[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ДЕКАБРЬ 2004 КИСЛЕВ 5765 – 12 (152)
РабБи Шмуэл а–Нагид
Маркус Леман
Продолжение. Начало в № 9–11, 2004
Рабби Йосеф встрепенулся. Ничего себе! Депутация из ешивы Пумбедиты! Кому ведомы пути провидения, с помощью которого Творец управляет нашим миром?! Может, лишь ради этой минуты, он, Йосеф, и был продан в рабство – продан, дабы стать защитником своих угнетенных братьев в час их невзгод… Что, если встреча с депутацией евреев окажется главной вехой на пути его освобождения? Возвращения домой?.. Этот звездный час ни в коем случае нельзя упустить! Но как подступиться к жестокому эмиру, чтобы избежать его гнева? Ведь если он не найдет нужных слов, то и депутации не поможет, и себе навредит. Будь что будет, решил рабби Йосеф, но молчать нельзя! Сказано в Торе: «Не бездействуй при виде несчастья твоего ближнего».
– Я счастлив, – начал рабби Йосеф свою речь, – счастлив оттого, что мне довелось провести в обществе моего господина столь долгое время и слышать из его уст речи умные и справедливые. Я знаю, что мой господин умеет ценить мудрость нашего народа и величие нашей Торы. Упаси вас Г-сподь, о милостивый мой владыка, допустить в своем царстве мздоимство и кривосудие. Но вы его, я убежден, не допустите! А евреи достойны защиты вашей в первую очередь. Разве есть в царстве у вас, да и на всем белом свете, еще какой-нибудь немусульманский народ, кроме евреев, что верит по-настоящему в единство Всевышнего? Разве не на эту тему, не о важности именно такой веры говорили мы только что, будучи во всем совершенно согласны друг с другом?
Суровый взгляд эмира помягчел.
– Да взгляните же сами, милостивый господин мой, кто они, наши преследователи? Разве не сунниты?! Те самые, что не верят в данный человеку свободный выбор между добром и злом? Они считают, будто все предопределено заранее, – и добрые дела, которые дано совершить праведнику, и злодейства, которые совершает нечестивец. Потому что не во власти, мол, человека изменить приговор Небес. А ежели так, вправе ли судья-суннит наказывать кого бы то ни было? Ведь, по мнению этого судьи, человек не может отвечать за свои поступки. Разве он над ними властен? Но вы, мой господин, будучи шиитом, верите, как и мы, евреи, что человеку предоставлена возможность выбирать между добром и злом. Поэтому священный долг ваш – спасти согласных с вами в этом важном вопросе людей из рук человека, пренебрегающего нашими убеждениями. Евреи должны подлежать суду своему и вашему, но никак не суду суннита. И еще одно. Вспомните, господин мой эмир: ведь евреи – ваши родственники, ибо происходят из семени Шема, первенца Ноаха, – так же, как и Ишмаэл ваш прародитель, отец шиитов. Сунниты же происхождения темного, и про них известно только то, что они дети гор. Вырвите же близких своих из рук чужаков!
– Да будет так! – возгласил эмир после краткого размышления. – Зовите просителей!
В тот же миг занавес отодвинули и в залу вступили семеро посланцев еврейской общины. Выглядели они весьма внушительно. Серебро в волосах, длинные густые бороды, манера держаться вызывали невольное уважение. Все семеро принадлежали к числу самых мудрых и уважаемых ученых.
– Вы возглавляете ешиву в Пумбедите? – обратился к ним эмир.
Гости с достоинством поклонились в ответ.
– Странный вы народ, евреи! – пожал плечами властитель. – У вас есть ешивы в Суре и в Пумбедите, но обычных школ, как у других народов, нет. Разве иудей не должен изучить основы наук, прежде чем приступить к постижению высшей премудрости в ешиве?
– Да простит меня всемилостивейший и благороднейший эмир, – отвечал самый старый и почтенный из посланцев, – но у нас, евреев, нет особой необходимости в школах. Наши дети отличны от детей других народов. В том смысле, что мы воспитываем их иначе. Еще до того, как покинуть родительский кров, ребенок у нас должен уже знать гораздо больше, чем знает обычный школьник после многих лет учебы. Ибо еврейский дом – это своеобразная школа. Великая заповедь обучения сыновей Торе возложена на каждого еврея. Всевышний заповедал нам изучать Его Святую Книгу и повторять слова ее днем и ночью, ложась и вставая, находясь в пути и сидя в доме. Впрочем, справедливости ради следует добавить, что школы у нашего народа все-таки есть. И существуют уже более тысячи лет. Хотя их не так и много. Первую еврейскую школу открыл рабби Шимон бен Шетах. Первосвященник Иеошуа бен Гамла тоже создавал еврейские школы…
– Хорошо. Расскажите теперь, как проходят занятия в вашей ешиве.
– Кроме главы ешивы, – продолжал все тот же седовласый старец, – у нас преподают семьдесят ученых основного состава (их называют алуфим) и тридцать ученых запасного. Нас здесь семеро, все мы исполняем одни и те же обязанности – каждый в свой день недели: повторяем и комментируем драшу, которую произнес в начале недели глава ешивы. Сам же глава ешивы свой ежедневный урок в «невестины месяцы» начинает с дискуссии. Дискуссия идет с учеными первого ряда, и тема ее – или закон из трактата, изучавшегося в последнее время, или какой-нибудь другой – общеизвестный и часто применяемый на практике. Ученые первого ряда всесторонне обсуждают этот закон, а глава ешивы потом подводит итог обсуждению и вкратце объясняет суть закона учащимся. Кроме того, каждый день мы читаем письма, которые приходят к нам со всех концов земли и в которых нам задают разнообразные вопросы, и совместно готовим обстоятельные ответы. После того как ответ утвержден, секретарь записывает его на бумаге, а глава ешивы его подписывает. Весной, в последнюю неделю каждого «невестина месяца», у нас проводятся экзамены. Экзаменует, естественно, тоже сам глава ешивы. Он умеет ставить вопросы таким образом, что сразу делается ясно, чего достиг тот или иной учащийся.
– Всегда ли ответы удовлетворяют экзаменатора? – поинтересовался эмир.
– Увы, далеко не всегда. Бывает, экзаменуемый делает сразу несколько ошибок, и тогда его наказывают. Глава ешивы публично выговаривает ему за недостаточное усердие, уменьшает его денежное содержание, а потом объясняет, на что именно должен тот обратить внимание в учебе. Под конец глава ешивы объявляет этому не слишком усердному ученику, что если подобное повторится на следующем экзамене, его вообще лишат денежного содержания и он больше не получит ни гроша.
– У вас, я смотрю, заведены неслыханные строгости! – Эмир даже головой покачал.
– Зато эти строгости приносят плоды: те, кто занимается в нашей ешиве, стараются изо всех сил и к экзаменам готовятся весьма серьезно.
– Я и сам был бы не прочь посетить ешиву и послушать какую-нибудь драшу, да боюсь – не опозориться бы мне потом на этих ваших строгих экзаменах! – пошутил эмир.
– Опасения ваши безосновательны, – без тени улыбки отвечал старик. – Ведь у нас в ешиве, кроме учащихся, еще и довольно много вольнослушателей разного возраста. Они слушают драшу и присутствуют при обсуждениях закона лишь тогда, когда этого пожелают. В отличие от бней месивта – тех, кто имеет обязательства по отношению к ешиве и получает денежную помощь, – эти люди, называемые бней тарбица, наделены правом приходить и уходить когда хотят. Все это я рассказываю светлейшему эмиру лишь на тот случай, если он пожелает посетить нас инкогнито. В любом другом случае ешива устроит в его честь торжественный прием.
– Весьма вам признателен, – улыбнулся Биха, – за описание жизни здешней ешивы. Я слушал с большим интересом. Однако мне хотелось бы понять, в чем важность вашего учебного заведения для мирового еврейства. Вот сидит здесь у меня Йосеф, еврей из Испании, и, вижу, чувствует себя связанным с вашей ешивой, как говорится, всеми фибрами души. Мне, например, честно говоря, совершенно безразлично, есть в какой-нибудь далекой заморской стране мусульманское училище или нет. А между тем я знаю: вы, евреи, где бы ни находились, ощущаете неразрывную связь с вавилонскими ешивами. Может, ты, Йосеф, объяснишь мне эту странную вещь?
– Да будет вам известно, господин эмир, – заговорил рабби Йосеф, – что, когда Моше на Синае принял в дар Тору, он получил, в устной форме, и объяснение каждого ее указания, каждого закона. Эти объяснения передавались из поколения в поколение, пока рабби Иеуда а-Носи их не записал. Записанное им называется Мишной. У Мишны есть свой комментарий: Талмуд. Талмуд существует в двух версиях. Одна из них создана в Земле Израиля, другая – в Вавилоне. Версия, записанная в Земле Израиля и называемая также Иерусалимским Талмудом, – сокращенная. Мудрецы не успели довести текст Иерусалимского Талмуда до нужного размера и уровня: помешали преследования евреев христианами, гонения на еврейских ученых. Поэтому Иерусалимский Талмуд лишен многих важных фрагментов, мотивировок, истолкований. К тому же он сильно пострадал от переписчиков: ошибок уйма, а идеальную копию его невозможно раздобыть. От всех этих недостатков Вавилонский Талмуд оказался свободен – в нем подробно разобраны и тщательно изучены и суть, и тонкости законов, с которыми имели дело вавилонские мудрецы. На протяжении трехсот лет не прерывалась эта работа; еще сто лет ушли на окончательную систематизацию текстов; великий труд сей довели до конца рабби Аши и Равина. На смену их поколению, называвшемуся амораим, пришло следующее поколение – севораим, а за ним – поколение гаоним; мудрейших представителей его эмир видит сейчас перед собой. Именно благодаря гаоним Талмуд распространился по всему миру. И благодаря им страна ваша, Ирак, столь важна для мирового еврейства. Общины народа Израиля, разбросанные по всей планете, обращаются сюда со своими вопросами, и вавилонские гаоны объясняют им закон и Тору. Вавилонский Талмуд, главное сокровище нашего народа, стал, таким образом, доступен каждому еврею, а иначе оставаться бы ему книгой «закрытой» и непонятной. Не только в Испании, но и в таких далеких странах, как Галлия или Германия, евреи поглощены изучением Талмуда, – что было бы совершенно невозможно без вавилонских мудрецов. Здания, построенные из дерева или камня, когда-нибудь разрушатся, а это здание, заложенное нашими мудрецами, до тех пор пока живут в мире евреи, будет стоять нерушимо и служить им путеводной звездой. Вот почему столь велико значение вавилонских ешив для мирового еврейства.
Эмир слушал очень внимательно. Когда рабби Йосеф смолк, он кивнул головой:
– Я все понял. Сегодня же пошлю указание верховному судье: велю освободить из под стражи вашего гаона и заплатить ему десять тысяч динаров. – Биха поглядел на евреев из Пумбедиты. – Для вас это, конечно, большая удача, но благодарить за нее вы должны не столько меня, сколько вот этого еврея, Йосефа. Не знаю, есть ли на свете человек мудрее, чем он…
Слезы стояли в глазах вавилонских мудрецов, когда они пожимали руку рабби Йосефу. И не было предела изумлению этих людей, когда выяснилось, что их заступник – отец рабби Шмуэла, хорошо им известного по переписке его с равом Хай Гаоном, которая ведется через рабби Нисима из Керуана. Разумеется, они искренно сокрушались, что такой выдающийся человек пребывает в рабстве, но отлично понимали: ни о каком выкупе речь здесь идти не может, ибо эмир не расстался бы с рабби Йосефом за все золото мира. Им оставалось только объяснить Бихе, что являет собой его пленник и как нужны еврейскому народу он сам и его сын. Они все-таки не теряли надежды, что эмир в один прекрасный день вернет свободу рабби Йосефу.
Выразив благодарность хозяину дворца в самых изысканных выражениях, мудрецы удалились.
Глава десятая
Многогранный талант
Эпоха, о которой повествует наша книга, не была для Иберийского полуострова ни мирной, ни счастливой. Междоусобные войны, мятежи, бесконечные политические конфликты… Повсюду лилась кровь и к небу возносились предсмертные стоны гибнущих. Люди расставались с жизнью на тех самых тихих улочках, где прежде слышны были лишь веселые крики разносчиков.
Руководители берберской партии заявляли во всеуслышание, что согласно закону и по справедливости им принадлежит вся арабская часть полуострова; на самом же деле под контролем у них находились лишь Малага и ее окрестности. Среди покорных берберам правителей сильнейшими оказались два гранадских халифа: Цаби, сделавший Гранаду столицей после того, как Альвира (прежняя столица) страшно пострадала во время вооруженных столкновений, и его племянник и наследник Хабус, назначивший рабби Шмуэла своим первым визирем. По зрелом размышлении Хабус согласился заключить союз с салабийским принцем Зумайром Альмарским. Принц искал союза с властителем Гранады, поскольку усмотрел в поведении правителя Севильи серьезную угрозу для себя и своей страны. Он не ошибся. В один прекрасный день севильская армия выступила против него походом, и тогда объединенные силы Альмары и Гранады успешно отбросили противника.
Халиф Гранады Хабус происхождения был отнюдь не аристократического. К вершинам власти он пробивался почти из самых низов и теперь буквально лез из кожи вон, стараясь производить впечатление потомка знатного рода. Он, как мог, старался скрыть от своих царедворцев присущие ему неуравновешенность и злобный нрав. Будучи невеждой, силился казаться утонченным знатоком искусства и даже рассуждал о науках. Окружающим Хабус пытался внушить, что род его не берберского, а чисто арабского происхождения. Именно поэтому ему был необходим просвещенный помощник, ученый визирь, который ни в чем не уступал бы визирям соседних государей. А где было такого взять? Соплеменники-берберы, бывалые разбойники, лихие воины, умели храбро штурмовать крепости, но почти никто из них не мог написать и одной фразы на классическом, литературном арабском, не сделав несколько грубейших ошибок кряду. Что касается арабских подданных халифа, склонявшихся перед его властью затаив в душе гнев и ненависть, то среди них он не нашел никого, достойного доверия. Он не сомневался: любой араб при первой же возможности сочтет своим долгом предать его или навредить каким-нибудь изощренным способом. В такой ситуации рабби Шмуэл был для него истинной находкой. Еще бы! Сами арабы признавали, что он великолепно владеет арабским языком и вообще выдающийся ученый, человек редкой образованности. И какая, в конце концов, разница, что он еврей, безмерно преданный вере предков, готовый в любой час за нее умереть?! Правда, новый визирь имел дерзость написать в свое время некое сочинение, полемизирующее с исламом, как таковым, и с Кораном в частности. Зато он никогда и ни в чем не посрамит своего халифа, зато все относятся к нему дружелюбно и уважительно. Даже арабы, несмотря на всю свою нетерпимость к иноверцам, на свои законы, направленные против евреев, даже они вынуждены признать в нем человека уникальных достоинств. Рабби Шмуэл, кроме всего прочего, успешно подвизался в мирских науках: знал он и физику, и математику и философию. Может быть, даже не хуже Торы. Среди арабских ученых, пожалуй, мало кто мог с ним сравниться. Он еще и свободно владел семью языками. А как он был добр и отзывчив! Став визирем, он помогал всем, кому мог. Разбогатев, содержал многих еврейских ученых. Но не только их. Его благодеяниями пользовались и мусульмане. Арабский поэт Мунфатлал посвятил ему целое стихотворение:
Достоинства ты сочетаешь в себе,
Которых лишь малая часть
Человеку обычно дается.
Как золота блеск затмевает
мерцание тусклое меди,
Так щедрость твоя превосходит
Щедроты других благодетелей
Запада или Востока.
Ах, если бы правду от лжи
отличать наши братья умели!
Они б с благодарностью в сердце
твой след на земле целовали!
Чем милости ждать от Аллаха,
Черный камень,
что в Мекке, целуя
Искали б они на земле
Твоих лишь щедрот и твоей
благосклонности только,
К рукам припадая твоим
с любовью в душе
и с надеждой.
Одной добротой
несказанной,
одним благородством
Наполнено все,
что вершишь ты,
о друг, в этом мире,
И в мире грядущем
и вечном
Я снова на помощь
твою уповаю.
Когда я вхожу
во владенья твои невозбранно
Иль средь твоего иногда
пребываю народа,
Тогда громогласно я славлю ученье,
Несущее радость Г-сподней субботы.
Когда ж пребываю
в народе своем –
То в сердце тайком
восславляю его же.
Единственную грань незаурядного таланта рабби Шмуэла арабы не смогли оценить по достоинству: его подлинное величие в Торе. И для своего поколения он был, возможно, первейшим учителем. И для будущих поколений своих соплеменников остался непревзойденным наставником, толкователем. Остался благодаря дошедшим до них блестящим его работам, исследующим религиозную философию еврейства. Лишь единоверцы могли понять, как велик его мощный природный дар и глубока преданность своему делу. При этом они все равно не переставали удивляться: одновременно преподавать Тору, быть выдающимся государственным деятелем, создавать книги, где обдумываются самые сложные проблемы иудейской истории и самой Торы… А еще рабби Шмуэла весьма занимали грамматика как наука и вопросы законотворчества. Об этом он тоже написал не одну книгу!
Глава одиннадцатая
Злодейское покушение
Поднявшись на высоты власти, рабби Шмуэл, как мог, старался разделить выгоды доставшегося ему поста с соплеменниками. Он не задумываясь раздавал свое богатство, причем пожертвования его нередко направлялись даже в весьма далекие страны: его щедрость, к примеру, была известна в ешивах Вавилона и Земли Израиля. Он заботился о повсеместном распространении Торы. Любой ученик, лишенный возможности купить нужные ему тома Геморы, получал их от рабби Шмуэла бесплатно. В те времена книги переписывались от руки и потому стоили недешево. Рабби Шмуэл заботился, кроме всего остального, чтобы книги, получаемые учениками, были свободны от ошибок, вследствие чего тратил деньги не только на переписчиков, но и на сверку текстов. Он завел у себя дома библиотеку со множеством редких и дорогих книг, и каждому ученику позволялось во всякое время заглянуть в любую книгу и даже скопировать ее.
С другой стороны, рабби Шмуэл остро ощущал и то дурное, то чуждое его натуре, что несло с собой высокое положение при дворе халифа, а вот уж эту беду с ним никто разделить не мог. Подчас именно обстоятельства, исключавшие свободный выбор, вынуждали его предпочитать одного человека другому, кого-то наказывать, а кого-то миловать против своей воли. Приходилось ему и принимать важные решения, противоречившие его собственным внутренним убеждениям. В результате он, разумеется, нажил себе многочисленных врагов, в том числе и среди евреев.
В дополнение к обязанностям первого визиря халиф возложил на рабби Шмуэла надзор за уплатой таможенных пошлин и борьбу с контрабандистами. На этом поприще рабби Шмуэл приобрел врагов еще более опасных, ибо люди этих профессий, таможенники и бандиты, вообще не стеснены моральными законами, грубы, жадны и без раздумий используют любые средства для достижения цели – вплоть до убийства.
Привыкший добросовестно выполнять свою работу, рабби Шмуэл старался не давать спуску контрабандистам, которые в те времена неплохо наживались и оттого процветали. Несколько испанских государств имели тогда общие границы, проходившие в основном по узким горным тропам, по заросшим лесом перевалам, и это давало преступникам великолепную возможность скрыться. В общем-то, действовала только одна, но зато хорошо организованная шайка. Ей обычно удавалось перехитрить пограничников. Скорее всего, бандиты были связаны с крупными государственными чиновниками и платили им за беспрепятственный проход через границу. Таким способом эти господа, призванные заботиться о благе страны, сколачивали себе состояния в обход казны халифа.
Рабби Шмуэл бесстрашно и хладнокровно принялся распутывать нити преступных заговоров, не убоявшись даже такого крупного, в масштабах государства, деятеля, как Махмуд ибн Ибрагим. Этот тип мало того что был одним из самых высокопоставленных чиновников, но еще и приходился родственником самому халифу. Естественно, он чувствовал себя в полной безопасности. Рабби Шмуэл не раз пытался объяснить правителю, что огромные богатства Махмуда никак не могли быть скоплены честным путем. Главный визирь сообщал Хабусу о подозрительных личностях, под покровом ночи то и дело тайком пробирающихся в имение Махмуда и тайком его покидающих. Сыщики рабби Шмуэла узнавали среди них людей, связанных с контрабандистами. Однако халиф убеждениям поддавался слабо и требовал более веских доказательств. Он не хотел рисковать, не хотел наживать себе могущественных недругов: те легко смогут обвинить его в несправедливости, если появится хоть малейшее сомнение в его правоте. Впрочем, халиф все-таки велел рабби Шмуэлу усилить слежку за Махмудом. Но приказал либо добыть прямые доказательства его вины, либо убедиться в его абсолютной невиновности.
От одного из своих соглядатаев рабби Шмуэлу стало известно, что Махмуд ждет прибытия какого-то неслыханно дорогого контрабандного товара. Но куда? Махмуд владел несколькими поместьями колоссальных размеров. Они были разбросаны по стране, и контрабандисты широко использовали их как убежища и тайные склады. Рабби Шмуэл сумел узнать, куда повезут добычу, и немедленно послал туда своих людей (в сопровождении верховых стражников), чтобы устроить засаду на месте. Акция главного визиря увенчалась полным успехом: с поличным были пойманы десять контрабандистов и среди них – Махмуд. Преступников приговорили к смерти и всех казнили – за исключением Махмуда. Тот, благодаря своим связям, получил «особое» помилование: халиф заменил родственнику смертный приговор пожизненным заключением в одиночной тюремной камере.
Столь суровое наказание пришлось рабби Шмуэлу совсем не по душе. Он всерьез опасался мести со стороны родственников Махмуда, люто его ненавидевших. Они-то знали, кто затеял всю интригу. И хотя их злоба была направлена в основном против самого халифа, лично решившего судьбу главы их семейства, против него они ничего не смогли бы предпринять безнаказанно. Да и вообще ждать успеха им тут не приходилось. Иное дело – рабби Шмуэл; в конце-то концов, что он такое? Всего-навсего презренный еврей… Кто отрубит голову за еврея?
Опасения рабби Шмуэла подтвердились в самом скором времени. Враги, как и следовало ожидать, устроили на него покушение.
День первого визиря халифа Гранады был расписан по минутам; в противном случае он просто не смог бы справиться с возложенными на него бесчисленными обязанностями. Несмотря, однако, на всю свою занятость, рабби Шмуэл всегда находил время побыть в кругу семьи. Каждый Шабос, в определенный час, он навещал своего тестя, рабби Рувена. Тот был человеком богатым, уважаемым и сведущим в Торе. В этот день по заведенной традиции в его доме собирались сыновья и дочери, их жены, мужья, дети, другие родственники. Приходил и рабби Шмуэл. Впрочем, он проводил у тестя не более четверти часа, а потом отправлялся в Дом Учения давать урок.
Враги пришли к выводу, что в доме у самого рабби Шмуэла уничтожить его не удастся, ибо там хозяина всегда окружали верные слуги и телохранители. Было решено воспользоваться более удобным моментом – напасть, когда рабби Шмуэл преспокойно отправится навещать тестя. Эти люди наняли профессиональных убийц, безжалостных и алчных, и возложили на них исполнение своего кровавого замысла. Чтобы следы не привели к организаторам заговора, они подрядили нескольких негодяев из чужих мест и даже приготовили экипажи, – с тем чтобы, когда все будет кончено, тотчас вывезти их из города.
Дьявольский замысел этот почти удался. В Шабос, через несколько минут после того, как рабби Шмуэл покинул дом рабби Рувена, туда ворвались двое в масках и с обнаженными кинжалами в руках. Не обнаружив намеченной жертвы, они излили ярость на тех, кто попался под руку. В этот день погиб сам рабби Рувен, погибли и его дочь, жена рабби Шмуэла, и племянник рабби Шмуэла – совсем еще молодой человек, которому все прочили великое будущее. Сделав свое черное дело, убийцы бросились прочь, но в спешке один из них упал и сломал ногу. Вскоре его обнаружили соседи, прибежавшие на крики, доносившиеся из дома рабби Рувена.
Поскольку одного наемника схватили, появилась реальная возможность добраться и до главных заговорщиков. Халиф приказал безотлагательно провести самое тщательное расследование. Убийца в руках дознавателей очень быстро начал говорить. Так всплыл наружу чудовищный план, составленный членами семей государственных преступников и прежде всего – родными Махмуда.
Случившееся потрясло рабби Шмуэла до глубины души. Герой нашего повествования решил немедленно покончить с государственной деятельностью, оставить свою высокую должность. Он-то надеялся, он-то некогда мечтал, что сумеет помочь братьям по вере, сделает их жизнь нормальной, спокойной… А что вышло? Убиты близкие, родные люди, евреи же по его вине оказались в еще большей опасности… Халиф, однако, не согласился на просьбу визиря освободить его от тяжкой ноши. Больше того – он обвинил рабби Шмуэла в недостаточной преданности стране и правителю, в том, что тот ставит личные интересы выше общественного блага. Рабби Шмуэл пришел в замешательство и некоторое время не знал, как поступить. С одной стороны, он более не желал сидеть на этой пороховой бочке – своей чреватой несчастьями должности, с другой же, боялся навлечь на себя и других евреев обвинение в государственной измене. Так и не понимая толком, где благо, а где беда и каковы будут последствия того или иного шага, он оставил все как есть, лишь выговорил себе освобождение от обязанности контролировать границы. И обосновал это тем, что столь опасную должность нельзя поручать еврею: у еврея и без того хватает врагов, жаждущих его крови, а от них даже государство не в силах его защитить, и это с полной очевидностью доказала трагедия в его, рабби Шмуэла, семье. Хабус согласился, но взамен возложил на визиря новое, ничуть не менее пугающее бремя – присвоил ему звание главнокомандующего.
Глава двенадцатая
Язык твой – враг твой
Как и преды
дущий господин рабби Шмуэла визирь Абу Аль Касим, халиф Хабус вскоре обнаружил, что сделал весьма ценное приобретение, заполучив в слуги и помощники столь умного и знающего человека. Людей подобного уровня он прежде и в глаза не видел. Хабус больше не предпринимал абсолютно ничего – ни в главном, ни в мелочах, не обсудив предварительно свои действия с рабби Шмуэлом. Рабби Шмуэл, надо заметить, впоследствии всегда оказывался прав. Жизнь стала казаться Хабусу куда легче и приятнее, чем прежде. Теперь он существовал, как за каменной стеной. Нынче на повестке дня стоял вопрос о восстановлении царского дворца, именуемого «Красной крепостью», или, как его окрестили в народе, «Аль-Хамры». Это сооружение некогда было одним из самых красноречивых свидетельств несравненности строительного искусства арабов в Европе. Первые башни дворца возвели около ста пятидесяти лет назад, но и они, и окружающие сады и парки сильно пострадали во время последней гражданской войны; от былой роскоши теперь остались лишь воспоминания.
Хабус мечтал построить сказочно-пышный дворец, такой, что возбудил бы зависть эмиров-соседей – всех до единого. Он готов был на любые затраты, лишь бы успеть завершить работы к следующей весне – до визита его союзника Зумайра из Альмары. Время визита уже давно было оговорено. Посему рабби Шмуэлу приходилось появляться у халифа каждый вечер, чтобы обсуждать с ним ход строительства и подыскивать среди множества архитектурных проектов самый подходящий.
Рабби Шмуэл, хранивший в памяти великолепные здания Кордовы, еще не подвергшейся разрушению, умевший создавать чертежи отдельных частей дворца, радовавшие глаз красотой и самобытностью, что ни вечер, буквально поражал халифа. Он еще и придумал многое – по части улучшения проекта и ускорения строительства. Идеи, им предлагаемые, всегда были неожиданными и в высшей степени конструктивными. Они потом сообщались архитекторам для воплощения в жизнь.
В целом дворец должен был являть собой некое архитектурное единство, состоящее из множества залов, пышных помещений. Конструкция эта опиралась на резные колонны. Вокруг – благоухающие сады. Колонны решено было изготовить из самых дорогих сортов дерева; их надлежало привезти из Африки. Украшенное резьбой дерево должно было заиграть на солнце самыми разнообразными оттенками. Привилегия на поставку стволов принадлежала двум купцам: арабу и берберу, жившим неподалеку от халифского дворца.
В один прекрасный день к рабби Шмуэлу явился арабский купец по имени Абдаль Малик. Малик предстал перед ним, имея самый смиренный вид и низко кланяясь, но глаза его сверкали ненавистью и завистью. Не заметить этого рабби Шмуэл не мог.
– Сделай милость! – взмолился араб. – Передай право на поставку африканских стволов целиком в мои руки. Ведь берберы такие мерзкие! И почему вообще этот неверный должен быть у меня в компаньонах? Я воздам тебе сторицей за твою доброту, я поднесу тебе богатые дары в знак уважения и благодарности.
– Храни меня Б-г от твоих подарков! – в гневе воскликнул рабби Шмуэл и тут же процитировал Йосефа: – «Ведь господин мой не знает при мне ничего в доме и все, что имеет, отдал в руки мне… А как же сделаю я это великое зло и согрешу перед Б-гом»?!
Абдаль Малик позеленел о
т злости, но сдержался – хотя и с великим трудом. Потом прикусил трясущуюся нижнюю губу и процедил, глядя исподлобья:
– Увидишь, еврей, это тебе даром не пройдет…
Работы по реконструкции халифского дворца велись с вполне приличной быстротой, но, что ни день, рабби Шмуэл находил новые способы улучшить здание и все, что вокруг. По его приказу рабочие повернули русло бурного ручья. Исток его терялся где-то среди заснеженных горных гряд Сьерра-Невада; горы вздымались к небу, заслоняя горизонт от обитателей дворца. Русло ручья разделили на несколько потоков и провели водоводы через сады, чтобы обеспечить свежей водой бассейны, фонтаны и богатую растительность. Рабби Шмуэл приказал также вырыть поблизости глубокий колодец, который отныне и для жителей Гранады служил источником чистейшей воды.
Халиф ежедневно инспектировал ход работ, сопровождаемый своим визирем. По окончании осмотра оба обычно садились отдохнуть возле Судебных ворот, называвшихся по-арабски «Баб аль мишла». Арабский обычай велит буквально исполнять сказанное в Торе: «Судей и надсмотрщиков поставь во всех вратах твоих». Сюда, к воротам, каждый житель мог принести жалобу или прийти с прошением, и судья немедленно выносил приговор, который, как правило, тут же и исполнялся. Возможно, такая спешка при разборе дел приводила порой к неверным выводам и, следовательно, к попранию справедливости. Однако подобное, мы знаем, ничуть не реже случается и там, где принято вести длительные (даже, как известно, многолетние!) судебные процессы, связанные еще и с большими расходами.
Вот и сегодня присели рабби Шмуэл и халиф на ступеньки возле ворот, над которыми виднелась высеченная из камня рука, символизирующая слова Писания: «Рука свидетелей будет на нем сперва, чтобы умертвить его. И рука всего народа после». Халиф прислонился спиной к кактусовому дереву с пожелтевшими цветами. Рабби Шмуэл сидел напротив, рядом с деревом, где росли плоды граната.
Тут к ним и подошел Абдаль Малик.
– Что тебе надо? – спросил правитель.
– О господин мой сиятельный халиф, да пребудет на тебе благословение Аллаха, – начал Малик, – слова, которые я пришел произнести пред тобой… Не только от своего собственного имени говорю я, но и от имени всех правоверных арабов, коим весьма неприятно, что ближайшие советники наших мудрых повелителей – евреи! Стыд и позор для арабского народа, что сыны презренных евреев стоят над нами и нами помыкают. Особенно противен всем твой визирь Шмуэл; он – как заноза в нашем глазу. Человек он низкий, бесчестный и бессовестный, и все его мысли о том, как бы обогатиться за государственный счет. И если оставить его на прежней должности, то вся страна наша скоро будет лежать в руинах и падет перед неприятелем!
Некоторое время халиф глядел поочередно то на своего визиря, то на жалобщика-араба, глядел с выражением крайнего замешательства на лице – как человек, который не понимает, о чем вообще идет речь.
В конце концов он спросил визиря:
– И что ты об этом думаешь?
Рабби Шмуэл в самых простых и доходчивых словах изложил халифу историю про то, как этот араб пытался оттяпать себе долю берберского компаньона и как он отказал ему в его просьбе. Поведал он и об обещании Абдаля Малика отомстить за резкий отказ.
– Вот и вся подоплека этой пыл
кой речи, – закончил рабби Шмуэл.
Слова араба весьма рассердили и обидели халифа: он ведь был берберского происхождения. В гневе он кликнул стражу и велел схватить интригана.
– Вели отрезать его поганый язык, – приказал он рабби Шмуэлу.
Абдаля Малика тут же схватили, заковали в кандалы и бросили в подземелье крепости. В соответствии с заведенным порядком рабби Шмуэлу предстояло теперь выполнить приказ повелителя.
По окончании судебного разбирательства рабби Шмуэл отправился в темницу, где сидел закованный в кандалы Абдаль Малик, ожидая своей участи. Араб упал перед ним на колени и, едва не плача, начал умолять его о прощении.
– Поднимись, – проговорил рабби Шмуэл. – Поднимись и скажи мне – сколько ты рассчитывал заработать на поставке деревьев?
– Думаю, что заработал бы около тысячи золотых, – отвечал араб.
– Возвращайся домой! – велел рабби Шмуэл. – А я велю казначею выплатить тебе эту тысячу, но отныне и впредь побереги язык свой от злобных речей и уста свои от лукавства, ибо жизнь и смерть во власти языка!
Неделю спустя, когда халиф и рабби Шмуэл снова сидели в воротах суда, перед ними, к величайшему удивлению халифа, вновь явился тот же самый араб.
– Господин мой халиф! – воззвал к властителю Гранады Абдаль Малик. – Я пришел повиниться в прегрешении своем, я совершил горькую ошибку, я был не прав и достоин худшей кары. Рабби Шмуэл – самый добрый и благородный человек на всей земле. Пусть же проклятия, которые я по неведению обрушил на его голову, превратятся в славословия и да пребудет на нем благословение праотца нашего Ибрагима!
– Почему ты не выполнил мой приказ? – повернулся халиф к главному визирю.
– Я все в точности исполнил, как ты распорядился, – отвечал рабби Шмуэл с лукавой улыбкой. – Разве ты не видишь собственными глазами, что я вырвал из уст его прежний скверный язык и вложил добрый, нелживый?!
Халиф расхохотался от всего сердца. После этого случая он стал ценить рабби Шмуэла еще больше.
Перевод с иврита Э. Погребинского.
Продолжение следует
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru