[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ФЕВРАЛЬ 2005 ШВАТ 5765 – 2 (154)
Как-то это не по-человечески…
Мы с сестрой и наши родители родом из Мстиславля Могилевской области.
Мы жили там до войны. Отец – Хазанов Лазарь Довидович, бухгалтер; мать, Гинзбург Софья Ефимовна, – педагог, всю жизнь проработала в детском доме. Когда начались бомбежки (июнь 1941 г.), мы, крадучись, ночью, убежали из города. «Крадучись» – потому что тех, кто пытался уехать открыто, арестовывали за «создание паники»: Могилев – областной центр – немцы еще не заняли, и опасения людей были якобы беспочвенны. А мы потом узнали, что в городе Быхове был высажен десант, и Мстиславль фашисты взяли наутро после нашего бегства. Чудом удалось нам избежать участи нескольких сотен евреев (всех, кто остался), расстрелянных в Мстиславле. Были среди них и наш дедушка, и его двоюродный брат, тоже старик, и наша тетя, и ее двоюродная сестра…
Мы бежали в полном смысле слова: отец у кого-то раздобыл лошадь с телегой, на нее второпях сложили кой-какие пожитки и посадили двух старух. Остальные – пешком. А «компания» была довольно большая: нас четверо (мама, папа, мы с сестрой (8 и 6 лет), родственники мамы, прибежавшие к нам из Орши «спасаться», бабушка, ее невестка (жена сына, арестованного в 1937 году) с двумя сыновьями (14 и 5 лет), четверо их друзей, четверо наших соседей. Словом, народу немало…
Весь август мы шли к Орлу (там был эвакопункт). Всё испытали в пути: и голод, и жажду, и антисемитские угрозы, и бомбежки… Только летом 1942 года мы попали на Урал, в Челябинск; он стал нашей второй родиной.
После войны родители решили не возвращаться в Мстиславль – всех родных расстреляли, уральский климат отцу-сердечнику оказался полезен, да и получить образование в Челябинске нам, детям, ничто не мешало.
Но все эти долгие годы меня тянуло на родину. Действительно она существует – эта пресловутая ностальгия!
В 1976 году я наконец решила съездить в Белоруссию вместе со своей пятнадцатилетней дочерью. Доехали до Минска, который нам очень понравился, а оттуда отправились в город моего детства, в Мстиславль. На въезде – замечательный памятник «Воину-освободителю» (название помню приблизительно), город похорошел по сравнению с довоенным временем. Я нашла друзей – соседей моих родителей (вернулись после войны). На следующий день они пригласили нас к себе. Позвали и еще нескольких еврейских женщин, помнивших папу и маму. Всё было очень славно. Но, когда я сказала, что хочу увидеть место, где похоронили евреев, расстрелянных в 1941 году, меня дружно стали отговаривать, уверять, что смотреть на это невыносимо, и т. д. К счастью, и дочь осталась в гостинице (стерла ногу). Именно к счастью. Хорошо, что она этого не видела… Я прошла по мощенной булыжником дорожке на дне рва (город окружен рвом со времени его основания), по которой шагали в последний путь мстиславские евреи, и остановилась: передо мной расстилался огражденный серыми жердями четырехугольный кусок земли, заросший бурьяном. В углу – какое-то грязное, закопченное сооружение, совершенно не похожее на надгробие. Фанерка с надписью (кривые буквы, выведенные словно наспех): «Здесь захоронены местные жители и пленные солдаты» (примерно так).
Было, конечно, очень тяжело, оттого что тут и вправду лежит прах родных и близких людей. Но еще тяжелее – от отношения к памяти жертв фашизма. Как-то это не по-человечески…
Вот, собственно, почему я вам и пишу. Неужели до сих пор общая могила мстиславских евреев остается в том же непотребном виде?
В преддверии 60-летия Победы хорошо бы воздать должное тем моим соплеменникам, что были основным населением города до войны и, определенным образом, создавали благополучие Мстиславля.
С. Хазанова, Челябинск
Уважаемая редакция журнала «Лехаим»!
Хотим рассказать вам историю нашей семьи. Наша прабабушка родилась в Польше, но потом с семьей эмигрировала в Америку. Прадед родился в Австрии, но тоже вместе с родителями переехал в Штаты. В Нью-Йорке наш прадед, Мишель Олежник, и прабабушка, Мэра Порубоцкая, познакомились, полюбили друг друга и поженились. Позже, уже в Детройте, у них родилась дочь Фатиана. Спустя несколько лет Олежники переехали в Торонто, там у них родилась вторая дочь, Жаннет. Еще через несколько лет Мишеля пригласили посетить Россию. Он должен был ехать один, но в последний момент решил взять жену и дочерей. В России их очень хорошо встретили. Возили в Москву, в Одессу. Почему их привезли в Днепропетровск, не знаем, но там Мишеля убили. Тело его нашли через несколько дней в Днепре. Голова изрешечена пулями. За что убили, мы так и не узнали. Похоронить его родным не позволили. А Мэру с детьми не выпустили обратно в Америку. Дали квартиру, переводчика (они говорили только на идише, английском, французском и польском). За ними следил НКВД, им запретили поддерживать всякую связь с близкими. Они были иностранцами, и им дали подписать бумагу о том, что они хотят остаться в России. Мэра Порубоцкая, боясь за жизнь своих девочек, подписывала все, что велели. Мы не знаем, кем работал М. Олежник. Думаю, он был политиком... Вот так прабабушка в 1925 году оказалась в Днепропетровске с маленькими дочками. Им изменили имена и фамилию: они стали Марией, Татьяной и Анной Олейник. Мы не хотим, чтобы наши предки были преданы забвению. Прошла перестройка, открыли архивы, но нам до сих пор не дают никакой информации. Не поможете ли вы в поиске архивных документов? И расскажите, пожалуйста, своим читателям про семью, которая стала жертвой НКВД.
Семья Олейник, Днепропетровск
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru