[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАЙ 2004 ИЯР 5764 – 5 (145)
ВОСПОМИНАНИЯ БАБУШКИ ИЗ ХОРОШЕЙ СЕМЬИ
Полина Венгерова.
Воспоминания бабушки.
М. : Мосты культуры; Jerusalem: Gesharim, 2003. – 350 с.
Если бы А.И. Солженицын имел возможность пользоваться мемуарами Полины Венгеровой, работая над своими «Двести-вместе», не сомневаюсь, он цитировал бы эту книгу страницами. Полина Венгерова как будто специально задалась целью представлять собой «идеал еврея для русского интеллектуала»: человека, гордого своей еврейской особостью и в то же время уважительно относящегося к «особости» других; не стесняющегося своего консерватизма и в то же время активно участвующего в строительстве новых общественных институтов. Женский вариант солженицынского Архангородского en chair et en os*.
Свой консерватизм Полина Венгерова заявляет демонстративно, едва ли не назло читателю. Напомним: «Воспоминания бабушки» появились в печати в 1906-1909 годах, когда полуграмотные апологеты «социального прогресса» и какой-то там справедливости господствовали на печатных страницах точь-в-точь как сейчас. В то время положительно отозваться о Николае I или о графе Уварове считалось столь же непристойным, как сегодня помянуть добрым словом Пиночета или режим апартеида в ЮАР. Полина Венгерова пишет о «масштабных» и «благословенных» реформах императора Николая I, «повлекших за собой духовное и даже физическое возрождение литовских евреев»; характеризует николаевского министра просвещения С.С. Уварова (известного лозунгом «православие-самодержавие-народность») как «образованного и гуманного». «Прогрессивным идеям» отдается должное, но всякий раз подчеркивается, что нельзя получить что-то от прогресса, не отдав взамен чего-нибудь, возможно, куда более важного: «Просвещение расшатало <…> благословенную супружескую жизнь и разрушило много драгоценного добра». При этом, что особо обращает на себя внимание, автор не только не оправдывается за свои взгляды, но и не ввязывается в бессмысленную полемику с «прогрессистами»: много чести…
Воспоминания Полины Венгеровой свободны и от модного ныне (и еще более модного в начале прошлого века) заигрывания с молодежью. Еще в начале повествования автор высказывает достаточно пренебрежительное отношение к «поколению, которое выбрало Пепси и идет за Клинским», характеризуя жизнь молодого поколения начала ХХ века как «непрерывную погоню за наслаждениями». Во второй части повествования она уже открыто предостерегает от «глубоких теней, надвигающихся на пути новой молодежи»: «Трагедией и роком этого юношества было то, что оно выросло без традиции <…> эти юноши нигде не обрели вдохновения». И далее: «Третье поколение! Покажите мне ваше счастье, покажите благородство вашей морали!»
И ведь как в воду глядела! Десяти лет не прошло – и это поколение навлекло на Россию самую страшную катастрофу со времен татаро-монгольского завоевания, а затем сгинуло без следа в собственными руками созданной мясорубке. Слава Б-гу, Полина Венгерова этого разорения не застала: Всевышний призвал ее накануне трагедии, в 1916 году.
Корни «трагедии юношества» Полина Венгерова видит прежде всего в том, что просвещение и «прогресс» пошли светским, а не религиозным путем. «Толковые учителя могли бы легко привлечь интерес молодых к великому еврейскому прошлому <...> пробудить в них гордую уверенность, что они принадлежат к народу с богатой старой потрясающей культурой и историей. Тогда еврейские юноши не терялись бы при первом же соприкосновении со школьной молодежью другого племени, не испытывали бы унижения при всяком напоминании об их еврейском происхождении, не отвернулись бы столь гневно от своего народа, не забыли бы своего долга, не отдали бы столь безоглядно свои силы на службу “другим”. А они это сделали. К сожалению, еврейские учителя религии не всегда и не везде оказались на высоте своей задачи».
На самом деле Полина Венгерова пишет о евреях то же самое, что спустя почти столетие Солженицын написал о русских. «Другие народы и нации берут из современных и чуждых течений и идей лишь то, что соответствует их характеру, сохраняя при этом свою идентичность и самобытность. Над еврейским же народом тяготеет какое-то проклятие, и он почти всегда усваивает чужое и новое не иначе как ценой отречения от старого, от самого своего исконного и священного».
Альтернативу бескорневому (и потому заведомо бесплодному) «прогрессизму» Венгерова видит в «гордой патриархальной жизни». С какой тщательностью и любовью она описывает жизнь в традиционном еврейском доме! Жизнь внешне простую (а для непонимающего «прогрессиста» и вовсе косную, о чем свидетельствуют многочисленные инвективы Шолома Аша, Шолом-Алейхема и других представителей еврейской литературы начала прошлого века), но исполненную высшего смысла, потому что отношения между людьми были производным от взаимоотношений человека со Всевышним. Насколько эта «консервативная» жизнь выглядит более осмысленной, чем метания модернизированных евреев, погнавшихся за призраками «прогресса» – «в христианство и обратно, и вокруг света»!
Но гордиться «своим», сохраняя открытость для всякого благотворного влияния «чужого», способна только элита – те, кто это «свое» создал, кто был призван его сохранять, приумножать и развивать. Для Полины Венгеровой, в ее модели мира, очень важным является понятие бас тойвим – «дочь ученого и религиозного человека», или «девочка из хорошей семьи» в вольном переводе с ашкеназского иврита. Традиционное еврейское общество, представленное автором «Воспоминаний бабушки» в качестве социального и культурного идеала, обладало развитым механизмом формирования элиты: состоятельные люди старались выдать дочерей замуж не за богатых, а за ученых. В свою очередь и дочери эти, «девочки из хороших семей», получали солидное домашнее образование – они уступали мужьям в знании Талмуда, но не в знании литературы и иностранных языков. Каждая новая «хорошая семья», возникавшая таким образом, была внутренне уравновешенной, гармоничной: отношения мужа и жены строились на принципах «равноправия» в исконном, не искаженном «идеями французской революции» значении этого слова. Хотя главной точкой приложения женских сил оставался Дом, женщина не была «порабощена» или «унижена»: она осуществляла активную общественную деятельность (Полина Венгерова, например, патронировала две школы по обучению ремеслам девушек из несостоятельных семей). Разумеется, женщина в такой семье на равных с мужем общалась с представителями нееврейской элиты. «Семья по Стриндбергу» возникла только с проникновением «прогрессивных идей»: не без злой иронии Полина Венгерова подмечает, что именно ревнители свободы-равенства-братства становились «величайшими домашними деспотами по отношению к женам, от которых требовали безропотного и безоглядного исполнения своих желаний». Гармония «хорошей семьи» была разрушена прогрессивными «мачо» (это единственный момент, когда «девочка из хорошей семьи» не сдержалась – и прошлась по «плебейским рукам, вцепившимся в плод от древа познания»).
Слава Б-гу, Полина Венгерова не ответила на мужскую дурость дуростью женской и не превратила свою his-story в феминистскую her-story (видимо, чувство русского языка спасло от непристойности). Ее воспоминания – не история «борьбы-за-неотъемлемые-права», а история Народа. Читается на одном дыхании.
Дмитрий Прокофьев
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru