[<<Возрождение] [Архив]        ЛЕХАИМ  МАЙ 2004 ИЯР 5764 – 5 (145)

 

Малка значит «Царица»

Заслужить репутацию изысканной, утонченной, мудрой и одновременно скромной, обаятельной и великодушной женщины нелегко. Возможно, каждая женщина достойна того, чтобы для нее создавались поэтические строки, чтобы ее облик был запечатлен на холсте влюбленного художника, но далеко не каждой дано нести эту «корону» так, чтобы свет вокруг не меркнул, а интерес к ней не угасал на протяжении всей ее жизни.

Эти слова хорошо раскрывают образ удивительного человека – ребецн Малки Гуревич, супруги главного раввина Узбекистана и Средней Азии Абе-Довида Гуревича, одной из основательниц Центра еврейского воспитания, детского еврейского сада и просто интересного человека…

 

– Ваше имя – Малка – означает «царица»?

– Да, так меня назвали в честь покойной бабушки со стороны отца.

 

– Расскажите, пожалуйста, о родителях, о ваших детских и юношеских впечатлениях.

– Я родилась на Житомирщине, в семье глубоко и искренне религиозной, никогда не порывавшей связи с еврейскими традициями. Мой папа, Исроэл Монис, экономист по образованию, работал финансовым директором фаянсового завода. Он был одним из инициаторов петиции властям города о восстановлении в 1946 году синагоги, закрытой в период борьбы с «религиозным дурманом». Моя мама – Брушка – из семьи, несколько поколений которой жили в западных регионах России и которая не утратила еврейского духа.

А детские впечатления у меня связаны с войной. В начале войны папа был призван в армию, а мама со мной, тогда трехлетней, и с сестрой своего шурина Хайкой успела эвакуироваться. Несколько нелегких лет мы провели в Бухаре. После войны вернулись на Украину. Дом нам возвратили. Но вот здоровье родителей... Папа пришел с фронта тяжелораненым, мама тоже серьезно заболела. Папа работал, а мы с Хайкой ухаживали за мамой.

В начале 1945 года ее не стало... Хайка старалась заменить мне маму, насколько это было возможно. Но маму никто заменить не может.

Окончив среднюю школу, я поступила в Львовский финансовый техникум. Во Львове же познакомилась с Довидом, человеком твердых убеждений, тоже воспитанным в духе еврейских традиций. Вскоре мы поженились, и я стала Малкой Гуревич.

– Как проходило ваше бракосочетание?

– Наша свадьба была очень скромной, но зато она была устроена по всем правилам. Хупа была во дворе. Миква, которой тайно пользовались хабадники еще в довоенные годы, находилась в подвале общественной бани. Миква обросла мхом, и надо было быть хорошей спортсменкой, чтобы войти в нее и затем выбраться оттуда. Позже свекор построил идеальную микву в синагоге на Краковской улице во Львове.

Семья Гуревичей приняла меня очень сердечно. Началась нелегкая самостоятельная жизнь. Нам помогал мой отец – с оказией передавал то мешок картофеля, то мешок муки... Но мы были счастливы! Довид, закончив с отличием техникум и получив «красный» диплом, сумел устроиться старшим электриком в воинскую часть Львовского гарнизона и даже получить ордер на жилье. Мы получили комнату в 9,6 квадратных метра. Мы были буквально на седьмом небе от счастья! Наш пятиэтажный дом – самый высокий в ту пору – располагался на  высоком месте, а квартира была на пятом этаже. Люди шутили: «Вы ближе всех к Б-гу».

 

– Как же вы размещались в такой маленькой комнатке, да еще вместе с детьми?

– Да, у нас к тому времени уже родились Борух и Броха. Когда было необходимо, глава семьи ставил для себя раскладушку у двери, так что никакому воришке не удалось бы нас обокрасть. Это тоже была наша семейная шутка: глава семьи на страже покоя и семейного достояния. Кроватка Боруха, сделанная из алюминиевых планок, была шириной около сорока сантиметров. Новорожденная дочь лежала в коляске, которую часто вывозили на балкон общий с соседями, где она спала и летом, и зимой, зато на воздухе.

В 1961 были арестованы практически все начальники цехов и мастера. КГБ вел тогда громкое дело по экономическому подрыву основ государства. В управлении появились новые люди. И конечно, с новым руководством немыслимо было говорить о соблюдении Субботы. Мы переехали в Ташкент.

– А как у вас налаживалась жизнь в Ташкенте?

– После Львова, где было всего пять еврейских женщин, ходивших всегда с покрытой головой, ситуация в Ташкенте была иной: на женщин с платками на голове никто не обращал внимания. К тому же здесь жили несколько десятков хабадских семейств. Почти Иерусалим! А жили как все. Дети росли. Пришла пора определять их в школу. Но в какую? Ведь в государственных школах по субботам работали. А других школ тогда не было… Восьмилетнего Боруха отправили в Самарканд, в ешиву «Томхей Тмимим». Через год реб Довид организовал в Ташкенте филиал самаркандской ешивы, и Борух продолжил религиозное обучение дома. Мальчик целый год выходил подышать свежим воздухом только ночью, когда все вокруг спали, так что никто из соседей не догадывался о том, что ребенок школьного возраста живет дома, но в школу не ходит. Наша семья была единственной, во всяком случае в Ташкенте, в которой дети не ходили в советскую школу, где постулировалось официальное безбожие и вульгарный материализм. Лишь в последний год перед выездом в Израиль сын надевал ранец и шел мимо школы на занятия к раввину Залману Боберу.

Однажды наши друзья сообщили, что КГБ известно «о преступных занятиях» моего мужа с детьми. Жизнь держала нас в постоянном напряжении. Не было стабильности, уверенности, что «завтра будет лучше, чем вчера». Вся надежда была только на Б-га и на Ребе. И в 1971 году мы наконец вырвались из «коммунистического рая» и уехали в Израиль. Приехав в Израиль, наши дети продолжили образование со сверстниками, родившимися и учившимися в свободном мире, но разницы в уровне образования не ощущалось. Старший сын получил согласие и благословение Ребе учиться в самой престижной ешиве мира – «Томхей Тмимим».

 

– Вы расскажете о ваших встречах с Ребе? Ведь вам довелось не один десяток раз бывать у него на аудиенции. Что для вас наиболее значимо?

– Все! Все встречи знаменательны и значимы. Вспоминаю, как в 1972 году я приехала на Пурим и впервые удостоилась аудиенции у Ребе. Ребе говорил «об особом призвании быть женой талмудиста». Он с глубоким сочувствием сказал: «Нелегко вам жилось. Но теперь от вас потребуется самоотверженность только потенциальная, уже не придется рисковать жизнью...» А однажды я посетовала, что один из моих внуков слаб здоровьем и спросила, что надо сделать, чтобы ребенок окреп и выздоровел. Ребе даже не отреагировал на мое беспокойство, а только ответил: «Вы будете иметь от него и от других внуков много счастья». Внук с тех пор здоров, отлично учится. Это – чудо!

– Как вы восприняли жизнь в Узбекистане после двадцатилетней эмиграции? Почему решили снова приехать?

– Произошло чудо: Советский Союз стал меняться, хотелось убедиться в этом. А главное, Ребе благословил нас на возвращение и пожелал удачи. Его благословения всегда сбываются. Первое, что мы увидели и что нас поразило, – вещевые рынки, где люди свободно продавали и покупали домашнюю утварь и одежду. Их никто не преследовал. В Ташкенте мы сразу въехали в свой дом, купленный, что называется, «не глядя». Несколько месяцев пришлось обходиться без хлеба, поскольку привезенный с собой кончился и прошло немало времени, пока мы договорились о приготовлении кошерного хлеба.

 

– Но трудности, с которыми вы столкнулись, не помешали активной деятельности: вы председатель женской организации, вы ведете регулярные занятия в женском клубе; курируете еврейский детский сад и микву. Кроме того, много внимания уделяете «страждущим и жаждущим», «немощным и неимущим»…

– Но ведь мы посланники Ребе, и наша цель – возрождение не только традиций, но и духа нашего народа. В еврейской среде всегда были и есть люди, нуждающиеся в материальной или моральной поддержке, и дело каждого еврея – помогать другим.

Записала Г. Дресвянская

 

 

[ << Назад ]  [ Содержание ]

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru