Рабу ли царствовать...

Маркус Леман

Окончание. Начало в № 5–8

Глава двадцать первая

Раббан Гамлиел

Слушая рассказ Элиезера, Итамар изумлялся все больше и больше.

– Собственно говоря, – сказал вдруг старик, – все наши беды косвенным образом происходят от твоего отца. От необъяснимого завещания, по которому он оставил свое достояние этому негодяю. Конечно, Эльяким не надеялся, что ты когда-нибудь вернешься домой, и тем не менее...

– Прошу тебя, Элиезер, – прервал собеседника Итамар, – не говори, пожалуйста, дурно о моем покойном отце, да будет ему земля пухом! Все, что он сделал, он, вне всякого сомнения, сделал по зрелом размышлении. Ты же сам говорил, что у них с раббаном Гамлиелом был продолжительный разговор. Уж наверное отец посоветовался о своих делах с величайшим мудрецом Израиля! Я знаю, как надо поступить. Я прямо отсюда отправлюсь к нему. Думаю, у него есть что сказать сыну Эльякима. А теперь ответь, пожалуйста, где Тирца?

– Ушла навестить больную подругу. Ты и вообразить не можешь, как все это ее сломило... Когда до нас дошло известие, что корабль твой утонул и ты погиб...

– Откуда эта ложь?

– От Орева.

– Опять Орев! – вскипел Итамар. Его трясло от гнева и возмущения. Он едва удерживался, чтобы не выкрикнуть просившиеся на язык ругательства.

– Погоди, Итамар, не торопись, – попросил Элиезер. – Успокойся. Ты еще не рассказал мне, как тебе удалось выжить и оказаться на свободе.

Итамар поведал ему свою историю. Отец Тирцы слушал, затаив дыхание, а когда юноша умолк, торжественно произнес:

– Верно сказал царь Шломо: «Отпускай свой хлеб плыть по водам, ибо по прошествии многих дней вновь найдешь его». Если бы тогда, в Яффо, ты не спас этого римлянина от смерти, не видать бы тебе ни воли, ни Иерусалима.

– Да, я тоже процитировал Ореву слова царя Шломо насчет хлеба, когда он убеждал меня бросить римского офицера, почти бездыханного, на произвол судьбы..

– Хорошо, – сказал Элиезер. – Теперь следует решить, как нам действовать дальше. Орев ни за что на свете не пожелает отказаться от невесты, а у меня нет денег, чтобы вернуть ему долг.

– Прежде всего нужно повидать раббана Гамлиела, – проговорил Итамар. – Возможно, встреча с ним что-то изменит. А вообще-то особенно беспокоиться не о чем. У меня в Риме есть богатые друзья, да и нынешний наместник Иудеи, Понтий Пилат, ко мне благоволит. С Б-жьей помощью отыщем способ уберечь тебя от позора, а твою дочь – от этого презренного и подлого раба. Я думаю...

– Итамар, дорогой мой! – перебил гостя Элиезер. – Солнце склоняется к закату, скоро вечер. В этот час Орев обычно посещает наш дом. Лучше тебе пока с ним не встречаться.

– Ты прав, – согласился Итамар. – Сегодня не стоит. Я пойду, а завтра вернусь и увижусь наконец с Тирцей. Смотри же, не проговорись Ореву о моем возвращении, иначе эта хитрая, злобная лиса обязательно придумает что-нибудь такое, что еще больше осложнит нам жизнь.

– Не проговорюсь, – пообещал старик. – Ступай с миром, и да будет Г-сподь к тебе милостив!

С этим напутствием Итамар зашагал к дому раббана Гамлиела, но там узнал от привратника, что глава Израиля отправился к римскому наместнику и вряд ли скоро вернется. Он решил переночевать в той же таверне, где остановился утром. Велел принести ужин к себе в комнату, но от волнения ничего не мог есть. Помолился маарив, лег, закрыл глаза, однако уснуть тоже не смог. В голове роем кружились мысли. Отчего отец, который так его любил, сделал единственным наследником Орева? Отчего не поручил заниматься своей собственностью суду мудрецов, – с тем, чтобы суд стал ее опекуном и сберег на случай возвращения сына? Ведь надежда всегда умирает последней... А если возвращение Итамара казалось отцу и вовсе несбыточным, то отчего не отдал он все свои деньги на благотворительные цели? Странно получается: столько лет, несмотря на просьбы Орева, отец отказывался его освободить, а тут вдруг оставляет ему все, чем владеет. И тем самым дает возможность стать свободным... А может, завещание подделано? Может, Орев добился его хитростью? Или силой? Однако если так, то опять же почему суд не опротестовал документ?..

Восточный край неба уже слегка посветлел, когда Итамар наконец забылся тревожным сном. Во сне ему привиделся отец; он стоял перед ним и смотрел с любовью, и наставлял его:

– Иди, сын мой, к раббану Гамлиелу, только он разрешит все твои сомнения.

Итамар проснулся, когда солнце высоко стояло в небе. Вскочив, он торопливо умылся, схватил свои талес и тфилин и поспешил в синагогу при доме раббана Гамлиела. Он уже пропустил утреннюю молитву, но все равно хотел помолиться там, где это делают члены общины.

Кончив молиться, Итамар не без робости подошел к раббану Гамлиелу, сидевшему поодаль. Тот радушно приветствовал его:

– Мир тебе, Итамар, сын Эльякима!

– Мир и тебе, глава Израиля! Но разве почтенный наставник знаком со мной?

– Понтий Пилат известил меня вчера о твоем приезде. Благословен Освобождающий узников. Пойдем ко мне в комнату, я должен сообщить тебе нечто важное.

Глава двадцать вторая

Свидание с Оревом

Примерно час спустя Итамар покинул жилище раббана Гамлиела; лицо его сияло. Раббан Гамлиел усадил гостя завтракать с собой и кое о чем ему поведал. Это и привело юношу в радостное настроение. Теперь он направлял стопы к отчему дому. Навстречу ему неспешно шел какой-то молодой человек. Приблизился, вгляделся и громко воскликнул:

– Благословен Возвращающий к жизни мертвых! Здравствуй, дорогой мой друг Итамар!

Итамар узнал этот голос. Он бросился к Эльазару с распростертыми объятиями:

– Товарищ мой незабвенный! Благословен оставивший тебя в живых! Как твой отец? Как наши друзья?

– Отец мой ушел путем всего живого. Ныне, я уверен, у престола Всевышнего он вместе с другими праведниками просит милости для всех нас. В час его похорон на кладбище явился некий старец, убеленный сединами и светлый ликом. Люди считают – это был сам пророк Иехезкел, который пришел воздать отцу последние почести за спасение своей книги. Все наши друзья здоровы и благополучны. Ох, Итамар, сколько горя ты нам принес! Как мы страдали из-за тебя! Если бы тогда, в пещере, ты рассказал нам, что открылся этому презренному рабу и он знал о наших планах, все могло повернуться по-другому...

– Как? – вскричал Итамар. – Тебе это известно? Откуда? Говори же!

– О, я давно раскусил вашего Орева! – невесело усмехнулся Эльазар. – Да и раббан Гамлиел видел его насквозь, оттого и уговорил твоего отца составить такое необычное завещание.

– И об этом ты знаешь?

– Честно говоря, не так уж и трудно было догадаться, где зарыта собака. Поверь мне. Весь город был в недоумении по поводу странного завещания реб Эльякима. Я слышал, как роптали люди, но никому не сказал ни слова. Держал свою догадку при себе. Зачем, согласись, было мне встревать в это дело, коль скоро молчал сам раббан Гамлиел?.. Куда ты теперь?

– Хочу потребовать ответа у этого мерзавца, – нахмурился Итамар.

– В таком случае позволь мне, пожалуйста, сопровождать тебя, – заволновался Эльазар. – Если ты не против, Барак тоже к нам присоединится. Ты ведь помнишь Барака?

– Неужели тебе страшно за меня? – с улыбкой спросил Итамар. – Это же нелепо. Верные слуги отца не позволят и волосу упасть с моей головы.

Эльазар удивился:

– Разве тебе не сказали, что Орев удалил из дома еврейских слуг Эльякима, всех до единого, и продал его рабов? Нынче он окружен только новыми людьми.

Тут уже пришла очередь удивляться Итамару:

– Да как же люди не протестовали, видя такое безобразие?

– Напротив, – возразил Эльазар. – Все видели в этом не безобразие, а мудрый шаг. Орев превратился из раба в господина, стало быть, он должен был требовать соответствующего к себе отношения. Чего трудно было ожидать от слуг и рабов Эльякима – прежних его товарищей. Так или иначе – ясно одно. Если Орев замыслил против тебя худое, во всем доме не найдется человека, который встал бы на твою защиту.

Взяв Итамара за руку, Эльазар повел его к дому Барака. Тот жил на соседней улице, совсем неподалеку от места встречи друзей.

– Ты только погляди, кто со мной! – крикнул Эльазар хозяину, едва открыв дверь.

Несколько секунд Барак недоуменно смотрел на Итамара, потом протянул ему руку.

– Мир тебе, дорогой гость! Верно, ты достойный человек, раз Эльазар привел тебя в мое жилище. Хоть и не припомню я, чтоб мы когда-нибудь виделись...

– Ты что, не узнаешь его? Это же Итамар, сын Эльякима! – рассмеялся Эльазар.

Всплеснув руками, Барак издал радостный вопль:

– Благословен Возвращающий к жизни мертвых! Итамар, дорогой! Ты ведь и вправду будто из гроба восстал! Ах, друзья мои, как я рад! Садитесь же и расскажите скорей, каким чудом удалось Итамару спастись от гибели и приехать на родину.

– Сейчас для этого у нас троих нет ни минуты, – сказал Эльазар. – Позже ты узнаешь все подробности. А теперь надо идти: первым делом мы должны помочь Итамару вернуть то, что принадлежит ему по праву.

– Ах, бедняга! – огорченно вздохнул Барак. – Ты же целиком лишился наследства! Как мне жаль, что отец твой столь несправедливо распорядился своим богатством!

– Прошу тебя, Барак, – Итамар предостерегающе поднял руку, – не суди поспешно деяния моего отца. Великая мудрость...

– Не будем терять время на споры, друзья, – прервал его Эльазар. – Поспешим, чтобы встретиться с Оревом прежде чем слух о возвращении Итамара распространится по городу. Услышав об этом, Орев непременно придумает, что можно предпринять, дабы воспрепятствовать нашим планам.

– Абсолютно не понимаю, о каких планах может идти речь, – пожал плечами Барак. – Когда все уже свершилось и отцовское наследство потеряно. Причем, на законных основаниях.

– Запасись терпением, Барак, – улыбнулся другу Эльазар. – Еще немного, и ты все поймешь, все узнаешь. А теперь сделай одолжение – пойдем вместе с нами в дом Эльякима. Когда Орев увидит, что Итамар пришел не один, а в сопровождении друзей, он не отважится прибегнуть к насилию.

Барак с готовностью откликнулся на эту просьбу, и трое молодых людей вышли на улицу. Ступив на родной порог, Итамар испытал такое неописуемое волнение, что едва не разрыдался.

– Крепись, будь мужчиной! – строго одернул его Эльазар. – Настал час не горевать, а сражаться!

В дверях появился слуга и вежливо осведомился о цели их визита.

– Просто скажи своему господину, что его желают видеть Эльазар бен Ханания и двое его друзей.

Отвесив гостям легкий поклон, привратник отправился звать хозяина. Еще минута – и Орев вышел в прихожую.

– Какая великая честь для меня! – затараторил он, едва глянув на посетителей. – Сам уважаемый, сам благороднейший Эльазар почтил меня своим визитом! Да будет благословен приход твой! И вас я приветствую сердечно, господа! Вы же друзья Эльазара! С тобой, уважаемый Барак, я знаком давно, но кто сей муж, облаченный в римское платье? Несмотря на чуждые одежды я сказал бы, глядя на его тонкие черты, что по рождению он – сын Иудеи.

– А ну-ка, Орев, – холодно проговорил Итамар, – рассмотри меня получше!

При первых же звуках его голоса бывший раб застыл: ноги подкосились, лицо побелело, точно полотно.

– Итамар! – пробормотал он в ужасе. Но быстро овладел собой, выпрямился и, улыбаясь во весь рот, протянул юноше руку:

– Какой приятный сюрприз! С возвращением!

Итамар, в свою очередь, тоже старавшийся держаться спокойно, несмотря на великое омерзение, не оттолкнул руку подлого предателя.

– Сегодня лучший день моей жизни! – уже во всю разливался Орев, из последних сил стараясь выглядеть обрадованным. Даже счастливым. – Наш любезный Итамар наконец-то вернулся в свой город живым и невредимым. «Этот день сотворил Г-сподь, будем же радоваться и ликовать!» Я немедленно прикажу устроить знатный пир в честь сына моего господина. Какое счастье, что он здесь, среди нас! И вас прошу, уважаемые господа, присоединиться к нашему застолью. Эй, Фразиус! Беги скорее, позови досточтимого главу раббана Гамлиела и всех остальных мудрецов Израиля. Постучись к сыну главы, рабби Шимону! А еще не забудь про рабби Йоханана бен Закая и про моего будущего тестя Элиезера бен Звулуна из дома Азарии. Ты же, Анзикес, начинай накрывать на стол. Устроим достойное торжество, не пожалеем лучших наших запасов! Позвольте, господа, пригласить вас пока в мои покои, и пусть Итамар поведает нам о тех чудесах, что сотворил с ним Г-сподь после того как мы расстались. Прошу!

Трое друзей последовали за Оревом в комнаты; их усадили за стол. Рабы подали вино и закуску.

– Угощайтесь, пожалуйста, – суетился хозяин. – А чуть позже очень хотелось бы услышать рассказ Итамара, как он сумел вырваться из неволи.

Глава двадцать третья

Раб без личины

– Видишь ли, – заговорил Эльазар, – прежде, чем вкусить от твоих яств...

– Поверь, Эльазар, у тебя нет никаких причин для беспокойства! – прервал его Орев. – Хозяйство ведется точно так же, как во времена моего дорогого господина Эльякима. Вся еда, все напитки приготовлены по тем правилам, что приняты у прушим.

– Раб хавера* – как сам хавер, – иронически улыбнулся Барак.

Орев слегка побледнел, но сделал вид, что не расслышал.

– Да, но ты же купил новых рабов, – возразил Эльазар, – не служивших у реб Эльякима.

– О, они с самого первого дня получили четкие указания; к тому же я, естественно, присматриваю за ними. – Орев приложил руку к сердцу. – Не сомневайтесь, пожалуйста! Все в доме строго подчинено закону. Да и как в противном случае посмел бы я приглашать к себе мудрецов Израиля?

Друзья отведали экзотические фрукты, после чего Итамар приступил к рассказу.

– Повествование мое будет недолгим. Ты ведь, должно быть, помнишь, Орев, римлянина по имени Сиранус, которого мы спасли от смерти на берегу моря в Яффо, когда буря разбила его корабль. Кесарь назначил Сирануса командовать тем самым флотом, что совсем недавно положил конец бесчинствам морских пиратов. По счастливому совпадению я был гребцом на его судне; он узнал меня, взял с собой в Рим и добился моего освобождения. Властительный Луций Илиус Сиранус, почти тезка моего благодетеля, дал мне рекомендательное письмо к наместнику Иудеи. Я вручил его еще вчера. Понтий Пилат милостиво принял меня и выказал явное расположение. Обещал свое покровительство, защиту и помощь во всем, что бы ни потребовалось.

Лицо Орева при этих словах исказилось, точно от боли. Он вздрогнул и опустил голову. Сколько дорогих подарков пришлось ему поднести наместнику, чтобы снискать его благосклонность и заручиться поддержкой – на случай, если Итамар вдруг вернется и начнет требовать назад отцовское наследство... А теперь, выходит, все впустую! С трудом взяв себя в руки и даже попытавшись изобразить улыбку, он спросил:

– А на какой предмет могла бы тебе потребоваться помощь наместника, дорогой Итамар?

– Ну, этого я пока и сам не знаю, – ответствовал Итамар. – А теперь расскажи мне, Орев, о последних днях моего отца и о распоряжениях, которые он оставил относительно своего имущества.

– Твой отец был сокрушен страшным горем, обрушившимся на его голову, – начал Орев. – Ты не представляешь себе... Он прожил всего несколько недель после того, как тебя схватили. Тебе, конечно, уже рассказали, что, не надеясь на твое возвращение, он завещал мне все свое имущество. Завещание было заверено и нашими, и римскими властями. Я покажу тебе копию, заверенную во время пира перед всеми мудрецами Израиля. Ты сам увидишь, что оно составлено в соответствии с Алохой и совершенно законно. Тебе нет никакого смысла его оспаривать.

– Да я и не помышлял об этом, – отозвался Итамар. – Последней воле умершего надлежит следовать в точности. Желания моего отца для меня святы, и я непременно позабочусь об их исполнении.

Глаза Орева сверкнули, он с трудом удержался от ликующего возгласа. Потом проговорил дружелюбно сочувствующим голосом:

– Ты достойный сын своего отца, ты благородный юноша, Итамар. Как жаль, что тебе ничего не досталось... Я был бы счастлив поделиться с тобой своим богатством. Однако не так давно я принял на себя определенные обязательства, и они, к глубокому сожалению, не позволяют мне поступить так, как хотелось бы. Тирца, дочь Элиезера бен Звулуна, пожелала стать моей супругой, и я обещал ее отцу, что она станет также обладательницей всего моего состояния.

– Значит, и тут ты ухитрился занять мое место. – Итамар покачал головой. – Послушай, Орев, откажись от Тирцы, которая давно была обещана мне в жены и любит меня так же сильно, как я ее.

– Сочувствую, Итамар, но и в этом случае я не могу пойти тебе навстречу, – с фальшивым смирением отвечал бывший раб. – Без Тирцы мне жизнь не в жизнь. А если ты и вправду думаешь о ее благе, то должен признать простую истину: то, что я могу ей дать, не идет ни в какое сравнение с тем, чем располагаешь ты.

– Пожалуй, ты прав, – согласился Итамар. – Я ведь всего-навсего нищий, у которого нет ничего, кроме тех денег, что были выданы мне по милости Сирануса. Вернее, тех, что еще остались. К твоим же услугам – огромные богатства, которые мои предки накопили за многие столетия.

– Мне, честное слово, жаль тебя, Итамар! – опечаленно промолвил Орев. – Но посуди сам – не вправе же ты требовать, чтобы ради тебя я поступился счастьем всей моей жизни. Ведь Тирца тоже нищая. Долги ее отца сильно превышают стоимость всего его имущества... Впрочем, может быть, я могу посодействовать тебе каким-нибудь иным способом?

– Ну да, – горько усмехнулся Итамар. –  Согласишься взять меня управляющим, а, может, и простым слугой в одном из наших имений?

– О Итамар, я думаю, ты говоришь не всерьез, – огорчился бывший раб. – Это будет выглядеть как-то некрасиво, если ты станешь моим слугой. И даже непристойно в глазах общества. Да и для тебя столь униженное положение станет вечным поводом к недовольству и обидам. Тебе стоит подумать о каком-нибудь ином способе зарабатывать на жизнь. Знаешь что? Возьми-ка ты в аренду небольшой участок земли где-нибудь в деревне и обрабатывай его. А в трудный час смело можешь рассчитывать на мою поддержку.

Тут Барак, не выдержав такой безудержной наглости, сжав кулаки, вскочил из-за стола. По лицу его было видно, что гостеприимному хозяину сейчас не поздоровится. Но Эльазар силой усадил товарища на место, прошептав ему на ухо:

– Барак, прошу тебя, держи себя в руках! Имей терпение дождаться, чем все это кончится!

– Не думаю, Орев, – хладнокровно возразил Итамар, – чтоб мне пришлось пойти на такую крайность. Благородный Сиранус, мой друг и покровитель, любезно предложил мне в дар одно из своих имений в Испании. Если уж не найду себе места на родине. В любой день я могу воспользоваться его щедростью, хотя и нелегко мне будет покинуть Святую землю и поселиться за морем. Да к тому же еще приняв подаяние от нееврея. Впрочем, в тех краях существует большое еврейское поселение под названием Толадот, так что я не буду оторван от жизни общины.

– Я ужасно рад, Итамар, что есть такая блестящая возможность, – воодушевился Орев. – Тебе следует немедленно согласиться на предложение благородного римлянина.

– Ну, торопиться я не буду, – усмехнулся Итамар. – Поживу пока на родной земле в надежде, что Всевышний отыщет для меня какой-нибудь иной источник существования. Уж очень не хочется зависеть от благодеяний чужих людей.

– Ты по-прежнему тот же пылкий и гордый юноша, какого я знал с детства! – с пафосом воскликнул Орев. – Пусть ты и отверг мое предложение, – в случае нужды в любой момент все равно приходи ко мне за помощью!

– Твоя доброта, Орев, просто поразительна. – У Эльазара на губах заиграла издевательская улыбка. – Я всегда знал, что милосердие – это наследственное качество благородных иудеев, передающееся в Израиле из поколения в поколение. Но, видит Б-г, никак не предполагал, что оно имеет касательство к потомственным рабам.

Кровь бросилась в лицо Ореву. Глаза сузились и налились яростью. Несколько мгновений он злобно смотрел на насмешника. Он почти дрожал от желания на месте придушить этого человека. Потом усилием воли смирил гнев и ответил почти обычным голосом:

– Я стараюсь идти по стопам своего господина и, насколько это в моих силах, усваивать его похвальные привычки и взгляды. Он всегда был добр к людям, всегда был щедрым благотворителем. Точно таким же стараюсь быть и я, о чем прекрасно известно всему Иерусалиму.

– О да, любезный Орев, – кивнул Эльазар и продолжал так же насмешливо: – Твое имя знакомо беднякам города, это уж точно. Весь Иерусалим поражен тем, как ты обходишься с нуждающимися. А теперь мы и сами воочию убедились, до чего ты любил и ценил своего покойного господина. Убедились, глядя, как принимаешь ты у себя его единственного сына. Вне сомнений, мы еще дождемся того часа, когда ты получишь справедливое воздаяние за свои добрые дела и безграничную щедрость.

Глава двадцать четвертая

Гибель злодея

Пышное торжество происходило в огромном зале. Для приема небывало важных гостей и хозяин, и челядь потрудились на славу. Стол украшали роскошные приборы из золота и серебра, воистину бесценные. Уникальность их объяснялась, впрочем, не только драгоценными металлами, из которых сотворили их мастера, но, не в последнюю очередь, и изяществом формы, отделки, являвшими собой образцы истинного искусства. Особенно радовали взор греческие золотые кубки, создания известных художников, и серебряные сосуды для омовений; филигранная резьба восхищала даже весьма строгих и пристрастных ценителей. Слуги расставили повсюду высокие вазы с цветами изумительной красоты. Тонкий аромат роз и лилий разносился по всему залу. С потолка на цепях свисали огромные светильники, их абажуры из дорогого стекла переливались множеством оттенков.

Во главе пиршественного стола сидели самые видные, самые знатные мудрецы страны: раббан Гамлиел – князь Израиля, сын его рабби Шимон, рабби Йоханан бен Закай, младший ученик старца Гилела, считавшийся уже тогда одним из первых знатоков священных книг, Азария, потомок Эзры, отец рабби Эльазара бен Азарии, рабби Дуси бен Гуркинос, Нохум Иш Гам Зу и другие.

Слуги сновали вокруг с сосудами для омовения и полотенцами. Гости омыли руки, и раббан Гамлиел преломил хлеб, громко произнеся благословение. Все присутствующие откликнулись: «Омен». Затем по кубкам разлили вино отменнейшего сорта и редкого букета; аромат его был даже сильнее запаха цветов в вазах.

Гости слегка утолили голод, насладились первым бокалом вина, и тогда поднялся Орев и заговорил громко и прочувствованно:

– Мир вам, дорогие гости, господа мои, мудрецы Израиля! Благословен будь ваш приход под мой кров! Впервые в жизни я удостоился чести принимать в своем доме славнейших людей в народе Израиля. Я, разумеется, понимаю, что честь эта выпала на мою долю не благодаря мне и скромным моим заслугам, а благодаря дорогому нашему гостю, благородному Итамару бен Эльякиму, который вернулся к нам, когда мы уже и не чаяли видеть его живым. И в этот великий день я хотел бы пред всеми вами исполнить последнюю волю покойного Эльякима, да будет земля ему пухом, последнее его желание, которое записано в завещании – на случай, если сын его все-таки возвратится домой. Вот она у меня в руках, копия этого завещания, подписанная раббаном Гамлиелом, а также – да не стоять им рядом – римскими чиновниками. С позволения главы народа я зачитаю вам этот документ.

Раббан Гамлиел кивнул, и Орев приступил к чтению.

«В такой-то день и в такой-то год правления кесаря Тиберия, да славится имя его, я, нижеподписавшийся, с Бжьей помощью здесь, в городе Иерусалиме, Святом граде, что на водах Кедронских, у источника Шилоах, передаю настоящим завещанием все свое имущество Ореву, моему рабу. Все, что я имею, переходит к нему в полное и законное владение, за исключением единственно того одного, что возьмет себе сын мой Итамар по своему желанию и выбору – в случае, если вернется сюда.

Эльяким бен Хизкия

Здесь, пред глазами нашими, написаны эти слова рукой Эльякима бен Хизкии, и документ сей – безусловно подлинный, не подлежащий сомнению.

Йосеф бен Шимон, свидетель,

Рувен бен Нафтали, свидетель.

Мы, трое судей, выступая в качестве суда, подтверждаем собственноручные подписи свидетелей Йосефа бен Шимона и Рувена бен Нафтали, сделанные ими в нашем присутствии, и утверждаем подписанное ими как законное, не допускающее ни поправок, ни опровержения.

Гамлиел бен Шимон, судья

Нохум Иш Гам Зу, судья

Дуси бен Гуркинос, судья».

– Это завещание, – продолжал Орев, – было переведено также на латынь и – повторяю – заверено по закону в римских судебных органах. На основании его в мою собственность перешло все имущество реб Эльякима. Но я готов незамедлительно выполнить и то распоряжение покойного моего господина, что касается Итамара, так счастливо и неожиданно вернувшегося в родной Иерусалим. Итамар, дорогой, выбери себе, что душа твоя пожелает. Оглянись по сторонам! Погляди хотя бы на этот кубок! Он сделан из чистого золота, но не в том даже суть: как произведение искусства кубок, что называется, не имеет цены! Другими словами, он один стоит целое состояние. В качестве твоего верного и преданного друга я от души советую выбрать именно его. Но если тебе приглянулось что-то другое – только скажи. И возьмешь, что захочешь. Гости мои – свидетели: я ни в чем не стану тебя ограничивать; ты располагаешь полной свободой выбора.

С этими словами Орев сел, а Итамар поднялся.

– Благодарю тебя, Орев, за добрую волю и дельный совет. Но на этом великолепном кубке мне не хотелось бы останавливать свой выбор. Здесь, в зале, многое ценнее его, – на мой, разумеется, взгляд, – и я хотел бы стать обладателем чего-нибудь более полезного и мне лично необходимого. Понимаешь, Орев, ты теперь большой человек. Тебе принадлежат несметные сокровища – те, что нажило мое родовитое семейство. Сегодня ты у нас жених Тирцы, девушки, давно предназначенной мне в жены. Ты важная и почитаемая обществом персона. Мой покойный отец, видимо, был о тебе очень высокого мнения, раз посчитал, что ты достоин унаследовать все его имущество. Элиезер и Тирца, в свою очередь, сочли тебя достойным стать мужем той, в чьих жилах течет кровь царей Израиля. Вот почему у меня нет ни малейших сомнений на тот счет, что самое ценное в доме – это ты! Ты – наиболее существенная часть достояния отца моего. Я выбираю тебя! Ты будешь мне рабом так же, как был рабом моему отцу!

– Ты что, рехнулся?! – завопил Орев не своим голосом, вскочив на ноги.

– Нет, Орев, – произнес раббан Гамлиел, – он в здравом уме. И рассуждает абсолютно разумно. Скажу тебе больше – именно так и было задумано с самого начала. Ты прекрасно знаешь, Орев, что Эльяким не давал тебе документа об освобождении. Знаешь, не правда ли? Вольной у тебя нет. Посему ты и сегодня являешься частью имущества покойного твоего господина. А поскольку Итамар выбрал именно тебя, то отныне ты снова принадлежишь ему и все, что у тебя есть, – тоже, ибо собственность раба есть собственность его владельца.

Лицо Орева потемнело, почти перекосилось от злости.

– Нет! Нет! – кричал он на весь дом. – Мы живем под властью Рима! Наместник – мой покровитель! Он не позволит сотворить надо мной такую подлость. Даже если на взятку уйдет половина всего наследства, это меня не остановит!

– Заблуждаешься, Орев! – спокойно проговорил раббан Гамлиел. – Вчера я посетил наместника; он мне сообщил, что Итамар уже был у него и предъявил рекомендательное письмо самого Луция Илиуса Сирануса, правящего от имени кесаря. Я подробно изложил наместнику дело о наследстве, и он во всем согласился со мной. И не просто согласился на словах, но дал собственноручное письменное тому подтверждение. Теперь уже более нет нужды скрывать, что именно я посоветовал Эльякиму составить завещание таким образом, как он это сделал. Римляне в результате не смогли после его кончины конфисковать наследство в свою пользу под тем предлогом, что теперь это, дескать, имущество человека, которого приговорили к пожизненной каторге. Посему Итамар и имел право, если вернется, унаследовать все состояние отца, как того, разумеется, хотел Эльяким. Смотри, Орев, у меня в руках документ, подписанный наместником. Тебе не стоит ждать помощи от римлян. Не надейся на них. Лучше смирись с неизбежным. По существу-то ты ничего своего не потерял, ты просто снова стал тем, кем был раньше.

Орев рухнул в кресло, взгляд его выражал крайнее отчаяние.

– Орев! – заговорил Итамар. – Я простил бы тебе холодный прием, который ты мне оказал. Быть может, я даже нашел бы в себе силы простить тебе, что ты принудил мою невесту согласиться на брак с тобой несмотря на все ее к тебе отвращение. Но скажи сам – есть ли у меня право оставить безнаказанным твое низкое и подлое предательство? Ведь это ты три года назад выдал меня римлянам, да еще заплатил им за то, чтоб меня отправили на верную погибель. Заплатил деньгами, украденными у моего отца. Из-за тебя ведь он умер, не пережив горя! Смогу ли я забыть три этих страшных года, когда по твоей милости я был рабом на галерах и мне пришлось нарушать субботу?

– Да будь ты проклят! – завизжал в ярости Орев и бросился вон из зала. Эльазар бен Ханания хотел было его остановить, но Итамар сказал, чтобы раба не трогали.

Орев прибежал в свои покои и упал на кровать. Лютый страх и злоба владели им. И ощущение полной безысходности. Слишком стремительным, слишком внезапным было падение с высоты в глубокую пропасть. На короткий миг в голове его мелькнула мысль – не забрать ли все самое ценное в доме и не бежать ли сломя голову подальше от Иерусалима? Но он быстро сообразил, что ничего из этого не выйдет. Его тут же схватят.

Гости и друзья Итамара тем временем столпились вокруг него, поздравляя юношу с победой, с возвращением отцовского богатства, с восстановлением в правах. Но Итамар, извинившись, покинул их, подошел к почетному месту, на котором сидел раббан Гамлиел, и, склонившись, поцеловал ему руку.

– Господин и учитель мой, глава Израиля! – начал он, с трудом сдерживая волнение. – Нет на свете слов, какими мог бы я сполна выразить тебе свою признательность, свою величайшую благодарность за все, что ты для меня сделал!

– Да меня не за что особенно и благодарить, – покачал головой раббан Гамлиел. – Поверь, то, что я сделал для тебя, я сделал бы для любого из народа Израилева. Ведь это мой долг. И уж, конечно же, я обязан был помочь тебе ради такого выдающегося представителя нашего народа, как Эльяким. Ради ученика отца моего отца, старого Гилела, да будет вечной его память!

Потом Итамар поискал глазами Элиезера бен Звулуна. Он хотел поздравить его с освобождением Тирцы от низкого и подлого раба, от зависимости, в которой тот цинично держал их обоих. Но Элиезера уже не было. Он торопливо шагал к своему дому, чтобы сообщить дочери необычайную весть.

Неожиданно в залу ворвался раб. На лице его читалась растерянность, руки тряслись.

– Мой хозяин Орев... – забормотал он.

– Твой товарищ Орев, – сердито прервал его Итамар.

– Мой товарищ, Орев, ... – послушно повторил испуганный раб и умолк, не в силах продолжать.

– И что же с ним случилось? – сухо осведомился Итамар.

– Он повесился!

– Гибель злодея – в радость! – возгласили присутствующие.

Глава двадцать пятая

Эльазар бен Ханания поспешил оставить дом Итамара, и точно так же поступили те гости, что, как и он, были коэнами. Под крышей этого дома находилось теперь мертвое тело, и пребывание коэнов в нем запрещалось. Прочим полагалось пройти обряд очищения водой, смешанной с пеплом рыжей коровы. Только после этого они получали дозволение войти в Храм. Лишь Элиезер бен Звулун, покинувший дом раньше, остался чист.

Элиезер прожил достаточно долго, чтобы успеть порадоваться внукам, которых родила его обожаемая дочь. Он умер по прошествии нескольких лет, умер со спокойной душой, ибо знал, что Тирца вышла замуж за достойного человека, которому к тому же была предназначена издавна.

Казалось, для Израиля наступила пора покоя и благоденствия. С падением Луция Илиуса Сирануса, исполнявшего обязанности кесаря, наместником Сирии был назначен некий Виталиус. Доброжелательно настроенный по отношению к евреям, Виталиус сумел в какой-то мере обуздать разнузданность иудейского наместника. А когда количество жалоб на Понтия Пилата перешло все мыслимые границы, отставил его от должности и вернул в Рим.

Тем временем был убит император Тиберий, и на троне воцарился наследник престола Гай Калигула. Новый властитель назначил царем Иудеи своего приятеля Агриппу. Дело происходило так. Агриппа, внук царя Ирода, рос и воспитывался в Риме и был другом детства Друза; последний имел законное право стать наследником престола. После того как Сиранус при помощи яда убрал Друза с дороги, Агриппа был вынужден бежать из Рима и некоторое время вел скитальческую жизнь, полную опасностей и лишений. После падения Сирануса Агриппа вернулся в Рим и умудрился весьма быстро завязать тесные дружеские связи с Гаем Калигулой, наследником Тиберия. Однажды, потеряв осторожность, он раздраженно воскликнул в присутствии посторонних: «Скорей бы уж умер этот император, чтобы достойный Калигула мог занять его место!» Оплошность обошлась ему дорого. Противоправные слова достигли ушей Тиберия, и кесарь заточил Агриппу в тюрьму. Там закованный в цепи он провел шесть долгих месяцев. Взойдя на трон, Калигула поспешил освободить друга из заточения и одарил его золотой цепью. Это была как бы награда за преданность, воздаяние за позор, за муки, которые тот испытал, нося на себе цепи из железа. Кроме того, новый император возложил на голову Агриппы корону царей Иудеи.

Царь Агриппа старался, как мог, заботиться о нуждах своего народа. Однако царем он, в сущности, был только формально; на деле все по-прежнему решалось так, как желал Рим.

Император Калигула, с которым люди некогда связывали большие надежды, полагая, что он станет справедливым и милосердным властителем, надежд не оправдал. И вообще слегка повредился в рассудке: им овладела неудержимая, явно болезненная мания величия. Он счел себя одним из римских богов и возненавидел евреев за то, что те отказывались воздавать ему божественные почести. Калигула издал указ, повелевавщий установить в иерусалимском Храме свою статую и заставить жителей поклоняться ей. Петронию, тогдашнему сирийскому наместнику, было приказано обеспечить исполнение воли кесаря с помощью военной силы. Когда известие об этом достигло Иудеи, народ был потрясен до глубины души. Жители Иерусалима решили умереть, но не позволить свершиться гнусному надругательству.

Эльазар бен Ханания созвал товарищей, чтобы обсудить, как им действовать в этих трудных обстоятельствах. Как противопоставить силу силе. Итамара тоже пригласили на их собрание, но он не явился, и тогда Эльазар сам пришел к нему в дом, рассчитывая в разговоре с глазу на глаз склонить давнего друга к участию в восстании.

– Поверь, мне обидно и горько, – сказал Итамар, – но я связан клятвой и не могу воевать против римлян.

– Когда ты давал свою клятву, – запротестовал Эльазар, – речь не шла о том, что Рим замыслит установить в Храме идола. И потом – разве клятва народа нашего на горе Синай не предшествовала твоей? Разве она не связывает тебя?

– Это трудная тема, – вздохнул Итамар. – В чем-то ты, быть может, и прав... Дай мне еще немного времени, я хочу посмотреть, каким образом будут развиваться события. Посмотреть и подумать...

Тут Итамару вспомнилось, как перед самым арестом он раскаивался в том, что позволил увлечь себя незрелым юношеским мечтаниям и как решил тогда не совершать больше необдуманных поступков, не участвовать в предприятиях, которые не одобрили мудрецы Израиля.

– А вдруг Агриппа или кто-нибудь еще из влиятельных людей, наших заступников, – спросил он вслух, – сможет уладить дело миром и предотвратит исполнение этого чудовищного указа?

– Если даже один раз это у нас и получится, – ответил Эльазар, – то этот же указ или подобный ему рано или поздно все равно будет издан кесарем. Возможно, его преемником. Сейчас самый подходящий момент, чтобы поднять восстание против нечестивого владычества!

– Но моя клятва! Пойми – я не могу нарушить ее, – с горечью проговорил Итамар.

– Годы рабства сломили твое мужество, ослабили способность мыслить здраво, – произнес Эльазар запальчиво.

– Что ты говоришь? – возмутился Итамар. Он хотел объясниться, снова попытаться убедить друга. Но тот уже повернулся к дверям и сердито зашагал прочь, оставив Итамара с великой тяжестью на сердце.

– Мне этого не вынести! – говорил Итамар жене, которая несколько минут спустя появилась в комнате. – Я кажусь своим товарищам слабым и малодушным. Но дело не в слабости...

– Ты говорил мне, – напомнила Тирца, – что тот римлянин, Сиранус, предложил тебе поместье в Испании. Давай уедем туда насовсем, это избавит тебя от тяжких душевных страданий...

– Но как могу я бросить свой народ в час испытания? Как покину Святую землю?

* * *

В тот раз, как и надеялся Итамар, опасность миновала. Агриппе удалось уговорить кесаря отменить указ. Он устроил роскошный пир в честь Калигулы и его приближенных; разомлев от вина и яств, император пришел в превосходное расположение духа и сам предложил Агриппе попросить его о какой-нибудь особой царской милости. Агриппа попросил об отмене указа. Казалось бы, все кончилось благополучно. Однако миновало время, и сбылось то, что предрекал Эльазар. От кесаря пришел новый приказ установить в Храме его статую. И уже ни Агриппа,  ни другие люди не смогли поколебать Калигулу. Решение его оставалось незыблемым. Даже вмешательство Филона Александрийского, знаменитого философа, имевшего изрядное влияние на современников, не принесло результатов. Но Всевышний услышал молитвы народа Своего и сотворил чудо. Кесарь был убит заговорщиками. Царь Агриппа приложил огромные усилия, чтобы новым кесарем избрали Клавдия. И когда усилия эти увенчались успехом и сенат подтвердил избрание Клавдия, тот не забыл преданности Агриппы и оказывал ему всяческую помощь. На землю Израиля вновь снизошли мир и покой. Увы, это, как всегда, продолжалось не вечно. Годы шли, царь Агриппа заболел и умер. Иудея в который раз оказалась отданной во владение корыстным и тщеславным наместникам Рима.

Еще в эпоху царствования Агриппы Итамар согласился на уговоры жены и решил покинуть родину. Грядущее разрушение Храма становилось неизбежным, и каждый, кто обладал знаниями и мудростью, понимал, что пророчество Даниэйла вот-вот исполнится. Итамар с семьей переехал в Испанию, распродав предварительно все свое имущество. Так он избежал мучительной участи быть свидетелем тех ужасов и бед, какие выпали на долю еврейского народа в год разрушения Храма. Очень многие не пережили это страшное время, а те, кто остался в живых, завидовали погибшим.

Вдали от родины долго горевал Итамар о гибели красы и гордости Израиля. Он потратил бо€льшую часть своего состояния на выкуп пленников, сосланных в Испанию злодеем Титом. И не только выкупил их, но сделал все возможное для облегчения их дальнейшей судьбы, для того, чтобы они смогли обрести человеческое пристанище на далеком западе, пока не смилуется вновь Г-сподь над народом Своим и не наступит день прихода избавителя Мошиаха. Да свершится это чудо вскорости!

* * *

«Рассказывают об одном человеке, отправившемся за море, у которого был единственный сын, оставшийся в земле Израиля и занимавшийся изучением Торы. Перед кончиной отписал этот человек все свое достояние рабу своему, а сыну завещал лишь одно – то, что сам захочет он выбрать из всего, в дар рабу отданного. После его смерти раб отвез имущество вместе с дарственной в землю Израиля. Сыну господина своего сказал он так: “Умер отец твой и велел мне взять все его добро – за исключением чего-нибудь одного, что ты себе выберешь”. Что же сделал сын? Пошел к своему учителю и все ему поведал. Ответил учитель: “Отец твой был великим мудрецом, сведущим в законе, понимающим природу людей. Он знал, что если поручить рабу заботу о наследстве, тот его растранжирит и разворует. Но если передать ему все имущество в дар, тогда он его сбережет. А сын выберет из него лишь одно. И вот теперь, когда пойдешь ты с рабом в суд и представит он завещание твоего отца, скажи пред судом следующие слова: “Заповедал отец мой, чтобы из всего имущества выбрал я себе лишь одно. Так вот, ничего мне не надо, кроме этого самого раба”. И когда отдадут тебе его, вместе с ним обретешь ты все его имущество”.

Так и поступил сын покойного, и передал суд в его владение и раба, и все имущество, ибо раб, у которого есть имущество, – все равно раб, и имущество его принадлежит господину. И сказал царь Шломо: “Человеку, который хорош в глазах Его, дал мудрость и знание”. Это об отце. “А грешнику, – сказал, – дал желание собирать и стяжать”. Это о рабе. И заключил: “Чтобы досталось тому, кто будет прям пред Г-сподом”. Это про сына. Вот так сохраняет Всевышний богатства: с помощью нечестивцев – для праведных»*.

* Хавер – товарищ (здесь имеется ввиду знаток Торы) (иврит).

*  Мидраш Танхума, Лех Лехо, 8.

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru