[ << Содержание ] [ Архив ] ЛЕХАИМ МАРТ 2003 АДАР 5763 – 3(131)

Грустный мотив

Алексей Зверев

Дж.Д. Сэлинджер, американский писатель, которого уже давно называют великим, скоро отметит свой 85-летний юбилей. Но он наверняка сделает все, чтобы не затевали никаких торжеств. Сэлинджер уже несколько десятилетий ведет жизнь монаха-затворника. Его последняя публикация относится к 1965 году. Ни одного интервью не могли с тех пор добиться у него самые настойчивые и умелые журналисты. Он не пытался как-то скорректировать невероятные версии, которыми объясняли его исчезновение с литературной сцены, утверждая, будто писатель сделался послушником в буддистской обители,будто у него неизлечимое душевное заболевание, будто он вообще покончил с собой, а семья это скрывает. Напоминал он о себе только в тех случаях, когда происходило что-то, по его представлениям, уж слишком недопустимое.

В Голливуде экранизировали один его прелестный рассказ, состряпав слезливую мелодраму, — Сэлинджер официально запретил любые киноверсии своих произведений. По старым, довоенным журналам собрали его ранние новеллы, ни разу им не перепечатанные после первой публикации, — автор наложил вето на это издание, и книгу пришлось изымать из продажи. Один литератор выпустил его биографию, обильно процитировав письма своего героя, — герой подал в суд, и теперь ни одно его письмо нельзя приводить даже в отрывках.

После всех этих историй Сэлинджера оставили в покое, решив, что с ним, очевидно, и правда не все в порядке, если ему настолько противно естественное для каждого американца желание быть на виду. Но несколько лет назад его имя опять замелькало на газетных полосах. Повинны в этом были два человека: дочь Сэлинджера Маргарет, написавшая книгу мемуаров, и некая Джойс Мейнард, прежде известная только тем, кто читает в дамских журналах беллетристику с пошлыми любовными сюжетами. Оказывается, у этой очень посредственной писательницы в юности случился с Сэлинджером роман, причем инициатором выступил он, когда, обратив внимание на одну ее публикацию, написал ей письмо и предложил встречу. Она тогда была студенткой, но бросила учиться, перебралась к нему в городок Корниш, штат Коннектикут, строила далеко идущие планы. Из них ничего не вышло: через несколько месяцев Сэлинджер отправил свою возлюбленную домой и больше никогда ею не интересовался.

Давнюю обиду Джойс Мейнард выплеснула на страницах книжки, которая, как и ожидали, стала сенсацией. Сэлинджер предстает вовсе не таким, каким могли его вообразить читатели, с юности плененные знаменитой повестью «Над пропастью во ржи». В 1952 году повесть мгновенно принесла своему автору громкую славу и, видимо, останется в литературе навсегда. Конечно, казалось, что такое произведение мог написать только человек, которого страшит и ранит жестокость жизни и он всеми силами пытается удержать на краю гибели тех неискушенных, доверчивых, юных, кто вступает в мир взрослых отношений с их компромиссами, извращенностью и грязью. А у Мейнард Сэлинджер выглядит личностью, не вызывающей симпатий: с комплексом величия, с замашками диктатора, с непомерным своеволием, которое ломает судьбы близких.

Дочь была по отношению к отцу столь же нелицеприятной. Не простила попыток воспитывать ее так, чтобы получилась типичная его героиня — из тех, что очаровательны в детстве, но не в состоянии да и не должны взрослеть. Обвинила Сэлинджера в том, что он долго уродовал ее жизнь, которая для него была литературным сюжетом, ничем больше. И вслед за Мейнард предупредила простодушных: не ждите, что ваш любимый автор бросится, обо всем позабыв, вам на помощь, если вы действительно окажетесь перед пропастью.

Обе книжки носили осознанно скандальный характер, в обеих слишком чувствовалась пристрастность, по-человечески, может быть, и понятная, но к правде о Сэлинджере все-таки никак не приближающая. Ведь для миллионов его почитателей во всем мире он важен как писатель, а что реальность никогда не совпадает с литературой, вряд ли так уж существенно для тех, кто впервые читает «Над пропастью во ржи», «Девять рассказов» и цикл повестей о Глассах — талантливом и несчастном семействе. Часто думают, что Глассы — групповой портрет семьи самого Сэлинджера, хотя его отец был всего лишь мелким торговцем-бакалейщиком, и те духовные проблемы, которые мучительны для героев этого цикла, остались ему вовсе незнакомы.

Но одно биографическое обстоятельство все-таки нужно принять во внимание каждому, кто пристально читает Сэлинджера: наполовину он еврей. Это, если верить книге его дочери, никак не сказалось на той атмосфере, в которой рос Сэлинджер. Но зато читатель сразу распознает в его книгах человека, для которого окружающий американский мир с его типичными ценностями и жизненными установками так и не сумел сделаться вполне своим. Все его персонажи в том или ином отношении маргиналы, чужаки, искатели идеалов, которые не только неосуществимы, но просто непонятны людям, приученным считаться лишь с реальным порядком вещей и даже не задумываться над тем, возможна ли иная ориентация. Иная — это та, когда духовные обретения оказываются бесконечно важнее житейского благополучия. И герой знаменитой повести Холден Колфилд, и персонажи рассказов, и Глассы — все они имеют нечто общее с таким характерным для еврейской культуры типом бескорыстного мечтателя, который в глазах здравомыслящих людей выглядит существом странным, болезненным, может быть, даже невменяемым, но упрямо следует своей особенной логике поведения, не подчиняясь общепринятым стандартам, хотя это чаще всего делает его беспомощным перед лицом реальных повседневных забот.

Героев Сэлинджера часто называли бунтарями, отвергающими бездуховность и конформизм, но такая формулировка все-таки очень расплывчата. Может, точнее было бы сказать, что это люди, органически неспособные укорениться в окружающей их среде. Вечно ею травмируемые, они обостренно реагируют на каждую мелочь, которая напоминает, как прозаично и примитивно устроена жизнь, и оттого кажутся остальным не совсем нормальными. Спасти очутившихся у края пропасти им, конечно, не дано, да и сами они все время оказываются в безвыходных ситуациях и порою, как Симор Гласе, единственное для себя решение находят в самоубийстве без видимых поводов. Но переделать собственную натуру они не в состоянии и блуждают по жизни с единственной надеждой отыскать такую же неприкаянную, такую же ранимую и несчастную душу.

Тут можно было бы вспомнить многие схожие судьбы, которые воссозданы другими писателями и, в частности, еврейскими — например, Исааком Башевисом-Зингером. Этим нисколько не умаляется оригинальность Сэлинджера. У него своя, неповторимая интонация, она и сообщила такой мощи резонанс его прозе, увековечившей свое время и некое необычное сознание. Одну из своих лучших новелл он назвал «Грустный мотив», и, пожалуй, под этим заглавием можно было бы объединить все, им написанное. Тональность его книг бывает разной: подчас мягкой, ироничной, подчас вызывающей боль, — но печаль чувствуется в них неизменно.

Может быть, те смутные цели, которых пробуют достичь люди, населяющие художественный мир Сэлинджера, кому-то покажутся просто странностями неуравновешенной подростковой психики. Но в своих порывах его трогательные и смешные герои всегда предельно искренни, а конфликт, который завязывается с обществом, на поверку очень серьезен, потому что речь идет о нежелании жить как все. О бегстве от обезличенности, о попытке спасти свою уникальную человеческую сущность, жертвуя для этого прочностью налаженного бытия, позволяющей ощутить себя хоть отчасти защищенным среди бедствий и тревог. Конечно, этот конфликт заранее проигран героями Сэлинджера — оттого и печальны даже его самые светлые, самые поэтичные рассказы. Но воссозданная в них ситуация, внешне меняясь, по существу остается все такой же неизбежной и такой же мучительной для новых и новых поколений. И книги Сэлинджера все так же провоцируют самый заинтересованный отклик, хотя мир, кажется, стал совсем другим за полвека после появления первой и лучшей из них — «Над пропастью во ржи».

Сэлинджер ничего не публикует, никак не напоминает о своем присутствии в литературе, но это присутствие продолжает чувствоваться и сегодня. Дело не только в том, что у писателя повсюду, не исключая России, появилось множество имитаторов, и не в знаках официального признания, когда его рассказы включают в школьные хрестоматии, а любая новость о нем немедленно попадает на первые полосы газет. Самое главное все-таки в проверенной временем способности Сэлинджера быть для нынешних читателей таким же необходимым, как и для тех, кто прочел его полвека назад. Можно дублировать его стиль, можно воспроизвести отличающие его приемы повествования, даже создать видимость абсолютного соответствия его интонации. Но встреча с художественным открытием, которое принадлежит Сэлинджеру, все-таки никогда не позволит принять это открытие за чье-то еще.

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru