Рабу ли царствовать...

Маркус Леман

Продолжение. Начало в №5, 2003

Глава седьмая

Новый друг

Орев проводил своего господина к дому Ханании. Они вошли вместе; слуга открыл перед ними дверь в покои Эльазара, и тот встретил их улыбкой. После обмена приветствиями хозяин произнес:

– Давай будем добрыми друзьями, Итамар, и пусть дружба эта уподобится той, что много лет связывает наших отцов. Признаюсь, я давно хотел с тобой познакомиться. Но ты всегда избегал общества юношей, вообще посторонних, всегда был с Эльякимом. Даже по дороге в Храм отец неизменно оставался твоим единственным спутником; вот никто из нас и не решился попробовать сойтись с тобой поближе.

Прежде чем Итамар сообразил, как ему надлежит отвечать, в разговор вмешался Орев:

– У господина моего Эльякима на всем белом свете нет никого, кроме единственного сына: ни сестры, ни брата, ни жены, ни других детей. Потому неудивительно, что, бесконечно привязанный к сыну, он не отпускает его от себя. Однако любовь Эльякима столь же самоотверженна, сколь и велика. Он перенес тяжелую болезнь, еще не вполне оправился и пока не в силах покинуть дом, но нынче отказывается от общества любимого сына, столь ему необходимого и приятного, дабы тот не сидел взаперти, а прогулялся по улицам Иерусалима, развеялся в беседах со знакомыми.

– Что ж, – отвечал Эльазар, – ежели так, то, как говорится, нет худа без добра. Болезнь реба Эльякима позволила нам узнать друг друга. И мне сегодня выпала честь, Итамар, принимать тебя в своем доме.

Итамар, сильно смущенный, простодушно удивился:

– Да какая же радость тебе от моего присутствия? Вообще от такого обыкновенного человека, как я?

– Скромничаешь, Итамар, – отозвался хозяин. – Я, конечно, знаю тебя недостаточно близко, но тем не менее весьма уважаю и ценю. Ведь ты сын Эльякима, одного из лучших и особо уважаемых людей в нашем городе. Оба мы с тобой – ученики одного учителя, великого раббана Гамлиэла. Ступай, Орев, к своему господину и сообщи ему, что нынешний день Итамар проведет у меня. Я сам провожу его домой, до того как стемнеет.

Кивнув в знак согласия, Орев покинул молодых людей.

– В такой день, конечно же, нам нельзя не вспомнить Тору, – сказал Эльазар, когда они остались вдвоем. – Не произнести заповедные слова. Кстати, я покажу тебе мой изумительный свиток, знаменитый свиток, который привлек внимание всего Иерусалима.

Эльазар подошел к старинному шкафу темного дерева, открыл створки и достал Тору. Снял искусно расшитый дорогой чехол и развернул свиток перед Итамаром. И тотчас им овладело возбуждение.

– Смотри! Вот оно, драгоценное сокровище, цену которому нельзя измерить ни в серебре, ни в золоте! Борух, один из учеников книжника Эзры, своей рукой списал текст с его свитка. Мы с отцом прочли свиток пристально и вдумчиво, слово за словом – от «В начале...» и до «Пред глазами всего Израиля». И не нашли нигде ни одного хоть сколько-нибудь сомнительного места. Тогда мы стали по нему читать «До чего же прекрасна ты, возлюбленная моя, и нет в тебе изъяна». Погляди, как начертана «Песнь моря»: вся – точь-в-точь по закону. А теперь, чтобы извлечение свитка Торы не оказалось действием праздным и необязательным, взгляни-ка на страницу – не найдешь ли повод задать мне какой-нибудь вопрос? Задай его, и, быть может, я смогу тебе ответить.

Итамар пробежал глазами «Песнь моря» и спросил по некотором размышлении:

– Вот Моисей начинает свою песнь словами: «Воспою Г-споду, ибо высоко вознесся...» А Мирьям-пророчица начинает немного по-иному: «Пойте Г-споду, ибо высоко вознесся». В чем смысл различия между словами? Почему не произнесла Мирьям, как Моисей, – «Воспою Г-споду»? И почему Моисей не сказал, как Мирьям, – «Пойте Г-споду?»

– Интересный вопрос, Итамар! – в

оскликнул Эльазар. – Мне нужно время, чтоб над ним поразмыслить...

Несколько минут Эльазар пребывал в задумчивости, потом глаза его радостно заблестели.

– Пожалуй, я нашел верный ответ. Но погоди чуть-чуть. Позволь прежде вернуть свиток на место.

Бережно закрыв дверцы шкафа, Эльазар сел рядом с гостем и неторопливо заговорил:

– Пока я размышлял над твоим вопросом, мне в голову пришла любопытная мысль. Вот, подумалось мне, Итамар, сын Эльякима, сына Хизкии, спросил Эльазара, сына Ханании, сына Хизкии, о чем-то, что связано с Торой... Видишь, моего и твоего деда звали одинаково: Хизкия. И это обстоятельство напомнило мне про царя Хизкияу. Хорошо учили нас мудрецы наши, и теперь из истории царствований мы знаем, что честь воспеть песнь пред Всевышним выпадает лишь тем, у кого есть особые заслуги. Когда ангел Г-сподень побил воинов в лагере царя Ашурского у ворот Иерусалима, Хизкияу следовало бы воспеть пред Всевышним песнь, подобно тому как это сделали Моисей и Мирьям. Почему же он отказался? Ведь и Двора-пророчица, и Барак бен Авиноам воспевали песнь, и царь Давид множество песнопений пропел Творцу... Потому, объяснили наши мудрецы, что не считал себя царь Хизкияу достойным воспеть песнь пред Г-сподом, ибо сказал Г-сподь: «И обороню Я этот город ради Меня и ради Давида, раба Моего». Иными словами, спасение досталось Хизкияу не ради него самого, а ради царя Давида. То же можно сказать и о народе Израиля в Египте: не все евреи заслужили право воспеть песнь пред Создателем, ибо многие не избежали соблазна, впали в грех идолопоклонства. Да и после дарования Торы... Вспомни, Итамар, золотого тельца... А вот с женщинами такое не произошло. Сказано же, что ради заслуг женщин-праведниц были избавлены отцы наши от египетского рабства. Жены Израиля скромностью отличались необыкновенной. В Писании про них прямо говорится: «Сад запретный сестра-невеста моя, запертый вход, сокрытый источник». Благодаря достоинствам их позволено стало сынам Израиля плодиться и размножаться в Египте. Щедростью великой тоже наделил их Б-г. «И сделал умывальник из меди и подножие его из меди из зеркал женщин, что толпились у входа в шатер». Идолопоклонством ни на миг не соблазнились они. Жены Израиля, кроме всего прочего, не желали жертвовать свои украшения на изготовление тельца. И отдали их против воли. Потому как Аарон сказал: «Снимите украшения золотые, что в ушах жен ваших». Сопротивляться было бесполезно. «И снимал народ золотые украшения, что в ушах жен их...» Да, женщины ни за что не хотели отдавать свои украшения. Можно подумать, конечно, что на сей раз им просто жалко стало своих красивых серег и ожерелий, и в этом суть, а не в том, что они были против золотого тельца. Но, читая Тору дальше, мы видим, что едва понадобилось золото для построения Мишкана, как женщины отдали все, отдали не меньше, а даже больше мужчин. В святой книге написано: «И приходили мужчины с женщинами, и всякий был щедр сердцем, и приносили украшения различные из золота...» Ну, а теперь, Итамар, послушай. Я столько вспомнил, что смело могу ответить на твой вопрос. Слова «Песни моря» прежде всех произнес Моисей, и лишь потом присоединились к нему сыны Израилевы. Ибо только он один достоин был воспеть песнь пред Г-сподом в тот день. Он и сказал: «Воспою» – в единственном числе. Оттого-то написано: «Тогда воспел Моисей», а не «Моисей и сыны Израиля воспели». Мирьям же повелела женщинам: «Пойте Г-споду», – обращаясь ко всем сразу, ибо все женщины были достойны пропеть торжественные слова.

– Огромное спасибо тебе, Эльазар, за умный и такой интересный комментарий, – сказал Итамар, очень довольный услышанным.

– Из этого можно заключить, – продолжал Эльазар, – что Всевышний помогает Своему народу не только тогда, когда народ этого достоин, но и во всякое время. Помогает ради Своего Великого Имени и чтоб не сказали народы: «Где же Г-сподь их?» Мы – народ Всевышнего. Он никогда нас не оставит! Нам всего лишь нужно быть людьми. Нужно попытаться скинуть ярмо Эдома с шеи. Ни грана нет сомнений в том, что Всевышний не оставит нас без помощи. Послал же он ангела к отцам нашим, чтобы побить воинов царя Ашура. Точно так же и сегодня пошлет он ангела в Израиль, чтобы разгромить римские полчища!

Глава восьмая

В лагере заговорщиков

С этого дня полюбил Итамар Эльазара великой любовью. И любовь эта была по-своему сильна не менее, чем любовь к престарелому отцу. Ибо Эльазар разбудил в душе его доселе дремавшие чувства. Он и сам почти не подозревал об их существовании. В ушах его, конечно, нет-нет да и звучали обидные слова Каюса: «Отчего вы теперь нация, склоняющаяся под гнетом чужаков?» Однако до нынешнего дня у него был только один ответ: оттого что народ Израиля обязан терпеть унижения за свои великие грехи. Теперь Эльазару удалось убедить его, что Создатель непременно поможет Израилю в борьбе, позволит взять верх над угнетателями-римлянами. Пусть даже Израиль пока не достоин этой помощи. Г-сподь сделает это ради Его Великого Имени и ради слуги Его Давида.

Времени прошло совсем немного, но Итамар уже с головой погрузился в деятельность, которую развил Эльазар, в его далеко идущие планы. Более того – выразил готовность принять в восстании самое активное участие.

Огромных усилий стоило ему скрыть от отца свою новую жизнь, новообретенные взгляды. Он, во-первых, боялся напугать и огорчить его, а во-вторых, понимал, что, если тайна откроется, отец запретит ему даже видеться с Эльазаром. А вот Орева он в свою тайну все-таки посвятил. Коварный раб теперь всячески поддерживал Итамара, стараясь укрепить в нем дух бунтарства и стремление к открытой борьбе. Он-то доподлинно знал, что путь, избранный Итамаром, ведет к гибели. Либо пылкого юношу убьют в бою, когда пробьет час восстания против Рима, либо, если повезет и он уцелеет, ему придется без оглядки бежать из Иерусалима. Тогда-то перед Оревом забрезжит хоть какая-то надежда заполучить в жены Тирцу. Поэтому раб прикидывался верным другом Итамара, во всем с ним соглашался, горячо его поощрял и клялся, что никому не скажет ни слова. Иногда, для вящего правдоподобия, он вдруг как бы пытался немного обуздать пыл юноши, начинал с жаром отговаривать его от задуманного: предприятие, мол, опасно сверх всякой меры. При этом он великолепно понимал, что даже если его наигранный страх и лживые уговоры как-то подействуют на молодого господина, то только до первой беседы Итамара с Эльазаром, когда любые предостережения мгновенно вылетят у юноши из головы. Впрочем, развитие событий вполне устраивало Орева, и лишь одна мысль не давала ему покоя: мысль о том, что помолвка Итамара и Тирцы может состояться в самое ближайшее время. В Израиле существовал в ту пору обычай, по которому после помолвки девушка становилась законной женой мужчины и отныне принадлежала только ему одному. А день свадьбы был всего лишь днем ее переселения в дом мужа и началом их совместной жизни. Время между помолвкой и свадьбой посвящалось различным приготовлениям к самой свадьбе и обустройству быта новой семьи. И поскольку в доме уже шли разговоры об этих приготовлениях, Орев не без оснований опасался, что до помолвки остались считанные дни и план его может рухнуть.

***

У подножия гор, высившихся неподалеку от Иерусалима, лежали развалины древнего дворца. Говорили, будто построил его еще царь Соломон. Правитель якобы любил проводить в нем жаркие летние месяцы. Во время какой-то из бесчисленных войн дворец был разрушен; остались только руины. Приют там находили по преимуществу шакалы, скорпионы, летучие мыши и другая нечисть. Люди не осмеливались забираться в развалины, опасаясь змей и диких зверей. К тому же они боялись, что на них сверху что-нибудь обрушится. Особенно всех пугало поверье, будто в развалинах дворца обитают привидения. Даже разбойники и прочие лихие люди не отваживались там прятаться. Эльазар и его единомышленники, не суеверные и не трусливые, сделали древние развалины местом постоянных встреч. Здесь будущие повстанцы обдумывали свои замыслы, вырабатывали стратегию, уточняли планы.

Жарким летним днем Итамар впервые был допущен на их сходку. Присутствующие в большинстве своем принадлежали к самым достойным и уважаемым семействам Иудеи. Были известны своей ученостью и благочестием, отлично владели оружием и вообще знали толк в военном ремесле.

– Друзья и братья! – обратился к ним Эльазар. – Сегодня я привел в наше убежище нового брата. Нового члена тайного общества. Перед вами мой друг Итамар, сын всем известного господина Эльякима. Он ведет свой род от первого князя колена Иеуды Нахшона бен Аминодава. Помните, мудрецы рассказывали нам, как дети Израиля вышли из Египта, и преследователи-египтяне настигли их, ставших станом у моря, и Моисей велел всем войти в воду и шествовать по ней, точно по суше? Но праотцы наши боялись ступить в море, и подходили близко, и никак не могли решиться, пока бесстрашный Нахшон бен Аминодав не прыгнул с берега в пучину и решительно не двинулся вперед. И расступилось море, и стеной поднялось по обеим сторонам, и обнажилось дно, едва зашел Нахшон бен Аминодав так далеко, что вода стала ему по горло. Он и поныне – пример для подражания всему народу Израиля. Наш новый друг унаследовал храбрость и силу духа от своего предка. Как и мы, он готов идти на битву, сражаться и победить.

– Друзья и братья! – воскликнул Итамар, когда Эльазар смолк. – Силы мои невелики, и руки не обучены обращению с оружием. Но сердце мое пылает священным огнем и зовет на бой во имя высокой цели, на бой за свободу, за счастье и независимость великого нашего народа. Все, чем наградил меня Г-сподь, – будь то принадлежащее мне имущество или физическая сила, – я с радостью отдаю теперь ради служения святому делу. Наше гордое предназначение – возвысить имя Г-спода среди народов, дабы не сказали они: «Где же Б-г их?»

И тогда встал юный Шимон бен Антигенос и сказал:

– Мир тебе, Итамар! Сам Эльазар привел тебя в наши ряды, и отныне мы целиком тебе верим. Как и он, ты – поборник освобождения народа Израиля от римского ига.

Шимон протянул Итамару руку; вслед за ним с сыном Эльякима бен Хизкии обменялись рукопожатиями и остальные.

– Мы пришли сюда сегодня, разумеется, для того, чтобы принять в свои ряды нового бойца, – продолжал Шимон. – Однако нужно, мне кажется, воспользоваться этим замечательным событием и сейчас, когда мы все в сборе, обсудить дальнейшие планы. Не считаете ли вы, братья, что настал наконец подходящий момент, чтобы призвать народ к восстанию? На мой взгляд, лучшего момента можно и не дождаться. Народ до крайности возмущен. Народ негодует. Вы все знаете, как мощно бурлит повсюду скрытая ненависть к римлянам. Бессовестная власть облагает нас непосильными налогами, взимаемыми без жалости и пощады. Римский наместник ведет себя высокомерно и творит все, что ему вздумается. Без всякого серьезного повода он отстранил от должности нашего первосвященника, достойного и мудрого рабби Ишмаэла бен Фиаби, и назначил на его место человека, которому первосвященником быть вовсе не пристало. У каждого из нас широкий круг друзей и знакомых, готовых в любой миг откликнуться на наш призыв. Я предлагаю следующее: мы все соберемся, в считанные минуты окружим дворец наместника, запрем там его самого и войско, захватим Храм, сместим недостойного первосвященника, назначенного римлянами, и вернем рабби Ишмаэла бен Фиаби на прежнее место. Весь народ будет приветствовать нас криками «Ура!», встанет на нашу сторону и с помощью Б-га Израиля будет воевать вместе с нами до полной победы.

– Позвольте мне возразить, – поднялся Иеуда бен Нафтали из семейства Аристоблусов. – Возразить и выразить собственное мнение по этому вопросу. Сегодня мы еще не вполне готовы к боевым действиям. Прежде чем идти на открытое противостояние с Римом, надо привлечь в свои ряды большее число сторонников. Пока их явно недостаточно. Пусть каждый из нас отныне сосредоточит усилия на том, чтобы привести к нам новых людей. Вот ведь привел сегодня Эльазар Итамара. Очень многие достойные семейства Иерусалима и крупных поселений Иудеи в нашем тайном обществе еще не представлены. И это серьезное упущение.

Тут снова поднялся Эльазар:

– Зачем станем мы уповать на человека, вместо того чтобы положиться на Всевышнего? От него одного зависят победа и спасение. Когда Гидеон вышел на войну с мидянами, Всевышний приказал ему отпустить многочисленную армию, бывшую в его распоряжении, и повести в бой всего триста человек. Так оно и произошло. С небольшим отрядом Гидеон победил мидян. Для Г-спода одинаково легко спасти нас и когда мы во множестве, и когда нас мало. Первосвященник Мататияу, восстав против нечестивых эллинов, не полагался на помощь смертных: он даже не сосчитал людей на той и на другой стороне. Его сын Иеуда вышел на битву с горсткой необученных и плохо вооруженных людей. С мечами в руках и с Именем Всевышнего на устах встали они грудью против могучего врага и изгнали нечестивцев из Священной земли. Мы, конечно же, не смеем уподоблять себя этим праведникам. Тем не менее мы должны верить, что Г-сподь поможет нам тоже – ради Своего Великого Имени, которое оскверняют при помощи римлян. Разве можем мы служить Ему так, как заповедано, ежели чуждая власть чинит нам в том препятствия, безжалостно душит нас? Разве может молчать богобоязненный и мужественный человек, ежели достойный по мановению руки чужака лишен первосвященства и на место его посажен недостойный?! Нет, братья, Г-сподь не станет долее это терпеть. И он поможет нам ради Своего Святого Имени!

Глава девятая

Кому царствовать?

«Ради Великого Имени Своего спасет нас Г-сподь!» – воскликнули юноши с жаром. Лишь Иеуда бен Нафтали не поддался всеобщему воодушевлению. Он помолчал, потом заговорил, обращаясь к Эльазару:

– Прости, дорогой друг, если я решусь противопоставить общей благородной пылкости свое хладнокровие, свой трезвый взгляд на вещи. Бесспорно, наступает однажды час не рассуждать, а совершать поступки – как тогда, когда Пинхас увидел Зимри, совершающего непотребство на глазах всего Израиля. У Пинхаса не было времени на размышления, и в присутствии народа он вынужден был действовать немедленно, чтобы пресечь грех, творимый Зимри и мидянкой. Знает Г-сподь Всевышний, что и я не стал бы колебаться в такой ситуации. Так же и пророк Элияу, ревностный защитник чести и славы Г-спода, убил без колебаний священников Баала, и каждый из нас готов сделать то же самое в сходном положении: недаром назван наш союз Союзом Ревнителей. Этих великих людей и их смелые деяния мы взяли себе за образец. И когда придет время действовать, не будет у нас недостатка в решимости. Но чтобы это время пришло, необходимо тщательно подготовить почву. Задача, которую мы взвалили на свои плечи, нелегка и непроста. Мы собрались – ни много ни мало – сокрушить нечестивую римскую власть и изгнать римлян из нашего Отечества. Без сомнений и страха полагаемся мы на помощь Всевышнего. Однако Он хоть и всемогущ, но не желает, чтоб мы бросились навстречу опасности с закрытыми глазами. Мне это совершенно ясно. Мы вспомнили деяния Пинхаса и Элияу; я приведу вам в доказательство деяния еще одного человека, не менее великого. Когда царь Шаул лишился милости Всевышнего, приказал Он Шмуэлу пойти в Бейт-Лехем и помазать на царство одного из сыновей Йишая. Спросил тогда Шмуэл: «Как же пойду я? Ведь Шаул узнает и убьет меня». И тогда повелел ему Г-сподь взять с собой повозку для скота, чтобы, когда спросят его, мог он ответить, что везет животных для жертвоприношения. На первый взгляд, непонятно, как посмел Шмуэл сомневаться и думать об опасностях, когда сам Всевышний сказал ему, что нужно делать. Разве не следовало сразу же двинуться в путь и точно все исполнить, не помышляя о возможных опасностях и полагаясь на защиту Г-спода? И почему Всевышний не стал укорять Шмуэла за сомнения и колебания, за то, наконец, что он недостаточно на Него полагался? Более того, Всевышний согласился со Шмуэлом и указал ему самый верный способ поведения, повелев спастись от гибели с помощью хитрости. Из этого явствует, что человеку нельзя, как я уже сказал, бросаться с закрытыми глазами навстречу опасности, нельзя бездумно подвергать себя риску в надежде на чудесное избавление по воле Г-спода. Мы, естественно, должны полагаться на Всевышнего и надеяться на спасение, на помощь небес, но точно так же мы обязаны сделать все от нас зависящее, дабы не попасть в руки врагов, не оказаться в безвыходной ситуации, когда действительно останется уповать лишь на чудо. К чему я веду? Нам следует подождать дальнейшего развития событий: оно еще больше усилит народное недовольство. Эльазар считает, что лишение первосвященника рабби Ишмаэла бен Фиаби сана довело народное возмущение до последнего предела. Поверь, дорогой друг мой и брат, это вовсе не так. Ты пытаешься судить о мере возмущения народа, исходя из чувств, переполняющих твое собственное благородное сердце. Большинству граждан, думаю я, совершенно все равно, годится первосвященник, назначенный римлянами, для своей должности или нет. Толпы встречают приветственными криками первосвященника Эльазара точно так же, как приветствовали они прежде рабби Ишмаэла. Если мы поднимем восстание, а весь народ не станет рядом с нами плечом к плечу как один человек, жертва наша будет напрасной и достижение нашей святой цели отдалится от Израиля на многие годы. Брат мой, надо подождать. Быть может, совсем немного. Пусть тем временем алчные римляне снова увеличат налоговое бремя, чтобы положение людей стало совершенно невыносимым, и когда общее недовольство действительно достигнет высшей точки, когда наступит нужный час, мы призовем народ к восстанию.

Глубокая тишина воцарилась среди развалин, едва Иеуда закончил свою речь. На Эльазара доводы сподвижника тоже явно произвели немалое впечатление, и он задумчиво молчал. Прошло несколько минут, потом слово взял Шимон бен Антигенос:

– Друзья мои и братья! – начал он. – Слова Иеуды бен Нафтали навели меня на мысль о том, что есть еще один важный вопрос, который требует решения, прежде чем мы поднимем мятеж. Иеуда говорил о пророке Шмуэле, которому Всевышний приказал помазать Давида на царство. Так вот о царстве. Когда поднимем мы знамя восстания, и Г-сподь предаст врагов наших в руки наши, и страна вновь станет свободной, кто будет царствовать над нами?

– Мне этот вопрос кажется странным, – поднялся Барак бен Гамла. – Один Всевышний будет царем в Израиле! Разве не известно тебе, Шимон, что, когда во времена Шмуэла евреи потребовали себе царя, горько стало Г-споду. И сказал он Шмуэлу: «Это не тобой, но Мною пренебрегли они!» Нет, ни единому смертному не дано царствовать над Израилем! Только Б-гу. Разве правильно будет, если мы признаем над собой какого-то другого царя? Ведь сказано же в Торе: «Ибо Мне слуги дети Израиля». Мудрецы объясняют это коротко и ясно: «Мне, а не другим слугам моим».

– По сути дела, ты прав, – проговорил Эльазар. – Так оно и велось в эпоху Моисея, в эпоху Иеошуа бин Нуна и в эпоху Судей. Когда судье Гидеону предложили корону, он отказался со словами: «Не я, но Г-сподь будет царем над вами!» Однако с тех пор многое изменилось. Разве не стал Давид, сладкогласый псалмопевец, тем, кому обещано было царствование над Израилем до конца времен?

– То есть, – уточнил Барак, – ты хотел бы назначить царя из семени Давида. Но знаешь ли ты человека в нашем поколении, который был бы достоин сидеть на его троне?

– Нет, – ответил Эльазар, – такой человек мне не известен. Но есть в моем сердце уверенность, что если сумеем мы скинуть с себя ярмо Эдома, то в нужный срок даст нам Г-сподь потомка из дома Давидова, достойного царствовать над Иудеей.

– Если уж мы соберемся избрать над собой царя, – вступил в разговор Йосеф бен Лапидот, – нам не придется его долго искать. Кто более заслуживает права стать правителем Израиля, чем наш дорогой брат Эльазар, сын Ханании, сына Хизкии бен Гуриона? Разве он не смел, как Шимшон, не богобоязнен, как царь Давид-ревнитель, как Пинхас? И семейство его – одно из самых уважаемых в Иудее. Поставим же его царем над нами!

– Нет, дорогой мой друг Йосеф! – отвечал Эльазар. – Я не из семени и не из дома Давидова. Я из семени Аарона-первосвященника. И место мое не на троне, но подле жертвенника в Храме.

– А разве Хашмонеи не были коэнами? – возразил Йосеф. – Тем не менее на их головы возлагали и царские короны, и шапки первосвященников!

– Но в этом-то и заключалась ошибка! За это они претерпели наказание, это принесло им позор, а всему Израилю – новое порабощение! Цари дома Давидова были полны смирения. Они смотрели на царство как на обязанность и служение, а не как на возможность властвовать. Я не имею в виду тех, кто не достоин был и называться потомком Давида, – людей вроде Ахаза или Менаше. Я разумею благочестивых и доблестных потомков его – таких, скажем, как Иеошофат и Хизкияу. Все их помыслы связаны были со служением Всевышнему и с тем, чтобы облегчить жизнь народу. Для себя же они не требовали никаких особых привилегий. Мудрецы рассказывают о царе Хизкияу, что он съедал с утра щепотку зелени и на долгие часы шел заниматься Торой. Не так вели себя потомки дома Хашмонеев; они были горды, высокомерны и любили власть. Царь Янай, например, не склонялся даже перед Сангедрином. Нет, дорогой друг, я не хочу, да и не могу быть над вами царем! Когда соотечественники мои освободятся от гнета поработителей, высшей наградой для меня станет возможность быть простым гражданином свободной страны, одним из сыновей того народа, который Всевышний избрал, дабы был наречен он именем Его.

Едва Эльазар закончил свою речь, Итамар воскликнул с восторгом:

– О, как усилилась ныне моя любовь к тебе, праведный и благородный муж!

Глава десятая

Заговор раскрыт

Буквально в этот миг среди развалин показался человек, громко кричащий:

– Бегите! Бегите скорее! Сюда идет римский военный отряд!

Это был юноша по имени Йонатан; его оставили стоять на страже при входе, чтобы предупредить заговорщиков в случае опасности. С вершины высокой горы ему была великолепно видна вся округа.

– Бегите! Римляне уже близко! – не смолкал Йонатан. – Они подходят с разных сторон, видно, хотят окружить нас!

– Братья, – сказал Эльазар, – надо уходить через подземный туннель.

Двое юношей подняли с земли несколько больших камней, ничем не отличавшихся от тех, что лежали рядом. Под камнями открывался подземный ход. Заговорщики быстро спустились вниз и закрыли за собой лаз, с привычной ловкостью поставив камни на место – так, что ничего больше не было видно. Теперь они стояли в узком, темном туннеле. Неожиданно Итамар, к великому своему удивлению, разглядел впереди слабые всполохи огня. Светилась чаша, наполненная углями ракитника. Эти угли имели особое свойство: они долго сохранялись раскаленными и, присыпанные золой, мерцали в темноте. Чашу заговорщики хранили именно на случай неожиданной опасности. Барак подошел к чаше, стряхнул золу, и угли стали ярче. Он зажег с их помощью смоляной факел, и туннель озарился светом. Предводительствуемые Бараком с факелом в руке, заговорщики двигались вперед вдоль древних стен подземного дворцового туннеля и через некоторое время добрались до запертой двери. Эльазар открыл замок, все вышли наружу и оказались в скалистой пещере, укрытой в горных недрах.

– Прежде чем покинуть пещеру, – сказал Эльазар, – мы должны возблагодарить Г-спода, спасшего нас от нежданной напасти. Затем подумаем, что делать дальше.

Чистым высоким голосом он произнес:

– Благословен Ты, Г-сподь Б-г наш, царь мира, дарующий повинным избавление, благословен за то, что воздал нам благом!

– Амен! – откликнулись хором юноши.

– А теперь, друзья, – продолжал Эльазар, – давайте поразмыслим – как быть и куда идти. Хотя, впрочем, прежде всего следует, пожалуй, подумать о другом: откуда могли римляне получить сведения о нашем тайном собрании? Лично я убежден, что за этим – донос и предательство. Нас выдали. Иначе враги не напали бы на наш след. Кто-то из нас, братья, был настолько легкомыслен, что доверил тайну чужим ушам. Кто же?

Все молчали. В голове у Итамара забрезжило неясное подозрение. Он ведь раскрыл Ореву тайну этих собраний, назвал место, ибо с детства привык доверять ему все без исключения. Возможно ли, что Орев – предатель? Нет, невозможно! При такой любви к нему, Итамару, и к его отцу? При лютой ненависти к Риму? Не может быть, чтобы Орев предал его самого и его друзей в руки римских властей. Исключено!

Тягостное молчание не прерывалось, и Эльазар снова обратился к присутствующим:

– Еще раз прошу всех вас, друзья: откройте сердца ваши! Если кто-то поделился нашей тайной с отцом, или братом, или с верным товарищем, сестрой, с невестой, пусть честно скажет об этом. Сказать необходимо, иначе нам не выяснить, с какой стороны, каким путем пришла измена. И спастись будет еще труднее.

Ответом ему опять было общее молчание.

– Если так... – вымолвил наконец Итамар. – Что ж, пусть все случившееся пока останется для нас загадкой. Но давайте посоветуемся, как поступать дальше. Мы можем разделиться на группы, можем вернуться в город поодиночке, разными путями и в разное время. Хотя вполне вероятно,что нас уже ждут и мы будем арестованы, едва переступим порог собственного дома.

– По-моему, – откликнулся Иеуда, – следует кого-нибудь послать в город. Кого-нибудь одного. Тогда мы точно будем знать, как обстоят дела. Если наши имена еще не известны врагам, мы все сможем спокойно вернуться домой. Если же посланный не вернется, это будет значить, что он арестован, и остальным придется спасаться бегством. Уходить в горы. Пусть лучше один из нас пойдет на риск, чем все подвергнутся опасности и движение погибнет. Я готов сию же минуту отправиться в путь. Как говорится, кто предложил, тому и исполнять.

– Нет, Иеуда, – покачал головой Эльазар. – Ты не должен рисковать собой лишь потому, что нашел единственно возможный выход. На мой взгляд, ничего лучше и придумать-то нельзя в нашем положении. Посему я предлагаю бросить жребий, как поступали в подобных случаях наши отцы. На кого он падет, тому и возвращаться в город.

– Послушайте, дорогие братья, – вмешался неожиданно Итамар, – пошлите меня. Это самое лучшее и разумное решение. Я по-настоящему только сегодня присоединился к вам, и римляне и их шпионы наверняка еще ничего обо мне не проведали. Я смогу проникнуть в город без всякого риска и осторожно выяснить, известны ли римлянам чьи-нибудь имена. У меня есть связи во дворце наместника. Всего лишь несколько недель назад я был там. Меня пригласил прийти друг детства, молодой римлянин, на день-другой прибывший в Иерусалим. На меня можно положиться, я обязательно найду способ узнать, как обстоят дела, и сообщу вам об этом.

– Мы не можем принять твое предложение, Итамар, – сказал Иеуда. – Было бы безответственностью послать новичка на столь опасное задание. Если с тобой что-то случится, это покроет нас всех несмываемым позором. Нет, только судьба решит, кто сегодня рискнет собой ради остальных братьев. И ты, Итамар, будешь участвовать в жеребьевке на общих правах. Но до того, как мы бросим жребий, я хочу попросить вас вот о чем. Эльазара надо исключить! Его свободолюбивые воззрения хорошо известны римлянам. И он слишком важен для нас. Мы не можем позволить себе потерять его. Если арестуют меня или другого, это не остановит остальных, но если вырвать из наших рядов Эльазара, все дело может пойти прахом. Он один, с его силой духа и недюжинным умом, стоит тысячи отважных храбрецов. Надеюсь, вы со мной согласитесь. Итак, вы согласны?

– Согласны! Конечно, согласны! – дружно воскликнули все.

– Но я-то решительно не согласен, – сердито заявил Эльазар. – Кровь моя не краснее, чем у других!

Его протест не был принят. Друзья объяснили, что не отпустят его одного в город ни при каких обстоятельствах. В конце концов Эльазар был вынужден нехотя согласиться на уговоры, и теперь его роль заключалась в том, чтобы бросить жребий. Ему завязали глаза. Остальные встали кру€гом, а его поставили в центр. С завязанными глазами Эльазар подошел к одному из заговорщиков, взял его за руку и назвал число сто двадцать. Затем снял с глаз платок и начал считать слева направо. Считая, он несколько раз обошел круг товарищей, и в конце концов на числе 120 остановился прямо перед Итамаром.

– Итамар! – торжественно произнес Эльазар. – Жребий пал на тебя! Иди и выполни свою задачу! А мы поможем тебе отсюда своими молитвами и будем просить Всевышнего Б-га, чтобы он сохранил тебя от всех напастей...

Глава одиннадцатая

В руках врага

Йонатан проводил Итамара до входа в ущелье. Между гор хорошо просматривалась дорога, ведущая в Иерусалим.

Итамар шел по ней, и в голове его роились нелегкие, невеселые думы. Он вспомнил своего немощного, полубольного отца, и на сердце стало еще тягостнее. Вдруг его арестуют прямо при входе в город и отправят в тюрьму... Достанет ли у отца сил выдержать это испытание? А что будет с ним самим? Какую кару определит ему разгневанный наместник? Римляне ведь жестоки и безжалостны; человеческая жизнь в их глазах не стоит ни гроша! Только теперь Итамар понял, что недостаточно взвесил и обдумал все, что было связано с участием в заговоре. Он пылал энтузиазмом, юношеской горячностью и не помышлял всерьез о последствиях. Нет, он не жалел, что примкнул к друзьям Эльазара. Но ему следовало быть готовым к нынешнему дню заранее, следовало загодя найти в себе силы встретить опасность с должным мужеством и хладнокровием. А он страшится и сомневается. Возможно, думал он с горечью, правы старики, которых не очень-то увлекает идея восстания. В отличие от молодежи...

Погруженный в свои мысли, дошел Итамар до Цуфим, места, откуда город был виден как на ладони. Он лежал пред ним внизу, в тишине и покое, многолюдный Иерусалим, столица страны, познавшей горечь рабства. Пока еще дано было юноше видеть собственными глазами величие Дома Славного, где начертано Святое Имя Всевышнего. Пока еще он волен был повернуть вспять и искать себе убежище в каком-нибудь из поселений родной земли. Или скрыться в пещере среди гор. Но разве не обещал он товарищам, что пойдет в Иерусалим? Он ведь сам вызвался... И не хотел никакого жребия! Предложение его было отвергнуто, но жребий все-таки пал на него. Это судьба! Нет, он выполнит возложенный на него долг, он останется верен своему слову, даже если за это придется дорого заплатить. Заплатить ценой жизни и горя, которое доставит он отцу и своей невесте. Возлюбленной Тирце.

Он поднял глаза к небу и вознес молитву Г-споду:

– О, Владыка мира! Ты Господин всему, и ничто не свершается помимо воли Твоей! Если это будет Тебе угодно, спаси меня от опасности! На Тебя положились отцы наши и Тобой спасены были! К Тебе взывали и были услышаны, на Тебя уповали и не посрамили чести! И хотя я знаю, что недостоин Твоего чудесного вмешательства, но разве не Ты хранил меня от рождения? Всем братьям и сестрам моим не дал ты жизни, лишь мне одному! Спаси и избавь меня теперь – ради моего старого родителя, дабы не лишился он жизни от горя, и ради несчастной моей невесты, что будет тосковать по мне все дни свои! Ибо сказано в Торе: «Оплот прямых путей, все деяния Его – суд и справедливость». Ибо не подобны пути Твои путям смертных. Царь смертный карает виновного и не думает о его родных и близких, что будут плакать о нем. Не таков Ты, Царь Вечный. Пути Твои прямы и истинны, суд Твой – суд праведный. Ты не подвергнешь человека смерти, если только и его близкие не заслужили свое горе! Так смилуйся же над отцом моим, мудрецом и праведником, и над невестой моей, юной девой, не знавшей греха! Не покидай меня, ибо близка гибель и, кроме Тебя, нет спасителя, Отец мой небесный!

Закончив молитву, Итамар ощутил, что душа его исполнилась спокойствия и уверенности, и поспешил спуститься с горы в долину. Решительно шагая, миновал он городские ворота без всяких помех. Римские стражники вообще не обратили на него внимания. Итамара это обстоятельство весьма обрадовало и ободрило. Видимо, имена заговорщиков были римлянам пока не известны или по крайней мере его имени они не знали. Все же он решил сразу не идти домой, а заглянуть сперва к отцу Тирцы, чтобы узнать, вправду ли ему не грозит опасность.

Едва Итамар переступил порог дома Элиэзера, как хозяин поспешил ему навстречу в сильном волнении.

– Итамар, бедный мальчик, откуда ты идешь? Ты что, не знаешь, что римляне ищут тебя повсюду, обвиняя в заговоре против властей?! Они отправили солдат, чтобы арестовать тебя и твоих товарищей, но те вернулись ни с чем, и вот теперь ты сам спешишь к ним в руки. Прямиком шагаешь в пасть к тигру! Они уже обыскали в вашем доме все, каждый уголок, от чердака до подвалов, все вверх дном перевернули, ища тебя, а ты спокойно разгуливаешь при свете солнца по городским улицам! Заходи скорее в дом, несчастный мой мальчик, я спрячу тебя в надежном месте. Там ты переждешь какое-то время, пока не настанет удобный момент, чтобы бежать в горы!

Пораженный Итамар на мгновение потерял дар речи. Потом пришел в себя и спросил с тревогой:

– Где отец? Как он пережил эту ужасную новость?

– Эти разбойники схватили твоего отца и бросили в тюрьму. Они будут держать его в заложниках, пока не найдут тебя.

Ноги у Итамара подкосились, лицо побледнело.

– Отец! – прошептал он. – Мой старый, больной отец брошен в тюрьму по моей вине! Я сейчас же пойду и отдамся в руки римлян, чтобы его освободили!

– Не будь глупцом, Итамар, не делай этого! – перепугался Элиэзер. – Тебя римляне приговорят к смерти и безжалостно убьют, а против твоего отца у них ничего нет, ему ничего и не сделают. Они прекрасно знают, что твой отец всегда бежал от политики как от чумы. Пройдет несколько недель, они убедятся, что твое местонахождение ему не известно, и его отпустят. Доверься мне, я тебя спрячу, пока еще есть время!

Противоречивые чувства боролись в сердце Итамара. Всего несколько минут назад он твердо решил, что не имеет права принимать в расчет страдания отца и невесты, но вот теперь им вновь овладели любовь к несчастному Эльякиму и неслыханный страх за него. Он испытывал чувство, силу и остроту которого раньше не умел оценить.

– Нет! – воскликнул он в отчаянии. – Ни в коем случае нельзя оставлять отца в тюрьме! Он стар и слаб; тюрьма быстро его прикончит!

Всеми силами старался Элиэзер удержать юношу. Красноречиво описывал горе своей несчастной дочери, которая, возможно, будет горевать о нем до конца дней. Итамар ничего не хотел слушать. Он вырвался из рук Элиэзера, выбежал на улицу и быстрым, уверенным шагом двинулся к дворцу наместника.

Продолжение следует