[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАРТ 2005 АДАР 5765 – 3 (155)
Ополченец Светлов
Прошлым летом отмечалось столетие со дня рождения поэта Михаила Светлова, и многие средства массовой информации не обошли вниманием это знаменательное событие, отдав должное выдающемуся представителю отечественной литературы.
Михаил Аркадьевич был, мне кажется, самым остроумным человеком в стране. Недаром до сих пор не умерли его шутки, его каламбуры, до сих пор ходят легенды о его незабываемых розыгрышах.
Сегодня, спустя более полувека, мне вспомнилась давнишняя встреча с поэтом. Случилось это совершенно неожиданно – в Москве, летним днем 1948 года.
В послевоенные времена, еще школьником, я часто проводил летние каникулы на подмосковной даче у родственников. Естественно, бывал в столице, ходил в театры, на концерты и на футбол. Регулярно наведывался я и в редакцию газеты «Труд» на улице Горького, где ответственным секретарем редакции работал мой двоюродный брат Лазарь Маркович Лившиц. Не раз с интересом наблюдал, как «делаются» номера одной из самых массовых газет страны.
Лазарь Лившиц, живший в Гомеле в конце 20-х годов, был приглашен на работу в редакцию столичной газеты «Гудок». В то время в «Гудке», как известно, собралась целая группа талантливых молодых литераторов: Юрий Олеша, Лев Славин, Илья Ильф, Евгений Петров. Сотрудничал с газетой Михаил Зощенко, захаживал в редакцию и молодой Михаил Светлов. Но в первые же дни Великой Отечественной войны журналист Лившиц стал фронтовым корреспондентом газеты «Известия» в действующей армии на западном направлении, а в октябре 1941 года был назначен редактором газеты только что созданного на подступах к Москве Калининского фронта. В «Гудок» он уже не вернулся.
И вот теперь, когда война осталась позади, зашел я как-то в довольно ранний час в редакцию «Труда». Уставший после ночного дежурства брат предложил мне поехать вместе на дачу, отдохнуть. Идя по Горького к станции метро «Охотный ряд», прямо на углу проезда Художественного театра мы неожиданно встретили Михаила Аркадьевича. Брат и Светлов обнялись. Потом пошел разговор о текущих делах, о жизни и семье, о прессе и творческих планах…
Беседа вроде подходила к концу, когда Михаил Аркадьевич вдруг, как бы невзначай, обронил:
– А ведь ты, Лазарь, спас мне жизнь.
Тогда, в октябре 41-го. Недавно узнал, что вся колонна ополченцев, в которой я шагал тогда на фронт, полостью полегла в первом же бою. – И заговорил о другом.
Я ничего толком не понял и уже в вагоне пригородного поезда спросил Лазаря, о чем вел речь Светлов, о каком спасении.
Вот что под стук колес поведал мне брат:
– В октябре 1941 года наступили самые трудные дни. Гитлеровские войска находились всего в нескольких десятках километров от Москвы, которую мы обороняли. Меня, редактора газеты Калининского фронта, срочно вызвали в Главное политуправление Красной Армии. На Калининском направлении враг стоял в районе Химок, так что на стареньком «газике» я довольно быстро добрался до Москвы. Ехали по улице, и я увидел, что навстречу движется колонна ополченцев, примерно в тысячу человек. Это были в основном люди старшего призывного возраста, наверняка необученные, понятия не имевшие о военных премудростях, в большинстве своем без оружия. Их на улицах задерживали военные патрули и направляли в пункты-приемники, где из них наскоро формировали части, пешком уходившие на фронт. Прямо с марша ополченцев бросали на передовую, в бой, и они своими телами закрывали брешь в разваливавшейся обороне. А что творилось тогда на фронте, я видел собственными глазами.
Поравнялся я с колонной и неожиданно разглядел в шеренге Михаила Аркадьевича. Резко притормозив, приказал лейтенанту, что вел колонну, вызвать ко мне из строя бойца Светлова. Подойдя к машине, боец Светлов доложил о себе по всей форме. Ему я приказал немедленно сесть в машину, а ведущему колонну – доложить своему командованию, что ополченец поступил в мое распоряжение по приказу Главпура.
Обстоятельства требовали принять решение мгновенно. Я так и сделал. Было совершенно ясно, что перо талантливого поэта гораздо более необходимо стране для борьбы с фашистами, нежели штык, которым он, вероятно, не особо мог орудовать.
Конечно, Светлов заметно повеселел, когда услышал, что теперь мы с ним будем работать вместе. В пути я спросил у него: «Миша, а как ты попал в ополченцы? Ведь почти все журналисты и писатели или во фронтовых газетах, или военные корреспонденты?» Всё оказалось весьма прозаично.
Светлов в тот день вернулся в Москву из блокадного Ленинграда, куда был направлен по заданию «Красной звезды», и шел в редакцию. Тут его и остановил патруль. У него, естественно, не оказалось спецпропуска (спецпропуска недавно ввели в осажденной столице). Не желая слушать никаких объяснений, патруль задержал его и препроводил в «накопитель», где создавались ополченческие подразделения. Ну, остальное я видел сам.
В тот же вечер мы с Михаилом Аркадьевичем уже были во фронтовой редакции. Наша совместная работа продолжалась в течение нескольких самых тяжелых, самых кровопролитных месяцев битвы за Москву. Затем Светлов был отозван Главпуром и направлен военкором одной из центральных газет. Только сегодня узнал я, что вся та колонна ополченцев полегла на ближних подступах к столице. Ты ведь слышал, как он это сказал? Будь проклята война…
Вот такой эпизод был в жизни нашего знаменитого поэта.
Г. Лапицкий, Киев
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru