[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2005 АДАР-2 5765 – 4 (156)
Ступени ЧеловеЧеских лет
Наум Гребнев (1921–1988) – неутомимый переводчик классической и современной поэзии Востока, фольклора народов Кавказа и Средней Азии. Более 150 книг. Среди них «Поэма о скрытом смысле» поэта-суфия Руми, «Наука быть счастливым» Юсуфа Хас-Хаджиба Баласагунского (ХI век), «Книга скорби» Г. Нарекаци (перевод вдохновил А. Шнитке на создание известного «Концерта для хора»). В его переводе облетели всю страну «Журавли» Р. Гамзатова. В 1986 году в издательстве «Советский писатель» вышла книга «Песни былого. Из еврейской народной поэзии». Ее составителем и переводчиком был Наум Гребнев. В последние годы он занимался стихотворным переложением «Псалтыри».
С самого начала войны служил в действующей армии, участвовал во многих сражениях, выходил из Харьковского окружения, участвовал в защите Сталинграда с первого до последнего ее дня, был в числе первых форсировавших Днепр, а потом Донец, был трижды ранен и окончил свою военную карьеру после третьего по счету ранения, случившегося за Днепром 12 января 1944 года. После войны поступил в Литературный институт и посвятил свои занятия поэтическому переводу.
Рабби Авраам ибн Эзра (1092–1167)
Ступени человеческих лет
Пусть помнит всяк в минуты бденья,
Что здесь он только гость
со дня рожденья.
Когда кому-нибудь всего лет пять,
Готов он с солнцем взапуски бежать.
Он спит, не зная бед, он обнял мать.
И сладок сон, и сладко пробужденье.
Когда ребенку только десять лет,
Он не оценит мудреца совет,
Позднее он на всё найдет ответ,
Поймет и примет здравое сужденье.
Когда нам двадцать, светел
каждый день.
И юноша, как молодой олень,
Бежит, и недосуг ему и лень
Воспринимать чужое наставленье.
Тридцатилетний он попал в силок,
Быть мужем и отцом себя обрек,
Жене своей и чадам, сбившись с ног,
Он угождает без отдохновенья.
И вот он достигает сорока.
Немногих близких потеряв пока,
Он всё же понимает: жизнь кратка,
Тяжел и труд и жизни постиженье.
Ко старику пятидесяти лет
За временем сует идут вослед
Печали дни и пониманья свет,
Что золото от смерти не спасенье.
Ослабли корни, увядает сад,
Что стало с человеком
в шестьдесят!
Уже нет силы после всех утрат
Одолевать земные злоключенья.
Он в семьдесят ослаб и похудел,
Не слышно слов его, не видно дел.
Быть всем обузой – вот его удел.
Его клюка скрипит в изнеможеньи.
И наступает восемьдесят лет.
Мысль угасает, тьмою застит свет.
Хоть человек и жив, в нем жизни нет,
И горький хлеб – вот всё его именье.
Лишь тот блажен, тот
истинный мудрец,
Кто знает: в этом мире он – пришелец,
Кто мыслит с малых лет и под конец
Лишь о душе, лишь о ее спасеньи.
* * *
Утром я к вельможе в дом
Постучал – не допускают.
Говорят, приди потом,
И ворота закрывают:
«Ты пришел не в должный час,
Для хозяина сейчас
Колесницу запрягают».
Вот и солнце за холмом,
Вновь слуга меня встречает,
Но не допускает в дом:
«Наш хозяин отдыхает».
Горе бедняку – ни в чем
Мне судьба не потакает.
И к кому стучусь я в дом,
Тот свободным не бывает:
То он скачет – пыль столбом,
То он сладко почивает.
Алишах Самарканди
Алишах Рагиб Самарканди – еврейский поэт, писавший на персидском языке. Родился и жил в Средней Азии в XVII веке. Ему принадлежат поэмы «Шахзаде и суфий» и «Сокровищница советов».
* * *
Спросил того, кто жизнью умудрен:
– Что в жизни для людей всего ценнее?
– Пожалуй, ум: тот счастлив,
кто умен!
– А нет ума, что нам всего важнее?
– Благовоспитанность, – ответил он.
– А если я и этого лишен?
– Тогда казна и сила вместе с нею.
– А если я богатством обделен?
– Тогда лишь смерть тебе
всего нужнее!
* * *
Не завидуй, если ты умен,
Тем, кто над тобою вознесен.
* * *
Мы знаем: вешняя вода
С высоких гор спешит в низину,
И ум приходит иногда
Не к шаху, а к простолюдину.
* * *
Такая в дружбе верность хороша,
Когда вернее языка душа.
* * *
Любовь дарует зрение незрящим,
Дарует наслаждение скорбящим.
В безумцев превращает мудрецов
И наделяет мудростью глупцов.
Любовь бессильных награждает силой,
Безногий встанет, чтоб бежать
за милой.
* * *
Ты не гляди на внешность только,
Важна не внешность, а дела.
С пристрастьем оглядев седёлко,
Не торопись купить осла.
Народная поэзия татов
Еврейско-татский язык относится к иранской группе языков, имеет семитские и тюркские элементы. Письмена горских евреев представляли собой своего рода скоропись, которую они называли «письмом багдадским» (хат багдоди). Начертания очень походили на раввинский шрифт. Первые произведения еврейско-татской письменности появились в 1909 году.
Пословицы
Друзей, чья дружба свята,
Цени не меньше брата.
Сто друзей у тебя –
Мало друзей у тебя.
Враг у тебя один –
Много врагов у тебя.
Чем больше на ветвях плодов
И веток на стволе,
Тем ниже ствол в тени садов
Склоняется к земле.
Не просо, а солома
Милее нам порой –
Когда солома дома,
А просо за горой.
Звонкое мычание без толку
Может привести теленка к волку.
Если б знал осел, что он осел,
Он себе живот бы пропорол.
Слово то, которому он рад,
Слышит даже тот, кто глуховат.
Хула и брань отца –
Молитва для юнца.
Та вещь, что по дешевке достается,
В конце концов дороже отдается.
Чем нрав жены хуже и злей,
Тем борода мужа белей.
Камень упал на кувшин – горе кувшину,
Кувшин на камень упал – горе кувшину.
Верблюдица верблюда родила,
Не слышал и сосед,
Одно яичко курица снесла,
Кудахчет на весь свет.
Кто делать дела не привык,
У тех порой велик язык.
Разве знает едущий верхом
Горести идущего пешком?
Люди и ничтожные вольны
Видеть по ночам большие сны.
Двенадцать дней подряд
И меда не едят.
Умерший мнит, что всяк живой
Питается одной халвой.
Волк, с которым, бывало, и лев
Избегал драк,
Стал посмешищем, одряхлев,
Для собак.
Тайны доверять своей
И друзьям нельзя,
Потому что у друзей
Тоже есть друзья.
Кто бежал быстро,
Тот устал быстро.
Вершины тополей вознесены
От легковесья веток голых.
К земле вершины яблонь склонены
От тяжести плодов тяжелых.
Над упавшею ветлой
Всяк топор заносит свой.
Хоть неразборчива собака,
Собачины не ест, однако.
Советами все наставляют сирот,
А хлеба сиротам никто не дает.
Чем толще ствол,
Тем ломче ствол.
Беспомощным бывает
Два раза человек:
Когда свой начинает
И завершает век.
Татские народные песни
Девушка-джан
– Каковы твои очи, о девушка-джан?
– Объяснить я могла б, да не надо.
Словно две виноградины блещут они,
Разве ты не видал винограда?
– Каковы твои брови, о девушка-джан?
– Как могу объяснить я словами?
Но черта, проведенная тонким пером,
Очень схожа с моими бровями!
– Каковы твои косы, о девушка-джан?
– Я тебе не отвечу на это.
Выйди в поле, увидишь цветок золотой,
Вот и косы такого же цвета.
– Каковы твои щеки, о девушка-джан?
– Мне вопрос этот кажется странным.
Словно спелые яблоки щеки мои,
И полны, и круглы, и румяны!
– Каковы твои губы, о девушка-джан?
– Ты вопрос задаешь мне напрасно.
Если видел когда-нибудь спелый гранат,
Знаешь, как мои губы прекрасны!
– Каковы твои зубы, о девушка-джан?
– Ты ответа не жди, он не нужен.
Ты на жемчуг взгляни, ибо зубы мои,
Словно ряд белоснежных жемчужин.
Ненем-нануй
Ненем-нануй, нануй-ненем, баю, баю,
Пусть достанется мне, от невзгод
постаревшей.
Пусть достанется мне, от забот
поседевшей,
Горе, назначенное тебе!
Ненем-нануй, нануй-ненем, баю, баю,
Пусть достанется мне, изнуренной
заботой,
Пусть достанется мне, изможденной
работой,
Горе, назначенное тебе!
Ненем-нануй, нануй-ненем, баю, баю,
Пусть достанется мне, без кинжала
убитой,
Пусть достанется мне, без нагайки побитой,
Горе, назначенное тебе!
Ненем-нануй, нануй-ненем, баю, баю,
Пусть достанется матери, счастья
не знавшей,
Пусть достанется матери, зло
испытавшей,
Горе, назначенное тебе!
Ненем-нануй, нануй-ненем, баю, баю,
Пусть достанется матери
многострадальной,
Пусть достанется матери, с детства
печальной,
Горе, назначенное тебе.
Мы ходили
(Детская песенка)
Мы ходили,
Мы батрачили,
Накупили
Всякой всячины.
Мы сластей купили
И – молчок,
Положили
В маленький мешок.
Был мешочек прочен,
Не порвался,
Но щекотки очень
Он боялся.
Мы мешочек
Чуть пощекотали,
На песочек
Сладости упали.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru