[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2005 АДАР-2 5765 – 4 (156)
БИЗНЕС НА «ЛУЗЕРАХ»
Давид Гроссман
С кем бы побегать
М.: Фантом-Пресс, 2004. – 479 c.
Положа руку на сердце: чтобы понять, стоит ли читать эту книгу, ее не надо открывать. Достаточно посмотреть на заднюю страницу обложки. Семь полубессмысленных хвалебных цитат из английских и американских ежедневных газет для любого русского интеллектуала, вне зависимости от происхождения и страны проживания, – достаточная причина, чтобы положить книгу обратно на магазинную полку. То, что сопровождается «паблисити», – заведомо не литература: это потребительский товар, вроде жвачки «Орбит» и пива «Клинское».
Давид Гроссман именно и есть поставщик потребительского товара на литературный рынок. Поставщик, надо сказать, солидный, уважаемый коллегами, прекрасно чувствующий потребности рынка. Начиная с 1987 года, он написал семь романов; искры Б-жией нет ни в одном, но все они прекрасно продаются, переводятся в Европе, получают всевозможные премии.
Чтобы написать то, что сейчас называют труднообъяснимым сочетанием «культовый роман», надо быть хорошим ремесленником, пропагандирующим идеи, банальность которых чудовищна, но которые доныне вполне пригодны для выкрикивания в качестве великого морального принципа. Именно это Набоков называл «литературой больших идей» – ничем не отличающейся от обычной дребедени, но представляемой читателю в виде больших гипсовых кубов, переносимых с места на место… ну, сами помните.
Предыдущие романы Гроссмана, включая самый известный – «культовый» гипсовый куб под названием «Желтое время», пропагандировали любовь к арабам и нелюбовь к армии. В 80–90 годах это в Израиле было модно. Фабулу Гроссман придумывать умеет, иврит у него чистый и интеллигентный, – неудивительно, что какое-то время он считался писателем если не на уровне «живых классиков» А.-Б. Иехошуа и Амоса Оза, то, по крайней мере, ничем не уступающим Ицхаку Бен-Неру или Биньямину Тамузу.
Однако в какой-то момент арабофилия перестает продаваться – что поделаешь, даже самые большие идеи от частого употребления портятся и начинают приванивать. Чтобы остаться в мейнстриме, надо найти новых несчастненьких для воспевания. И тут появляется «С кем бы побегать» – роман о молодых маргиналах. Этаких израильских босяках из раннего Горького – «лузерах», жертвах общества, которые звучат гордо и от которых дурно пахнет. За сто лет с водки перешли на героин, других изменений нет. Велено сочувствовать и оплакивать.
…Значит, так. Был некто Шай, плакса и бездельник, хорошо игравший на гитаре. Поскольку родители его чрезмерно тонкой души не понимали, он «сел на иглу», какое-то время таскал из квартиры деньги и вещи, а потом вообще канул куда-то. Ну, вы же понимаете – это, конечно, виноваты папа, мама и бездуховное общество!
Именно так и рассуждает главный положительный герой, 16-летняя младшая сестра Шая Тамар. Вообще-то девушка с синдромом бродяжничества, с 14 лет сбегает из дома. Опять-таки виноваты бездуховные родители. Тамар в очередной раз на месяц уходит от них, не оставив записки, бреет голову для конспирации, переодевается во всё грязное и внедряется в молодежную коммуну уличных музыкантов, служащую прикрытием банды воров-карманников, а заодно и наркомафии. Всё, разумеется, кончится хорошо – злодеев арестуют, брат вылечится, родители раскаются, Тамар найдет свою первую любовь.
Нет, господа, я не издеваюсь и даже не насмехаюсь. Это прекрасный сюжет для подросткового романа. Не хуже, чем у Диккенса и Александра Дюма. В Израиле книга Гроссмана была заранее обречена на успех – хотя бы потому, что израильская подростковая литература катастрофически стерильна, этакая запоздалая «Розовая библиотека» с непременной моралью в конце каждого опуса. Кстати, и взрослые почему-то очень любят читать книжки и смотреть фильмы про плохих детей, попадающих в лапы злодеев. Прибавьте несомненное умение писателя выстроить интригу, очертить характер; прибавьте «качественный» иврит, живой слог – и вы поймете, почему роман «С кем бы побегать», изданный весьма приличным тиражом, получил в Израиле престижную премию Сапира и быстро разошелся.
Рискну предположить, что в России ему это не грозит. Прежде всего потому, что описанием быта маргиналов наших подростков не удивишь. В России такого добра еще с горбачевских времен столько понаписано, что на сто лет вперед хватит. Чужой наркоты нам не надо – не знаем, куда свою девать. Основной пафос романа Гроссмана заключается в том, что любви и сочувствия заслуживают только полные неудачники, а в России сейчас как-то не слишком принято любить «лузеров», это устаревшая мода, времен пьес Виктора Розова и фильма «Ирония судьбы».
Кроме того, очень неудачный перевод. Гали-Дана Зингер замечательно переводит израильскую поэзию, даже из рук вон плохую. Такой Яков Козловский в иерусалимском варианте: может сделать поэтом кого захочет! Но с прозой Гроссмана у нее, к сожалению, ничего не получилось. Пока идет авторская речь или звучат внутренние монологи – всё в порядке; чуть начинается обмен репликами – хоть караул кричи! Автор речи многих своих персонажей придает характерные особенности. Конечно, пришлось искать максимально точные аналоги и в русском. Но «перестилизация» не увенчалась успехом: диалоги откровенно раздражают.
Например, злодеи и воры должны изъясняться на уличном иврите. Автор всё делает элегантно: не пересыпает речь героев корявыми фразами, не заставляет их «ботать по фене», но тут и там расставляет опознавательные знаки «низкого» стиля. Скажем, употребляет разговорное «зоти» вместо интеллигентного «зот» («эта»). Я не готов объяснить переводчику, как именно надо было поступать, я и сам не знаю, но автоматически передавать «зоти» русским «энтот» категорически неверно. «Энтот» – совершенно другой сленг, так говорят живописные пейзане Василия Белова, которым на улицах Иерусалима просто нечего делать! Точно так же – слово «иллюзионизьм» невозможно в устах профессионального импресарио, пусть он хоть десять раз возглавляет наркомафию. А девочка, знающая, как зовут кошку Алисы из Кэрролла, вряд ли станет употреблять выражения вроде «в одиночку на улице не канает» и ни в коем случае не скажет: «типа об искусстве думает».
Совершенно апокалиптические размеры обретает это несоответствие стилей при передаче речи монахини Теодоры, говорящей на устарелом иврите начала прошлого века, иврите Бренера и Бердичевского. Монологи Теодоры перевод превращает во что-то ужасное и совершенно нечитаемое – безумный волапюк из русского и неграмотного старославянского. А поскольку Теодора – персонаж хоть и не первого плана, но всё-таки возникающий в романе несколько раз, причем с достаточно пространными текстами, в конце концов либо теряешь нить повествования, либо начинаешь пропускать куски. И в конце концов всё равно теряешь нить повествования.
Подводя итог: если в Израиле на «лузерах» можно было сделать хороший бизнес, в России это никому не светит.
Дмитрий Прокофьев
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru