НА КРАЮ
Арье-Лейб
Бараны и война
I
Некто, в прошлом российский агент, а по-нынешнему английский историк, рассказывает, как Сталин тужился разгадать Гитлера. Нападет ли? Нет? Когда?
Вообще-то остерегали с разных сторон. И Черчилль-премьер послания направлял, и Зорге-шпион шифровки отстукивал...
Да ведь у всякого – свой резон! Черчилль, к примеру, – британская акула. Поджигатель войны! Спит и видит – русских да немцев стравить.
А Зорге – невозвращенец. Да! Сколько в Москву приглашали, а он – ни в какую. Я, блин, здесь на посту... Ну и доказывал!
Как же, однако, Гитлера разъяснить? До тонкости. С последнею несомненностью...
Есть способ! – разведчики рапортуют. – Только давайте, товарищ Сталин, в отдельный кабинет удалимся. С глазу на глаз. Нос к носу. Чтобы ни ухом, ни рылом...
Уединились, сблизились...
Первое дело, – главный разведчик нашептывает, – бараны. Второе, извините, хитрее... Помните, как умелец Левша к царю пробирался? Что англичане-де ружейный ствол кирпичом не чистят... Так и тут. Очень деликатная вещь, доложу я вам, смазка. Смекаете?
И товарищ Сталин, само собою, усёк...
II
Ах, сюда бы сейчас Мишу! Хоть какого – Салтыкова ли Щедрина, Жванецкого...
Пускай бы изобразил, как будущий генералиссимус и будущий маршал под охраною, за семью замками, в бронированной комнате ухо в ухо шушукают:
– Ну что, – генералиссимус шелестит, – гонят баранов?
А маршал слева направо (отрицательно) головкой мотает.
– Не стригут, не бреют?
Опять слева направо.
– А смазка?
И маршал сверху вниз (положительно) закивал.
– Старая, блин. Летняя. Как была.
Весьма красочная картинка у Миши-сатирика получилась бы!
– Так сколько, ты подсчитал, баранов-то?
– Ну-у, – будущий маршал палец загнул, – армия, округлим, пять миллионов. Каждому на зиму – полушубок. Один солдат – один баран... Пять миллионов баранов.
– И не гонят?
– Не гонят, товарищ Сталин. В отары не сбивают. Не бреют, не стригут... И смазка, как есть, – летняя.
III
В ранней юности, едва ли не из учебника, вычитал я потрясающий факт. И прямо скажу – зашатался. После открылось, что данный факт поразил некогда Троцкого. И он вставил его в свою «Историю революции».
Дескать, в 1916 году чуть ли не в декабре французский, что ли, посол беседует с важным царским сановником. Министром, пускай, сельского хозяйства. Насчет, положим, земли, земельной реформы...
– Да, – соглашается министр, – да! Будем проводить. Непременно проведем. Но пока...
– Нет, – прерывает посол, – нет! Вы, пожалуйста, на войну не кивайте. Само по себе твердое обещание...
– А-а! – рассердился министр. – При чем здесь война? Чтобы реформу осуществить, землю надобно перемерить. Для чего требуется, – и воздел указательный палец, – триста тысяч землемеров!
Во-о-от, – хохотал и приплясывал Троцкий, – вот потому, – заливался, – и происходит революция... Триста тысяч землемеров!
IV
– Да-а, задачка... – И будущий генералиссимус пососал трубку. – Дай-ка, маршал, перекурить... Пять миллионов баранов...
V
Погоди! А Наполеон?
Вон как напёр. Тоже в июне месяце... А шинелей теплых не заготовил... Ну, танков-грузовиков не имел. Об зимнем масле голова не болела... Да армию-то поморозил!
VI
То-то и есть, – Троцкий поник головою, – то-то и есть, товарищи, что Сталин, блин, даже по сравнению с Гитлером – не революционер.
VII
– Бе-е! – один баран говорит. – Который с одной шестою схлестнуться затеял да о бараньих тулупах не порадел – это ж, выходит, баран баранов!
– Бе-е! – другой откликается. – А если походом собрался да зимнюю кампанию наперед планирует, – он, прости и помилуй, всем баранам баран!
И хором заблеяли: до холодов не управишься... в снегу ножки протянешь... Бе-е-е!
Продолжение,
или Поздний некролог
В ночь на 1 сентября 1993 года умер Александр Моисеевич Некрич – местный историк, научный сотрудник Русского исследовательского центра при Гарвардском университете.
Много лет назад, в незапамятные времена, Некрич выпустил монографию о начале войны. По причинам, которых не понимал я тогда, а теперь, надеюсь, не понимает никто, популярную эту книжку изъяли. И довели автора до эмиграции.
Там, вместе с М. Геллером, написал он нашу историю: «Утопия у власти», что стала (или станет) школьным учебником. И труд «Наказанные народы» – о депортации. И «Отрешись от страха» – воспоминания историка. Причем за истекший период само словосочетание «наказанные народы» утвердилось как фразеологическая единица (см. Н. Иванов. «Первый наказанный народ. Поляки в СССР»).
В давнем же труде – «1941, 22 июня» – сказано было, что Гитлер и его окружение сочинили легенду о «превентивной» войне. Будто бы Германия открыла военные действия, предотвращая нападение Советского Союза. Поразительно! – восклицал Некрич. – Миф, созданный Гитлером, жив до сих пор!
Миф... легенда... Но источник, действительно, Гитлер:
Берлин, 21 июня 1941 года:
СРОЧНО! ГОСУДАРСТВЕННАЯ ТАЙНА!
ПО РАДИО! ПОСЛУ ЛИЧНО!
...советская политика сопровождалась постоянно растущей концентрацией всех имеющихся в наличии русских войск, после чего германская сторона приняла ответные меры. С начала года возникла угроза непосредственно территории рейха. Поступившая в последние дни информация не оставляет сомнений в агрессивном характере русских концентраций.
В чем состояли концентрации, извлекаем из родимой «Истории второй мировой войны»: в том, что численность армии увеличилась в четыре раза; что предвоенной весной призваны 800 тысяч запасных; что в пограничные округа переброшены 28 стрелковых дивизий и 4 армейских управления.
В книге Виктора Суворова «Ледокол» прослежен маршрут едва ли не каждого подразделения. От погрузки до выгрузки. Если бы не война, размышляет Суворов, куда девать всю эту массу войск? Где б они зимовали? В палатках? В землянках?
Ведь приграничные округа квартировали на местности, только-только присоединенной. Некому было позаботиться о казармах. В довоенной «панской» Польше пустовали даже те, что достались от Российской империи... Ну, мы-то уж заселили!
В Брестской крепости навесили нары в четыре яруса. При единственных, обратите внимание, воротах. Защитники были заперты, как в ловушке. И подвиг их, получается, вынужденный. Что, на наш взгляд, никак не приуменьшает его. Каждый из нас может пасть жертвой. Но героизм требует личных усилий.
Собирался ли Сталин нанести упреждающий удар, – проблема обширная. А вот маленький достоверный факт: Германия перешла границу без объявления войны. Молотов так и сказал по радио:
Уже после совершившегося нападения германский посол в 5 часов 30 минут утра...
Но почему «после»? А потому, что «до» намеренно не принимали. Чтоб раструбить на весь мир – «без объявления»!
Ну, хорошо, а если б посол прорвался на два часа пораньше? Что изменилось бы?
Гитлер и Риббентроп скрывались от нашего представителя, Сталин и Молотов – от ихнего. Нам-то с вами куда деваться? Или, если угодно, им, предкам.
Они шумели буйным лесом,
В них были вера и доверье.
А их повыбило железом,
И леса нет – одни деревья.
Планировал ли Сталин «превентивную» войну, нет ли – важно другое: не он начал. И Александр I рассматривал план упредить Наполеона. Мало ли... За помыслы отвечаем мы на Б-жьем суде. Земному же, юридическому разбирательству подлежат действия и поступки.
Мог бы Сталин, в сослагательном наклонении, ударить первым?
Суворов считает – мог. Приводит убедительные, остроумные доказательства. Если, допустим, главенствует принцип: нападение – лучшая защита! – странно (глупо, нельзя) обрекать армию на пассивную оборону. Не разумнее ли использовать атакующий потенциал?
Увлекательные сведения сообщает Суворов о довоенных танках БТ – Быстроходные Танки. С бешеной скоростью мчались они по асфальтовому покрытию и чуть ли не прямо на марше сбрасывали траки, заменяя колесами. Из гусеницы вылуплялась бабочка!
Да вот беда, порхает мотылек только по твердым дорогам. И танки БТ буксовали на местных проселках. Захватив несметный наш танковый парк, немцы пустили его в переплавку.
Сражаться на чужой (асфальтированной) территории придумал не Сталин. И не Ворошилов. Это просто тактика революции. От Французской до восстания Спартака. От Махно до Пугачева. И с такой точки, Чингисхан – тоже революционер... Или заформулируем в общем виде: внешний набег есть следствие внутренней нестабильности.
Сталин не был Наполеоном. И Чингисханом. И Гитлером тоже. Они – одержимые, а он уязвленный человек: с малым ростом, сухою рукой, захудалым происхождением... И ворошит с начальником разведки промасленную немецкую рвань. Нет ли кляксы от зимней смазки? И обсуждает на полном серьезе «бараний» вопрос: сколько, блин, надобно баранов на тулупы германской армии?
Воевать с Россией без оглядки на холода способен лишь сумасшедший. И где ж нам с обыденной, житейскою логикой разгадать те идеи!
Сталин, в нарушение договора, занял район, примыкавший к Восточной Пруссии, и в порядке компенсации обещал такую же приблизительно сумму (в долларах), какую Россия выторговала у Америки за Аляску. Но выплачивать, говорит, буду частями. И перевел постепенно не то треть, не то четверть. Не дурак же, думает, этот Гитлер, чтобы столько валюты терять! Пока сполна не отвалим, тихо, блин, будет сидеть!
Сталину вроде бы удалось воплотить мечту Ленина – столкнуть империалистов лоб в лоб. Немцы тузили англо-французов, а Вождь напевал с восточным акцентом (в переводе Аркадия Коца):
Когда же гром великий грянет
Над сворой псов и палачей,
Для нас все то же солнце станет
Сиять огнем своих лучей!
И обернулся к Политбюро, потирая руки. Хорошая песня «Интернационал»! Правильная пролетарская музыка! Вы, дескать, товарищи, помните, как Владимир Ильич учил? Если два вора дерутся, тут может произойти некоторая польза для честных людей... Пускай только Гитлер увязнет на Западе, – голыми руками возьмем!
А лопушок Гитлер расколотил Францию. И остались оба Вождя один на один. «Сам на сам», – как выражаются наши друзья-украинцы.
Сталин очень перепугался. Десантная операция на Крите (20. V – 1. VI. 41) будто бы потрясла его. Повергла в ужас. Ошеломила. Чтобы не возбуждать паники и пораженческих настроений, велел ознакомить с немецкой победой лишь избранных, по именному списку... Со страху, глядишь, и решился бы на упреждающий удар.
И что, в сослагательном наклонении, вышло бы? В германской армии накануне войны было 420 тысяч автомобилей. Каждый десятый – шофер. У нас наблюдалась такая картина: если бы, в сослагательном наклонении, вся автомобильная промышленность переключилась на военные нужды, и пяти лет не хватило бы удовлетворить армейские транспортные аппетиты.
Танки, конечно, танками, самолеты – самолетами... Но прежде чем покорять Европу, приходится выклянчить по «ленд-лизу» полмиллиона грузовиков-«студебеккеров».
Александр Моисеевич Некрич, передает «Голос Америки», последнюю свою рукопись посвятил старым проблемам: война, вероломное нападение... Россия, Германия... фашисты, коммунисты...
Было ему жизни почти что как Сталину – 73 года.
Окончание,
или ПоследнЯЯ сводка
Не знаю, приводит ли Виктор Суворов такой эпизод.
Будто бы глава Коминтерна, извлеченный недавно из своего болгарского мавзолея Георгий Михайлович Димитров (1882–1949), огласил точный календарь предстоящих нацистских захватов. Осень тридцать девятого – Польша. Затем Югославия, Румыния, Болгария, Франция, Бельгия. Осень сорок первого – русский поход.
Комментируя эти предсказания, Троцкий резонно заметил, что основаны они, несомненно, на данных советской разведки.
С Польшей, как видите, угадано в «яблочко». А покоренные европейские народы выстроились почему-то в обратном порядке. На самом деле, сперва Бельгия и Франция, а Югославия – под конец.
5 апреля 1941 года заключен наш с югославами пакт. 6-го – Гитлер двинулся на Белград.
В тот день, 6 апреля, в украинском приграничном городке родился мальчик, у колыбели которого, как и положено, шумела неисчислимая родня – прадед, бабка, родители, тетушки, дядюшки – все те, кто погиб через год, в акцию 6 апреля 1942-го. Мальчик выжил чудесным образом. Посредством соседей...
Сталин, однако, не надеялся на чудо. И на соседей не надеялся. Теребил, как сказано, с начальником разведки промасленную немецкую дрянь.
Главное его качество – Сталина – осторожность. Накалить, подзудить, противников, разжечь драку, до самого края не вмешиваться в борьбу и добить обескровленного победителя... Некоторые именуют такого рода осторожность иным словом – коварство.
Публикация рассекреченного документа «Соображения по плану стратегического развертывания вооруженных сил Советского Союза на случай войны с Германией и ее союзниками», появление на свет этих «Соображений» демонстрируют нам, что Сталин вынужден был поступать вопреки собственным психологическим установкам.
Подчиненные генералы доказывали, что упреждающий удар – единственный шанс против Гитлера. Вторая мировая не будет «окопной», как первая. Тогда пулемет подкосил конницу. Нынче есть танки, самолеты...
Возьмите, товарищ Сталин, последнюю «военную игру». Силы вторжения (Жуков) смяли оборонявшихся (Павлов). И суть не в том, что Жуков опытнее и талантливее – такова логика современной войны.
Разумеется, Сталин понимал, что профессионалы правы. Но сунуться первому...
Хорошо, соглашаются некоторые. Пускай Вождь, в психологическом плане, был человек робкий. Да робость для компенсации становится дерзостью. Отсюда участие в «эксах» до революции (в «идейных» ограблениях, экспроприациях). Никакая «застенчивость» не помешала Сталину провести такие глобальные (и кровавые) мероприятия, как коллективиз-акция, индустриализ-акция, ликвид-акция...
Да, соглашаюсь, верно. То, что чуть выше обозначается как «коварство», можно ведь величать по-другому – чувством исторической правоты. В 20 – 30-е почитал себя орудием истории. В поздние 40-е и ранние 50-е – на переломе века – любимцем ее.
...И жар соблазна
Вздымал, как ангел, два крыла...
Пастернак, в частности, потому и классик, что жар соблазна – как ангел.
У Сталина тоже было два крыла – Маркс и Ленин. Плюс свои небеса – социализм.
Только строят его на земле. Там, где большинство населения – пролетарии. А как быть с крестьянской Россией? Очень просто. Совхозы с колхозами – наикратчайший путь к пролетариз-акции.
Пастернак полагал, что впоследствии Вождь укорял себя, зачем столь безоглядно предался теории, – устранял каждого, кто догадывался об ошибке. Преследовал, в смысле, всякого, кто сомневался в благодетельности акций...
Занятно, что некоторые и поныне считают раскрестьянивание, блин, «прогрессивным». Дескать, Россия и сейчас была бы вроде Индии и Китая. И теоретически, если отвлечься от ужасной практики...
Но мы, выжившие чудом, не в силах отвлечься.
Предвоенные полгода (с января по июнь) Сталин пытался переломить себя. Военные убедили его. Инстинкт осторожности держал за руку. И в конечном счете – взял верх.
В сорок пятом году обнаружилось: так-то лучше. Но в сорок первом...
Когда Сталин с началом войны уехал на дачу, заперся и никого не пускал, вовсе не тем он терзался, что верил Гитлеру... Да никогда не верил! Ни на полушку! Гитлер – по Сталину – фигляр и выскочка. Прихлебатель и подражатель. Отчаянный игрок, что берет исключительно наглостью.
Нахальство – второе счастье. А ему, Сталину, не хватило. Проклинал природную скрупулезность и осмотрительность. Ведь знал же! Знал наперед!.. Говорили же!
Честил ли себя, как всесоюзного старосту Калинина кремлевским козлом, или как Молотова – каменной задницей (так, в переводе с немецкого, пошучивал Ленин), или плясуном, как Хрущева, или хитрым армяшкой, как Микояна, или жидом пархатым, как Кагановича...
Ах ты, блин, кремлевский козел! Каменная задница! Плясун, армяшка, жидок!.. А может обратился к родной фамилии – Джугашвили?
Лингвисты, само собой, нас поправят. Но мы слышали разные варианты насчет слова «джуга». 1. Сталь, железо. Отсюда, мол, псевдоним. 2. Какая-то незамысловатая обувь – лапти, онучи. 3. Рванье, тряпье, ветошь... Ну и припомнились те обтирки, что перебирал накануне с начальником разведки...
– Ах ты, – ругался, – джуга, джуга, джуга!
На пятые вроде бы сутки пробились соратники. Прибежали гуртом: Кремлевский Козел и Каменная Задница, и Плясун, и Армяшка, и Жид, и Лиса Патрикеевна (Берия)... И он сказал тихим осипшим голосом:
– Мы потеряли все, что завоевал Ленин.
И не так даже. Не то слово употребил. Уличное, просторечное. Профукали, блин, прошляпили, профинтили...