[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ФЕВРАЛЬ 2005 ШВАТ 5765 – 2 (154)
ПУШКАРЬ
Владимир Шляхтерман
Пушечникъ или пушкарь
м. артиллеристъ, воин при пушке.
Владимир Даль, «Толковый словарь
живого великорусского языка»
Наш рассказ – о пушкаре-еврее, одном из тех воинов, кто «при пушке» провел всю Великую Отечественную.
Е. М. Березовский.
Он вошел в кабинет командующего 3-й гвардейской танковой армии Павла Семеновича Рыбалко и четко доложил:
– Капитан Березовский по вашему приказанию прибыл!
Командарм вышел из-за стола, с удовлетворением оглядел ладную фигуру капитана, поздоровался за руку.
– С возвращением, Ефим Матвеевич. Садись.
Расспросил о параде Победы, о Москве, потом сказал:
– Есть мнение: направить тебя на учебу в высшую артиллерийскую школу. Всю войну при пушках, а специального образования нет.
– У нас начальник штаба академию закончил, – попробовал отшутиться Березовский.
– А командир должен быть еще лучше образован, – веско произнес Рыбалко. – Кстати, – он полистал личное дело капитана, – тут нигде не сказано, сколько ты классов окончил.
– Ни одного, товарищ командарм. Я в школу вообще не ходил.
– Как это «ни одного»? – опешил Рыбалко. Он знал, что в армию попадают и малограмотные. Но служить в артиллерии, и не подносчиком снарядов, а командиром батареи – без образования ну никак невозможно.
– Я с шести лет остался без родителей, беспризорником был.
– В детском доме должны были учить.
– Я там не задерживался, – дипломатично объяснил Ефим Матвеевич. – С одиннадцати лет пошел работать.
– М-да, вон какое дело. – Командарм задумался. – Тем более поезжай. Воевал ты не только храбро, Героя заслужил, вижу еще, что и умело, – он кивнул на орден Александра Невского. – Это, скажу тебе, любого аттестата стоит.
Разговор происходил в июле 1945 года. 3-я гвардейская танковая армия и артиллерийский полк, в нее входивший, стояли тогда под Веной. Ефим Матвеевич только что вернулся из Москвы с парада Победы. Успел побывать на станции Ясиноватая, что в Донбассе, откуда ушел воевать. Хоть и не был тут все четыре года войны, а помнили автомеханика Фимку Березовского, настойчиво звали обратно. Да и куда ему еще возвращаться? Где родился – не знает, помнит только, что спали в хате на досках, ни одного стула, и всё время хотелось есть. А в Ясиноватой у него не только была интересная работа, были и своя кровать в общежитии, своя тумбочка, общие стол, стулья и шкаф, где висел «выходной» костюм. На еду хватало, а когда не хватало, мог у ребят «стрельнуть» до получки.
Короче, прибыл Ефим Березовский в Ленинград, доложился по форме начальнику артшколы и тут же заявил, что хотел бы демобилизоваться. Посоветовали написать рапорт на имя главного маршала артиллерии Н. Н. Воронова. Николай Николаевич просьбу воина уважил. Так оказался Ефим Матвеевич снова в своей Ясиноватой. Родной, можно сказать, стала.
Да, отсюда уходил он на фронт. 22 июня 1941 года оказался в Москве – сдавал выпускные экзамены на заочном отделении железнодорожного техникума. Как попал в техникум, ни дня не побывав в школе? Посещал ликбез при заводе, учился в фабрично-заводском училище (четыре часа – учеба, четыре – работа). Занимался самообразованием. Да и характеристика была приличной. Сдал экзамены и стал студентом.
Как услышал о войне – сразу на вокзал и домой. Там дали бронь, но он попросился добровольцем. Сам начальник дороги, знаменитый в то время Петр Кривонос, уговаривал его остаться. Но парень оказался настырным, и Кривонос махнул рукой. Попросил: после войны возвращайся. Березовский твердо ответил: вернусь!
За четыре года до войны отслужил Ефим срочную; смышленого паренька обучали артиллерийскому делу. И он с удовольствием постигал его. Дело оказалось сложным, но очень интересным; тем больше хотелось получше овладеть им.
Огонь по врагу! Германия. 1945 год.
В артиллерийском полку Березовского поставили командиром отделения. В отделении одна пушка. А стрельба на полигоне – совсем не то, что в бою. Их же сразу бросили в бой. Так осенью 1941 года Ефим Матвеевич принял боевое крещение. От Москвы он был, правда, не близко, южнее Тулы, на Брянском фронте. Но танковую армаду Гудериана остановили именно там, не дали прорваться с юга и окружить Москву. Под Ефремовым пушкарь впервые стрелял по немецким танкам. Подбил ли – не знает, не видел. А вот автоматчиков, когда они вплотную подошли к артиллерийским позициям, положил во множестве. В ход пустил гранаты, бил из винтовки. Устояли. В начале декабря пошли в наступление, и опять пришлось брать в руки винтовку. За проявленный героизм вручили Ефиму Матвеевичу медаль «За отвагу» – награду, среди солдат весьма почитаемую.
Так уж повелось с битвы под Москвой, что Березовский «специализировался» по танкам, хотя командовал не противотанковыми орудиями.
Сталинградское сражение… Сначала горькое отступление. Не бежали, но отходили – перевес у врага был значительный. Однако пушки свои сохранили. А 19 ноября 1942 года артиллерийским наступлением началось окружение группировки Паулюса. Березовский в ту пору – младший лейтенант и командир взвода. У него четыре пушки калибра 76 миллиметров. Он знает, что из них можно пальнуть километров на десять, даже дальше. Хороши пушки и в ближнем бою, когда сопровождают пехоту или отбивают танковую атаку.
Березовскому приходилось стрелять и по дальним целям: корректировщики давали координаты, потом докладывали – цель накрыта. Но самому не видно. Другое дело, когда действуешь в боевых порядках пехоты. Прямой наводкой бьешь по танкам, даже порой бинокль не нужен – поле боя точно на ладони, и всем видно, кто как стреляет. Не скрывал младший лейтенант радости, когда звонил командир стрелкового полка: дескать, хорошо поработали твои ребята.
На Донском фронте установилась тишина, и в штаб Рокоссовского доставили плененного фельдмаршала. А командиру артиллерийского взвода Березовскому вручили орден Красной Звезды. Отдыхать, впрочем, долго не дали. Приказали: выдвинуться в район Курска, оборудовать позиции.
Тщательно проверенные данные агентурной и войсковой разведок подтвердили – как раз здесь гитлеровское командование замышляло масштабное наступление. Оно рассчитывало разгромить советские войска, надежно закрепить за собой Донбасс и Крым, вновь выйти к Кавказу и нанести «охватывающий» удар по Москве. Для этого к Курску стягивались лучшие части, новейшая техника.
Но и в Ставке советского командования не сидели сложа руки. После многократных обсуждений был принят план: измотать противника в оборонительных боях, выбить его главную ударную силу – танки, а затем перейти в наступление.
О плане знал лишь узкий круг военачальников. А, скажем, командирам артиллерийских взводов объясняли: немцы со дня на день начнут наступление, у них много танков, потому главная задача – эти танки уничтожать. Задача осложняется тем, что противник пустит в дело новые машины – «тигры».
– Что за зверь такой? – спрашивали на командных учениях.
– У этих хищников, – отвечали Березовскому и его товарищам, – головная броня – 100 миллиметров. До этого вы имели дело с танками Т-III, у них броня – 30 миллиметров. Чуете разницу? Скорость у «тигров» поменьше, этим надо воспользоваться. На складах получите новые бронебойно-зажигательные снаряды. Проверяли – и «тигровую» броню берут. Не забудьте про шрапнель – танки пойдут с пехотой.
Ефим Матвеевич снова и снова проверял готовность своих пушек и пушкарей, защищенность позиций. Побывал у стрелков. Вроде всё отработали. Несколько раз их поднимали по тревоге: штабы получали информацию о немецком наступлении в ближайшие часы.
Хорошо помню то время – и нас ночами не раз поднимали: скоро, мол, начнут. Июньские рассветы наступают быстро, а на передовой шла обычная перестрелка. Но 5 июля 1943 года всё взорвалось. Нам, пехоте, было сравнительно легко: при отходе – в первые дни на Воронежском фронте отступали – автомат в руки, вещмешок за спину и – лощинами, перелесками. Приказ окопаться? Вырыл окопчик, поудобней пристроил автомат и жди команды. А каково артиллеристам? 76-миллиметровая пушка весит больше тонны. Везти – только по дороге, а пушка отовсюду видна, да она еще на конной тяге; попробуй удержать лошадей, ежели разрывы близко. Остановились? Надо обустроить позицию, снаряды укрыть, коней в безопасное место отвести.
Ефим Матвеевич знал всех до единого бойцов своей батареи. А было их шестьдесят семь. Не сомневался в них ни капли. Свой окопчик расположил между парами пушек. С соседями договорился, с командиром стрелкового батальона познакомился. По сильному артиллерийскому налету догадался: началось! Танки он увидел в бинокль километров за пять. Вокруг них вздымались фонтаны земли. Вот один загорелся, еще один замер... Это стреляли соседи. Но остальные машины упрямо шли вперед, держа курс на его батарею.
– Огонь – по моей команде, – приказал Березовский командирам орудий. – Подпустить поближе, бить наверняка.
Танки шли, стреляя на ходу. Хоть и надежные были укрытия, но уже появились первые раненые. Когда до вырвавшегося вперед танка оставался километр, командир приказал открыть огонь. И машина сразу остановилась, задымила. Он подумал: может, немец для маскировки дым пустил? Приказал не спускать с него глаз. Остальные танки, потеряв ведущего, замедлили ход. Вероятно, поджидали отставших автоматчиков. Березовский скомандовал:
– Шрапнелью! Отсекать пехоту!
Танки принялись маневрировать, скрываясь то за холмом, то в низине. Еще один окутало дымом. И вдруг Ефим Матвеевич почувствовал боль в ноге. Сунул в сапог руку, поглядел на нее – она в крови. Пополз к орудию, куда, видел, побежала санитарка. Девушка перевязала его, но ходить он не мог, так и передвигался ползком.
Мы вспоминаем населенные пункты, где шли бои. Оказывается, воевать довелось в одних и тех же местах. Однажды нашей роте приказали окопаться метрах в двухстах впереди орудий.
– Пехоту к артиллерийским орудиям не подпускать, – объяснил командир роты.
– А если танки? – спросил кто-то.
– С ними артиллеристы справятся.
Нам повезло – в тот день на нашем участке немцы не полезли. Может, это мы охраняли батарею Березовского?
– Всё может быть, – соглашается Ефим Матвеевич. – Хотя, впрочем, едва ли; не припомню такого дня, чтобы немцы не лезли. Шестьдесят семь бойцов у меня было, в живых осталось двадцать, да и тех, считай, всех ранило. Как-то фрицам удалось прорваться к нам, задавили две пушки с расчетами. Но и сами тут же полегли. Двенадцать танков мы подбили, семь из них – «тигры». Ох, нелегко было. Всех бойцов батареи – живых и погибших (этих посмертно) – наградили орденами и медалями. Мне вручили орден Красного Знамени.
Только после войны из мемуаров полководцев и трудов историков узнал Ефим Матвеевич, что на Курской дуге гитлеровцы потеряли более полутора тысяч танков – главной своей ударной силы. Двенадцать из них на счету батареи Березовского. Если бы каждая батарея вывела из строя хотя бы один танк, тогда бы и война закончилась…
А так осенью 1943 года советские войска вышли к Днепру. Широк, могуч он в тихую погоду, а уж если непогода разыграется… Со штормовым морем сравнивай. И наша Ставка, и немецкое командование отдавали себе отчет в том, что значил в этот момент Киев. Захвати мы его – и вся немецкая оборона на Правобережной Украине рухнет, покатится фронт к западным границам. Поэтому командование вермахта усилило свою киевскую группировку. В нашей Ставке понимали, что лобовая атака обречена на провал. Потому было решено создать два плацдарма – южнее Киева (Букринский) и севернее (Лютежский).
– Прибыли мы в район форсирования, – рассказывает Ефим Матвеевич. – Река широкая, переправляться днем – самоубийство, у немцев здесь каждый метр пристрелян, да и укрыться негде. Ясно, что форсировать надо ночью. Ну, пехота на лодках, гребцов посильнее подобрать. Катеров было еще немного. А орудия на чем везти? Пушка больше тонны весит, а еще всякий инвентарь, снаряды, по 30–40 килограммов каждый, а взять их надо не два и не три… Саперы с нашей помощью сколачивали плоты, благо леса там богатые. На каждый плот – одно орудие. Снаряды – отдельно. Расчеты на тех же плотах, что и пушки. К тому времени мы уже были на машинной тяге. К «студебеккеру» прицепляли орудие, расчет – в кузове. Но плотам машины не потянуть. Значит, всё на руках.
Отлично поработали артиллеристы.
Стрелковая рота переправилась ночью, высадилась, овладела первыми немецкими окопами. Гитлеровцы постарались сбросить смельчаков в реку. Стрелки стояли как вкопанные, но долго бы не продержались. В ночь на 23 сентября и Березовский получил приказ переправиться через Днепр. Вместе с ним форсировал реку стрелковый батальон. Немцы понимали, что зацепившимся за правый берег придет подмога. Ночью над Днепром повисли осветительные ракеты. При их свете было видно, как вода буквально кипит от разрывов снарядов и мин. Наша артиллерия открыла с левого берега огонь по немецким батареям. Но подавить все огневые точки не удалось, потери переправлявшиеся несли большие. Помню, снаряд угодил прямо в плот с орудием. Пушка быстро ушла на дно, увлекая за собой солдат. И всё же остальные плоты и лодки упрямо двигались к берегу. Многие артиллеристы прыгали в воду, в сентябрьскую ночную пору довольно холодную, и толкали плоты. Быстрее, быстрее…
Откуда только силы брались! Орудия вкатили на берег, а немецкие позиции от них в нескольких десятках метров…
– До рукопашной дело доходило, – вспоминает Ефим Матвеевич. – У меня была радиостанция, держал связь с двумя стрелковыми полками; пехотинцы указывали нам цели, мы открывали огонь.
Немцы почувствовали, что на Лютежском плацдарме затевается серьезное дело, и бросили против десанта танки.
– Ох и тяжело пришлось, – вздыхает Ефим Матвеевич. – Как выдержали – до сих пор не пойму. За двое суток – одиннадцать атак! Выбывали ребята – сам становился к орудиям. А тут еще некстати осколок в голову угодил. – Он показывает отметину на левом виске. – Чуть-чуть повыше, и без глаза бы остался. Перевязали, в окопе отлеживался. Хотели на тот берег отправлять, да некому было бы тут командовать. За двое суток одиннадцать танков подбили. А уж пехоты… Командиры полков докладывали, что мы более пятисот немцев уложили.
Миновало почти сорок дней непрерывных боев. Однажды на батарее появился командир стрелкового корпуса, в войсках которого сражались бойцы Березовского.
– Ну, молодцы, – растроганно говорил генерал. – Молодцы, здорово выручали. Я приказал заполнить наградные листы на всех. А тебя, командир, представляю к Герою. – И совсем уж не по уставу расцеловал Березовского.
Второй раз абсолютно все батарейцы были удостоены орденов и медалей. А четверым артиллеристам, в том числе и Е. М. Березовскому, присвоили звание Героя Советского Союза с вручением «Золотой Звезды» и ордена Ленина.
– На всю жизнь запомнил номер «Звезды» – две тысячи двести сорок три.
Не грех вспомнить тут, что за подвиги, совершенные во время Великой Отечественной войны, звания Героя Советского Союза удостоены 11 694 человека. Среди них 141 еврей. Представители 82 национальностей получили эту награду; евреи на пятом месте после русских, украинцев, белорусов и татар.
Е. М. Березовский.
Лютежский плацдарм навсегда вошел в историю второй мировой войны. Крохотный клочок земли: по фронту (по ширине) – 15 километров, в глубину и того меньше – километров 5–10. Другими словами, простреливался плацдарм со всех сторон. Отлично действовали наши переправы, перебрасывая туда войска, технику. Советскому командованию удалось ввести противника в заблуждение, тайно сосредоточив на Лютежском плацдарме общевойсковую и танковую армии, арткорпус прорыва, отдельный танковый корпус. Я ревниво расспрашивал Ефима Матвеевича, как действовали танкисты, ибо этот корпус был моим – 5-м гвардейским Сталинградским. Я на плацдарме не был: ровно за месяц до форсирования Днепра немецкая пуля нашла-таки меня. Ребята на плащ-палатке выволокли с поля боя. Госпитали, инвалидность…
Но отвлекся – воспоминания нахлынули. Березовский сказал, что действовали они с артиллеристами заодно.
– Иногда и не поймешь, кто кого прикрывал – то ли мы танкистов, то ли они нас.
1 ноября 1943 года с Букринского плацдарма, а 3 ноября с Лютежского началось наступление на Киев. Главный удар нанесли из района Лютежа. Рано утром 6 ноября столица Украины была освобождена. Войска, не останавливаясь, пошли дальше. Но немецкое командование жаждало реванша. Противник нанес мощный удар по войскам 1-го Украинского фронта; ему удалось вновь занять Житомир и продвинуться на 30–40 километров.
Те бои запомнились Березовскому.
– Я уже командовал дивизионом, – рассказывает он. – Когда немцы пошли в наступление, стояли, что называется, насмерть. И оказались в окружении вместе со стрелками. Заняли круговую оборону. Ночью с разведчиками ходил цели определять. Немцы помогли нам.
– Как это?
– Всю ночь пускали осветительные ракеты, светло как днем, всё видно. Засекли цели; как только немцы начинают стрелять, мы отвечаем прицельным огнем. Замолкают.
Под вечер зашел с ординарцем в кирпичный сарайчик. Достал планшет, разложил карту на выступе. Снаряд разорвался прямо в сарайчике. Оба упали. Вбежали бойцы, увидели командира, ужаснулись: лицо, руки, гимнастерка – всё красное, кровь смешалась с кирпичной пылью. Вынесли, обмыли, перевязали, только глаза без бинтов оставили. А ординарца убило наповал.
Потом пришел приказ идти на прорыв. Пушечным огнем расчистили проход, вышли из окружения, да еще четыре немецких орудия захватили.
Командование высоко оценило действия артиллеристов. Березовского наградили орденом Александра Невского. Это, по сути, полководческий орден. Удостаивались его обычно командиры среднего звена – за умелые действия полка, батальона, артдивизиона, других частей. В офицерской среде этот орден считается одним из самых почетных. А Ефим Матвеевич – один из немногих его кавалеров.
Было это в декабре 1943-го. До Победы оставалось еще долгих полтора года. Таких долгих… Всё время бои. Отводили, разумеется, и на отдых. А потом опять в бой... Раненый зверь ох как огрызался.
– Особенно тяжело пришлось в Карпатах, – вспоминает Березовский. – Понимали – до Европы всего ничего, войну кончать надо. Но дорог в горах нет, одни тропинки. А на тропинках доты. Ни автоматы, ни пулеметы их не берут. Только высунет пехота нос – ее из амбразур поливают. Вызвали меня, говорят: одна надежда на бога войны, давай прямой наводкой. На руках поднимали пушки по горным кручам. А как установим, бьем остервенело, пока всё в обломки не превратим. Вот так и дошел до Праги. Везде праздновали Победу, пили, в небо стреляли, а мы всё еще воевали, добивали немцев, отказавшихся капитулировать. До чего обидно было терять боевых друзей в этих боях! Уже Победа, а тут хоронишь… Перебросили артполк под Вену. Европу немного посмотрел…
Потом Березовского неожиданно вызвали в штаб фронта и объявили:
– Поедешь, капитан, в Москву, на Парад Победы, в составе сводного полка 2-го Украинского фронта. Командовать полком будет маршал Малиновский.
Ефим Матвеевич до войны бывал в Москве, но времени на театры и музеи всегда не хватало. Думал, на этот раз восполнит пробел: приехали за месяц, чего там готовиться. На фронте было не до строевой, ну, два-три раза прорепетируем. Не тут-то было! Тренировки и репетиции днем и ночью – на плацу, на стадионе, на Красной площади.
24 июня 1945 года состоялся этот знаменитый парад.
– Дождь с утра зарядил, – напомнил я.
– Поверите, не замечал дождя, так был поглощен происходящим. А потом прием в Кремле. Его я запомнил на всю жизнь.
Возвратился Ефим Березовский на родную железную дорогу. Поднимал из руин депо, поселки, восстанавливал хозяйство. Харьков, Белгород, Лозовая… Хватко брался за дело: пригодился командирский опыт. Не в том смысле, что умел командовать, а в том, что работать с людьми умел, находить оптимальный выход из самых сложных положений. На трудовом фронте тоже отличился – наградили орденом Трудового Красного Знамени. Успел закончить Ленинградский институт инженеров железнодорожного транспорта. Там, в институте, встретил свою первую и единственную любовь.
Однажды в Лозовую с проверкой приехала высокая комиссия. Осталась довольна проделанной работой. А первый заместитель министра путей сообщения Гундобин заявил Ефиму Матвеевичу тоном, не допускавшим возражений:
– Поедешь в Москву! Позарез нужны заводы по выпуску современной техники. Без нее – тупик.
Так Березовский оказался в Москве. И построил девятнадцать таких заводов!
Как-то незаметно речь заходит о евреях на войне. Спрашиваю: были ли евреи в его батареях?
– Знаете, не различал своих по национальности. Случайно узнавал – этот казах, этот чуваш. Знал, что политрук – грузин. И евреи, конечно, были. Командир взвода Шварц погиб в бою. Командир орудия Кумок был… Тоже убили. За все четыре года ни разу не слышал антисемитских разговоров.
Вена. Последний бой Е. Березовского.
Пять ранений, три контузии, шинель вся в дырках у пушкаря Березовского. Любая комиссия отправила бы его в далекий тыл. А он из санбатов упрямо возвращался в свой полк. Что-то такое было в этом человеке, что и командование верило – обязательно вернется! Ни разу, когда он выбывал из строя, на его место никого не назначили. «Исполняющие обязанности» были: как без командира?! Но это только временно...
Отступал пушкарь, случались и неудачи, терял людей, разбивали его пушки. Войны без потерь не бывает. Но выстоял! Посмотрите на карту: от Волги до Влтавы, до Дуная – считай, пол-Европы прошагал Ефим Березовский.
Девяносто один год Ефиму Матвеевичу. Он бодр, охотно принимает приглашения, встречается с людьми. На журнальном столике – всегда свежие газеты: выписали железнодорожники, не забывают своего ветерана. Помнят его и в Украине – совсем недавно Ефим Матвеевич получил Благодарственное письмо от Верховной Рады.
Вырастил дочь, двоих сыновей, внуки уже взрослые.
– Осталось дерево посадить, – шутливо замечаю я.
Ефим Матвеевич достает из секретера массивную пластину. На ней выгравировано:
«Герою Советского Союза Березовскому Е. М. Свидетельство о посадке именного дерева в ознаменование 60-летия Победы…»
– Березу посадили?
– Ее. Я же Березовский.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru