[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАЙ 2005 НИСАН 5765 – 5 (157)
В первом номере «Лехаима» за нынешний год мы попросили читателей, в преддверии юбилея Победы, ответить на два вопроса нашей анкеты:
1. Каковы самые памятные вам эпизоды войны?
2. Где и как вы встретили День Победы?
Мы получили немало ответов.
Адольф Ландсман, лейтенант
1. В начале 1944 года наша стрелковая дивизия воевала в Карпатах. Я направлялся в часть, когда увидел, что командир дивизии и еще несколько офицеров стоят в окружении людей в полосатых робах. Комдив подозвал меня: «Они не понимают русского языка. Выясните, что за люди».
Я тут же заговорил по-еврейски; изумление венгерских евреев воистину было безгранично. Одна женщина всё время повторяла: «Неслыханно, офицер-еврей! Неслыханно!» Я объяснил ей, что не один такой, что в нашей части есть и офицеры-евреи чином постарше меня. Оказалось, группу заключенных пригнали сюда на работы. При подходе советских войск охрана разбежалась, и бедолаги несколько дней скитались по горам без воды и пищи. Командир дивизии тут же распорядился каждому выдать вещевой мешок и набить его продуктами – крупой, консервами, сахаром. Я объяснил, как добраться туда, где уже нет немцев.
2. 8 мая 1945 года наша колонна продвигалась по Чехословакии. Встречали нас восторженно, в каждом селении выставлялись столы с напитками и едой. Офицеры следили, чтобы водители пореже прикладывались к бутылкам: нам было приказано побыстрей догнать колонну немцев. Догнали. И тут в небе появился наш штурмовик и открыл огонь. Пришлось разбегаться не только немцам, но и нам. Представляете, каково это – погибнуть в последний день войны, да еще от пуль своих! К счастью, всё обошлось, только начфин получил осколок в ягодицу.
Вскоре мы нагнали еще одну немецкую колонну. Приготовились к атаке. Но немцы стрельбу не открывали. Тогда к ним отправился наш переводчик и сказал: «Война закончилась, Германия капитулировала». Немцы молчали; мы пошли к их машинам. Это была удивительная картина: стоят группки наших и немецких солдат и с любопытством рассматривают друг друга, кое-где пытаются завязать разговор.
Москва
Александр Блиндер, капитан
1. Командованию позарез требовались «языки». Но перебежчиков на нашем участке не было. Захватить пленных тоже не удавалось. Решили, что наши обращения к немцам убедят кого-нибудь сдаться. Оборудовали радиоустановку, поставили репродукторы, и я, военный переводчик, из блиндажа вел передачу. Но вскоре пропаганду пришлось прекратить: после обстрела динамики вышли из строя.
Тогда решили отрыть на нейтральной полосе окоп; оттуда с помощью рупора можно было вести передачи. Недалеко от передовой траншеи вырыли неглубокий окопчик. Выполняя приказ, я с рупором пополз к нему. Устроился, прокричал первые слова: «Внимание, внимание!..» Только начал повторять их, как рядом с окопчиком разорвалась мина. Через час, когда стрельба стихла, солдаты уволокли меня на плащ-палатке.
2. После очередного ранения (в ногу) меня отправили на долечивание в Кировскую область. Там уже разбили лагерь для военнопленных немцев. Отправили переводчиком, благо костыли я уже оставил. В лагере содержались офицеры и солдаты. Были среди них фашисты-фанатики, были и антифашисты.
Утром 9 мая из передачи советского радио (в бараках были репродукторы и некоторые пленные уже довольно сносно владели русским) они узнали о капитуляции рейха. Так что в День Победы я мог наблюдать, как немцы за тысячи километров от Германии реагировали на поражение своей страны. Одни откровенно радовались: скоро репатриация! Другие столь же открыто печалились. Третьи не выражали эмоций, а может, просто таили их.
Мытищи, Московская обл.
Давид Кан, сержант
1. В январе 1945-го наш гвардейский стрелковый полк остановился в небольшом прусском городке. Откуда ни возьмись примчался седовласый немец и, ничего не сказав, потянул за руку командира взвода. Мы бросились вдогонку. Из подвала особняка, выстроенного в готическом стиле, валил густой дым.
Без команды мы кинулись спасать книгохранилище. Когда пожар погасили, старый немец, призвавший нас на помощь, вручил каждому по книге.
Узнав, что я еврей, хранитель библиотеки на минуту отлучился.
– А вам особый подарок, – сказал он, вернувшись и протягивая мне Тору на иврите. – Выполняю последнюю просьбу доброго соседа. Ожидая неминуемой фашистской расправы, он передал мне на хранение эту книгу со словами: «Вручите ее порядочному еврею».
Я был коммунистом, но Тору принял с большой радостью. По сей день это главная книга в моем доме.
2. 9 мая 1945-го на боевом посту у пулемета «Максим» привычно находились гвардии сержант Павел Шабанов и я. Неожиданно услышали ликующий голос командира роты гвардии капитана Приходько:
– С Победой, боевые побратимы! Германия капитулировала! Есть, как молвится, весомый повод дважды выпить по 100 фронтовых грамм. Первый – за Великую Победу. Второй – за нашего боевого товарища. Именинника Давида Кана.
И хотя они чуть опередили это событие по времени, я глубоко был тронут вниманием ребят, с которыми не раз отбивал вражеские атаки, поднимался в штыковые бои, – словом, вообще делил тяготы нелегкой фронтовой жизни.
Кривой Рог,
Украина
Борис Хандрос, сержант
1. В полдень 27 апреля 1945 года, прочесывая опушку леса, наш взвод разведки 6-й гвардейской кавалерийской дивизии наткнулся на большую группу немцев. Заметив нас, те остановились. Над головами замаячили белые платки. «Не стрелять!» – приказал наш командир взвода Алексей Филимонов. И, пришпорив коня, взял с места в аллюр. И тут раздался выстрел. Предательской пулей эсэсовца мой друг Алеша был убит наповал. Час спустя мы хоронили Алешу, бесстрашного разведчика, который прошел всю войну без единой царапины.
Как сообщили пленные, в избушке лесника, неподалеку, прячутся офицеры в больших чинах. Создана была группа захвата. Операция прошла успешно. В ходе допроса – я переводил – выяснилось, что пленные имеют отношение к ФАУ – управляемым ракетам. Полетели донесения в корпуса, в штаб фронта. Последовал приказ: немедленно доставить пленных в штаб дивизии.
В комнате за столом сидел комдив генерал Брикель, рядом стоял незнакомый мне офицер в казачьей бурке. Генерал оглядел меня с головы до ног и, недовольно хмыкнув, что-то приказал адъютанту. Тот исчез, но минуту спустя возвратился. И я почувствовал на плечах приятную тяжесть бурки. На этот раз генерал остался доволен осмотром. «Поедешь с капитаном Неумоевым на встречу с союзниками. Договоритесь о месте и времени завтрашней встречи».
Я онемел. Вот так влип! И тут только вспомнил недавний разговор с начальником разведки дивизии. Подполковник Когутский в тот раз куда-то спешил и успел только вручить мне карманный немецко-английский словарь: «Скоро встреча с союзниками. Смотри не подведи». Я стал листать словарь, застрял на пятом слове и, сунув его в сумку, притороченную к седлу, начисто забыл об этом разговоре.
Мне бы выложить всё начистоту: в английском, дескать, ни бум-бум. Но будто язык проглотил. Может, оробел, а может, сработало желание наконец-то увидеть живых союзников. Словом, понадеялся на наше родное «авось».
Мы подъехали к Эльбе в кромешной мгле. Дали, как было условлено, три сигнальные ракеты. И тут же с западного берега полетели ответные. Вскоре из тьмы вынырнул самоходный понтон. По мостику медленно съехал штабной джип. Первые рукопожатия. О счастье, американский лейтенант, сопровождающий штабного офицера, отлично владеет немецким и моим родным идишем.
С этим лейтенантом, сыном спичечного фабриканта (выходца из Бердичева), у меня, несмотря на различие в звании и возрасте, с первых же минут сложились дружеские отношения. Я с ним обо всем договорился.
Полчаса спустя мы с капитаном Неумоевым снова стояли перед генералом. И тут я рассказал всё как есть. Ждал взбучки, но генерал, улыбнувшись, похвалил за находчивость.
Союзники ждали нас на другом берегу к десяти утра, и генерал Брикель сказал: «Завтра поедете в том же составе». Так я стал – уже официально – «полупереводчиком».
Были встречи и на западном (американском) и на восточном (советском) берегу Эльбы, банкеты. На одном из них выступил полковник Трумэн – родной племянник президента США. Он с большой теплотой говорил о Красной Армии, о советском народе. Запомнились его слова о нашей стране: «Никто столько не сделал для Победы!» Было еще много встреч. И всюду мы – два «полупереводчика» – оказались нужными со своим «идиш-дойч-инглиш».
2. День Победы встретил на Эльбе.
Киев
Из истории семьи Якобашвили
Кутаисская семья Веры и Бениамина Якобашвили в первые же дни войны отправила на фронт троих сыновей. Ни одному из них не суждено было вернуться домой. Старший брат, Изя, погиб, защищая Сталинград. Следующий – Абрам – сложил свою голову в боях за Керчь. Гари, выпускник Московской академии им. Фрунзе, пал на полях сражений под Калинином. Они не прятались за спины друзей, честно и до конца выполняли свой долг перед родиной.
Родители долго не хотели верить в гибель сыновей: в 1942 году Вера Якобашвили, узнав, что части, эвакуированные из-под Керчи, прибывают в Поти, устремилась туда, чтобы что-то узнать о судьбе своего Абрама. А когда дошла весть о том, что раненый Гари находится в госпитале в Нальчике, Бениамин, не задумываясь, отправился в этот город – повидать сына… Но не увидели больше родители своих сыновей.
Впрочем, в семье Якобашвили выросло новое поколение: войну пережил самый младший сын Веры и Бениамина, Самсон, а у погибших братьев выросли дети, внуки, которые свято хранят память о своих отцах и дедах, защитивших родину.
Юрий Поляновский, полковник
1. В октябре 1943 года (мне едва исполнилось 18), после ранения и госпиталя, я прибыл в свою танковую бригаду и буквально с ходу принял участие в штурме Запорожья. А через несколько дней бригада была переброшена в другое место, и я остался без танка: машину отправили в ремонт, меня же определили офицером связи при штабе бригады.
Я получил приказ доставить в батальон двух офицеров, прибывших с пополнением. Идем вдоль небольшого озера, заросшего камышом. Вдруг видим танк, закиданный сверху срезанными прутьями. Машина цела, вокруг никого. Влез, осмотрелся… Всё вроде в порядке, снарядов много, вот только горючего самая малость. Сел за рычаги, завел танк аварийным воздухом (аккумуляторы не работали) и повел в батальон.
На краю села встретил комбата, капитана Кардаева; комбат велел спешно выдвинуться в конец села и занять оборону. Там, в капонире, образованном высоким берегом пересохшей реки, уже стояли два танка. У них тоже не было горючего, зато снарядов имелось вдоволь.
Только освоился – показались немецкие танки. Шли они скученно. Я встал у прицела, младший лейтенант Насонов – заряжающим. Три наши экипажа открыли огонь, и сразу же запылало несколько танков противника. Ответный огонь не заставил себя ждать. Маневрировать мы не могли – не было горючего, и вскоре моя машина вспыхнула. Мы выбрались через люк, я вынул клин затвора из пушки, забросил его, взял пистолет и гранату. Отходили по полю и потеряли друг друга. Дорога в бригаду оказалась перерезанной, я отправился в обход и попал к своим очень не скоро.
Тут надо сказать, что в нашей армейской газете работал мой отец (писатель, впоследствии лауреат Государственной премии Макс Поляновский. – Ред.). Ему сообщили, что я попал в окружение и погиб в бою. Он просил рассказать хоть какие-то подробности. Гвардии майор Анисимов написал, что я был в танковой группе, отражавшей атаку 50 немецких танков. Что мы уничтожили примерно 8 вражеских машин, но группа наша не возвратилась. За смерть вашего сына, пообещал Анисимов, отомстим десятикратно.
Можете представить себе состояние отца, когда он меня увидел?!
2. День Победы встретил в Австрийских Альпах.
Сочи
Яков Топоровский, капитан
1. Это было севернее Варшавы. Началось наше наступление, но немцы отчаянно сопротивлялись, нередко переходя в контратаки. Один раз им удалось окружить наш наблюдательный пункт; я командовал батареей гаубиц и, чтобы точнее вести огонь, вместе со связистами выдвинулся вперед. Проводная связь прервалась, и я открытым текстом передал по рации на свою батарею: «Открыть огонь на меня!» На батарее знали точное расположение нашего окопа, поэтому снаряды падали метрах в ста от нас. Но всё равно – чувствовали мы себя, мягко говоря, неуютно. Однако немцы держались на почтительном расстоянии. А через несколько часов и вовсе отступили.
2. День Победы я встретил в санитарном поезде. А дело было так. При прорыве Зееловских высот, прикрывавших Берлин с востока, меня ранило в плечо. В медсанбате обработали рану, перевязали, я почувствовал себя лучше. Приехал навестить меня мой ординарец, с ним я и удрал в полк. Командир полка отругал меня, но разрешил побывать на батарее. А там я сразу стал заниматься привычным делом: выдвинулся на наблюдательный пункт. Был ли это снаряд или мина – не знаю, потерял сознание. Очнулся только в госпитале после ампутации ноги. Погрузили меня в санитарный поезд, направлявшийся в Россию. И вот на одной станции, это еще в Польше, слышу песни, музыку – поляки вышли встречать поезд с оркестром. Один раненый, ходячий, подошел к двери, ему с перрона кричат: «Победа! Войне конец!» Я спросил соседа, какое сегодня число. Он ответил: «Кажись, 9 мая».
Москва
Абрам Зонд, рядовой
1. Это было под Москвой, когда фашистов уже отогнали от столицы. Связь почему-то не работала, и меня отправили в штаб полка с донесением. Идти надо было километра четыре, дорогу я знал и шагал бодро. Собственно, самой дороги не было, шел по целине. Прошел с километр, слышу – летит самолет. Наш? Немецкий? И вдруг сверху пулеметная очередь – прямо по мне. Я бросился на землю. Самолет развернулся и опять в атаку. Я – в воронку. Пронесло. Через пару минут немец появился вновь, но я уже подбегал к леску.
2. Поздно вечером 7 мая 1945 года легли спать. Проснулись от стрельбы. Оказалось – импровизированный салют.
Москва
Семен Белановский, сержант
1. Хорошо помню этот день – 16 января 1945 года. Дело было под Варшавой, советские войска готовились к форсированию Вислы. Нашему взводу химических войск приказали обеспечить прикрытие переправ дымом. За три дня до наступления перебросили к реке. Укрытий никаких, холодина – градусов 12–14. Промерз я тогда до костей, но, как ни странно, не заболел. Зато дыму напустили будь здоров, немецкие летчики даже переправы не видели.
2. За день до капитуляции Берлина нам приказали захватить химическую фабрику. Командование не знало, что там производили немцы. На всякий случай предупредили: стрелять только в крайнем случае, пожар тушить. Проникли на фабрику без особых происшествий. Только стали проверять, что у них в бочках, как в склад попал снаряд. Не знаю – наш или немецкий. Сразу вспыхнул сильный пожар. Бросились гасить – а вдруг в емкостях ОВ – отравляющие вещества?! Огонь был такой сильный, что на мне загорелась одежда. Пожар ликвидировали, а меня с ожогами отвезли в госпиталь. Там и встретил День Победы.
Москва
Михаил Лернер, старший техник-лейтенант
1. Командование направило меня в осажденный Ленинград – набрать команду специалистов для ремонта самолетов. В городе ремонтники были не слишком нужны, а нам очень не хватало мастеров. Мне сказали: есть, мол, такие ребята в Петергофе, их там соберут, скомплектуешь команду, привезешь сюда, а там переправим их на Большую землю. Машины не было, и я опрометчиво отправился в путь ночью на своих двоих. Темень, дорога вся в рытвинах, колдобинах, сколько раз падал. И самое удивительное – никого не встретил за несколько часов пути! Не у кого было даже спросить, правильно ли иду? А возвращаться обидно – столько уже протопал. Когда на окраине Петергофа увидел наших бойцов – петь хотелось. Видик у меня был, наверное, еще тот, потому что меня отвели в землянку, я сел на нары и тотчас уснул. А команду вывез.
2. Наши мастерские расположил
ись в Серпухове. По сводкам было видно – войне вот-вот конец. Я был начальником цеха по ремонту авиамоторов и 8 мая убедил начальство командировать меня в Москву за деталями. Так что 9-го был дома. Москвичи уже высыпали на улицы. Вместе с мамой мы пошли по Горького, дошли до Манежной. На Красную площадь пройти не смогли – там людей было уже целое море. На Манежной и увидели салют Победы.
Москва
Матвей Розеншмидт, лейтенант
1. Помню как сегодня день 25 декабря 1943 года, день моего рождения. Мне исполнилось 20 лет. Я замещал командира батареи. Шли ожесточенные бои под Кировоградом – немцы пытались прорвать кольцо окружения. Начали теснить наши части, один из немецких танков разрушил землянку на батарее и вывел из строя орудие. К счастью, три немецких танка были подбиты нашей пушкой, оказавшейся в зарослях кукурузы.
Поступило распоряжение из штаба полка: «Если можете – снимайтесь». Как только колонна выехала на дорогу, был тяжело ранен командир орудия, стоявший на подножке. Я сидел рядом с водителем грузовика. А в штаб уже сообщили: «Первая батарея погибла». День рождения действительно чуть было не стал днем гибели.
2. А Победу я встречал трижды: первый раз – 9 мая в чехословацком городе Трнава; второй – 17 мая, когда была освобождена Прага; третий – отмечали под городом Мукденом в сентябре. То был день Победы над Японией.
Леонид Вегер, старший сержант
1. – Поступаете в распоряжение капитана, – сказал командир нашего разведвзвода и указал на незнакомого артиллериста.
Тот повел нас к реке. Метрах в десяти от берега сели, и капитан сказал: «Объясняю задачу. По моей команде форсируете реку. Немцы открывают огонь. Я засекаю огневые точки. Потом мы их подавляем из орудий».
Он достал планшет, вытащил карту, карандаш и скомандовал: «Вперед!»
Я вскочил и один помчался к реке. Влетел в воду и, что было сил, понесся вперед. Бежать было трудно, вода доходила до пояса. Холода я не замечал, хотя был декабрь. Оглянулся – ребята входят в реку. Застрочил немецкий пулемет. Я уже добежал до берега, плюхнулся меж двух корней.
Вечером нам, оставшимся в живых, выдали двойную порцию спиртного. А еще, по словам комвзвода, капитан особо отметил, что я первым бросился в атаку и потому меня представляют к медали «За отвагу». Ее я, правда, так и не получил.
2. После тяжелого ранения меня демобилизовали, я поступил в Московский авиационный институт. Вечером 9 мая был в общежитии и вдруг увидел, что в корпусе напротив стали гаснуть огни. Это ребята помчались на Красную площадь. Мы тут же присоединились к ним…
Хайфа, Израиль
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru