[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ДЕКАБРЬ 2004 КИСЛЕВ 5765 – 12 (152)
Царь Соломон, Алексей Ремизов и ГолландиЯ
(об одной нееврейской еврейской книге)
Леонид Кацис
Еще совсем недавно эта книга вообще не могла быть опубликована. Кому бы пришло в голову обнародовать переписку русского эмигрантского писателя Алексея Ремизова с сионистом-социалистом, почти никому не известным Борисом Рапчинским, да еще в виде отдельного издания, да еще с комментариями, с биографической статьей о человеке, чьи документы, включая и переписку с Ремизовым, хранятся в еврейском архиве Амстердамского университета?!
Между тем в последние десятилетия весьма важные материалы по истории русско-еврейских отношений постоянно встречаются и в «Ежегодниках рукописного отдела Пушкинского Дома», и в «Исследованиях по истории русской мысли», и в исторических журналах; я уж не говорю о многочисленных работах по истории русско-еврейской литературы или русско-еврейских контактов религиозно-философского направления, связанных с именами хотя бы В. Розанова и П. Флоренского. Или, например, с делом Бейлиса.
На этом фоне появление книги с заведомо не еврейским названием «Ремизов и Голландия. Переписка с Б.Н. Рапчинским» (М. «Наука», 2004), полной, однако, русско-еврейских и голландско-еврейских текстов, удивления не вызвало.
Вызвали удивление состав книги, ее комментарии и приложения. Нет ничего странного в том, что голландские и русские слависты не способны внятно прокомментировать еврейские реалии переписки Ремизова и Рапчинского. Странно другое – тот неожиданный факт, что составительница книги, профессор Т.В. Цивьян, автор ряда работ о Ремизове, не знакома в полной мере с творчеством своего героя и основными публикациями из его архива, которых касаются участники диалога.
Однако все по порядку.
В статье «От составителя», предваряющей книгу, Т.В. Цивьян рассказывает, как голландский ее коллега профессор В. Вестстейн сообщил ей о находке неизвестных писем А. Ремизова к его русско-голландскому корреспонденту, как она загорелась желанием поработать с этими текстами и подготовить их к печати. Одновременно выяснилось, что голландская исследовательница Яна ван Эйтен-Коопманс, изучая биографию Рапчинского, в 20-х годах прошлого века составившего голландско-русский и русско-голландский словари, сохранившие свое значение и поныне, обнаружила его архив, хранящийся в Bibliotheca Rosenthaliana (Judaica et Hebraica).
Судьба этого архива тоже связана с Россией, о чем и сообщается в книге: «Георг Розенталь известен тем, что в 1880 г. он передал городу богатейшую библиотеку своего отца, раввина Элеазара (Лазаря) Розенталя, родившегося в России и переехавшего потом в Ганновер. Коллекция еврейских книг и журналов Розенталя-старшего была известна еще при его жизни. После смерти отца Георг Розенталь, обосновавшийся в Амстердаме, предложил коллекцию Берлинской библиотеке, но Бисмарк отклонил его предложение. И с 1880 г. собрание, известное сейчас как Библиотека Розенталиана, является частью библиотеки университета Амстердама». В годы войны, добавим, она была вывезена гитлеровцами в Германию, но впоследствии возвращена университету.
Останавливается составитель и на необычайно возросшем интересе литературоведов к творчеству Ремизова уже в наши дни, называя в этой связи А.М. Грачеву, чья публикация о ремизовских «Соломоне и Китоврасе» нам, в отличие от Т.В. Цивьян, еще пригодится. Наконец, составитель книги сообщает, что оставляет практически в неприкосновенности найденное, прокомментированное и созданное своими голландскими коллегами, отводя себе скромную роль исправителя мелких неточностей и нескромную, на наш взгляд, роль автора двух дополнений к книге в виде собственных статей о Ремизове, не связанных ни с Рапчинским, ни с Голландией.
В качестве особого подарка русским читателям предоставляется действительно симпатичный популярный (последнее странно для изданий «Науки») очерк истории евреев Амстердама, принадлежащий перу О. Тилкес. Этот очерк должен, по мнению составителя, создать необходимый еврейский фон переписки.
Итак, книга перед нами не самая обычная. Впрочем, жизнь Рапчинского тоже далека от банальности.
Итак, кто же был корреспондентом Алексея Ремизова? Об этом призвана рассказать статья Яны ван Эйтен-Коопманс «Борис Наумович Рапчинский (1887–1983)». Попробуем осмыслить, что удается почерпнуть из этой статьи и как выглядит биография ее героя, построенная лишь на той информации, что имеется у автора. В сущности, мы проделаем сейчас то, что должны были проделать в помощь своим голландским коллегам ответственный редактор книги Вяч. Вс. Иванов и ее составитель Т.В. Цивьян.
Личность Рапчинского и вправду неординарна. Рожденный, как пишет автор статьи, на степном хуторе центральной Украины, недалеко от Кременчуга, происхождение он имел странноватое. По крайней мере, в приведенном в статье письме из частного архива говорится: «Его отец был правоверным евреем, сыном крепостного». Это неожиданно и требует хотя бы какого-то комментария, который, однако, отсутствует. Между тем стоило бы сказать, что это слова из послевоенного письма, написанного уже после того, как в годы гитлеровской оккупации Рапчинский сумел получить документы человека с неопределенным в «арийском смысле» происхождением.
За цитатой из письма следует: «О матери, большой любительнице сказок, Рапчинский вспоминает в предисловии к своим “Сказкам русских лесов и степей” (изданных по-голландски в 1946 году! – Л.К.), книге, в которой он пересказывает сказки, слышанные когда-то от нее. В этом же предисловии Рапчинский обрисовывает простой быт семьи, где верили в домовых, водяных, чертей и русалок».
Б. Рапчинский.
Скорее всего, рассказ о подобной еврейской семье есть всего лишь плод фантазии переводчика сказок Б. Рапчинского, создающего биографический миф, призванный подчеркнуть «русскость» автора. В самом деле – не хасидские же сказки, любимые ортодоксальной херсонской еврейской семьей, представляет он иноземному читателю…
То, что этот текст не изумил голландского биографа Рапчинского, вполне естественно. А вот то, что его как должное восприняла профессор-славист Т.В. Цивьян, – необъяснимо. Впрочем, на этом удивительные истории с Рапчинским, не понятые биографом и не замеченные составителем, не кончаются.
К рассказам о матери (1946 год) жизнеописатель корреспондента Ремизова прибавляет его же автобиографические очерки, написанные по-голландски и опубликованные в 1931 году еврейским журналом «В канун Субботы». При этом неожиданно сообщается, что в России существовала процентная норма для поступающих в гимназию еврейских детей, которая давала возможность учиться всего лишь 10–12 процентам. Здесь бы и помочь российскому составителю книги своей голландской коллеге, много и бескорыстно поработавшей над биографией Рапчинского. Известно ведь, что в черте оседлости в Российской империи норма составляла 10 процентов; 5 процентов – это уже вне черты и 3 процента в Москве и Петербурге. Элементарный подсчет показывает, что ни о каких 12 процентах речь идти не может.
Читаем тем не менее дальше и узнаем, что Рапчинский примкнул к еврейскому движению «Греки» – движению людей, «мечтавших о переустройстве мира, вынашивавших планы революционных преобразований и обсуждавших на собраниях в парке захват власти и создание республики по образцу Афин». В итоге эти мечтания привели к участию в беспорядках и еврейской самообороне. А «греки» вступили в партию «Поалей Сион». При этом ни автор статьи, ни составитель книги не заметили, что очерки Рапчинского посвящены Берлу Борохову. Это и есть основатель Рабочей сионистской партии «Поалей Сион». Рапчинский был участником многих акций и съезда этой организации, представителем ее полтавского комитета, напечатался в единственном номере «Еврейской рабочей хроники».
Стоит добавить еще, что марксистско-сионистские основы «поалей-сионизма» были заложены как раз на полтавском съезде партии в1906 году. С политической активностью Рапчинского – поалей-сиониста – связан и его арест, и эмиграция после полугодового заключения. Он бежал из России в 1907 году, тогда же, когда и лидер партии Берл Борохов.
Прибыв в Голландию, Рапчинский встретился с тамошними сионистами-социалистами, в частности, как указывает автор статьи, с семьей известных сионистов Персонов. «В 1911 году Давид Персон представлял Союз нидерландских сионистов на сионистском съезде в Базеле». Маша Персон стала первой женой нашего героя.
Однако еще более интересен эпизод, который тоже не прокомментирован в книге. Яна ван Эйтен-Коопманс сообщает, что Рапчинский печатался сначала только в левых газетах, а затем писал для газет различной политической ориентации. При этом бывший поалей-сионист резко критиковал политический режим в Советской России. Это существенно отличает Рапчинского от его коллег сионистов-социалистов.
И наконец, наиболее яркий эпизод, характеризующий эволюцию взглядов корреспондента Ремизова: «…Он вразрез с общепринятым мнением напечатал в “Еврейском торговце” статью, в которой он встал на защиту Ставского, несправедливо подозреваемого в убийстве главы сионистского социалистического правительства в Палестине. В редакционных колонках этого журнала отмечалось мужество, с которым Рапчинский отстаивал свое мнение».
Необходимо отметить, что это – ключевой момент в биографии Рапчинского-сиониста. К сожалению, автор статьи не учла, что речь идет об обвинениях правых сионистов-ревизионистов, сторонников Владимира (Зеева) Жаботинского, в убийстве лидера рабочего сионистского движения в Палестине, члена правления сионистской организации, руководителя политического отдела Еврейского агентства и одного из основателей Израильской партии труда Хаима (Виктора) Арлозорова. При этом никакого социалистического правительства в 1933 году в Палестине не было и быть не могло. Краткая еврейская энциклопедия указывает: «По обвинению в убийстве были преданы суду А. Ахмеир, лидер ревизионистской партии, и два других ее члена – Цви Розенблат и Аврахам Ставский. Окружной суд оправдал Ахмеира и Розенблата. Ставский был осужден, но впоследствии оправдан Верховным судом за недостаточностью улик. Большинство участников сионистского рабочего движения (это и есть наследники “Поалей Сиона”. – Л.К.) восприняли убийство Арлозорова как доказательство существования фашистских тенденций в партии ревизионистов».
Теперь нетрудно представить себе, во что обошлась соратнику Берла Борохова его позиция по делу Арлозорова, который, кстати, принимал активное участие в организации массовой алии евреев из фашистской Германии.
Письма А. Ремизова к Б. Рапчинскому.
Сам Жаботинский тоже призывал к массовой алие польских евреев (1,5 млн за 10 лет), к экономическому бойкоту Германии после 1933 года и т.п. Тем необъяснимее были обвинения его в профашистских настроениях. Между тем соратники Жаботинского в Палестине А. Ахмеир и Й.Х. Елин в ревизионистском еженедельнике Хазит
а-ам выражали симпатии к фашизму, в основном – к итальянскому. В редакцию этого журнала 17 мая 1933 году Жаботинский вынужден был написать: «Статьи и заметки Хазит а-ам о Гитлере и гитлеровском движении являются для меня и для всех нас ударом ножа в спину. Я требую абсолютного прекращения этого безобразия. (…) Если в Хазит а-ам появится еще хотя бы строка, могущая быть истолкована как новая попытка маюфиса (раболепства. – Л.К.) жиденят перед случайно победившим хамом, я потребую исключения редакции из партии и порву личное знакомство с людьми, подставляющими мне ногу из-за дешевого уличного зубоскальства».
По-русски обо всем этом и о борьбе Жаботинского с подобными тенденциями можно прочитать в статье профессора Еврейского университета в Иерусалиме Вольфа Московича («Юбилейные заметки о Жаботинском. Евреи в России – эмигранты во Франции». М. – Париж – Иерусалим. 2000/5761).
Нет сомнений, что в середине или конце 1920-х годов бывший сионист-социалист сменил вехи. Об этом свидетельствует и вполне про-жаботинское высказывание из еще одного текста Рапчинского 1935 года; текст называется «Тревога», опубликован по-голландски, о нем идет речь в статье Ван Эйтен-Коопманс: «В 1935 г., в тревожное предвоенное время, Рапчинский выпускает философский опус “Тревога”, проникнутый ощущением неотвратимости катастрофы. В этом эссе он пытается дать ответ на насущные вопросы современности, в первую очередь на еврейский вопрос. По мнению автора, период, последовавший за первой мировой войной, наглядно продемонстрировал, что ни коммунизм в форме большевизма, ни поднимающийся фашизм не разрешают “тревоги века”. Он предупреждает о пагубных последствиях, к которым ведут преследования евреев, начавшиеся в Германии после прихода Гитлера к власти».
В годы гитлеровской оккупации Рапчинскому, как мы говорили, удается зарегистрироваться как полуеврею, однако ни его жена-еврейка, ни дочь таких привилегий не получили. Дочь Рапчинского погибла в Освенциме. «На деньги, пожертвованные Борисом Рапчинским, у Нир Этциона был посажен парк из 2000 деревьев в память о Маше и Людмиле Рапчинских».
Этот поступок вполне достоин сиониста и полностью укладывается и в его собственное мировоззрение, и в мировоззрение всей его семьи.
Такой предстает еврейская биография корреспондента одного из самых русских писателей.
Теперь мы переходим непосредственно к переписке Алексея Ремизова и Бориса Рапчинского.
Специфически еврейский интерес представляют в ней два письма. Приведем наиболее важные отрывки из первого, датированного 27 июня 1949 года, и попутно прокомментируем их, дополняя комментарий публикаторов, как мы это делали с биографической статьей.
«Глубокоуважаемый Борис Наумович!
Все московские чтят Алексея Б-жьего человека – а именины празднуют на Алексея, митрополита Московского 5 октября».
Комментатор переписки разъясняет, кто такой митрополит Алексей и называет даты его жизни, хотя очевидно, что Ремизов сообщает адресату о собственных именинах.
«Ван Страатен заходил к моему соседу Mr. Welter'у и у него чай пил с бубликами и уехал в Швейцарию за настоящим швейцарским сыром».
В комментарии сообщается, этот Ван Страатен – голландский коммерсант, друг Рапчинского, переехавший перед войной в США. Рапчинский представлял его интересы в Нидерландах.
Хотя куда важнее здесь то, что поехавший за настоящим швейцарским сыром коммерсант пил настоящий русский чай с бубликами.
За этим неожиданный с виду переход:
«Мало теперь кому известно, что имя Соломон на Руси было живо и громко, как имя Николы: “Никола милует, Соломон сужает” (предсказывает судьбу).
Когда я занимался апокрифами, я прочитал все русское о “премудром царе Соломоне” и составилась небольшая книга. Издать не удалось».
Книга (рукопись) называется «Круг Счастия – книга о царе Соломоне»
К этому месту дается, опять же с виду, надежный комментарий: «Круг Счастия» – последняя книга Ремизова, вышедшая при жизни автора в издательстве «Оплешник» (Париж, 1957).
Здесь бы и обратиться к названной книге. Ан нет. Никаких цитат из нее публикаторам не понадобилось. А ведь после содержания книги, которое приводит Ремизов в письме 1949 года, последует и важнейший вывод. Итак:
«Содержание:
1) Царь Соломон
2) Премудрый царь Соломон
и красный царь Пор
К этому месту пометка: сказка, легенда.
3) Тябень (крылатый верблюд)
4) Соломон и Китоврас средневековая
Византийская
5) Объяснения (и библиография)
Размер на машинке 60 стр.»
Далее следует сообщение об издательской судьбе рукописи, предложение издать ее в Голландии. А вот и вывод: «Я верю в царя Соломона – его гаданья всегда сбывались, помню с детства».
Таково это странное письмо. Однако странности быстро исчезнут, если мы обратимся к оставшейся неизвестной Т.В. Цивьян публикации А.М. Грачевой в сборнике Пушкинского Дома Российской академии наук «Александр Блок. Исследования и материалы» (1998). Ее название – «О невоплощенном драматургическом замысле А. Ремизова и А. Блока (“Соломон и Китоврас”)».
Из этой статьи, которую и была обязана предоставить своим голландским коллегам составитель книги, можно узнать, что писал о Соломоне и Китоврасе Ремизов всю жизнь, начиная, по крайней мере, с 1911 года. Что в 1912 году Ремизов признавался в письме А. Блоку: «А я все мечтаю… написать с Вами Китовраса… с прологом “Ванька Каин на Москворецком мосту”. (Действо все на мосту в Москве происходит.) Вы знаете этот мост?».
Из затеи с Блоком ничего не вышло. Масса вариантов действа отложились в Архиве Ремизова в Амхерсте (США). Собственно говоря, это есть основной объект публикаторских усилий А.М. Грачевой.
А вот то, что произошло на мосту, в прозе Ремизова о Китоврасе и Соломоне, можно было бы узнать из книги не 1957, а 1949 года – года написания письма Ремизова Рапчинскому. И текст этот, естественно, есть в крайне информативной работе А.М. Грачевой. Это рассказ «Под мостом» из цикла «Писец – вороное перо» в книге «Пляшущий демон». Цитируем упомянутую работу: «Последней по времени аккумуляцией сюжета о Соломоне и Китоврасе творческим сознанием Ремизова стал рассказ “Под мостом”… В своей очередной реинкарнации герой, alter ego автора, оказывается сподвижником Ваньки Каина, писцом и участником народной драмы, рассказывающим о ней: “С Москвы я не ушел, но с „Каином“ не знался (…) Через Тайную Контору отыскал меня. Он сочинил комедию о Соломоне и Китоврасе: он играет Китовраса, а я царя Соломона. На прощёное воскресенье на глазах у всей Москвы было мое прощание не только с Москвой, а со всем белым светом. В последней сцене Соломон велит расковать Китовраса. И у раскованного кентавра поднялись за спиной крылья. Я снял со своей руки перстень и, ухватя меня за шиворот, да как кокнет – царя Соломона Китоврас закинул на край обетованной земли, и Соломон на берегу теплого моря под звездами очнулся, а я, отшвырнутый с Ехалова Каменного моста, угодил головой в москворецкую прорубь. И меня ожгло таким мокрым огнем, всю память выжгло, да ее подо льдом и не спросят – представление окончилось”».
Заметим, что в этом тексте произошло разделение Автора, игравшего Соломона, и образа самого еврейского царя.
Исследовательница продолжает: «В этом пересказе старого сюжета восстановлена его праоснова как мифа о смерти и воскресении, мифа, ставшего исторической памятью писателя-модерниста».
Титульный лист с дарственной надписью А. Ремизова Б. Рапчинскому.
Действительно, если счесть, что все это было в пасхальное прощёное воскресенье, т.е. в праздник христианской Пасхи, связанный со смертью и воскресением Христа, то все верно. Однако суть ремизовского мифа сложнее и оригинальнее. Ведь к 1949 году исполнилось одно из очень важных «гаданий царя Соломона», в которые всегда верил Ремизов. И ключ к разгадке вновь находится в работе А.М. Грачевой. Она приводит беловой автограф текста – на сей раз это «Соломон и Китоврас» из книги 1957 года – и сообщает: «Одновременно с “византизацией” текста Ремизов осовременил его, наиболее откровенно в сравнении с предыдущими редакциями вводя реалии ХХ в. Таково, например, описание ажиотажа вокруг появившегося Китовраса в Беловом автографе: «В залах хоть и часовых не ставь: заходил спафарий Зеркон и префект Дардан – по экстренному делу, забегали эпимоторы из Paris-Press получить информацию». Подобная нарочитая актуализация текста смягчена (курсив наш. – Л.К.) в печатном варианте 1957 года: «забегали эпимоторы из распространенной иерусалимской газеты получить информацию».
Что же произошло к 1949 году, чего не видят исследователи? Они не учитывают, что царь Соломон был строителем Иерусалимского Храма. И для жителей Земли обетованной было важно знать – окажется ли строитель Иерусалимского Храма со своим народом на Земле обетованной. С этим и связан сюжет с Китоврасом и червячком Шамиром, положенный в основу текстов Ремизова. А как известно, история со строительством будущего Третьего Иерусалимского Храма очень остро переживалась в русской литературе начала ХХ века, когда Ремизов еще «стоял на Каменном мосту».
Особо остро эти идеи переживались, начиная с 1903 года, когда сионистский конгресс принял окончательное решение о создании еврейского государства в Палестине. Второй раз эта проблема обострилась в 1917 году, когда английское правительство приняло декларацию Бальфура о создании еврейского национального очага в подмандатной Палестине. Недаром Ремизов именно тогда работал над драмой, которую опубликовала теперь А.М. Грачева. Наконец, в 1947–1949 годах проблема обострилась еще раз, уже в связи с соответствующими резолюциями ООН по Палестине 1948 года, образованием Израиля и первой арабо-израильской войной. Рассказ «Под мостом» совпал именно с этими событиями, равно как и письмо Ремизова своему еврейско-голландскому другу. А изменения в рассказе, включенном в книгу 1957 года, где упоминалась некая «иерусалимская газета», попали в более чем актуальный контекст Синайской войны 1956 года.
На этом фоне переписка Ремизова 1949 года, когда публиковался рассказ «На мосту», с рассказом о будущей книге, появившейся лишь через восемь лет со знаковыми изменениями «актуальности» текста, приобретает принципиальное значение.
Надо отметить, что в орбиту мессианских размышлений, связанных с возвращением евреев в Землю обетованную, были включены и В. Розанов, и П. Флоренский, и О. Мандельштам, и Б. Пастернак, и О. С. Булгаков, и Н. Бердяев и т. д. А началось все это в «Краткой повести об Антихристе» Владимира Соловьева, «задавшей» парадигму русско-еврейских размышлений на эту тему на весь ХХ век.
Впервые на саму проблему обратили внимание профессора Еврейского университета в Иерусалиме М. Агурский и Д. Сегал. Последний продолжил тему в статье об О. Мандельштаме и темах ежедневной русской печати в сборнике «Минувшее» (выпуск 3). Здесь были приведены слова тогдашнего петроградского раввина Айзенштадта, сказавшего, что подход войск английского генерала Алленби к Иерусалиму равен для евреев исходу из Вавилонского пленения. Не забудем, что именно тогда был воздвигнут Второй Храм.
Нельзя не отметить, что свои связи с реальным Иерусалимом 1940–1950-х годов были и у Алексея Ремизова. В Иерусалиме жил обладатель грамоты выдуманной Ремизовым Обезьяньей Великой и Вольной Палаты В.А. Залкинд, имевший игровой титул Конкректор Обезвелволпала. Этому человеку посвятил специальную работу «Из комментариев к “Кукхе”. Конкректор Обезвелволпала» в сборнике Slavica Hierosolymitana (1977, №1) тогдашний профессор Еврейского университета, а ныне профессор Стэнфордского университета (США) Л. Флейшман.
На этом фоне нет смысла подробно обсуждать вопрос о том, почему составитель и комментатор переписки Ремизова и Рапчинского не смогли ответить на вопрос Ремизова своему корреспонденту, откуда взялось имя жены царя Соломона – Малка? Людям, не заметившим плотный еврейский слой всей переписки, неоткуда было узнать, что слово это и значит «царица»…
Вот если бы Т.В. Цивьян прочла работу А.М. Грачевой о «Соломоне и Китоврасе», то могла бы узнать, что главные идеи Ремизова основаны на книге крещеного еврея академика А. Веселовского «Славянские сказания о Соломоне и Китоврасе и западные легенды о Морольфе и Мерлине». Основаны, в частности, на главе «Талмудические сказания о Соломоне и их происхождение. Отношения к Викра-мачарите: Асмодей-Мара. Посредством парсизма: Асмодей=Aeshma-daeva». А.М. Грачева пишет: «Глава книги Веселовского начинается с привязки сказаний о Китоврасе к поиску “краеугольного камня”».
Многоязычие источников, использованных в работе А. Веселовского, привело к попыткам Ремизова выяснить целый ряд этимологий. И если турецкие, персидские и арабские он смог осмыслить при помощи своих коллег, то за еврейскими обратился к Рапчинскому. Кстати, мы не исключаем, что и это обращение было вполне игровым…
Сказанное, наряду с упоминаниями некоего иерусалимского друга в других сочинениях Ремизова, свидетельствует о том, что представленная нам публикация его писем и биографии корреспондента автора «Соломона и Китовраса» закончилась конфузом.
Этого позора могло бы не быть, если бы переписка без всяких претензий была издана в разделе публикаций какого-нибудь специального издания, издана без намерения раздуть объем скромных ремизовских страничек до монографии «Ремизов и Голландия», да еще Голландия еврейская. По-видимому, Совет по истории мировой культуры РАН, издавший книгу, еврейскую историю и культуру к сфере своей профессиональной компетенции не относит. К чему это приводит на практике, мы видим.
***
А перед голландскими исследователями, которых российские коллеги втравили в столь неприятную историю, хотелось бы извиниться.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru