[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ  ФЕВРАЛЬ 2005 ШВАТ 5765 – 2 (154)     

Рабби Натан Шпиро, кpaковский кабалист XVII века

Самуил Городецкий

1.

В развитии иудаизма можно наблюдать одно повторяющееся явление. Каждый раз, когда раввины доходили до крайностей в своем стремлении «ограждать закон» цепью обрядовых предписаний, сдавленное религиозное чувство вырывалось из-под тяжести ритуальных установлений и проявлялось преимущественно в форме мистического движения. И если мистицизм не вступал в открытую борьбу с раввинизмом, то, по крайней мере, пытался ослабить влияние его окаменелых догматов, вдохнуть в его иссушенный организм свежую струю непосредственных эмоций.

Это явление еврейской истории повторилось и в первой половине XVII века. «Шулхан Орух», последний по времени кодекс раввинского иудаизма, был воспринят евреями всех стран как нечто, данное свыше и не допускающее никакой критики. Особенно велико было его влияние в Польше, где он нашел твердую поддержку у виднейших ученых, обогативших его многими дополнениями (как Рамо) или составлявших по его образцу свои труды (например, труд Мордехая Яффе). При поддержке представителей польского еврейства «Шулхан Орух» послужил поводом к перемирию между сефардами и ашкеназами, ведшими между собой постоянную борьбу за духовную гегемонию. Первоначальное смущение, вызванное в Польше тем обстоятельством, что автором «Шулхан Оруха» был сефард (Йосеф Каро), совершенно исчезло после того, как этот кодекс был признан и местными учеными. Авторитет его был воистину велик; один крупный раввин XVII века даже объявил: «Изменить что-либо в “Шулхан Орухе” так же недопустимо, как в Topе Моисеевой».

Старая синагога. Краков. XIV в.

Почти одновременно в среде ученых возникло стремление совершенно иного характера – стремление к изучению кабалы. Увлечение кабалой было так сильно, что вызвало нарекания со стороны раввинов.

В ранний период развития еврейской духовной культуры в Польше раввинизм и кабала выступают не в качестве враждебных друг другу сил; за редкими исключениями оба течения идут рядом, воздействуя друг на друга. Среди еврейских раввинов встречается немало поклонников мистики. У одних склонность к науке берет верх над интересом к мистике – как, например, у Йосефа Каро и Мойше Иссерлиса, бывших кабалистами и вместе с тем отдавшихся созданию «Шулхан Оруха»; у других кабалист пересиливает раввина. К последнему разряду принадлежал и рабби Натан Шпиро, один из родоначальников кабалистического движения в Польше.

Рабби Натан родился в 1585 году в семье раввина Шлоймо Шпиро; дедом его был известный раввин Натан Шпиро I, раввин Гродно (умер в 1574 году), автор нескольких ученых трудов. Семья, в которой появился на свет рабби Натан, происходила из общины немецкого города Шпир, игравшего видную роль в истории евреев Германии в Средние века. Отсюда и фамилия семьи – Шпиро (позже – Шапиро). Сын и внук раввинов, юный Натан воспитывался на Талмуде и работах его комментаторов и выказал при изучении великой книги замечательные способности. «Г-сподь наградил его, – пишет о нем сын, рабби Соломон, – способностью к знанию и изумительной памятью, подобной которой не обладал никто». Однако Натан не довольствовался одной только официальной раввинской наукой: он углубился в изучение астрономии, философии и кабалы; заинтересовался еще и еврейской грамматикой.

Кто были его учителя? Это до сих пор не выяснено, ибо об этом не сказано в его трудах. Надо полагать, что свое образование Натан получил в Кракове, где поселился, женившись на дочери Мойше Иеклиса, почтенного местного жителя. Краков являлся в то время центром еврейской учености, местопребыванием авторитетов в области догматической и тайной наук, и эта среда оказала благотворное влияние на умственное развитие рабби Натана.

В 1617 году, 32 лет от роду, рабби Натан был избран на пост главы краковской ешивы вместо умершего Мойше Марголиса. Вместе с тем на нем лежала обязанность ежесубботно произносить в синагоге проповеди для народа.

Здесь мы наталкиваемся на ту раздвоенность рабби Натана, которая вообще характерна для раввинов-кабалистов. Свой ум талмудиста он отдавал слушателям ешивы: читал им Талмуд с его многочисленными комментариями. Народной же массе, которой чужда премудрость Геморы и Турим, но которая глубоко проникнута внутренним чувством веры или мистическим настроением, он отдавал свою душу кабалиста, разъясняя «высокие откровения, почерпнутые из Зогара и прочих мудрых и назидательных книг».

В рабби Натане «тайная мудрость» кабалы явно брала верх над ученостью талмудиста, и свои труды он посвящал преимущественно кабале. Рабби Натан только в качестве кабалиста и стал известен. Он был таковым не в одних своих трудах, но и в жизни, в религиозной практике. Народная фантазия окружила его имя легендой. Каждый раз – гласила молва – с наступлением ночи рабби Натан вставал для полуночного бдения и молитв («Тикун хацойс»), оплакивая разрушение Храма, голус Израиля и Шхины. «Душа его молила об искуплении миpa царством Б-жьим». Со слезами пел он раздирающие сердце гимны о «восстановлении развалившегося шатра Давида». Его голос был услышан, и однажды представший перед ним в видении Илия-пророк возвестил ему, что ангелы небесные, слуги Всевышнего, пользуются его напевами в своих скорбных молитвах о судьбе разрушенного Храма и Израиля. Народ до того верил в праведность рабби Натана, что не сомневался в истинности этой легенды; указание на нее было даже сделано в надписи на его надгробном памятнике.

Интерьер Старой синагоги Кракова.

Рабби Натан был человек высокой нравственности. Щедрый благотворитель и покровитель нуждающихся, он оставался чужд корыстолюбия и ничего не брал у общины за свои труды. «Он давал другим, сам ничего не получая». Другой отличительной чертой его характера была необыкновенная скромность. Сыновья рабби Натана, Шлоймо и Мойше Шпиро, пошли по стопам отца. Особой известности достиг рабби Шлоймо, еще ребенком подававший большие надежды. Имея от роду всего семь лет, рассказывает о нем его отец, он произнес однажды публичную проповедь на кабалистическую тему; еще молодым он был избран на пост раввина и рош-ешивы в Сатанове, где во времена Хмельничины, в 1648–1649 годах, пал мучеником за веру. Известный рабби Шабси Коган в своих элегиях на смерть мучеников Хмельничины так отзывается о рабби Шлоймо: «Близкий мне великий гаон Шлоймо, рош-ешива и раввин Сатанова, был еще молод, но мудр; его слова рассекали небеса и пронизывали пучины».

Наибольшей известности среди многочисленных учеников Натана Шпиро достигли упомянутый рабби Шабси Коган, воспитывавшийся у него в доме «как родной сын» и сохранивший память о нем как о «святом муже, уста которого извергали пламя», и Берехья-Берах.

В 1633 году рабби Натан Шпиро умер. На его могиле имеется следующая надпись: «Здесь погребен Б-жественный святой муж, древним подобный, разоблачивший глубокие и сокровенные тайны; тот, о котором молва говорит, что Илия-пророк беседовал с ним лицом к лицу, – ученый раввин и глава ешивы блаженной памяти Натан-Нота бен Шлоймо Шпиро. Скончался в среду, 13 ава 1633 года от сотворения мира. Да будет душа его связана узлом жизни».

Pабби Натан умер во цвете лет, но слава о нем как о выдающемся кабалисте уже широко распространилась; он имел несомненное влияние на виднейших кабалистов того времени.

Перейдем теперь к рассмотрению кабалистической системы рабби Натана и тех влияний, которые определили его миросозерцание.

Надгробие рабби Натана Шпиро.

2.

Кабала, продукт еврейской мистики, не мыслит вещь в ее материальном, внешнем проявлении; всё видимое имеет для нее свою символическую, таинственную сторону. Она отказывается верить, что всё, рассказанное в Торе, следует понимать просто, в прямом смысле. «Мыслимо ли, – восклицает “Зогар”, – чтобы Всевышний, Владыка Вселенной, для составления Торы набрал обычные, вульгарные слова, разговоры Эсава, Агари, Лавана, валаамовой ослицы и самого Валаама, Балака и Зимри – и из них и всяких других рассказов сотворил Тору?» Нет, «слова Торы – это слова надземные, полные небесной тайны»; рассказ Торы – это только внешнее одеяние, под которым скрыта душа, ибо мир состоит из «внешнего покрова, тела и души». «Только глупцы дальше внешнего покрова, т. е. библейского рассказа, не видят, бессильные проникнуть в то, что является его живым духом. Надо уметь проникнуть и понять таинственную глубь вещей, ибо истинная сущность вещей не такова, какой она нашим глазам представляется... Горе грешным, видящим в Торе только простое собрание рассказов и не проникающим дальше внешнего покрова!»

Идея эта, начало которой имеется еще у Филона Александрийского и его последователей, заставляет всех кабалистов искать в каждом слове Торы таинственный и сокровенный смысл – не только в ее рассказах, но и в предписаниях и заповедях. Понимать и исполнять предписания святой Торы только в их прямом, формальном толковании есть удел грубых умов и недальновидных простолюдинов, говорит известный кабалист Авраам Абулафия, только посвященным в Б-жественную мудрость дано разгадать ее таинственный смысл. Ценность практической заповеди, говорит другой кабалист, Мойше Кордоверо, в заповеди отвлеченной, то есть в ее духовной субстанции. Например, слова «Нельзя пахать волом и ослом совместно» (Второз. XXII, 10) надо понимать в том смысле, что «нельзя воедино сочетать две нечистые силы, две клипы»; предписание Торы о ношении «цицис» таит ту идею, что в Царство Небесное проникнет свет и украсит его четырьмя крылами, по счету четырех «цицис».

Первые кабалисты смотрели только на Тору, ее рассказы и заповеди как на внешний покров для мистерии и символов. Кабалист же Ицхак Лурия (Ари; родился в Иерусалиме в 1534 году) шел дальше: он на весь мир смотрел как на облачение, окутывающее многообразную в своих проявлениях мистическую субстанцию. Не только Тора – всё мироздание является в его глазах одним большим таинством. Всё материальное – человек и животное, огонь и вода, кусты, деревья, камни – получает для него символически одухотворенный облик. Видимый мир есть оболочка витающих душ, ищущих осуществления известной высшей цели. Лурия знает тайну этих душ, их путь в мир, их начало и стадии минувших и предстоящих перевоплощений. Он взглянет человеку в лицо и сразу узнает, чья душа в нем перевоплотилась: Ицхак Делатес (кабалист-современник) таит «искру души» древнего праведника; в Йосефе Витале (отец его ученика Хаима Виталя) есть «искра» Эзры; в Мойше Алшейхе воплотилась душа Шмуэла бен Нахмани, в Мойше Кордоверо и Элияу де-Видас – душа Зхарии бен Иеоада, в Хаиме Витале – душа из Б-жественно излученного миpa, нетронутая первородным грехом. Сам он, Ари, таит в себе искру души пророка Моисея и вместе с тем является перевоплощением Moшиaxa бен Йосефа, предтечи Мессии.

Интерьер Синагоги Исаака. Фрагмент. Краков. Первая половина XVII в.

Ари раскрывает источник душ всех библейских, талмудических и послеталмудических праведников. Бродит ли он со своими учениками за городом, по полям и лесам, плавает ли по морю – всюду и во всём, в говоре волн, в шепоте деревьев, в качании ветвей и пении птиц ему видятся полчища душ, слышатся голоса их, ищущих совершенства, искупления. Он бродит со своими учениками по Святой земле, среди могил праведников, особенно часто уходя на «святую могилу» в Мерон, где покоится прах Шимона бен Йохая, и всюду видит он души погребенных, слышит их шепот.

Эти идеи имеют свои корни в учении о «гилгуле» или метемпсихозе, разработанном раньше в теоретической кабале; но у Ари это учение приняло своеобразную форму и стало центром всей его кабалистической системы, названной им «Ойлом а-тикун» (мир усовершенствования, очищения).

Все души – учит он – во всех своих видах были первоначально сосредоточены в прародителе Адаме, в момент его появления на свет; одни из них гнездились в его голове, другие – в его глазах, во всех порах и членах его тела. В этих первобытных душах господствовало начало добра. Но после грехопадения «добро и зло смешались», и ныне мир полон чистыми душами, перемешанными с «искрами» зла, и душами нечистыми, злыми, перемешанными с искрами добра и святости. Душа, скованная в телесной оболочке («клипе»), пропитывает своими Б-жественными соками и нечистую оболочку. Так ствол дерева передает живительные соки плодам, листьям и коре. От этого процесса пропитывания тела душою зависит пришествие Мессии, которое наступит только тогда, когда «процесс очищения душ, разграничения добра и зла окончательно завершится».

К дифференциации добра и зла ведут, по учению Ари, два пути: «гилгул» (переселение душ) и «ибур» (прививка души). «Гилгул» есть переселение уже бывшей на земле души в тело новорожденного ребенка; от рождения до смерти душа обречена делить с телом все мытарства и превратности его судьбы. «Ибур» – это внедрение добавочной души в уже живущего, зрелого человека, подобного в тот момент беременной женщине, носящей в себе новую жизнь. Таким образом, в человеке заключены две души: «одна – с момента его рождения, другая – зачавшаяся в нем в зрелом возрасте». Бывают два типа «ибура»: или вновь зародившаяся в зрелом человеке душа пребывает в нем ради себя самой, движимая потребностью выполнить заповедь – мицву, не выполненную ею на пути ее прошлых перевоплощений, или она вселяется в человека ради его собственного спасения, дабы поддержать его и на истинный путь наставить. Первая душа заполняет всё существо человека в качестве его основной духовной субстанции и остается в нем до той поры, пока ей не удастся удовлетворить свою потребность и выполнить искомую мицву, и только выполнив ее, она может покинуть тело человека. Вторая же душа свободна от обязательного участия в страданиях и невзгодах тела; не имея определенного срока пребывания в данном теле, она остается лишь до той поры, пока человек идет по праведному пути добра, «и чем праведнее человек, тем теснее связывается с ним эта душа». Но стоит человеку свернуть на путь греха, «душа отлучается от него и уходит». Таким образом, этими двумя путями, именующимися «гилгул» и «ибур», идет выделение добра из зла и фильтрация самого добра. «И с той целью, – говорит Ари, – Израиль и Шхина (дух Б-жий) рассеяны по всему миpy среди семидесяти различных народов, чтобы не погибли праведные души, перемешанные с “клипой”, у тех народов, среди коих евреи рассеяны, – у египтян, вавилонян и им подобных. Своей притягательной силой находящаяся в голусе Шхина должна извлечь погрязшие в нечистой силе праведные души, связать их с собой и искупить в очистительном огне своей святости». И только тогда, когда эти души все будут извлечены из облекающей их «клипы», наступит время исхода Шхины из голуса. И в этот момент всеобщего очищения, «когда прекратится смешение двух начал в мире и скорлупа зла отпадет от ядра добра, наступит пришествие Мессии».

Фрагмент бимы. Старая синагога Кракова.

Учение об «Ойлом а-тикун» на основах «гилгул» и «ибур» занимает центральное место в кабалистической системе Ари; оно широко разветвляется путем метода толкования начальных и конечных букв, буквенных чисел, буквенных сокращений и словосочетаний – атрибутов кабалы вообще, а системы Ари – в особенности. Исходя из него, Ари приходит к своей мистической идее об «искуплении миpa Царством Б-жиим» посредством преодоления плоти, аскетического воздержания, проникновенной молитвы, при которой внимание сосредоточено на каждой букве как оболочке некоего таинственного «имени», некоей «сфиры», и прочих мистических способов. Школа Ари выработала этот странный кодекс обрядов в духе кабалы – нечто, противоречащее духу кабалы как учения иррационального, не укладывающегося в формальные уставы. Кабалисты палестинского города Цфатa, местопребывания Ари, – Мойше Кордоверо, Йосеф Каро, Шломо Алкабиц, Мойше Алшейх, Элияу де-Видас и другие сторонники умозрительной кабалы – не обратили сначала внимания на новую теорию Ари. Но постепенно, в особенности после смерти Ари (в 1572 году), его учение о «практической кабале» широко распространилось, приобретая многих последователей, и влияние его росло с каждым днем. Ученики Ари, «детеныши Льва» («гурей а-Ари»), разбрелись по разным странам, всюду проповедуя и популяризируя теории своего учителя. На Запад «практическая кабала» была занесена учеником Ари – Исраэлем Саруком, отправившимся из Палестины в Италию, тогдашний центр кабалы, с целью распространить новую теорию. И его усилия увенчались полным успехом: даже итальянский кабалист Менахем-Азария де-Фано, до тех пор ярый приверженец системы Кордоверо, перешел на сторону ариянцев. Таким путем кабалистическая теория Ари достигла и Польши.

Интерес польского еврейства к вопросам кабалы проявился еще до того, как учение Ари дошло сюда. Известный Рамо (умер в Кракове в 1572 году) писал по этому поводу: «Многие из простонародья набрасываются на вопросы кабалы, которая стала ныне модой; особенно охотно хватаются за самоновейших кабалистов, которые обнародовали и популяризировали в печати свои теории. В последнее время, с появлением печатных трудов по кабале, всякий может просветиться в кабале. Знатоками в кабалистических вопросах стали теперь не только люди ученые, но и простые, совершенно невежественные, темные, не умеющие толком разобраться даже в Библии при помощи комментария Раши, – и эти хватаются за изучениe кабалы». Приблизительно то же пишет и Рашал (умерший в 1573 году): «Различные выскочки стали претендовать теперь на звание приверженцев кабалы и тайной мудрости». При таких обстоятельствах учение Ари могло найти массу последователей в Польше, где почва уже была подготовлена для мистического посева.

Интерьер Старой синагоги Кракова. Ограда. Фрагмент.

И ариянская теория кабалы действительно нашла твердую почву в Польше. Этому в значительной мере благоприятствовали особенности социального положения евреев в Польше в ту эпоху. В первой половине XVII столетия положение евреев стало здесь значительно ухудшаться – благодаря наступившей католической реакции. Безграничное господство иезуитов выразилось в целом ряде ритуальных обвинений, разжигавших католический фанатизм против евреев. Появились грозные призраки массовых движений: в 1592 году в Вильно, столице Литвы, разразился погром против евреев, а в Познани в первые десятилетия XVII века участились нападения черни на еврейские кварталы. Ритуальные процессы протекали в чисто инквизиционной обстановке. В Люблине в 1598 году три еврея, обвиненные в ритуальном убийстве, подвергнуты инквизиционным пыткам и приговорены к четвертованию. Приговор этот был торжественно приведен в исполнение посреди религиозных процессий иезуитских монахов и ликующих возгласов нафанатизированной толпы. Ко всему этому прибавилась и литературная агитация: польские клерикалы распространили в народе ряд книг, полных злобных инсинуаций против евреев и иудаизма. Почти во всех городах Польши ученики иезуитских школ («шиляры») буйствовали и производили нападения на евреев.

И вот в эти мрачные дни в среду польского еврейства проникла ариянская «практическая кабала», проникнутая скорбью о муках «голуса» и задавшаяся целью приблизить наступление «конца» – пришествие Мессии. Идеи мессианской кабалы Ари сразу привлекли к себе внимание польских евреев. Исстрадавшиеся в настоящем, они находили в этом учении утешение и надежду на счастливое избавление в будущем.

Выдающимися представителями ариянской кабалы в Польше в первой половине XVII века были трое ученых: рабби Натан Шпиро, рабби Иешая Горовиц, рабби Шимшон из Острополя. В конце XVII века их дело продолжил рабби Нафтали Кац в Познани. 

Окончание следует

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru