[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮНЬ 2004 СИВАН 5764 – 6 (146)
И ВМЕСТЕ, И ВРОЗЬ, И ВСЕ-ТАКИ ВМЕСТЕ
Александр Воронель.
И вместе, и врозь.
Минск : «MET», 2003. — 576 с.
Александр Воронель – человек более чем известный в еврейском мире и в диссидентском сообществе (когда оно еще существовало). Профессор физики, ставший физиком случайно (как сам он рассказывает – просто потому, что ГБ обещала его обязательно посадить, если он займется гуманитарными дисциплинами), один из первых отказников и один из главных активистов еврейского национального движения 70-х годов; основатель самого интеллектуального русского журнала в Израиле (а кто говорит – и во всем русском зарубежье)… Человек, по всем показателям заслуживающий уважения.
Положа руку на сердце – не будь г-н Воронель настолько заслуживающим уважения, фиг бы я раскрыл его книгу. Сборник философских эссе – ну что может быть скучнее?! Тем более, мы прекрасно знаем, что такое русское философское эссе. Это именно то, чем поколения г-на Воронеля на протяжении десятилетий занимались на кухне, когда количество пустых бутылок в углу уже вызывало оторопь. Обязательное приложение к интеллигентскому застолью (см. «Круг» Петрушевской) – суровый разговор о судьбах России, непременной составляющей которого является суровый разговор о судьбах евреев. Наверное, в советское время, в условиях информационного голода, философствование было необходимым элементом тренировки ума. Сейчас появились гораздо более продуктивные формы.
Чтение открывающего сборник эссе конца 60-х годов, «Трепет иудейских забот», кажется, полностью оправдывает изначальные опасения. Как только исчезли проблемы того времени (прежде всего – проблема неизбежности существования в ненавистном «совке»), рассуждения об этих проблемах стали совсем уж неинтересны. Интересен был бы, разумеется, рассказ о времени – но вот этого в повествовании нет. Не таковы были цели автора. Цель исчезла – и текст сделался ненужен.
Единственное, ради чего стоило прочесть о трепете прошлых иудейских забот – это те фрагменты текста, из которых можно почерпнуть информацию об авторе. На меня 35-летний Александр Воронель произвел разрушительное впечатление. Чего стоит зловещий рассказ, приведенный на стр. 88 и 89, как он боролся со своим несовершенством, за каждый недостойный поступок втыкая себе нож в бедро! Если этот эпизод не является авторским преувеличением – Воронелю просто повезло, что на Лубянке не воспользовались саморазоблачением, чтобы упихать автора в психушник…
В общем – человек из породы вечных борцов в школьном возрасте клеил марксистские листовки. Главный враг его – «люди, которые могут с легким сердцем… раскаяться и действительно изменить свое поведение, свои симпатии и антипатии» (стр. 19). Отсюда изначальная обида на русскую интеллигенцию – за то, что «идеология… вещь вообще второстепенная для этих людей и воспринимается ими как некое украшение жизни, вовсе не обязательное само по себе» (стр. 54). Соответственно, евреи отличаются от русских в лучшую сторону тем, что для них «неприемлема пропасть между принципами и практикой» (стр. 36). Впрочем, уже на следующей странице автор поливает тех же евреев за то, что на самом деле они вовсе не желают соответствовать заявленному идеалу: «Они… хотят вознаграждения за несамостоятельность, за лень, за конформизм, за послушание». Прямо пророк гнева какой-то, прости Г-споди!
Если бы благонамеренный читатель не знал, что Александр Воронель – весьма достопочтенный человек, причем вовсе не в том смысле, что Брут (да за один журнал «22» ему нужно памятник поставить!), тут бы он закрыл книгу навсегда. И допустил бы большую ошибку. «Настоящий» текст начинается после первых двухсот с небольшим страниц, посвященных вопросам либо забытым («субъективное переживание национальной принадлежности» в стране победившего социализма, да сотрется память о ней), либо забытым и одновременно неинтересным («вечный комиссар» Троцкий как еврейское зеркало русской революции, да сотрется память о ней). Затем начинается тема вечная: евреи и русские, мы и они, что нам в них не нравится и что им в нас. «И вместе, и врозь» – а все равно вместе. Скованные одной цепью русского языка, объединенные общим прошлым мальчиков и девочек из хороших семей и, учитывая очевидный закат Европы (горе миру, где Шпенглер прав), не могущие рассчитывать сменить круг общения.
Где проблема русско-еврейских отношений – там не обойдется без критического анализа Солженицына. Различным аспектам солженицынского отношения к евреям и столкновениям двух национализмов посвящено ровно сто страниц повествования, три крупных эссе. Сразу отмечу: критика гораздо более уважительная, чем статейки всяких журналистов, заполнившие в последние годы русскую еврейскую прессу. По многим позициям Воронель и Солженицын вообще придерживаются одинаковых взглядов. На самом деле, анализ сходств и различий подходов национально мыслящего русского консерватора и национально мыслящего еврейского либерала (в традиционном, разумеется, понимании этого термина: «либерала» как Герцль и Жаботинский, а не как Б.А.Березовский или Йоси Бейлин) заслуживает отдельного анализа, далеко выходящего за пределы данного текста. Но читается этот интеллектуальный поединок с уважаемым оппонентом, безусловно, на одном дыхании.
За проблемами вечными приходит черед проблем актуальных. Воронель и десятки тысяч других русско-еврейских интеллектуалов репатриировались в Израиль и вновь решают для себя проблемы культурной самоидентификации. В «Трепете…» Воронель противопоставляет русских интеллектуалов русским евреям. Спустя два с лишним десятилетия, в эссе «Мы и они», автор пишет о том, насколько русские евреи оказались русскими интеллектуалами в Израиле (т.е. получив свободу быть евреями). Отношение к исследуемому «людскому материалу» поменялось коренным образом. Слава Б-гу, а то, читая ранние работы Воронеля, можно было прийти к неутешительному выводу, что он из тех, кто «не может поступиться принципами». Новая ситуация требует новых принципов – и автор немедленно ими обзаводится.
Не меньшее место, чем актуалии еврейско-русской самоидентификации, занимают в книге актуалии еврейско-арабского противостояния. Здесь Воронель нисколько не стесняется своей «русскости» и пишет не то, что политкорректно, а то, что он видит своими глазами: «Я не хочу, чтобы у читателя возникло впечатление, что автор или кто-нибудь другой в Израиле против еврейско-арабской дружбы. Я только решительно против распространения заведомо ложного утверждения, что такая дружба где-нибудь в заметных масштабах существует» (стр. 353). Временами проявляется даже мечтательная славянская душа: «… миролюбие Запада истощилось уже почти до того последнего предела, за которым начинаются ковровые бомбардировки» (стр. 361). Блажен, кто верует… Совсем рядом, впрочем, тексты о полной и окончательной выморочности современной западной охлократии.
Все эти материалы читать если не увлекательно (читатель и без того знает, что «национально-освободительное движение» – это банда, а «права человека» не существуют в отрыве от обязанностей человека, поэтому говорить о каком бы то ни было «праве» палестинцев весьма и весьма преждевременно), то, по крайней мере, приятно. Как приятно поговорить с умным, умеренным человеком, отчасти скептиком, принадлежащим к твоей культуре. А если затем вновь открыть «Трепет иудейских забот» – начинаешь воспринимать эту работу по-новому. Это до чего же надо было краснопузым довести умного, умеренного человека, отчасти скептика, чтобы он ТАКОЕ думал?!
Дмитрий Прокофьев
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru