Свадьба.

 

 

Адольф-Карл фон Ротшильд.

 

 

Людвиг Бёрне.

 

 

Генрих Гейне.

 

 

Габриель Риссер.

 

 

Барух Эшвег.

 

Возвращение еврейского добровольца с войны за освобождение в родной дом, живущий по старым традициям.

 

 

Визит Лессинга и Лафатера к Мозесу Мендельсону.

 

 

Канун Субботы.

 

 

Наступление Субботы.

 

 

В Субботу после полудня.

 

 

Прикосновение к Торе.

 

 

Субботний отдух на улице.

 

 

Авдола.

 

 

Пурим.

 

 

Пейсах.

 

 

Ханука.

 

 

Швуэс.

 

 

Суккос.

 

 

Йом Кипур.

 

 

Бар-мицва.

 

 

Раввинское благословение.

 

 

Ребенок вступает в Завет.

 

 

Йорцайт на фронте.

 

 

Заповедь цдоки.

 

 

Автопортрет с женой.Рим и Иерусалим Морица Оппенгейма

Грета Ионкис

 

Рим и Иерусалим – это как бы две вершины и два ориентира одного из первых еврейских художников Морица Оппенгейма, в жизни и творчестве которого как в зеркале отразились устремленность немецкого еврейства из гетто в большой мир, к эмансипации, и вместе с тем – желание не отрываться от своих корней.

 

Родившийся в январе порубежного 1800 года в гетто Ханау (городок близ Франкфурта), Оппенгейм прожил долгую, исполненную трудов жизнь, сумел войти в высшее общество Германии (его называли художником Ротшильдов и Ротшильдом художников), при этом сохранил верность еврейству и умер восьмидесяти двух лет в окружении шестерых детей и многочисленных внуков, как и подобает главе патриархальной еврейской семьи. Он оставил громадное наследие: сотни, если не тысячи, картин маслом, акварелей, рисунков, графики.

Незадолго до смерти он написал для детей и внуков воспоминания о своей молодости. Я разыскала эту небольшую книжечку, изданную его внуком, тоже художником, в 1924 году. Она помогает понять этот феномен – эмансипированного еврейского художника ХIХ столетия, образно говоря – Рим и Иерусалим в одном лице.

Маленький Мориц регулярно посещал хедер, изучал Тору, но часто бывал с матерью и в театре. На дворе было наполеоновское время, и евреям Германии легче дышалось. Процесс их эмансипации набирал обороты. Родители отдали Морица в гимназию, рассчитывая на карьеру врача, но когда обнаружились его способности к живописи, это не стало трагедией, как бывало в патриархальных еврейских семьях. Они не воспротивились желанию юноши. Мориц блестяще окончил местную академию рисунка, стал любимцем ее ректора. В возрасте 20 лет отправился продолжать образование во Франкфурт, затем в Мюнхен и, наконец, в Париж. Однако в ту пору столицей художников был Рим, и вскоре Мориц переезжает туда. На берегах Тибра проведет он четыре года, здесь завершается его становление.

В Риме Оппенгейм сблизился с группой немецких художников, которые входили в «Союз святого Луки» (св. Лука издавна считался покровителем живописцев; в Амстердаме можно и сегодня видеть дом ХVII века с его изображением над входом. Полагают, там была художественная мастерская, где работал Рембрандт). Немецкие художники, создавшие собственную общину в Риме, именовали себя «назарейцами». Этим они подчеркивали свою приверженность религиозному христианскому искусству позднего средневековья. Молодого Оппенгейма влекла к ним не только их художественная манера, ярче всего проявившаяся в скульптуре Шадова, создателя дюссельдорфской романтической школы, но и сосредоточенность на библейских сюжетах. Среди его лучших работ этого периода – «Сусанна и старцы». Не менее значительным было влияние скульптора Торвальдсена, великого классициста. Датчанин покровительствовал молодому Оппенгейму и поощрял его занятия портретной живописью, в которой тот вскоре очень преуспеет. Оппенгейм черпал из разных источников, его искусству присущ некоторый эклектизм, но это делает его полотна еще более эффектными. Академический романтизм будет господствовать в немецкой живописи вплоть до 1860-х годов.

Здесь, в Италии, завязались тесные связи художника с будущим директором франкфуртского Института искусств Филиппом Фейтом, внуком известного еврейского философа-просветителя Мозеса Мендельсона (он тоже принадлежал к общине «назарейцев»), и с известным берлинским художником Хензелем, женатым на сестре музыканта Феликса Мендельсона-Бартольди (Феликс и Фанни – также внуки дедушки Мозеса). Но главным событием, имевшим последствия для всей дальнейшей жизни художника, стала встреча в Неаполе с бароном Карлом-Майером фон Ротшильдом, финансовым советником королевской семьи. Однако не станем забегать вперед.

В 1825 году Оппенгейм возвращается в Германию и поселяется во Франкфурте, где в эту пору уже жили два его брата. Здесь он женится на подруге детства. После ее безвременной смерти, оставшись с тремя малолетними детьми, женится  на Фанни Гольдшмидт, уроженке Франкфурта. Семья не знает нужды: Оппенгейм – модный портретист, он добивается поразительного сходства, заказы сыплются со всех сторон, от евреев и неевреев. Гёте в восторге от его иллюстраций к «Герману и Доротее». Он считает, что Оппенгейм блестяще передал немецкий дух его поэмы. Он устраивает выставку художника в своем доме и добивается от Карла-Августа профессорского звания для своего протеже.

В искусстве портрета Оппенгейм все больше отходит от романтического стиля «назарейцев». Теперь ему ближе домашний реализм Бидермейера. Этот бюргерский стиль, возобладавший в архитектуре и живописи Германии и Австрии в середине XIX века, отвечает не только новому положению художника, которому покровительствуют уважаемые состоятельные заказчики, но и соответствует его светлому, радостному мироощущению, его темпераменту.

Именно в этом стиле выдержаны многочисленные портреты представителей трех поколений семейства Ротшильдов, связи с которым у Оппенгейма со временем упрочились. Во Франкфурт вернулся из Неаполя барон Карл-Майер. Завязались отношения и с домом Акселя Ротшильда, его жена стала ученицей художника и его преданным другом. Оппенгейм не только пишет портреты членов семьи, но декорирует их особняки, дает рекомендации по приобретению произведений искусства, получает полномочия покупать их по всей Европе, имеет дело как с коллекционерами, так и с музеями.

Не впадайте в меланхолию, если вам не довелось увидеть ни одного из многочисленных оппенгеймовских портретов, запечатлевших знаменитых финансовых магнатов и их родственников. Зато вы определенно видели портрет Генриха Гейне, написанный Оппенгеймом в 1830 году. Молодой поэт был проездом во Франкфурте, и художник уговорил его позировать. Портрет не раз воспроизводили в собраниях сочинений и сборниках поэта, которые появлялись в нашей стране. Сам Гейне считал портрет удавшимся, одобрял за сходство. Спустя двадцать лет он обратился к Оппенгейму с просьбой позволить его другу и доверенному лицу сделать гравюру с портрета, и художник уважил просьбу поэта. Только за этот один портрет мы бы могли быть бесконечно признательны мастеру. Нелишне знать, что Оппенгейм написал также портрет Людвига Бёрне, незаурядного публициста и писателя, родившегося в семье еврея-банкира и проживавшего до 1830 года во Франкфурте. Бёрне и Гейне были противниками, постоянно полемизировали. Возможно, художник не вникал глубоко в суть их споров, но знакомство с обоими характеризует Оппенгейма как человека, причастного к интеллектуальной жизни Германии.

Значительных успехов добился Оппенгейм и в области жанровой живописи. Ярким примером тому служат картины «Феликс Мендельсон, играющий перед Гёте» или «Визит Лессинга и Лафатера к Мозесу Мендельсону». На них запечатлены реальные события из жизни исторических лиц. Первой жанровой картиной на еврейскую тему стало «Возвращение еврейского добровольца с войны за освобождение в родной дом, живущий по старым традициям» (1833). На картине изображен один из еврейских добровольцев, сражавшихся и погибавших за Германию в борьбе против Наполеона. Оппенгейм сознательно напомнил об участии евреев в этой войне, ибо после ее окончания и решений Венского конгресса 1815 года положение евреев в Германии значительно ухудшилось. Оппенгейм смог самолично прочувствовать это ужесточение официального курса: 25 лет добивался известный художник разрешения властей свободного города Франкфурта считаться его гражданином. Он подал 10 прошений, они были отклонены на том основании, что он является евреем, не рожденным во Франкфурте. Лишь в 1851 году ему было дано гражданство города, славу которого он приумножил.

Картина «Возвращение добровольца» была приобретена соплеменниками Оппенгейма и преподнесена в дар известному поборнику еврейских прав Габриелю Риссеру, издателю журнала «Еврей», который стал вице-президентом Франкфуртского учредительного парламента в 1848 году. Будучи близким другом Риссера, Оппенгейм встречался с многими реформаторами, добивавшимися равноправия евреев, но сам в этом движении не участвовал.

Его участие в еврейской жизни проявилось иначе: последние двадцать лет были отданы картинам из серии «Еврейская семейная жизнь». В итоге в 1882 году появился большой том, содержащий 20 листов иллюстраций, с предисловием и комментариями раввина Леопольда Штайна и имеющий название «Картины традиционной еврейской семейной жизни».

Для Оппенгейма и многих его современников иудаизм был не собранием религиозных догматов, а скорее организующим принципом бытия. Изображая святость еврейского дома, семьи, художник сознательно подчеркивает их главную роль в формировании религиозного чувства. В этих жанровых сценах предстает нечто более значительное, чем просто церемония бар-мицвы, свадьбы, празднования субботы или судного дня, они одушевлены патриотическим национальным чувством. Штайн назвал Оппенгейма «размышляющим художником». Еврейская любовь к семье, еврейское чадолюбие предстают у него неиссякаемым источником животворной веры в непрерывность духовной жизни.

Хронологически большинство сцен относятся к последним десятилетиям ХVIII века. Перед нами проходит жизнь еврейского гетто, которого больше не существует. Бросается в глаза идеализация прошлого. Она заметна и в комментариях Штайна: «В гетто, где евреев по ночам запирали, превращая в городских узников, они себя чувствовали на самом деле свободными: “Что? Они нас заперли? Вовсе нет! Это мы их не впускаем”»

Невольно вспоминаются Марк Шагал и Шолом-Алейхем с их поэтизацией-идеализацией еврейских местечек царской России. Впрочем, в «Истории немецких евреев» Адольфа Кохута, появившейся на исходе ХIХ века, это явление предвосхищено: «Мир теперь с изумлением узнает, что в гетто были не только грязные стены и узкие закоулки, но и бездна поэзии и духовности». Мориц Оппенгейм одним из первых увидел недавнее жалкое прошлое немецких евреев в новом свете.

В 1900 году во Франкфурте была организована выставка произведений Оппенгейма в честь столетней годовщины со дня его рождения. В каталоге числится 142 наименования, из которых почти треть составляют портреты. Сейчас такая выставка вряд ли была бы возможна. Значительная часть картин погибла во время Холокоста, часть уцелевших хранится ныне в Национальном музее Иерусалима. Мориц Оппенгейм не входит в пантеон великих мастеров прошлого, но он заслужил право на благодарную память своего народа.

 

 

 

<< содержание

 

 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 

E-mail:   lechaim@lechaim.ru