился в девятнадцать. Родители вряд ли сразу пришли в восторг. Но вскоре возрадовались. Сын, пошедший по стопам родителей, оказался хорошим врачом, прекрасным семьянином, двух внуков подарил. К великому несчастью, Гриша внезапно умер. Умер таким же молодым, как мама Анны, пережившая Бутырки и Соловки…
Когда я собралась уходить, Анна Леонидовна захотела проводить меня до остановки.
– Очень скользко, вместе, глядишь, не упадем. Я вас поддержу.
Это она мне, которая на десять лет ее моложе.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru