[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2005 АДАР-2 5765 – 4 (156)
КОРОЛЬ МАТИУШ И СТАРЫЙ ДОКТОР
Сказка-реквием. Литературный сценарий. (Публикуется в сокращении.)
Уважаемые бабушки и дедушки! Дорогие мамы и папы! Прочитайте, пожалуйста, эту печальную быль и веселую сказку вашим мальчикам и девочкам.
Как зритель, не видевший первого акта,
В догадках теряются дети.
Но всё же они умудряются как-то
Понять, что творится на свете.
Самуил Маршак
С Б-жьей помощью, при нашем с вами содействии разберутся и нынешние ребята.
Михаил Калик, Александр Шаров
Лицо Януша Корчака. Глаза с печальной и тревожной улыбкой. Высокий лоб мудреца. И глубокий голос: А НЕ МОГЛО ЛИ БЫТЬ ТАК, ЧТОБЫ ЧЕЛОВЕК СТАНОВИЛСЯ ТО БОЛЬШИМ, ТО МАЛЕНЬКИМ? КАК ЗИМА И ЛЕТО, ДЕНЬ И НОЧЬ, СОН И ЯВЬ...
Возникает детский рисунок. В безоблачном небе – ослепительное солнце. Из синевы выступает фигурка мальчика – смеющееся лицо... Подпись: «Я и Солнце».
Луг. Огромный, зеленый, весь в цветах. Щедрое разнотравье... Если смотреть снизу, цветы и высокие стебли – громадные, как деревья. У травинок есть ствол и ветви.
Радужная роса – шарами – повисла на листьях. Грозно и стремительно пролетают стрекозы. Кузнечики прыгают в бездонную небесную глубину. Птицы вспархивают из-под ног и опускаются в гнезда.
УДИВИТЕЛЕН ЭТОТ МИР! УДИВИТЕЛЬНЫ ДЕРЕВЬЯ! УДИВИТЕЛЬНЫ МАЛЕНЬКИЕ ЧЕРВЯКИ! УДИВИТЕЛЬНО ВСЁ, ЧТО ПРЫГАЕТ И ЛЕТАЕТ... И ЗВЕРИ УДИВИТЕЛЬНЫ: СОБАКА, ЛЕВ, СЛОН. И ЭТА ЛЮБИМАЯ МОЯ КОШКА НА ВЕСЕННЕЙ ЛУЖАЙКЕ. Снова детский рисунок. Желто-зеленые цветы, как сотни солнц. Посреди солнечного царства – черный котенок с белою грудкой. НО САМОЕ УДИВИТЕЛЬНОЕ – ЧЕЛОВЕК.
Калик Моше (Михаил Наумович; р. 29.01.1927, Архангельск), кинорежиссер. Окончил Государственный институт кинематографии (Москва). Узник ГУЛАГа (1951–1954). Представитель так называемого «поэтического кино» – «новой волны» в советском искусстве 60-х годов. Ввел еврейские эпизоды в фильм «Колыбельная» (1960) и «Человек идет за солнцем» (1962). Картина «До свидания, мальчики» (1965, по одноименной повести Бориса Балтера) – о трагической судьбе первого советского поколения.
Премии на престижных фестивалях не помогли Калику воплотить написанные им сценарии: о Януше Корчаке «Король Матиуш и Старый доктор» (совместно с А. Шаровым) и «Вечный шах» (по роману Ицхака Мераса). Фильм «Любить!» (1968) не выпущен в советский прокат. Телефильм «Цена» (1969, по пьесе Артура Миллера; в главной роли – Лев Наумович Свердлин), демонстрировался без имени режиссера, который в 1971 году (после многолетней борьбы) репатриировался в Израиль. Через двадцать лет, в эпоху «гласности и перестройки», поставил картину «И возвращается ветер».
...Как по-разному они просыпаются! В глазах девочки – отражение ночных страхов. В глазах мальчика – яростное, веселое нетерпение.
Этот потягивается... замер с поднятыми руками, уставившись в пустоту... А тот никак не расстанется с тишиной, одиночеством, сонными видениями, – ныряет под одеяло...
Мальчик смотрит на ветку. Лопнули почки, и лист разворачивается зеленой пружиной... Подле скамейки – девочка лет шести. Светлые косички, огромные синие глаза... Вдруг засмеялась, показала язык и, конечно же, повернулась спиной. Острым камушком чертит классы. Легко прыгает из квадрата в квадрат, будто летает.
А город живет своей взрослой, полной забот жизнью. Мужчины – с портфелями, женщины – с сумками... Девочка вывернула голову: ей жаль того необычайного, что остается позади....
Семенит мальчик в матроске. Вращает руками и гудит так, что каждому ясно – это паровоз. А теперь – пароход. А теперь – самолет... нет, птица!
Столкнулся с пожилым господином. Растерянно улыбается, как бы просыпаясь... Сердитый старик ухватил его за ухо, важно что-то внушает...
А ОН В ТУ МИНУТУ, БЫТЬ МОЖЕТ, СПАСАЛ КОГО-ТО, СПЕШИЛ НА ПОМОЩЬ...
Небо хмурится. Ударил гром. Взрослые попрятались в подворотнях, и ребятня завладела дворами и мостовыми...
Бочка сена,
охапка воды,
окорок капусты,
кочан ветчины!
В лужах, как глаза неведомых животных, набухают пузыри.
Девочка за неплотной дождевой завесой... И вот – бежит к мальчику. Стоит с ним бок о бок, выпятив губы, – ловит и пьет дождевые капли.
Детский рисунок. Летит бабочка с человеческим лицом. Внизу какие-то необыкновенные цветы. Подпись: «Не в гетто. Марыся из Ченстохова. 7 лет».
На рисунке, как черный штамп: загазована.
...Щербатая кирпичная стена. Женщины, старики, дети протягивают прохожим тряпье, старые ботинки.
Перед мальчиком в коляске – книги. Человек везет гроб на тележке. Умершего провожают родственники – смерть еще событие. Проехал велорикша, из последних сил вращая педали.
Женщина с безумным лицом, тиская на груди какой-то сверток, ходит по мостовой. Туда и обратно. Туда и обратно... Наверно, ей чудится, что укачивает ребенка, которого давно нет.
Старый доктор идет по улице. На спине – полупустой мешок. Это Януш Корчак. Люди почтительно здороваются. Он отвечает, не поднимая глаз.
ДАВНО УЖЕ НЕ БЛАГОСЛОВЛЯЛ Я ЭТОТ МИР. СЕГОДНЯ НОЧЬЮ ПЫТАЛСЯ – НИЧЕГО НЕ ВЫШЛО.
Моросит. Девочка сжалась под рваным пальто, приникла к пустой витрине, где за стеклом – старые афиши. В дверях – пожилая женщина.
Корчак остановился. Женщина что-то говорит, кивая на девочку. Еле слышна свадебная мелодия, разом грустная и веселая... Старый доктор опустился на корточки.
Лицо девочки из лохмотьев. Глаза, как цветок, медленно раскрываются.
ПОЧЕМУ Я НЕ В СИЛАХ УСПОКОИТЬ ЭТОТ НЕСЧАСТНЫЙ БЕЗУМНЫЙ ТАБОР? Одной рукой Старый доктор поддерживает мешок, другою ведет девочку.
У ворот старого двухэтажного здания на Склизкой улице – вывеска от руки: «DOM SIEROT» («Дом сирот»).
В маленьком булыжном дворике – ребятишки. С ними – помощница Корчака пани Стефа. Молодая женщина с очень красивым, измученным и худым лицом. Хлопнула в ладоши, и ребята бегут, меняясь местами.
За дровяным сараем – пан Зигмунд (дворник Дома сирот). Он же повар. Сейчас колет дрова. Крепкий старик за шестьдесят. Темное от загара, морщинистое лицо. Седые усы... Парнишка лет восьми, смуглый курчавый Янек, укладывает поленницу.
Корчак с девочкой открывают калитку. Подходит пан Зигмунд:
– Манечка простудилась – 38 и 5. Просится к нам.
– Хорошо. – Корчак отдал мешок. – Десять кило картошки, немного каштановой муки... Обещали в следующий раз с лестницы спустить. – И показал глазами на девочку. – Вы сами знаете, что делать, пан Зигмунд...
– Как тебя кличут, маленькая? – спросил тот.
– Ганна.
Взвалил мешок, взял девочку за руку и повел к дому.
Доктор поправил очки, глядит на играющих ребят... Бегают, спорят, перешучиваются, но всё это как-то вяло, точно в замедленной съемке.
НУЖНЫ ДРОЖЖИ. ХОТЯ БЫ ПЯТЬ ЛИТРОВ В НЕДЕЛЮ... ГДЕ ВЗЯТЬ? ЧЕРЕЗ КОГО? КАК?
Большая комната. Разом и столовая, и класс, и школьные мастерские.
Корчак – в кругу детей. Чистят картошку. Точнее, вырезают гниль. Другие ребята читают, пишут, рисуют... Стук в дверь.
– Кто там? – спросил Корчак.
– Прошу прощения, пан доктор. – Зигмунд забрал очистки, поставил пустое ведро и положил перед Ганной самодельного тряпичного паяца.
– Ты спрашиваешь: «Кто? Кто там?» – говорит Корчак. – А не будь этой малышки «кто», должен был бы спросить: «Это Казик стучит? Или Манька? Или гончар? Или кум Петр? Или нищий?» А тебе отвечали бы: «Нет, нет, нет». Стал бы мокрым, как мышь, разозлился бы, не ел, – ребята смеются, – не пил. Спрашивал бы да спрашивал!.. А так: «Кто там?» – и готово. Потому что в малышке «кто» – имена всех людей.
Ганна улыбнулась, выглянула в окно. Часовой у ворот вскинул автомат, прицелился... Девочка отшатнулась. Корчак встал, как бы загораживая детей.
– Пиф-паф! – Часовой захохотал, опуская автомат.
Ганна смотрит на тряпичного паяца:
– Пан доктор! А зачем пан Зигмунд пошел с нами в гетто? Он ведь ариец и мог... – Не докончила.
Корчак погладил Ганну по голове.
– Нет в мире арийцев и не арийцев, девочка. Есть люди и нелюди.
Ребята молча слушают. У окна очень маленький мальчик сосредоточенно «читает», держа книгу «вверх ногами». За столом девочка, высунув кончик языка, старательно пишет...
– Кто кем хочет быть? – не сразу спросил Корчак. – Ну, вот ты, Бенюсь.
– Поваром... – несмело отозвался худенький мальчик.
– А я на клоуна выучусь! – И рыжий Шимек тут же состроил рожицу... Курносый, уши топориком; ребята и Корчак покатились со смеху.
– А я... – запинается Ганна, – я хочу, чтобы не умереть...
– А ты кем будешь, Казик? – спросил Корчак.
– Министром.
Кто-то хихикнул и тотчас схлопотал от Казика подзатыльник.
– Наверное, стану сапожником, – объяснил Казик. – Как мой папа, когда был жив... Но хочу я пойти в министры!
– А я хочу королем…– размечтался Янек.
– Такой маленький?!
– Ну и что же? Маленьким королем! Король ведь может приказать, чтоб идти куда хочешь и есть сколько влезет... и... и... и всё!
– А я хочу стекольщиком!
– А я – волшебником!
Шум, смех. Дети перебивают друг друга. Корчак прикрыл глаза. Видит весенний лес. Детские голоса, сквозь шелест листвы, сливаются со щебетом птиц.
А Я ХОТЕЛ БЫ СНОВА СТАТЬ МАЛЕНЬКИМ... Возникает детский рисунок. Старый доктор. Его узнаёшь по очкам, по высокому лбу и по глазам. Особенно по глазам, горящим неутолимым любопытством, которым наполнено детство. Он строг и загадочен, этот доктор на ребячьем рисунке. ...И ЧТОБЫ ДЛИННАЯ-ДЛИННАЯ СКАЗКА НИКОГДА БЫ НЕ КОНЧИЛАСЬ.
Задумчивое лицо ученого профессора... Вы правильно догадались, ребята: опять он, Старый доктор. Но профессор из сказки чаще улыбается. А лицо с седою бородкой – как на детском рисунке.
Правда, сейчас, в данный момент, профессор хмур и печален. В ушах – стетоскоп, на глазах – большие круглые грустные очки.
Профессор – в Королевской опочивальне, у постели старого Короля. Тот болен, бледен, откинулся на подушках, тяжело дышит.
– Устус карибинус тентораст, – бормочет профессор.
– Что это значит? – шепчет Король.
– Хм... Думаете, Ваше Величество, легко понимать самого себя, да еще когда говоришь на 176 языках?.. Устус карибинус... Кажется, сие означает, что надобно немедля поставить75 банок. Другого выхода нет.
Между тем в большом дворцовом зале, в мягких креслах за длинным столом, заседают министры.
А именно: 1. Старший Министр Церемоний – толстый, надутый и важный, что твой футбольный мяч; 2. Военный Министр с саблей и пистолетом за поясом; 3. Тощий Министр Юстиции с толщенным «Сводом Законов»; 4. Министр Просвещения (вместо галстука пестрый бант) с «Грамматикой» и «Таблицей умножения»; 5. На краю – горбатый Министр Внутренних Дел с лупой.
Старший Министр Церемоний звонит в колокольчик:
– Господа! Я собрал вас, чтобы посоветоваться! Король болен и... согласно э-э-э... этикету...
Министр Юстиции: По Своду Законов, том седьмой, часть пятая, статья 210-я, после смерти Короля на престол вступает старший сын.
– Но у Короля один сын!
– Больше и не надо.
– Сын короля – это маленький Матиуш, – бурчит горбатое МВД. – Не умеет ни писать, ни читать... даже не знает слова «казнить»!
– Не умеет считать? – поражен Военный Министр. – А как же «на первый-второй рассчитайсь!»... «равняйся на грудь четвертого»...
– Сочувствую, – сказал Министр Юстиции.
– Но, уважаемые господа, – чуть растягивая слова, мягко и бархатисто зарокотал Министр Просвещения, – какой же Матиуш король, коли ему неизвестно, что шестью шесть – тридцать семь.
– Тридцать шесть, – поправил Министр Церемоний.
– Неважно! – отмахнулся просвещенный Министр. – Что будет со страной?
– Не знаю, что будет! – краснея от злости, пропищал Министр Юстиции. – Закон велит, чтобы после смерти Короля на престол вступал его сын.
– Матиуш слишком мал! – хором закричали министры.
А горбатое МВД:
– С детьми какой же порядок? А без порядка к дьяволу полетит дворцовый распорядок!.. Нет, моя бы воля...
Такой гвалт стоял во дворце, что Матиуш проснулся...
Силы небесные! Как похож он на Янека из Дома сирот... Только тут, в сказке, у него красивые льняные волосы до плеч. И глаза с длинными черными ресницами.
Матиуш сел на высокой позолоченной кровати, протер глаза... прислушался к спорящим голосам...
– Что там творится? – И вышел в коридор.
Стоял перед залом заседаний не в силах ухватиться за высоченную дверную ручку.
– Король умрет, – доносилось до Матиуша, – порошки и лекарства не помогут. Голову на отсечение, Король и недели не протянет.
Через анфиладу дворцовых залов стремглав мчался Матиуш. Вбежал в королевскую опочивальню. Бледный Король распростерт на кровати. С ним – Ученый профессор.
– Папочка, папочка! – расплакался Матиуш. – Я не хочу, чтобы ты умер!
Король грустно посмотрел на сына.
– И я не хочу. Горько мне, сынок, оставлять тебя одного. – И закрыл глаза.
Профессор посадил Матиуша на колени. Было тихо.
Во всех витринах – фотографии Матиуша. На пони. В матроске. В мундире...
Глашатаи. Да здравствует король Матиуш!.. Король Матиуш приветствует своих подданных!
– Ура! – закричала девочка со светлыми косичками. – Да здравствует маленький Матиуш!
– Тише, Марыська! – Мать, важная дама в шляпе, дернула девочку за косичку.
– Ура! Ура! Ура! – надрывалась Марыська.
Грустно было Матиушу, когда он сидел, маленький и одинокий, на позолоченном троне. Профессор (слева от трона) налил в серебряную столовую ложку рыбий жир.
– Разве Короли тоже должны глотать рыбий жир и всякие противные лекарства? – спросил Матиуш. – Зачем тогда быть Королем?
Двери распахнулись. Один за другим, низко кланяясь, вступали придворные.
– Первый придворный пируэт! – Старший Министр Церемоний ударил жезлом по полу.
Придворные – роскошно одетые дамы и господа – входят в правую золотую дверь. Под музыку дефилируют мимо трона и с поклоном скрываются в левой двери, серебряной.
– Я категорически утверждаю, – сказал Министр Просвещения, – если, конечно, Ваше Величество не придерживается иного мнения, что пятью пять – двадцать шесть.
– Двадцать пять, – уточнил Старший Министр Церемоний.
– Неважно. – И Министр Просвещения поправил пышный бант.
– В аккурат потому, – бормочет горбатое МВД, – надо немедленно построить 25 тюрем, Ваше Величество. – Принюхался сизым носом и сквозь лупу рассматривает следы на полу. – Изволите повелеть?
Матиуш искоса взглянул на Профессора. Тот неодобрительно (еле заметно) качнул головой.
– Не изволю! – звонко и чисто ответил Матиуш.
Жезл снова ударил по полу.
– Второй придворный пируэт! – командует Министр Церемоний.
Бьют барабаны. Маршируют министры, чиновники, генералы. Как солдаты, шагают дамы.
– Виват, Ваше Величество, виват! – бряцает шпорами Военный Министр. – Кру-гом! Шагом марш!
Тянется вереница придворных.
Распахнуты двери детской. Важные лакеи в шитых золотом ливреях выносят игрушки: оловянных солдатиков, барабан, воздушные шары, куклу, детские книжки. Королевские лакеи держат игрушки брезгливо, двумя пальцами... Навстречу – другая череда лакеев, согнувшихся под многотонными (многотомными) фолиантами, что ослепляют нас, как мундиры, – золотым тиснением.
– Живее, живее! – скрипит-покрикивает горбатое МВД.
Фолианты громоздятся всё выше, затемняя детскую... Вбежал Матиуш, возмущенно всплеснул руками:
– Как вы смеете? Чем же я буду играть?!
Присмирели лакеи. Висит в воздухе красавица-кукла, схваченная за косу ливрейной рукой. Висит игрушечный солдат, поседевший в сражениях. Висит слон без ноги... Висят, чуть покачиваются...
– Вы не соскучитесь, Ваше Величество, – скрипит горбатый Министр. – Здесь самые интересные игры. Вот в этом томе – как наказывать. А в этом – как казнить: самая лучшая игра... В этом – как пытать. А в этом...
Матиуш быстро нагнулся, поднял любимого паяца и спрятал за спину.
– А где, – спрашивает, – как прощать?
– Такой книги нет. Прощать, Ваше Величество, – скучное занятие. – И вереница лакеев, по знаку Министра, снова пришла в движение.
Грустно пляшут в воздухе, навсегда покидая детскую, игрушки. Матиуш провожает их взглядом... Вслед за лакеями исчезает Министр.
– Один ты у меня остался... – говорит Матиуш любимому паяцу, что очень похож на Шимека, озорного мальчишку-клоуна из Дома сирот.
Тихо. Матиуш у окна.
За решеткой королевского сада гоняют в футбол. Вихрастый Фелек – быстрее всех. Р-раз! – в окошко влетает футбольный мяч. Посыпались стекла. В ту же секунду Фелек вскарабкался по дереву, прыг на подоконник. Уставился на Матиуша боязливо и весело.
(Фелек – это Казик из Дома сирот. В сказке он мало изменился – такой же вихрастый, шумливый, большеносый, веснушчатый...)
– Я тебя знаю, Фелек, – сказал Король.
– И я вас знаю, Ваше Величество. Пожалуйста, не гневайтесь... пасаните мячик. Ребята ждут, сто тысяч чертей!
Матиуш поднял мяч.
– Слушай, – сказал Фелеку. – Я очень несчастный Король. Считается, будто управляю государством. А делаю только то, что приказывают. Самые скучные вещи... А всё, что приятно, запрещают.
– Кто же Вашему Величеству запрещает, холера их забери?
– Министры! Когда был жив папа, я делал то, что приказывал он...
– Ну да, тогда ты был Королевским Высочеством, Наследником Трона. А папа твой – Королевским Величеством, Королем. Но теперь-то...
– Теперь в сто раз хуже. Этих министров – целый полк.
Фелек задумался.
– С меня довольно отца. Он взводный, и разговор у него короткий. Чуть что: «Кожу сдеру, дворняга ты этакая!» Да как хватит ремнем!
– Фелек, Фелек! – зовут с улицы.
– Ваше Величество, пойдем погоняем, а?
– Не могу, Фелек. Обязан присутствовать на важной государственной церемонии.
– Будь я Королем, никогда б ничего не был должен! Что хочу, то и ворочу. И баста!
– Не понимаешь ты, Фелек, как трудно нам, Королям...
Фелек пожал плечами:
– Я бы сказал этим пузатым: «Хватит брехни, к дьяволу, сто тысяч чертей, не согласен!»
Матиуш на троне, а министры за длинным столом.
– Господин Старший Министр Церемоний, – сказал Матиуш. – Хватит брехни, к дьяволу, сто тысяч чертей, не согласен!
– Ваше Величество... этикет...
– Хватит, не согласен, и баста! Я Король!
– Прошу слова, – говорит Министр Юстиции.
– Только покороче.
– Ваше Величество желает обойти закон. Но есть другой закон, который это предвидит. Имеется параграф 105-й, том 410-й, страница 20-я, строка 30-я...
– Господин Министр Юстиции, мне – без разницы.
– Предусмотрено. Раз король пренебрегает законами, заключенными в параграфах 777 555...
– Заткнись, холера тебя забери!
– И о холере имеем закон. В случае эпидемии...
Потеряв терпение, Матиуш хлопнул в ладоши... Входят солдаты.
– Арестуйте этих господ и препроводите в тюрьму...
– Опять же имеем закон! – обрадовался Министр. – Называется военная диктатура... Ой, это уже беззаконие! – И Министр подпрыгнул, поскольку солдат ткнул его под ребро.
Министров, белых как мел, увели.
Матиуш остался один. Ходит по залу, смотрится в зеркало, скрестив руки.
– Ого! – восклицает. – Почти Наполеон... такой же маленький.
– Нехорошо получилось, Фелек. Они в тюрьме.
– Пускай! Такова воля Вашего Королевского Величества.
– А сколько накопилось бумаг! Если не подпишу, не будет ни железных дорог, ни фабрик, ни вообще!
– Тогда подпиши!
– Погоди, слушай: я ведь ничего не знаю. Даже старые короли не обходятся без министров.
– Ладно, выпусти пузатых, холера их задери!
Матиуш чуть не бросился Фелеку на шею.
– Молодец! А мне-то и в голову... – И стукнул себя по затылку. – Действительно, от них не убудет!
...И министров ввели в зал заседаний. Стража салютовала Королю обнаженными саблями.
– Господа! – сказал Матиуш. – Я долго думал и составил такой план: вы будете заниматься взрослыми, а я стану Королем детей. Сам, как Король, буду делать, что захочу. Остальное пусть идет по-старому.
Матиуш встал. Сабельные лезвия пускали солнечных «зайчиков».
– Согласны, господа? (Министры молча склонили головы.) Вы свободны. – И Матиуш обратился к Ученому: – Профессор... милый Профессор, правильно, что я простил этих толстых обжор?
– Всегда лучше простить, чем наказать, – задумчиво произнес Профессор. – Только дети об этом почему-то забывают, едва становятся взрослыми. А принцы вспоминают, когда становятся нищими. Простить... простить...
– Я никогда не забуду, милый Профессор, никогда!
Публикация Ольги Дунаевской и Владимира Шарова
Продолжение следует
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru