[ << Содержание ]        ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2003 ШВАТ 5763 – 1(129)

 

 

«СУМАСШЕДШАЯ ИСТОРИЯ»

 

К 50-летию «дела кремлевских врачей»

 

Именно так – «сумасшедшей историей» – согласно оперативной сводке МГБ СССР, направленной Сталину 14 января 1953 года, сразу же нарекли «дело врачей» западные дипломаты в Москве. Эта последняя масштабная репрессивно-политическая акция Сталина, единственная, которую он не довел, или, точнее, не успел довести, до кровавой развязки, вошла в историю, став символом саморазоблачающейся агонии созданного им диктаторского режима, режима, уже исторически обреченного и стоящего, как и его творец, на краю могилы, но тем не менее пускающегося во все более опасные авантюры, способные взорвать общество изнутри. То был апогей тотальной послевоенной чистки, имевшей значительный антиеврейский крен.

 

Именно эта кадровая лихорадка, поразившая начиная с 1949 года практически все медицинские учреждения страны: лечебные, научные, образовательные, управленческие – от Лечсанупра Кремля, Минздрава СССР и Академии медицинских наук СССР до провинциальных больниц, поликлиник и аптек, – явилась своеобразной прелюдией к «делу врачей».

Инспирировал это «дело» непосредственно Сталин, использовавший в качестве повода для его фабрикации письмо старшего следователя следственной части МГБ СССР по особо важным делам подполковника М.Д. Рюмина. В этом письме, переданном диктатору 2 июля 1951 года Г.М. Маленковым, содержался целый букет серьезных обвинений против министра государственной безопасности В.С. Абакумова. Одно из них состояло в том, что тот запретил Рюмину, который вел дело арестованного 18 ноября 1950 года бывшего консультанта Лечебно-санитарного управления Кремля (ЛСУК) профессора-терапевта Я.Г. Этингера, расследовать террористическую деятельность последнего, «признавшегося» под пытками, что «вредительским лечением» способствовал в 1945 году смерти секретаря ЦК ВКП(б) А.С. Щербакова. Более того, Рюмин утверждал, что, получив это показание, Абакумов распорядился содержать подследственного в заведомо опасных для здоровья условиях, чем умышленно довел его до смерти – и тем самым «заглушил дело террориста Этингера, нанеся серьезный ущерб интересам государства».

Уже 4 июля Рюмин был вызван к Сталину, в кабинете которого в присутствии Молотова, Маленкова, Берии, Булганина состоялось что-то вроде его очной ставки с Абакумовым. Тем же днем было оформлено решение о создании комиссии Политбюро в составе Маленкова, Берии и заведующего отделом партийных, комсомольских и профсоюзных органов ЦК Игнатьева, а также об отстранении Абакумова от обязанностей министра госбезопасности. А 11 июля по докладу председателя комиссии Маленкова было принято постановление Политбюро «О неблагополучном положении в Министерстве государственной безопасности СССР», которое через два дня в виде закрытого письма было направлено руководству региональных органов партии и госбезопасности. Нет сомнений в том, что никто помимо Сталина не мог указать в этом постановлении на «безусловно существующую законспирированную группу врачей, выполняющих задания иностранных агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства»1.

Подтверждением тому могут служить данные сразу же после смерти Сталина показания Игнатьева. Он заявил, что при назначении его 9 августа на должность министра государственной безопасности (вместо арестованного Абакумова) вождь потребовал принятия «решительных мер по вскрытию группы врачей-террористов, в существовании которой давно убежден»2.

Именно с этого момента стали обозначаться контуры той грубой мистификации, о которой потом советская пропаганда поведает миру как о глобальном заговоре западных спецслужб, стремившихся посредством врачебного террора вывести из строя руководителей СССР. Рюмину, назначенному вскоре заместителем министра госбезопасности, начальником следственной части по особо важным делам и в результате получившему регулярный доступ к Сталину, необходимо теперь было представить вождю доказательства своих утверждений о злонамеренных кознях кремлевских врачей против их высокопоставленных пациентов. Для этого в МГБ создали специальную следственную группу, которая начала повальную проверку всего медицинского персонала, когда-либо работавшего в Лечсанупре Кремля.

К тому времени уже несколько месяцев проводились интенсивные допросы еще одного действующего лица этой тюремно-следственной драмы – врача С.Е. Карпай, арестованной 16 июля как «скрытая террористка». Будучи до 1950 года заведующей кабинетом функциональной диагностики Кремлевской Профессор М. Вовсибольницы, она в 1944 – 1945 годах средствами электрокардиографии контролировала сердечную деятельность Щербакова и Жданова. Несмотря на угрозы и издевательства следователей, Карпай мужественно держалась на допросах и решительно отрицала инкриминировавшееся ей «заведомо неправильное диагностирование заболевания». В течение нескольких месяцев отказываясь подписывать сфальсифицированные признания во вредительстве, эта сильная духом женщина затянула следствие и тем самым отодвинула на более поздний срок аресты других врачей, что помогло им потом выжить. Однако такое поведение ей дорого обошлось: пытки пребыванием в сырой и холодной камере подорвали ее здоровье и привели к заболеванию астмой, которая спустя два года после освобождения и свела в могилу эту еще нестарую женщину.

Понимая, что время работает против него, дряхлевший Сталин постоянно подстегивал новое руководство МГБ. Зимой 1952 года, вызвав Игнатьева, вождь стал в припадке подозрительности угрожать ему: мол, если тот «не вскроет террористов, американских агентов среди врачей, он будет там, где Абакумов»3. Разумеется, после столь явных угроз машина следствия заработала на всех оборотах.

Чтобы придать версии лечебного вредительства более или менее обоснованный с медицинской точки зрения характер, МГБ для составления необходимых в таких случаях экспертных заключений привлекло группу медиков, в большинстве своем негласно сотрудничавших с «органами». Одним из таких экспертов оказалась кардиолог Кремлевской больницы Л.Ф. Тимашук (1898–1983). Именно ее Хрущев обвинит потом, на ХХ съезде КПСС, чуть ли не в инициировании «дела врачей»4. На самом деле та была всего лишь «винтиком» в руках Сталина.

После того как в конце сентября 1952 года Игнатьев представил диктатору обобщенную справку Рюмина о результатах допросов арестованных медиков, медицинских экспертиз и т.д., где со всей определенностью утверждалось, что кремлевские врачи намеренно умертвили Щербакова и Жданова, начались аресты главных участников мифического «врачебного заговора». Под стражу взяли докторов Г.И. Майорова и А.Н. Федорова, а также профессора А.А. Бусалова, руководившего Лечсанупром Кремля до 1947 года.

Вновь конвейер арестов запустили 18 октября, когда на Лубянку препроводили профессора П.И. Егорова, за полтора месяца до этого смещенного с поста начальника Лечсанупра Кремля. Одновременно арестовали и его жену Е.Я. Егорову, которую с помощью угроз заставили оговорить мужа. Однако время шло, а арестованные по «делу», несмотря на изматывающие допросы и следственный прессинг, не спешили «признаваться» во вредительском лечении. Такое упорство «тайных злоумышленников» еще больше ожесточило Сталина. И 18 октября он разрешил руководству МГБ применить к арестованным врачам методы физического воздействия. Но поскольку во внутренней тюрьме на Лубянке не было приспособленного для пыток помещения, то экзекуции (в основном телесные наказания с применением резиновых палок) сначала проводились в Лефортово. Впрочем, такая пытка, как круглосуточное содержание подследственных в металлических наручниках (в дневное время руки заковывали заведенными за спину, а в ночное – спереди), с 6 ноября стала по указанию Рюмина применяться и в тюремных камерах Лубянки. Однако эти меры показались недостаточными, и, чтобы не тратить время на транспортировку узников в Лефортово, с конца 1952 года их стали пытать в кабинете начальника внутренней тюрьмы полковника А.Н. Миронова.

Профессор В. ВиноградовПараллельно проводились аресты других участников «заговора». В ноябре на Лубянку были препровождены профессора В.Н. Виноградов, В.Х. Василенко, М.С. Вовси, Б.Б. Коган. А в декабре конвейер арестов доставил туда же профессоров А.М. Гринштейна, А.И. Фельдмана, Я.С. Темкина.

Тем не менее Сталин был недоволен результатами следствия. Свое раздражение он выместил на министре госбезопасности Игнатьеве, у которого от грубого разноса случился сердечный припадок и он слег, отойдя на какое-то время от дел. Досталось и Рюмину: 14 ноября 1952 года без объяснения причин он был снят с должности заместителя министра госбезопасности и отправлен рядовым сотрудником в Министерство госконтроля СССР. Падение его произошло потому, что ему так и не удалось представить Сталину доказательства своей версии о том, что Абакумов и якобы действовавшие с ним заодно «еврейские националисты» в аппарате МГБ содействовали «врачебному заговору». К тому же через Маленкова и Берию, против которого Рюмин интриговал в связи с «Мингрельским делом», вождю стали известны факты аморального поведения этого замминистра, тайно презираемого коллегами в МГБ за провоцирование кадрового погрома органов.

Номенклатурная элита, смотревшая на Рюмина как на авантюриста и выскочку, отнеслась к его смещению одобрительно. Возможно, с подачи Берии новым начальником следственной части по особо важным делам, а значит, и руководителем следствия по «делу врачей» стал первый заместитель министра госбезопасности С.А. Гоглидзе.

С этого назначения в ведении следствия по «делу врачей» меняются акценты. Если раньше упор делался на обвинении в медицинском вредительстве, то теперь основной становится версия о шпионско-террористическом врачебном заговоре, сколоченном в СССР западными спецслужбами. Таким образом, «дело» было переведено в ранг международно-политического. Требуя новых разоблачений, Сталин уполномочил Гоглидзе от имени «инстанции» передать следователям по особо важным делам, что в МГБ «нельзя работать в белых перчатках, оставаясь чистенькими». Вождь также распорядился ознакомить арестованных врачей с составленным, видимо, им самим официальным заявлением следствия, содержавшим обещание сохранения жизни в обмен на полное признание «всех преступлений».

Однако демагогическая уловка, взятая из арсенала времен «большого террора», особого эффекта не имела. Не поддался на этот коварный прием и профессор Виноградов, отказавшийся «признаваться». За это он подвергся «острым» методам допроса. Несчастного повалили на пол и стали дико избивать, перемежая удары резиновыми палками матерной руганью. Продолжавшиеся в течение трех дней побои были столь варварскими и ужасными, что вызвали у жертвы тяжелый приступ стенокардии, а следы от побоев сохранялись на теле в течение шести недель. Виноградова несколько суток держали в сдавливающих запястья наручниках, предупредив, что если он и дальше будет упорствовать, то его закуют и в ножные кандалы. Избиениям, многодневному содержанию в наручниках, лишению сна и другим издевательствам подверглись также Василенко, Егоров, Бусалов, Вовси, Коган и другие арестованные врачи.

Профессор П. ЕгоровОказавшись на грани жизни и смерти, Виноградов вынужден был уступить домогательствам истязателей и подписал подготовленное ими «признание» в «шпионско-террористической деятельности». По вульгарно-аляповатой версии следствия, Виноградов представлялся центральной фигурой врачебного заговора и именно с ним иностранные спецслужбы якобы связывали реализацию своих главных планов по физическому устранению советских руководителей. Потом в ходе допросов Виноградова и других арестованных эта заданная следствием посылка стала обрастать причудливым симбиозом сфабрикованных и изощренно подтасованных реальных фактов.

В результате выкристаллизовалась следующая схема формирования «заговора». Якобы Виноградова еще в конце 1936 года завербовал брат Б.Б. Когана, «английский шпион» М.Б. Коган, работавший в ЛСУК с 1934 года профессором-консультантом. Утверждалось, будто бы этот «давнишний агент Интеллидженс сервис», выходец из «мелкобуржуазной» еврейской социалистической рабочей партии, был хорошо знаком с С.М. Михоэлсом, И.С. Фефером, Б.А. Шимелиовичем и другими руководителями Еврейского антифашистского комитета (ЕАК). Он лечил семью В.М. Молотова, будучи с 1944 года личным врачом его жены П.С. Жемчужиной. После нескольких допросов «с пристрастием» Виноградов «сознался», будто бы М.Б. Коган вплоть до своей смерти от рака 26 ноября 1951 года требовал от него сведения о состоянии здоровья и положении дел в семьях Сталина и других руководителей, которых он лечил.

В последующие месяцы, согласно той же схеме следствия, функции «куратора» Виноградова в соответствии с «секретным приказом из Лондона» были переданы директору клиники лечебного питания профессору М.И. Певзнеру. Тот, оказывается, выехав в начале 30-х годов в Карлсбад, попал там в шпионские сети, искусно расставленные его родственником, неким Менделем Берлиным, выходцем из России, получившим британское подданство. Вскоре, согласно все тому же ретроспективному сценарию, сработанному на Лубянке, в клинику к Певзнеру для непосредственного контроля за ним и как связника с резидентом английской разведки в Москве «внедряют» брата Менделя Берлина – советского гражданина, профессора медицины Л.Б. Берлина, который стал работать там заведующим отделением. И вот этот последний, встретившись в декабре 1945 года с сыном своего лондонского брата Менделя Исайей, приехавшим в Москву в качестве второго секретаря посольства Великобритании, налаживает через него регулярную отправку секретной информации за границу. Начинает функционировать «канал шпионской связи», обслуживающий следующую «агентурную сеть»: В.Н. Виноградов – М.Б. Коган – М.И. Певзнер – Л.Б. Берлин. В 1951 году в связи со смертью Когана Виноградов якобы стал контактировать непосредственно с Певзнером. Это-де было тем более удобно, так как последний входил в состав редколлегии возглавляемого Виноградовым журнала «Терапевтический архив».

Профессор Я. ТемкинДля того чтобы подпереть столь развесистую клюкву, 10 декабря 1952 года в Москву из тайшетского лагеря возвратили Л.Б. Берлина, осужденного ранее как еврейского националиста. И вот 14 декабря следователи К.А. Соколов и И.Ф. Пантелеев, обвинив его в сокрытии шпионской деятельности, заявили без обиняков, что применят меры физического воздействия, если он не сознается в передаче полученных от Виноградова сведений своему племяннику Исайе в английское посольство. Тем не менее Берлин отказался возводить на себя и Виноградова напраслину. Тогда его отвели в кабинет начальника Внутренней тюрьмы, где избивали в течение четырех дней. Однако узник продолжал упорствовать. Для более основательной «обработки» его перевели в Лефортовскую тюрьму, где подвергли столь изощренным издевательствам, что он предпринял несколько попыток самоубийства. После чего Берлина стали круглосуточно содержать в камере в наручниках. В конце концов его удалось сломить, и он «признался» в сотрудничестве с британской разведкой начиная с момента «вербовки» в 1936 году и до ареста в 1952-м.

Помимо Виноградова, Берлина, Когана и Певзнера, к агентуре английской разведки следствие «приписало» П.И. Егорова, Василенко, Бусалова и В.Ф. Зеленина. Последний, арестованный 25 января 1953 года, оказался даже «двойным» агентом, так как показал, что с 1925 года и до начала второй мировой войны верой и правдой служил германской разведке и получал шпионские задания через «еврейского националиста» профессора М.С. Вовси. Когда столь абсурдное обвинение в шпионаже в пользу гитлеровской Германии следователь предъявил самому Вовси, тот с горечью заметил: «Вы сделали меня агентом двух разведок, не приписывайте хотя бы германскую – мой отец и семья брата в войну были замучены фашистами в Двинске». На что последовал циничный ответ: «Не спекулируйте кровью своих близких»5.

Поскольку Вовси приходился двоюродным братом Михоэлсу, следователи, представив его «предводителем сионистов, окопавшихся в советской медицине», инкриминировали ему связь с американской разведкой через знаменитого родственника, трагически погибшего в начале 1948 года. Для того чтобы он «заговорил», в ход было пущено все: изматывающие многочасовые допросы, наручники, угрозы, в том числе и такие зверские: «Мы тебя четвертуем, повесим, посадим на осиновый кол».

Начиная с 21 ноября, когда силы оставили профессора, он стал, не читая, механически подписывать сфальсифицированные протоколы, призванные обосновать легенду о руководящей и направляющей роли разведывательной службы США и международных сионистских организаций в формировании «заговора кремлевских врачей». Именно от этих «заокеанских хозяев» он, главный терапевт Министерства вооруженных сил СССР (был им до 1949 года), лечивший Ф.И. Толбухина, И.С. Конева, Л.А. Говорова, А.М. Василевского, Г.И. Левченко, Я. Н. Федоренко и других видных советских военачальников, получил якобы задание вывести из строя командный состав Советской Армии. По воле следователей в ближайшие сообщники к Вовси попали профессора Б.Б. Коган и Я.С. Темкин.

Профессор В. ВасиленкоОт допроса к допросу фантазия следователей становилась все более необузданной. Законы детективного жанра, в рамках которого, по сути, и велось расследование, требовали от сочинителей с Лубянки все более крупных разоблачений и бередящих воображение фактов. И вот уже на «ближнюю» дачу главного вдохновителя этого творчества направляются протоколы допросов, в которых от имени Вовси и Когана утверждалось, что в июле 1952 года они, будучи изгнанными из Кремлевской больницы, договорились направить все свои усилия на умерщвление Сталина, Берии и особо ненавидимого ими Маленкова, которого считали главным вдохновителем антисемитского курса в стране. В качестве основного исполнителя этого плана ими был намечен Виноградов, продолжавший работать в ЛСУК. Однако коварному замыслу «врачей-террористов» не суждено было сбыться. По примитивной версии следствия, это произошло потому, что «заговорщикам» не удалось окончательно договориться о деталях «операции»: в августе Вовси уехал в отпуск, а когда возвратился в Москву, то не смог встретиться с Виноградовым, который, наоборот, отбыл на отдых, а потом был арестован. Такое неожиданное для злоумышленников развитие событий и, как особо отмечалось в материалах следствия, решительность действий напавших на их след чекистов привели Вовси и его сообщников в истерическое неистовство, и те решили прибегнуть к крайним мерам: стали готовиться к вооруженному нападению на правительственные автомашины в районе Арбата. Но бдительные «органы» и тут оказались на высоте и в самый критический момент обезвредили преступников, устранив угрозу безопасности вождя и его соратников.

В конце 1952 года Сталин направлял эти «признательные показания» Маленкову, Хрущеву и другим членам Бюро Президиума ЦК КПСС. А 4 декабря он вынес на рассмотрение Президиума ЦК вопрос «О положении в МГБ и о вредительстве в лечебном деле». Выступивший с докладом Гоглидзе возложил основную вину за многолетнюю и безнаказанную деятельность «врачей-вредителей» на «потакавших» им Абакумова и бывшего начальника Главного управления охраны МГБ СССР Н.С. Власика (будет арестован 16 декабря 1952 года). Поплатился и министр здравоохранения СССР Е.И. Смирнов – его отправили в отставку.

В принятом постановлении ЦК «О положении в МГБ» руководству органов госбезопасности предписывалось «поднять уровень следственной работы, распутать до конца преступления участников террористической группы врачей Лечсанупра, найти главных виновников и организаторов проводившихся ими злодеяний»6.

Парализовав страхом партийные верхи, Сталин, чтобы возвести «дело врачей» в разряд крупной политической акции, решил вовлечь в свою авантюру все население страны. Важным шагом в реализации этого замысла стало состоявшееся 9 января 1953 года заседание Бюро Президиума ЦК КПСС, на котором обсуждался отредактированный вождем проект адресованного народу сообщения ТАСС «Арест группы врачей-вредителей». Сохранилась записка, отправленная А.Н. Поскребышевым руководителю Агитпропа Н.А. Михайлову, свидетельствующая о том, что Сталин не только определил содержание официального заявления по «делу врачей», но и дал указание, как разместить его в газетах7.

И вот наступило 13 января, когда из опубликованных тогда сообщения ТАСС и редакционных передовиц вся страна узнала о «врачах-террористах» как об «агентах иностранных спецслужб, обезвреженных органами госбезопасности». Под такой пропагандистский аккомпанемент МГБ активизировало «оперативно-следственные мероприятия» по «делу врачей». В январе – начале февраля по Москве прокатилась новая волна арестов, увеличившая число медиков, обитавших в камерах Лубянки. В те дни взяли под стражу В.Ф. Зеленина, Э.М. Гельштейна, Я.Л. Рапопорта, Н.А. Шерешевского, М.Н. Егорова, Б.С. Преображенского, С.Е. Незлина и других врачей, имевших отношение к «кремлевской» медицине.

Врач С. Карпай с дочкой. В первой половине февраля руководство МГБ официально сформировало групповое «дело врачей», включив в общее производство материалы следствия по 37 арестованным. Из них 28 были собственно врачами, а остальные – членами их семей, главным образом женами. И хотя большинство составляли русские, дело с самого начала имело отчетливый антисемитский характер. Оно породило десятки «дочерних» уголовных производств, по которым проходили исключительно медики-евреи, на которых навешивался ярлык «буржуазный националист». Была «вскрыта», скажем, целая такая сеть, якобы действовавшая в ряде столичных медицинских учреждений под руководством профессора Вовси.

 Предавая всеобщей гласности «дело врачей», Сталин преследовал цель инициировать подготовку общественного мнения к будущему публичному процессу, что подразумевалось весьма многозначительной фразой из сообщения ТАСС от 13 января: «Следствие будет закончено в ближайшее время». В реализации этого замысла вождь опирался прежде всего на партийно-пропагандистский аппарат, руководство которого было им в значительной мере обновлено после XIX съезда КПСС.

Ведущую роль в организации пропагандистской атаки на общество в связи с «делом врачей» сыграл Н.А. Михайлов, назначенный в октябре 1952 года секретарем ЦК и заведующим Отделом пропаганды и агитации ЦК. Он и направил 12 января 1953 года в редакции ведущих газет и журналов указание о подготовке срочной публикации соответствующих пропагандистских материалов.

Расширявшаяся день ото дня пропагандистская истерия вокруг «врачей-шпионов» вызвала двоякую реакцию в общественном сознании: агрессивность и желание расправиться с «убийцами в белых халатах», с одной стороны, и панический, животный страх перед ними – с другой. Соединение этих негативных эмоций с антисемитизмом и шовинизмом создало поистине гремучую смесь массовой параноической ненависти к евреям-медикам, которые подозревались в намеренном уничтожении русских людей путем заражения туберкулезом, другими смертельными болезнями и намеренном умерщвлении новорожденных. Всплеск почти неприкрытого официального антисемитизма и массовые проявления бытовой юдофобии породили среди евреев страх, отчаяние, панические настроения и тревожные слухи о депортации в Сибирь. Эти скандальные события вызвали негативную реакцию и на Западе, причем как со стороны правящих кругов, так и широкой общественности, в том числе и леволиберальной, ранее всегда выступавшей в поддержку Сталина и его режима.

Находясь вследствие быстро прогрессировавшего недуга почти безвыездно на «ближней» даче и лишь изредка наведываясь в Москву в основном для того, чтобы появлениями в Большом театре или встречами с иностранными послами пресечь усиливавшиеся с каждым днем слухи о его нездоровье, Сталин тем не менее был в курсе текущей политики. И прежде всего – благодаря Маленкову, Берии, другим самым доверенным приближенным, которые, конечно же, докладывали ему и о нежелательной ажитации в стране и мире в связи с пропагандистской шумихой вокруг «дела врачей». Осознав под воздействием этой информации, что подобное развитие событий чревато самыми непредсказуемыми последствиями, Сталин, всегда стремившийся сохранить для истории свое «прогрессивное» лицо, решился на отступной маневр. Чтобы разрядить ситуацию, Сталин, как вспоминал потом Л.М. Каганович, поручил секретарю ЦК и главе Агитпропа Михайлову подготовить от имени наиболее выдающихся и известных в стране деятелей еврейского происхождения проект соответствующего письма в редакцию «Правды». В 20-х числах января такой текст был готов, причем уже в виде газетного оттиска. Поскольку за его составление отвечал не наделенный политической гибкостью Михайлов, то по сути получился парафраз сообщения ТАСС от 13 января 1953 года с резкими оценками и формулировками в духе 1937 года. Вместе с тем в данном проекте четко проводилась дифференциация между «еврейскими буржуазными националистами» и «честными еврейскими тружениками». Первые – «жалкая кучка» «отщепенцев и выродков», «продавших свою душу и тело империалистам», – объявлялись врагами, которых ждет суровая, но заслуженная кара. А вторые – это подавляющее большинство еврейского населения, состоящее из «патриотов Советской Родины», строящих «вместе со всеми трудящимися Советского Союза» «свободную, радостную жизнь», преданных делу коммунизма. Они, собственно и призывались «активно бороться против еврейских буржуазных националистов, этих отъявленных врагов еврейских тружеников»8.

Профессор С. Незлин (слева) и профессор М. Коган. Поддержать обращение в «Правду» должны были 59 известных ученых, артистов, литераторов, конструкторов, врачей, военных, управленцев, а также рабочих и колхозников еврейского происхождения. Однако в ходе сбора их подписей, в котором активную помощь сотрудникам ЦК и редакции «Правды» оказывали академик-историк И.И. Минц и начальствующий журналист Я.С. Хавинсон-Маринин, произошел некоторый сбой. Не кто иной, как Каганович решительно выступил против того, чтобы его имя фигурировало в общем списке, заявив Сталину, что он – не еврейский общественный деятель, а член высшего руководства партии и государства и потому должен быть обозначен отдельно.

Коллизию эту разрешили довольно быстро, предоставив Кагановичу копию письма, которую тот и подписал как персональное обращение в «Правду». Возникла заминка с Эренбургом. Решив заручиться личным благословением Сталина, он направил ему записку, в которой как сторонник полной ассимиляции евреев намекнул на изначальную порочность затеи с посланием, исходящим от людей, объединенных по национальному признаку. Сомнения писателя дошли до цели – его записка потом среди других бумаг будет обнаружена на «ближней» даче всесильного адресата, который тем не менее не позволил ему уклониться от исполнения номенклатурного долга. Так под обращением наряду с прочими* появился и автограф Эренбурга9.

Подправленный по замечаниям Эренбурга текст Михайлов и Шепилов направили 29 января Маленкову, а тот, в свою очередь, представил его Сталину. Поскольку 2 февраля на сопроводительной записке появилась отметка об отправке его в архив, напрашивается вывод: текст Сталину не понравился. Можно предположить, что тон письма – чрезмерно резкий, если не сказать, кондовый – не устроил вождя. Он отражал вчерашний день и не способствовал достижению новой цели: устранить скандальный резонанс, вызванный «делом врачей». Обоснованность такой догадки подтверждается тем, что составление следующего варианта было поручено председателю постоянной комиссии ЦК по идеологическим вопросам и главному редактору «Правды» Шепилову, слывшему среди интеллигенции либералом. О выполнении задания тот отчитался 20 февраля, когда вручил Михайлову «исправленный текст проекта письма в редакцию газеты “Правда”».

Хотя в идейно-концептуальном смысле сотворенное под руководством Шепилова не претендовало на новизну, но зато по лексике оно разительно отличалось от того, что было раньше. Это была уже не прежняя вульгарная агитка, а вежливое приглашение «вместе... поразмыслить над некоторыми вопросами, затрагивающими жизненные интересы евреев». Итак, преобразился язык послания: исчезли «шпионские банды», испарились «еврейские буржуазные националисты», больше не использовался даже такой ходовой тогда пропагандистский штамп, как «англо-американские империалисты». Вместо них фигурировали «американские и английские миллиардеры и миллионеры» и «зарвавшиеся еврейские империалисты». Ну а «еврейские труженики» не призывались больше к повышению бдительности. Даже вновь появилось вычеркнутое было словосочетание «еврейский народ», что мог сделать вопреки собственной теории только сам

Сталин.

Правда, письмо пуще прежнего костерило Израиль и сионистов, что объяснялось неожиданно и скандально произошедшим тем временем разрывом дипломатических отношений с этим государством. Умиротворяющую направленность письма дополнительно оттеняла призванная внушить оптимизм концовка – пожелание начать издание в Советском Союзе газеты, предназначенной для широких слоев еврейского населения в стране и за рубежом10.

 Поскольку из послания был изъят призыв «самого беспощадного наказания преступников», можно заключить, что Сталин во избежание международного скандала вынужден был отказаться от намерения провести публичный процесс по «делу врачей». Тем самым автоматически опровергается возникший впоследствии миф об открытом антисемитском судилище как сигнале к началу еврейской депортации. Если бы Сталин вскоре не умер, вероятнее всего имело бы место действо, аналогичное тайной расправе над руководством Еврейского антифашистского комитета.

Как известно, обращение еврейской общественности так и не появилось в печати. Думается, Сталин успел незадолго до приступа смертельной болезни отвергнуть эту идею, прислушавшись к соображению Эренбурга, что публикация любой, даже выдержанной в самом оптимистическом тоне, коллективной петиции евреев будет свидетельствовать о том, что в стране продолжает существовать пресловутый «еврейский вопрос».

За то, что диктатор вынужден был сменить гнев на показную милость, говорит хотя бы то, что с 20-х чисел февраля с полос «Правды» исчезла критика «еврейских буржуазных националистов» и их «заграничных хозяев», неизменно присутствовавшая там до этого. Впрочем, в полной мере эта чуть обозначившаяся в поведении Сталина тенденция так и не успела особо проявиться. 1 марта, его разбил сильнейший инсульт, после которого он уже не поднялся.

После смерти Сталина процесс над врачами – даже закрытый! – был уже невозможен: «дело врачей» хотя и было в значительной мере инспирировано Маленковым и Берией, стремившимися таким образом устранить Абакумова, однако в дальнейшем «держалось» исключительно на Сталине. Его же ближайшее окружение нисколько не сомневалось в фальшивом характере «дела» и видело в нем реальную угрозу социально-политической стабильности в стране. Поэтому преемники диктатора постарались как можно быстрей его похерить.

Инициативу взял на себя Берия, ставший первым заместителем председателя Совета Министров СССР и министром внутренних дел страны. Он уже 13 марта приказал специально созданной следственной группе пересмотреть «дело врачей»11.

Арестованным врачам было предложено подробно изложить на бумаге претензии к следствию. Им дали понять, что новое руководство страны не сомневается в их невиновности и они должны помочь ему восстановить социалистическую законность. В результате все узники, ссылаясь на применение к ним физического и психологического насилия, отказались от прежних показаний, в которых обвиняли себя и своих коллег в тяжких преступлениях. А некоторые не только подвергли критике незаконные методы следствия, но и довольно искренне высказались о политике советского руководства в отношении евреев.

Получив доказательства фальсификации «дела врачей» и его полной юридической несостоятельности, Берия 31 марта утвердил постановление о прекращении уголовного преследования всех проходивших по нему подследственных. На следующий день он секретной запиской проинформировал обо всем Маленкова, возложив основную ответственность за инспирирование и фальсификацию «дела» на Рюмина, а также обвинил бывшего министра госбезопасности Игнатьева в том, что тот «не обеспечил должного контроля за следствием, шел на поводу у Рюмина...» Одновременно Берия «счел необходимым» «всех... арестованных врачей и членов их семей полностью реабилитировать и немедленно из-под стражи освободить». Это предложение было утверждено 3 апреля Президиумом ЦК КПСС. Им же было принято решение и о привлечении к «уголовной ответственности работников бывшего МГБ СССР, особо изощрявшихся в фабрикации... провокационного дела и в грубейших извращениях советских законов»12. По сути то была формальная санкция: Берия еще 16 марта распорядился арестовать главного «зачинщика» «дела», бывшего заместителя министра государственной безопасности СССР Рюмина. И хотя в сущности этот человек являлся всего лишь послушным инструментом в руках Сталина, ему пришлось расплатиться собственной жизнью не только за свои грехи, но и за преступления, совершенные вождем и его ближайшим окружением.

Вечером 3 апреля находившиеся в заключении «кремлевские врачи» были выпущены на свободу. Советские граждане узнали об этом из опубликованного на следующий день «Сообщения Министерства внутренних дел СССР». После этого 2 миллиона 250 тысяч советских евреев, пребывавших после смерти Сталина в смятении, не ведая, как будут развиваться события дальше, смогли облегченно перевести дух...

 

* * *

Представленные материалы хранятся в архиве президента Российской Федерации, Российском государственном архиве социально-политической истории, Российском государственном архиве новейшей истории и Центральном архиве Федеральной службы безопасности Российской Федерации. Большинство документов публикуются впервые.

 

Составитель публикации, автор предисловия и комментариев

Г.В. КОСТЫРЧЕНКО

 

* На подписном листе к обращению в редакцию «Правды» (хранится в РГАНИ – ф.5, оп. 25, д. 504, л. 177 – 179) имеются также оригинальные автографы С.Я. Маршака, В.С. Гроссмана, М.О. Рейзена, М.И. Ромма, Л.Д. Ландау, И.О. Дунаевского и многих других видных деятелей еврейского происхождения.

1 Политбюро ЦК ВКП(б) и Совет Министров СССР: 1945 – 1953 / Сост. О.В. Хлевнюк, Л.А. Роговая, Л.П. Кошелева и др. М.: РОССПЭН, 2002. С. 343 – 346.

2 ЦА ФСБ РФ. Коллекция документов.

3 РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 48. Л. 20 – 21; Костырченко Г.В. Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм. М.: Международные отношения, 2001. С. 637.

4 Известия ЦК КПСС. 1989. № 3. С. 154.

5 Московские новости.1988. 7 февр.

6 АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 222. Л. 1.

7 РГАНИ. Ф. 5. Оп. 16. Д. 602. Л. 1.

8 Там же. Оп. 25. Д. 504. С. 173 – 179.

9 Там же. С. 180 – 186. Источник. 1997. № 1. С. 142.

10 Источник. 1997. № 1. С. 143 – 146.

11 Лаврентий Берия. Стенограмма июльского пленума ЦК КПСС и другие документы / Сост. В. Наумов, Ю. Сигачев. М.: МФ «Демократия», 1999. С. 17.

12 Там же. С. 21 – 25.

 

Документ № 1

 

В.С. АБАКУМОВ1 – Г.М. МАЛЕНКОВУ2

О «ЗАСОРЕННОСТИ» КАДРОВ В КЛИНИКЕ ЛЕЧЕБНОГО ПИТАНИЯ

4 июля 1950 г.

 

Особая папка

 

Совершенно секретно

                                               Экз. 1

 

ЦЕНТРАЛЬНЫЙ КОМИТЕТ ВКП(б)

товарищу МАЛЕНКОВУ Г.М.

 

По имеющимся в МГБ СССР данным, в результате нарушения большевистского принципа подбора кадров в клинике лечебного питания Академии медицинских наук СССР создалась обстановка семейственности и групповщины. По этой причине из 43 должностей руководящих и научных работников клиники 36 занимают лица еврейской национальности* , на излечение в клинику попадают, главным образом, евреи. Заместитель директора института питания БЕЛКОВ А.С. по этому вопросу заявил:

«Поближе ознакомившись с аппаратом клиники, я увидел, что 75–80 % научных работников составляют лица еврейской национальности. В клинике при заполнении истории болезни исключались графы «национальность» и «партийность». Я предложил заместителю директора клиники БЕЛИКОВУ включить эти графы, так как они нужны для статистики. Они были включены, но через пять дней Певзнером3 снова были аннулированы».

По существующему положению в клинику лечебного питания больные должны поступать по путевкам Министерства здравоохранения СССР и некоторых поликлиник Москвы, а также по тематике института лечебного питания Академии медицинских наук СССР. В действительности в клинику поступают в большинстве своем лица еврейской национальности по тематике института питания, то есть с разрешения директора института Певзнера и заведующего приемным покоем Бременера.

Старшая медицинская сестра клиники ГЛАДКЕВИЧ Е.А., ведающая регистрацией больных, заявила:

«Характерно отметить, что большинство лечащихся в клинике больных это евреи. Как правило, они помещаются на лечение с документами за подписью Певзнера, Гордона или Бременера».

По материалам проверки личного состава клиники установлено, что из 43 руководящих и научных работников в отношении 10 имеются компрометирующие материалы. Так, заведующий отделением клиники Левитский Л.М., 1892 года рождения, уроженец Киевской области, беспартийный, еврей, в феврале 1934 года выслан в Казахстан на три года за антисоветскую деятельность.

По показаниям арестованного в 1949 году за антисоветскую деятельность КОГЕН Б.Е., в Киевском медицинском институте Левитский «в 1923 году разделял троцкистские взгляды и голосовал за резолюцию троцкистов»; проводил в жизнь националистическую политику, был связан с украинскими националистами ГРИНЬКО4, ЛЮБЧЕНКО5 и ШУМСКИМ6.

Старший научный сотрудник клиники Ачаркан А.И, 1890 года рождения, беспартийный, из торговцев, еврей, получил медицинское образование в Берлинском университете. Его брат Ачаркан Я.И. в 1924 году выслан в Нарым; другой брат – в Польше содержал обувную фабрику; в США проживает его сестра. С братом и сестрой Ачаркан в настоящее время поддерживает письменную связь.

Младший научный сотрудник клиники Машевицкая С. Г., 1898 года рождения, беспартийная, еврейка, в 1923 году нелегально перешла границу СССР со стороны Польши; с 1916 по 1921 год состояла в Бунде.

Заведующий отделением Лимчер Д.Ф., 1888 года рождения, беспартийный, еврей, подозревается в связях с иностранцами. В записной книжке американского резидента Джона Хазард, учившегося с 1934 по 1937 год в Московском Государственном университете и приезжавшего в 1939 году в СССР в качестве интуриста, оперативным путем была обнаружена запись телефона, принадлежавшего Лимчеру.

МГБ считает необходимым предложить Министерству здравоохранения СССР принять меры к оздоровлению и очистке кадров клиники лечебного питания.

 

АБАКУМОВ

Резолюции:

На ознакомление вкруговую:

тт. Пономаренко П.К7., Суслову М.А8., Хрущеву Н.С9., Шкирятову М.Ф.10

 

1) ознакомить секретарей ЦК и  т. Шкирятова.

2) т. Макарову11. Доложите предложения на заседании Секретариата ЦК

Г. Маленков, 05.07.50

 

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 119. Д. 12. Л. 90–92. Подл.

 

* Здесь и далее в документе слова, выделенные курсивом, вписаны от руки В.С. Абакумовым.

1 Абакумов В.С. (1908 – 1954) – руководитель органов безопасности, в 1946 – 1951 гг. – министр государственной безопасности СССР. Арестован в июле 1951 г. за «обман партии» в следственной работе. В декабре 1954 г. приговорен к смертной казни на выездном заседании Военной коллегии Верховного суда СССР за фабрикацию ряда дел и другие должностные преступления.

2 Маленков Г.М. (1902 – 1988) – советский партийный и государственный деятель, секретарь ЦК ВКП (б) – КПСС в 1939 – 1946

и 1948 – 1953 гг.

3 Певзнер М.И. (1872 – 1952) – терапевт, в 1900 г. окончил медицинский факультет Московского университета, стажировался в клиниках Германии. В 1921 г. организовал и возглавил при курортной клинике Наркомздрава РСФСР отделение болезней органов пищеварения и лечебного питания, которое в 1930 г. преобразовано в Клинику лечебного питания Института питания. Вплоть до своей смерти в мае 1952 г. находился на посту директора этой клиники.

4 Гринько Г.Ф. (1890 – 1938) – советский партийный и государственный деятель, в 1930 – 1937 гг. нарком финансов СССР. Казнен по приговору, вынесенному на процессе по делу «Антисоветского правотроцкистского блока».

5 Любченко П.П. (1897 – 1937) – советский партийный и государственный деятель, в 1934 – 1937 гг. председатель СНК Украины. Обвиненный в связях с буржуазными националистами, покончил жизнь самоубийством.

6 Шумский А.Я. (1890 – 1946) – советский партийный и государственный деятель, в 1920-х – начале 1930-х гг. нарком просвещения Украины, ректор ряда институтов в Ленинграде, председатель ЦК профсоюза работников просвещения. В 1933 г. арестован, осужден на 10 лет лагерей, в 1935 г. лишение свободы заменено ссылкой.

7 Пономаренко П.К. (1902 – 1984) – советский партийный и государственный деятель, в 1948 – 1953 гг. секретарь ЦК ВКП(б) – КПСС.

8 Суслов М.А. (1902 – 1982) – советский партийный деятель, в 1947–1982 гг. секретарь ЦК ВКП(б) – КПСС.

9 Хрущев Н.С. (1894 – 1971) – советский партийный и государственный деятель, с 1949 г. секретарь ЦК ВКП(б), одновременно в 1949 – 1953 гг. первый секретарь МК ВКП (б).

10 Шкирятов М.Ф. (1883 – 954) – советский партийный деятель, в 1939–1952 гг. заместитель председателя Комиссии партийного контроля при ЦК ВКП(б).

11 Макаров В.Е. (1903 – 1975) – деятель партии и органов госбезопасности, в 1950 г. заведующий административным отделом ЦК ВКП(б).

 

Документ № 2

 

АДМИНИСТРАТИВНЫЙ ОТДЕЛ – Г.М. МАЛЕНКОВУ О КАДРАХ КЛИНИКИ ЛЕЧЕБНОГО ПИТАНИЯ НИИ ПИТАНИЯ АМН СССР

2 августа 1950 г.

 

Министр государственной безопасности СССР т. Абакумов сообщает, что, по имеющимся в МГБ СССР данным, в результате нарушения большевистского принципа подбора кадров в клинике лечебного питания Научно-исследовательского института питания АМН СССР создалась обстановка семейственности и групповщины.

В работе клиники и ее заведующего проф. Певзнера М.И. имеются серьезные недостатки в подборе и расстановке кадров. До последнего времени некоторые должности научных сотрудников в ряде отделов замещены по представлению проф. Певзнера политически сомнительными лицами, скомпрометировавшими себя в прошлом, имеющими связь с родственниками, живущими за границей.

Проф. Певзнер, происхождение из купцов, 1872 года рождения, беспартийный, в течение ряда лет подолгу проживал за границей, имеет родственников во Франции.

Зав. отделением, проф. Гордон О.А., 1898 года рождения, беспартийный, в Париже проживает его тетка, занимающаяся торговлей. Жена – Рашевская, исключена из рядов ВКП(б), как выходец из партии анархистов.

Зав. отделением проф. Берлин Л.Б., 1896 года рождения, беспартийный, брат проживает в Англии.

Старший научный сотрудник Левитский Л.М., 1892 г. р., исключен из ВКП(б) в 1932 г., арестовывался в 1938 г.

Старший научный сотрудник Тарнапольская П.Д., 1899 года рождения, беспартийная, проживала за границей разные сроки в 1928, 1929 и 1930 гг. в Швеции и Германии.

Младший научный сотрудник Исаев П.Л. (парторг клиники), 1902 года рождения, член ВКП(б), из мещан, в 1938 г. арестовывался. В Америке проживают брат и два дяди.

Младший научный сотрудник Пессикова Л.Н., 1903 года рождения, член ВКП(б), имела строгий выговор за связь с троцкистами.

Заведующие отделениями клиники питания в течение 15–20 лет работают вместе с проф. Певзнером, безоговорочно и активно поддерживают его во всех его мероприятиях.

[...]Обращает на себя внимание, что контингент больных, принимающихся через поликлинику института питания, подбирается односторонне, по принципу знакомства.

[...]Считали бы необходимым поручить Министерству здравоохранения СССР проверить работу клиники лечебного питания и укрепить кадрами. О результатах доложить в ЦК ВКП(б).

 

Заведующий Административным отделом ЦК ВКП(б)

(В.Е. Макаров)

Заместитель заведующего сектором здравоохранения Административного отдела ЦК ВКП(б)

(В.И. Маевский)

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 119. Д. 12. Л. 86–87. Подл.

 

Документ № 3

 

РЕШЕНИЕ СЕКРЕТАРИАТА ЦК ВКП(б) О КАДРАХ КЛИНИКИ

ЛЕЧЕБНОГО ПИТАНИЯ

11 августа 1950 г.

 

Поручить Административному отделу ЦК ВКП(б) совместно с Министерством здравоохранения СССР проверить работу клиники лечебного питания Научно-исследовательского института питания АМН СССР и принять необходимые меры по укреплению клиники кадрами. О результатах доложить Секретариату ЦК ВКП(б).

 

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 119. Л. 85. Копия.

 

Документ № 4

 

С.Д. ИГНАТЬЕВ1 – И.В. СТАЛИНУ О РАЗОБЛАЧЕНИИ НАЦИОНАЛИСТИЧЕСКОЙ ГРУППЫ В КЛИНИКЕ ЛЕЧЕБНОГО ПИТАНИЯ

27 февраля 1952 г.

 

Совершенно секретно

Товарищу СТАЛИНУ

 

При этом представляю протокол допроса арестованного ЛЕВИНА Г.Л., ассистента кафедры лечебного питания Центрального института усовершенствования врачей, сына врага народа ЛЕВИНА Л.Г.                             

ЛЕВИН Г.Л. показал, что в клинике лечебного питания Института питания Академии медицинских наук СССР существует националистическая группа, возглавляемая директором клиники, профессором ПЕВЗНЕРОМ М.И. Участники группы применяли порочные методы лечения, наносящие ущерб здоровью больных и подрывающие советское здравоохранение.

Из числа лиц, входящих в эту группу, кроме ЛЕВИНА Г.Л., арестованы: БЕРЛИН Л.Б. и ЛЕВИН Б.С.

 

С. ИГНАТЬЕВ

Отп[ечатано] 6 экз.

Копии разосланы:

Товарищам:  Маленкову Г. М.

                        Берия

                        Булганину2

Экз. 5 – секретариат МГБ СССР

Экз. 6 – 5 Управление МГБ СССР

Исп[олнитель] т. Рассыпнинский (6 отдел)

Маш[инистка] Мотылева, 23.02.52

 

АП РФ. Архивная коллекция. Копия.

 

1 Игнатьев С.Д. (1904 – 1983) – советский государственный и партийный деятель, в 1951 – 1953 гг. министр государственной безопасности СССР.

2 Булганин Н.А. (1895 – 1975) – советский государственный деятель, в 1947 – 1953 гг. заместитель председателя Совета Министров СССР.

 

Документ № 5

 

ИЗ ПОСТАНОВЛЕНИЯ ЦК ВКП(б) «О НЕБЛАГОПОЛУЧНОМ ПОЛОЖЕНИИ В МИНИСТЕРСТВЕ ГОСУДАРСТВЕННОЙ БЕЗОПАСНОСТИ СССР»

11 июля 1951 г.

 

2 июля 1951 года ЦК ВКП(б) получил заявление старшего следователя следственной части по особо важным делам МГБ СССР т. Рюмина1, в котором он сигнализирует о неблагополучном положении в МГБ со следствием по ряду весьма важных дел крупных государственных преступников и обвиняет в этом министра государственной безопасности т. Абакумова. [...]

Получив заявление т. Рюмина, ЦК ВКП(б) создал комиссию Политбюро в составе тт. Маленкова, Берия, Шкирятова, Игнатьева и поручил ей проверить факты, сообщенные т. Рюминым. В процессе проверки комиссия допросила начальника следственной части по особо важным делам МГБ т. Леонова2, его заместителей тт. Лихачева3 и Комарова4, начальника Второго Главного управления МГБ т. Шубнякова5, заместителя начальника отдела Второго Главного управления т. Тангиева, помощника начальника следственной части т. Путинцева6, заместителей министра государственной безопасности тт. Огольцова7 и Питовранова8, а также заслушала объяснения т. Абакумова.

Ввиду того что в ходе проверки подтвердились факты, изложенные в заявлении т. Рюмина, ЦК ВКП(б) решил немедля отстранить т. Абакумова от обязанностей министра госбезопасности и поручил первому заместителю министра т. Огольцову исполнять временно обязанности министра госбезопасности. Это было 4 июля с.г.

На основании результатов проверки комиссия Политбюро ЦК ВКП(б) установила следующие неоспоримые факты.

1. В ноябре 1950 года был арестован еврейский националист, проявляющий резко враждебное отношение к советской власти – врач Этингер9. При допросе  старшим  следователем МГБ т. Рюминым арестованный Этингер, без какого-либо нажима, признал, что при лечении т. Щербакова А.С.10 имел террористические намерения в отношении его и практически принял все меры к тому, чтобы сократить ему жизнь.

ЦК ВКП(б) считает это показание Этингера заслуживающим серьезного внимания. Среди врачей, несомненно, существует законспирированная группа лиц, стремящихся при лечении сократить жизнь руководителей партии и правительства. Нельзя забывать преступления таких известных врачей, совершенные в недавнем прошлом, как преступления врача Плетнева11 и врача Левина12, которые по заданию иностранной разведки отравили В.В. Куйбышева13 и Максима Горького14. Эти злодеи признались в своих преступлениях на открытом судебном процессе, и Левин был расстрелян, а Плетнев осужден к 25 годам тюремного заключения.

Однако министр госбезопасности т. Абакумов, получив показания Этингера о его террористической деятельности, в присутствии следователя Рюмина, зам. начальника следственной части Лихачева, а также в присутствии преступника Этингера признал показания Этингера надуманными, заявил, что это дело не заслуживает внимания, заведет МГБ в дебри, и прекратил дальнейшее следствие по этому делу. При этом т. Абакумов, пренебрегая предостережением врачей МГБ, поместил серьезно больного арестованного Этингера в заведомо опасные для его здоровья условия (в сырую и холодную камеру), вследствие чего 2 марта 1951 года Этингер умер в тюрьме.

Таким образом, погасив дело Этингера, т. Абакумов помешал ЦК выявить безусловно существующую законспирированную группу врачей, выполняющих задание иностранных агентов по террористической деятельности против руководителей партии и правительства. При этом следует отметить, что т. Абакумов не счел нужным сообщить ЦК ВКП(б) о признаниях Этингера и таким образом скрывал это важное дело от партии и правительства. [...]

На основании вышеизложенного ЦК ВКП(б) постановляет:

1. Снять т. Абакумова с работы министра государственной безопасности СССР, как человека, совершившего преступления против партии и Советского государства, исключить из рядов ВКП(б) и передать его дело в суд.

2. Снять с занимаемых постов начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР т. Леонова и заместителя начальника следственной части т. Лихачева, как способствовавших Абакумову обманывать партию, и исключить их из партии.

3. Объявить выговор первому заместителю министра т. Огольцову и заместителю министра т. Питовранову за то, что они не проявили необходимой партийности и не сигнализировали ЦК ВКП(б) о неблагополучии в работе МГБ.

4. Обязать МГБ возобновить следствие по делу о террористической деятельности Этингера [...]

 

РГАСПИ. Ф. 17. Оп. 162. Д. 46. Л. 19 – 21. Копия.

1 Рюмин М.Д. (1913 – 1954) – руководитель госбезопасности, в 1947 – 1951 гг. старший следователь следственной части по особо важным делам МГБ СССР, в 1951 – 1952 гг. заместитель министра государственной безопасности и начальник следственной части по особо важным делам МГБ СССР, в ноябре 1952 – марте 1953 гг. старший контролер Министерства госконтроля СССР. В марте 1953 г. арестован за фабрикацию ряда дел. Расстрелян.

2 Леонов А.Г. (1905 – 1954) – руководитель госбезопасности,

в 1946 – 1951 гг. начальник следственной части по особо важным делам МГБ СССР. В 1951 г. арестован. Расстрелян.

3 Лихачев М.Т. (1913 – 1954) – руководитель госбезопасности,

в 1946 – 1951 гг. заместитель начальника следственной части

по особо важным делам МГБ СССР. В 1951 г. арестован.

Расстрелян.

4 Комаров В.И. (1916 – 1954) – руководитель госбезопасности, в 1946 – 1951 гг. заместитель начальника следственной части

по особо важным делам МГБ СССР. В 1951 г. арестован.

Расстрелян.

5 Шубняков Ф.Г. (1916 – 1998) – руководитель госбезопасности, в 1949 – 1950 заместитель начальника, в 1951 гг. начальник Второго главного управления МГБ СССР. В 1951 – 1953 гг. находился под арестом по делу Абакумова.

6 Путинцев А.В. (р. 1917 ) – работник госбезопасности, в 1948 – 1954 гг. помощник начальника следственной части по особо важным делам МГБ СССР.

7 Огольцов С.И. (1900 – 1977) – руководитель госбезопасности, в 1945–1952 гг. первый заместитель, заместитель по общим вопросам наркома (министра) госбезопасности СССР. В 1953 г. находился под арестом за фабрикацию ряда дел.

8 Питовранов Е.П. (1915 – 1999) – руководитель госбезопасности, в 1946–1950 гг. начальник Второго главного управления МГБ СССР, в 1951 г. заместитель министра госбезопасности. С октября 1951 по ноябрь 1952 г. находился под арестом по делу Абакумова.

9 Этингер Я.Г. (1887 – 1951) – терапевт, в 1932–1949 гг. заведующий кафедрой Второго Московского медицинского института, консультант Лечебно-санитарного управления Кремля. В 1950 г. арестован как «еврейский националист». Умер в тюрьме.

10 Щербаков А.С. (1901 – 1945) – советский партийный деятель, с 1938 г. первый секретарь МК и МГК ВКП(б), а с 1941 г. секретарь ЦК ВКП(б).

11 Плетнев Д.Д. (1872 – 1941) – терапевт, один из основателей кардиологии в СССР, в 1938 г. осужден на 25 лет заключения по делу «Антисоветского правотроцкистского блока». Погиб в тюрьме.

12 Левин Л.Г. (1870 – 1938) – терапевт, консультант ЛСУК, расстрелян по делу «Антисоветского правотроцкистского блока».

13 Куйбышев В.В. (1888 – 1935) – советский партийный и государственный деятель, возглавлял ВСНХ СССР (1926 – 1930 гг.), занимал ряд руководящих постов в СНК и СТО СССР.

14 Горький М. (Пешков А.М.) (1868 – 1936) – русский советский писатель.

 

Документ № 6

 

ИЗ ЗАПИСКИ С.Д. ИГНАТЬЕВА И.В. СТАЛИНУ О СЛЕДСТВЕННОМ ДЕЛЕ С.Е. КАРПАЙ1

2 апреля 1952 г.

Совершенно секретно

 

Товарищу СТАЛИНУ

 

Докладываю Вам, что МГБ СССР закончены следствием следующие дела[...]

4. Следственное дело на КАРПАЙ Софью Ефимовну, бывшего врача Центральной поликлиники Министерства здравоохранения, 1903 года рождения, еврейку, бывшего члена ВКП(б).

Обвиняется в проведении террористической деятельности. С 1930 года поддерживала связь с особо опасным государственным преступником ЭТИНГЕРОМ Я.Г., знала об отдельных его вражеских проявлениях. Проведенной по делу медицинской экспертизой установлено, что КАРПАЙ были неправильно расшифрованы электрокардиограммы А.А. Жданова*2 и у него не был обнаружен инфаркт миокарда, в результате чего режим лечения А.А. Жданова был нарушен. Установлено также, что в 1941 году КАРПАЙ, являясь лечащим врачом М.И. Калинина3, выписала ему увеличенную в 10 раз, по сравнению с положенной, дозу стрихнина, которая не была выдана больному лишь благодаря вмешательству работников аптеки.

КАРПАЙ, отрицая наличие в ее действиях террористического умысла, заявляет, что рецепт с увеличенной дозой стрихнина она выписала М.И. Калинину по ошибке, а выводы медицинской экспертизы по электрокардиограмме А.А. Жданова считает неправильными.

Продолжать следствие по делу КАРПАЙ не было возможности из-за ее тяжелого болезненного состояния. Дело КАРПАЙ целесообразно направить на рассмотрение Особого совещания при МГБ СССР и осудить КАРПАЙ на 10 лет тюремного заключения.

Прошу Вас рассмотреть предложения МГБ СССР о мерах наказания арестованных.

С. ИГНАТЬЕВ

 

Отпечатано 5 экз.

Разослано:

товарищам Маленкову, Берия,

секретариату МГБ СССР,

секретариату следчасти по особо важным делам.

Исполнитель т. Коняхин.

           

            ЦА ФСБ РФ. Архивная коллекция. Копия.

 

*Здесь и далее отмеченное курсивом вписано от руки С.Д. Игнатьевым.

1 Карпай С.Е. (1903 – 1955) – врач-терапевт. До 1950 г. заведующая кабинетом функциональной диагностики ЦКБ ЛСУК.  Арестована 16 июля 1951 г.

2 Жданов А.А. (1896 – 1948) – советский партийный деятель, с 1934 г. секретарь ЦК ВКП(б).

3 Калинин М.И. (1875 – 1946) – советский государственный деятель, с 1938 г. председатель Президиума Верховного Совета СССР.

 

Документ № 7

 

ПРОТОКОЛ ДОПРОСА В.Н. ВИНОГРАДОВА1

18 ноября 1952 года

 

ВИНОГРАДОВ В.H., 1882 года рождения, уроженец гор. Ельца, Орловской области, беспартийный, бывший директор терапевтической клиники 1-го Московского Медицинского института и профессор-консультант Лечсанупра Кремля.

Допрос начат в 12 часов.

 

ВОПРОС: В течение двух недель вы уклоняетесь от прямых ответов, хитрите, передергиваете факты, одним словом, не хотите сказать правду о совершенных вами преступлениях и назвать своих сообщников. Не злоупотребляйте терпением следствия!

ОТВЕТ: На те вопросы, которые мне задаются, я стараюсь отвечать как можно полнее.

ВОПРОС: Но не говорите правду.

ОТВЕТ: Я показываю то, что знаю.

ВОПРОС: Вы признаете, что умертвили товарища Жданова А.А.*?

ОТВЕТ: Я признаю, что по моей вине жизнь А.А. Жданова была сокращена. При лечении я допустил ошибку в диагностике, приведшую к тяжелым последствиям, а затем к его смерти. Злого умысла в моих действиях не было.

ВОПРОС: Будем изобличать вас. Для начала сошлемся на некоторые обстоятельства умерщвления товарища Жданова А.А. Перед направлением товарища Жданова А.А. в 1948 году в Валдай вы выполнили по отношению к больному хотя бы элементарные требования медицины?

ОТВЕТ: Нет. До направления А.А. Жданова в Валдай я и имевшие отношение к его лечению ЕГОРОВ2 и МАЙОРОВ3 не обеспечили за больным нужного ухода, хотя они, так же как и я, видели, что болезнь его прогрессировала. Перед отъездом А.А. Жданова из Москвы в Валдай в июле 1948 года мы не произвели всестороннего врачебного обследования больного, которое позволило бы еще тогда более точно определить характер его заболевания и назначить нужное лечение. В период нахождения А.А. Жданова в Валдае мною, ЕГОРОВЫМ, МАЙОРОВЫМ совместно с ВАСИЛЕНКО4 также не соблюдались элементарные медицинские правила, больной не подвергался надлежащим обследованиям, несмотря на то, что в Валдае имелись все возможности произвести лабораторное, электрокардиографическое и рентгеновское исследования.

ВОПРОС: Почему же вы так преступно относились к больному товарищу Жданову А.А.?

ОТВЕТ: Могу сказать только, что я виновен полностью.

ВОПРОС: Пойдем дальше. Вы знали, что электрокардиограммы, снятые у товарища Жданова А.А., указывали на наличие у него инфаркта миокарда?

ОТВЕТ: Знал.

ВОПРОС: Вы отвергли эти данные?

ОТВЕТ: Да, отверг.

ВОПРОС: Почему?

ОТВЕТ: 25 июля 1948 года электрокардиограммы, снятые врачом КАРПАЙ, не были типичными для инфаркта миокарда, в связи о чем я, ЕГОРОВ, ВАСИЛЕНКО, МАЙОРОВ и КАРПАЙ после обсуждения между собой приняли решение инфаркт миокарда не диагностировать. Не буду скрывать, что главная вина за это ложится на меня, так как в определении характера болезни А.А. Жданова мне принадлежало решающее слово.

ВОПРОС: Врач ТИМАШУК5, снимавшая у товарища Жданова А.А. электрокардиограммы после КАРПАЙ, сигнализировала вам, что у больного инфаркт миокарда, и вы своим лечением наносите ему непоправимый вред?

ОТВЕТ: Такой сигнал был.

ВОПРОС: Как вы поступили?

ОТВЕТ: Мы не послушали ТИМАШУК.

ВОПРОС: Больше того, вы постарались ее дискредитировать? 

ОТВЕТ: Признаю. Я, ЕГОРОВ, ВАСИЛЕНКО и МАЙОРОВ 28 августа 1948 года, накануне второго сердечного приступа, случившегося у больного А.А. Жданова, в ответ на заявление ТИМАШУК, что лечение А.А. Жданова ведется неправильно, коллективно обвинили ее в невежестве и снова отвергли диагноз инфаркта миокарда. Тогда же мы настояли на том, чтобы ТИМАШУК не писала об инфаркте в заключении по электрокардиограмме. После смерти А.А. Жданова мы 6 сентября 1948 года устроили специальное совещание, на котором, опираясь на данные вскрытия тела А.А. Жданова, сделали все, чтобы дискредитировать ТИМАШУК и доказать, что она была не права.

ВОПРОС: В клиническом диагнозе 20 августа 1948 года вы записали:

«Принимая во внимание клиническую картину и данные повторных электрокардиографических исследований, необходимо признать наличие... миомалятических очагов».

Нет логики. Вы отвергали инфаркты миокарда и в то же время в завуалированной форме признали их, коль указали на очаги миомаляции?

ОТВЕТ: Мне сказать в оправдание нечего. Эти факты изобличают неопровержимо. Но тем не менее я все-таки настаиваю, что лично в моих действиях нет злого умысла. Было так. 25 июля, недооценив электрокардиографические данные, я совершил медицинскую ошибку. 28 августа, когда вторично электрокардиограммы, снятые врачом ТИМАШУК, подтвердили, что у А.А. Жданова инфаркт миокарда, а 29 августа с больным случился второй сердечный приступ, я понял, что моя ошибка привела к неправильному лечению А.А. Жданова и грозит больному трагическими последствиями. Начиная с этого момента я стал делать все для того, чтобы скрыть свою ошибку, выгородить себя и принимавших участие в лечении А.А. Жданова ЕГОРОВА, ВАСИЛЕНКО, МАЙОРОВА и КАРПАЙ, для которых не было секретом, что мы все виновны в преждевременной смерти А.А. Жданова.

ВОПРОС: Значит, пока вы признаете, что преступный умысел появился в ваших действиях после того, как врач ТИМАШУК изобличила вас в неправильном лечении товарища Жданова А.А.?

ОТВЕТ: Да. Я признаю, что начиная с 28 августа все наши действия проводились с умыслом и были рассчитаны на то, чтобы скрыть, что по нашей вине жизнь А.А. Жданова была сокращена. Именно с этой целью в клиническом диагнозе, составленном мною, ВАСИЛЕНКО, ЕГОРОВЫМ и МАЙОРОВЫМ, была записана двусмысленная формулировка о миомалятических очагах, затем по инициативе ЕГОРОВА было созвано совещание, на котором мы пытались совместными усилиями дискредитировать врача ТИМАШУК. ЕГОРОВЫМ, вместе с тем, были приняты меры к тому, чтобы инфаркты миокарда не были обнаружены после вскрытия тела покойного А.А. Жданова.

ВОПРОС: Вами лично что еще предпринималось?

ОТВЕТ: 31 августа 1948 года, стремясь выбить на рук врача ТИМАШУК ее основной козырь – электрокардиографические данные, я провел заочный консилиум с участием профессоров ЗЕЛЕНИНА6, ЭТИНГЕРА и НЕЗЛИНА7, которые дали нужное мне заключение.

ВОПРОС: Когда они вошли в сговор с вами?

ОТВЕТ: Прямо я ЗЕЛЕНИНУ, ЭТИНГЕРУ и НЕЗЛИНУ ничего не говорил, но провел этот консилиум так, что им было понятно, какое заключение я хотел бы получить от них.

ЗЕЛЕНИНА я знаю десятки лет, это профессор старой дореволюционной школы, твердо соблюдавший правило: «не делай зла другому», и я был уверен, что если он поймет мое затруднительное положение, то всегда подаст руку помощи. Так оно и случилось. ЗЕЛЕНИН дал расплывчатое заключение, которое впоследствии позволило мне говорить, что консилиум не нашел у больного А.А. Жданова инфаркта миокарда. ЭТИНГЕР тоже близкий мне человек, мои отношения с ним позволяли мне надеяться, что он не подведет меня, а НЕЗЛИН его ученик, всегда следовавший за своим учителем. Короче говоря, все трое – ЗЕЛЕНИН, ЭТИНГЕР и НЕЗЛИН, после того, как в начале консилиума я многозначительно заявил им, что по моему мнению у больного инфаркта нет, присоединились к моей точке зрения.

ВОПРОС: К вашим отношениям с ЗЕЛЕНИНЫМ, ЭТИНГЕРОМ и НЕЗЛИНЫМ мы еще вернемся, а сейчас скажите, разве до того, как врач ТИМАШУК установила у товарища Жданова А.А. инфаркт миокарда, не хватало клинических данных для того, чтобы сделать такой же вывод раньше?

ОТВЕТ: Клиника болезни А.А. Жданова и, в частности, электрокардиограммы, которые снимала в конце июля КАРПАЙ, давали основание говорить уже в то время о наличии у больного А.А. Жданова инфаркта миокарда. Тем моя вина и усугубляется, что в руках у меня было достаточно данных, чтобы предотвратить неправильное лечение А.А. Жданова.

Хочу только повторить, что в основе этого преступления, его первоисточником явилась медицинская ошибка, которую я допустил как консультант, руководивший лечением А.А. Жданова.

ВОПРОС: Будем изобличать вас дальше. Вы уже признались, что по вашей вине не только жизнь товарища. Жданова А.А., но и жизнь товарища Щербакова А.С. была сокращена. Так это?

ОТВЕТ: Да, я это признал. При наличии у больного А.С. Щербакова тяжелого заболевания – обширного инфаркта миокарда, осложненного аневризмой сердца, я и привлекавшиеся к его лечению ЭТИНГЕР и ЛАНГ8 были обязаны создать для него длительный постельный режим. Мы же этот режим до конца не выдержали: в последний период жизни А.С. Щербакова мы разрешили ему излишние движения, которые пагубно отразились на здоровье больного. Особенно на этом настаивал ЛАНГ, который как-то даже заявил больному А.С. Щербакову: «Если бы Вы были у меня в клинике, я бы Вас уже выписал». Это создало у больного А.С. Щербакова ложное впечатление о том, что он может разрешить себе большую нагрузку, чем позволяло состояние его здоровья. Если к этому прибавить еще тот факт, что больной А.С. Щербаков 8 и 9 мая 1945 года совершил две длительные поездки на автомашине, и дежурившие при нем врачи РЫЖИКОВ и КАДЖАРДУЗОВ не воспрепятствовали этому, то станет очевидным, что по вине нас – врачей, жизнь А.С. Щербакова была сокращена.

ВОПРОС: Еще чьи жизни были сокращены при вашем участии?

ОТВЕТ: Других фактов не было.

ВОПРОС: Были, и мы допросим вас об этом, а сейчас подведем итог тому, что вы уже признали. Вместе со своими сообщниками вы умертвили товарища Жданова А.А. и товарища Щербакова А.С., неужели вы не понимаете, что вы изобличены, что вам так или иначе придется сказать, чьи задания вы выполняли, кто ваши хозяева, где корни тех преступлений, которые вы совершили?

ОТВЕТ: Хозяев у меня не было. Умышленно ни А.А. Жданова, ни А.С. Щербакова я не убивал. На это не влияло даже то, что у меня, как я показывал, были антисоветские настроения и связи с враждебными советской власти лицами.

ВОПРОС: С кем?

ОТВЕТ: В период учебы в Московском университете я примыкал к эсерам, принимал участие в их собраниях и разделял их политическую программу. Связи с эсерами, однокурсниками по университету ДОЛБНЕЙ (умер в 1947 году) и ТАРАСЕНКОВЫМ (умер) сделали меня убежденным сторонником буржуазно-демократического строя. Не прошло для меня бесследно и мое долголетнее участие в так называемом Пироговском обществе врачей9, где я всецело поддерживал реакционную линию, проводившуюся кадетско-эсеровским большинством этой организации. В общем, связь с эсерами и участие в Пироговском обществе врачей подготовили меня таким образом, что Октябрьскую революцию я встретил враждебно. В первый период установления советской власти я был против конфискации помещичьих земель, считая, что их надо было сохранить, как «очаг культурного земледелия». Позже я враждебно отнесся к политике индустриализации страны, полагая, что такая аграрная страна, как Россия, не может выдержать столь быстрых темпов. В силу своих эсеровских взглядов я был против ликвидации кулачества и коллективизации сельского хозяйства.

ВОПРОС: Кто разделял ваши вражеские взгляды?

ОТВЕТ: В те годы моими единомышленниками являлись эсеры ДОЛБНЯ, в последний период своей жизни профессор-психиатр, и ВИХЕРТ10, который одно время был моим научным руководителем, умер в 1928 году. Кроме того, я поддерживал связь с ПЛЕТНЕВЫМ, осужденным за террористическую деятельность, и разделял его вражеские убеждения о «несовершенстве советского строя». Связь с ПЛЕТНЕВЫМ у меня прекратилась приблизительно в 1925 году, мы разошлись с ним, так как я не смог перенести его оскорбительное отношение ко мне, как к специалисту. Последние годы я имел связь с ЭТИНГЕРОМ и ныне умершим ПЕВЗНЕРОМ – бывшим директором клиники Института питания, часто вел с ними антисоветские беседы, разделяя их вражеские убеждения.

ВОПРОС: Какие именно?

ОТВЕТ: С ПЕВЗНЕРОМ мы сходились на том, что в СССР право на бесплатное лечение фактически не осуществляется, павловское учение искусственно переносится в такие области медицины, к которым оно якобы не имеет отношения, что в СССР нельзя, мол, издать достаточное количество научных произведений из-за слабости полиграфической базы, что наука в СССР процветает только на словах, на деле же она на каждом шагу встречает всевозможные препятствия. С ЭТИНГЕРОМ меня сближало общее недовольство внешней политикой Советского Союза. Как ЭТИНГЕР, так и я считали, что советское правительство занимает по отношению в США и Англии неправильную политику: вместо сближения с ними и налаживания торговли создает конфликты, мешающие развитию научных и иных связей. Я и ЭТИНГЕР стояли на той точке зрения, что наука, в частности, медицина, на Западе развита более высоко, нежели в СССР.

Должен сказать, что эти вражеские настроения возникли у меня в известной мере под влиянием ЭТИНГЕРА, который, как это было известно среди ученых Москвы, являлся ярым приверженцем США.

ВОПРОС: И вместе с этим ЭТИНГЕРОМ вы сократили жизнь товарища Щербакова А.С., а затем также сообща заметали следы умерщвления товарища Жданова А.А. Как видите, злой умысел в ваших действиях сам выплывает наружу, хотя вы и пытаетесь его тщательно скрыть.

ОТВЕТ: Я не отрицаю, что мои антисоветские убеждения, связь с ЭТИНГЕРОМ и другими враждебными советской власти лицами, которых я уже назвал, сказывались на моем отношении к лечению руководителей партии и советского правительства. Я не проявлял заботы об их здоровье и меня этот вопрос не волновал. Я жил своим миром и своими интересами: коллекционировал ценные картины, скупал бриллианты, имел страсть к деньгам.

ВОПРОС: Особенно к долларам и фунтам стерлингов?

ОТВЕТ: Такой страсти у меня не было.

ВОПРОС: Но были связи с теми, кто мог платить ими?

ОТВЕТ: Я никому не продавался. Верно, я несколько раз выезжал за границу – в Германию, Австрию и Францию. Встречался там с рядом ученых: в Германии работал в клиниках БЕРГМАНА, ШОТМЮЛЛЕРА, ВАНДЕРРЕЙСТА; в Австрии знакомился с лабораториями НООРДЕНА, ЭПИНГЕРА и ЯГИЧА; во Франции я посещал клиники КАРНО, ЛЯБЕ, ЛОБРИ и РАТРИ. Все эти лица были известны в ученом мире как видные специалисты. Мои отношения о ними не выходили за рамки общения, обусловленного взаимными интересами к науке. Связей преступного характера у меня ни с кем из иностранцев не было.

 

ЗАЯВЛЕНИЕ СЛЕДСТВИЯ

Мы имеем поручение руководства передать вам, что за совершенные вами преступления вас уже можно повесить, но вы можете сохранить жизнь и получить возможность работать, если правдиво расскажете, куда идут корни ваших преступлений, на кого вы ориентировались, кто ваши хозяева и сообщники. Нам также поручено передать вам, что, если вы пожелаете раскаяться до конца, вы можете изложить свои показания в письме на имя вождя, который обещает сохранить вам жизнь в случае откровенного признания вами всех ваших преступлений и полного разоблачения своих сообщников. Всему миру известно, что наш вождь всегда выполняет свои обещания.

 

ВОПРОС: Что же вы молчите?

ОТВЕТ: Я нахожусь в трагическом положении, мне нечего сказать. Иностранцам я не служил, меня никто не направлял и сам я никого в преступления не втягивал.

 

Вводится арестованный МАЙОРОВ Г.И.

 

ВОПРОС МАЙОРОВУ: Кто направлял вас, вместе с кем вы совершали злодеяния, о которых показали на следствии?

OTBEТ: Меня в преступления втянул профессор ВИНОГРАДОВ.

ВОПРОС ЕМУ ЖЕ: А кому служил ВИНОГРАДОВ?

ОТВЕТ: Безусловно, американцам.

Арестованный МАЙОРОВ Г.И. уводится.

 

ВОПРОС: Как видите, ваши же сообщники изобличают вас как преступника, находившегося на службе у иностранных государств?

ОТВЕТ: МАЙОРОВ прав только в одном: я действительно втянул его в преступление, когда стал скрывать всевозможными путями свою ошибку в лечении больного А.А. Жданова. Но МАЙОРОВ клевещет на меня, заявляя, что я работал на американцев. Он, скорее, мог назвать меня немецким шпионом, так как я симпатизировал немцам, в науке был приверженцем немецкой школы, ездил в Германию, где ученые, с которыми мне приходилось встречаться, хорошо меня принимали.

ВОПРОС: Следствие не ограничивает вас, оно требует лишь, чтобы вы говорили правду – кому служили и во имя чего?

ОТВЕТ: Шпионом я не был.

ВОПРОС: Предоставляем вам возможность подумать – выход у вас один: правдивые показания о корнях ваших преступлений, сообщниках и хозяевах.

 

Допрос окончен в 23 час. 30 мин.

Протокол записан с моих слов верно, мной прочитан.

ВИНОГРАДОВ

ДОПРОСИЛИ:

 

Зам. начальника следчасти по особо важным делам

МГБ СССР, полковник госбезопасности             СОКОЛОВ

 

Старший следователь следчасти по особо важным делам

МГБ СССР, майор госбезопасности                     МЕРКУЛОВ

 

Копия верна:

Оперуполномоченный следчасти по особо важным делам

МГБ СССР, майор госбезопасности                     СТРАХОЛЮБОВ

 

ЦА ФСБ РФ. Архивная коллекция. Копия.

 

* Здесь и далее слова, набранные курсивом, вписаны рукой следователя.

1 Виноградов В.Н. (1882 – 1964) – терапевт, академик АМН СССР (1944).

2 Егоров П.И. (1899 – 1967) – терапевт, в 1947 – 1952 гг. начальник Лечсанупра Кремля.

3 Майоров Г.И. (1897 – ?) – терапевт, в 1929 – 1952 гг. работал в Лечсанупре Кремля.

4 Василенко В.Х.(1897 – 1987) – профессор-консультант Лечсанупра Кремля.

5 Тимашук Л.Ф. (1898 – 1983) – врач-терапевт, работала заведующей кабинетом электрокардиографии Центральной клинической больницы Лечсанупра Кремля.

6 Зеленин В.Ф. (1881 – 1968) – терапевт, академик АМН СССР (1944), профессор-консультант Лечсанупра Кремля.

7 Незлин С.Е. (1894 – 1975) – терапевт, профессор-консультант Лечсанупра Кремля.

8 Ланг Г.Ф. (1875 – 1948) – терапевт, академик АМН СССР (1945), профессор-консультант Лечсанупра Кремля.

9 Пироговское общество («Общество русских врачей в память Н.И. Пирогова») – профессионально-общественное объединение российских врачей всех специальностей, самоуправлявшееся посредством «Пироговских съездов». После революции 1905 года «пироговцы» в большинстве своем примкнули к кадетам. Распущено большевиками в 1922 г., но фактически продолжало существовать вплоть до 1929 г.

10 Вихерт М.И. (1884 – 1928) – терапевт, один из основоположников отечественной нефрологии.

 

Документ № 8

 

ПОСТАНОВЛЕНИЕ ЦК КПСС «О ВРЕДИТЕЛЬСТВЕ

В ЛЕЧЕБНОМ ДЕЛЕ»

4 декабря 1952 г.

 

Заслушав сообщение МГБ СССР о вредительстве в лечебном деле, Президиум Центрального Комитета Коммунистической партии Советского Союза устанавливает, что в Лечсанупре длительное время орудовала группа преступников, в которую входили бывшие начальники Лечсанупра Бусалов1 и Егоров, врачи Виноградов, Федоров, Василенко, Майоров, еврейские националисты Коган2, Карпай, Этингер, Вовси3 и другие.

Документальными данными и признаниями арестованных установлено, что вражеская группа была связана с английским и американским посольствами, действовала по указке американской и английской разведки и ставила своей целью осуществление террористических актов против руководителей Коммунистической партии и Советского правительства.

Участники группы под тяжестью улик признались, что они вредительски ставили неправильные диагнозы болезней, назначали и осуществляли неправильные методы лечения и тем самым вели больных к смерти. Преступники признались, что им удалось таким путем умертвить А.А. Жданова и А.С. Щербакова.

Были ли возможности своевременно разоблачить и обезглавить вражескую группу, орудовавшую в Лечсанупре? Да, к этому были возможности. Еще в 1948 году Министерство государственной безопасности располагало сигналами, которые со всей очевидностью говорили о неблагополучии в Лечсанупре. Врач т. Тимашук обратилась в МГБ с заявлением, в котором на основании электрокардиограммы утверждала, что диагноз болезни т. Жданова А.А. поставлен неправильно и не соответствует данным исследования, а назначенное больному лечение шло во вред больному. Если бы МГБ СССР добросовестно расследовало такое исключительно важное заявление, оно наверняка смогло бы предотвратить злодейское умерщвление т. Жданова А.А., разоблачить и ликвидировать террористическую группу врачей. Этого не произошло потому, что работники МГБ СССР подошли к делу преступно, передав заявление т. Тимашук в руки Егорова, оказавшегося участником террористической группы.

Далее, в 1950 году, бывший министр госбезопасности Абакумов, имея прямые данные о вредительстве в лечебном деле, полученные МГБ в результате следствия по делу арестованного врача Лечсанупра Этингера, скрыл их от ЦК КПСС и свернул следствие по этому делу.

Бывший начальник Главного управления охраны Власик4, который должен был по поручению МГБ осуществлять контроль за работой Лечсанупра, на почве пьянок сросся с ныне разоблаченными руководителями Лечсанупра и стал слепым орудием в руках вражеской группы.

Министр здравоохранения СССР т. Смирнов5 вместо осуществления контроля и руководства Лечсанупром, входящим в систему Министерства здравоохранения, также на почве пьянок сросся с ныне разоблаченным руководством Лечсанупра и, несмотря на наличие сигналов о неблагополучии в Лечсанупре, не проявил бдительности и принципиальности.

После смены руководства МГБ СССР в июле 1951 года ЦК КПСС счел необходимым напомнить новому руководству МГБ о преступлениях таких известных врачей, как Плетнев и Левин, которые по заданию иностранной разведки отравили В.В. Куйбышева и A.M. Горького, и указал при этом, что среди врачей несомненно существует законспирированная группа лиц, стремящихся при лечении сократить жизнь руководителей партии и правительства. Тогда же ЦК КПСС требовал от МГБ со всей политической остротой подойти к задаче выявления и разоблачения вражеской группы врачей и вскрыть ее корни. Однако новое руководство МГБ СССР неудовлетворительно выполняло эти указания, проявило медлительность, плохо организовало следствие по этому важному делу, в результате чего оказалось упущенным много времени в деле раскрытия террористической группы в Лечсанупре.

 

ЦК КПСС постановляет:

1. Обязать МГБ СССР:

а) до конца вскрыть террористическую деятельность группы врачей, орудовавшей в Лечсанупре, и ее связь с американо-английской разведкой;

б) в ходе следствия выявить, каким путем и какими средствами следует парализовать и исправить вредительские действия в постановке лечебного дела в Лечсанупре и в лечении больных.

2. За неудовлетворительное руководство и политическую беспечность снять т. Смирнова Е.И. с поста министра здравоохранения СССР. Дело о  т. Смирнове передать на рассмотрение Комитета Партийного Контроля при ЦК КПСС.

3. Поручить Бюро Президиума ЦК КПСС:

а) подобрать и назначить министра здравоохранения СССР;

б) выработать меры по выправлению положения дел в Лечсанупре Кремля.

 

АП РФ. Ф. 3. Оп. 58. Д. 94. Л.128–134. Копия.

1 Бусалов А.А. (1903 – ?) – терапевт, до 1947 г. начальник Лечсанупра Кремля, в 1948 – 1952 гг. зав. кафедрой Ярославского медицинского института.

2 Коган Б.Б. (1896 – 1967) – терапевт, профессор-консультант Лечсан-упра Кремля.

3 Вовси М.С. (1897 – 1960) – терапевт, профессор-консультант Лечсанупра Кремля, в 1941 – 1947 гг. главный терапевт Красной (Советской) Армии.

4 Власик Н.С. (1896 – 1967) – руководитель госбезопасности, начальник личной охраны Сталина, в 1951 – 1952 гг. начальник Главного управления охраны МГБ СССР, арестован в декабре 1952 г.

5 Смирнов Е.И. (1904 – 1989) – военный медик, академик АМН СССР (1948), в 1947 – 1952 гг. министр здравоохранения СССР, снят с поста «за неудовлетворительное руководство и политическую беспечность».

 

Документ № 9

 

ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА В.Н. ВИНОГРАДОВА

О ЛЕЧЕНИИ В.И. СТАЛИНА1

6 января 1953 г.

 

Допрос начат в 21 час. 30 мин.

ВОПРОС: Вы привлекались, как известно, к лечению Василия Иосифовича* и наносили своими преступными действиями вред его здоровью. Станете ли вы отрицать это?

ОТВЕТ: Верно то, что я имел отношение к лечению Василия Иосифовича начиная с 1930-х годов и вплоть до последнего времени. Однако его здоровью я не вредил.

Примерно в 1938 году у него была так называемая моноцитарная ангина и я лечил его вместе с профессором ПРЕОБРАЖEHCKИM Б.С.2 После этого его здоровье улучшилось, болезнь прошла. В послевоенные годы у Василия Иосифовича наблюдалось психическое заболевание. Несмотря на то, что он неоднократно находился на излечении в санатории «Барвиха», его здоровье все же ухудшилось и в последнее время заболевание обострилось, наблюдалось сильное психическое расстройство.

ВОПРОС: Вот вы и скажите, кто вместе с вами повинен в подрыве здоровья Василия Иосифовича?

ОTВET: Я не знаю ни одного факта вредительского, преступного отношения врачей к лечению Василия Иосифовича. Я лично при его лечении никаких злонамеренных действий не допускал. В последние годы вместе со мной к лечению Василия Иосифовича привлекались невропатолог ГРИНШТЕЙН3, ЕГОРОВ П. И. и психиатр ПОПОВ Е.А.4 С их стороны я не замечал каких-либо неправильных действий, направленных не на пользу больному.

ВОПРОС: Но следствию известно, что именно вы усугубляли заболевание Василия Иосифовича. Говорите, как было в действительности?

ОTВET: Повторяю, что никаких преступных замыслов в отношении Василия Иосифовича у меня не было и во вред его здоровью я ничего не делал. [...]

 

ЦА ФСБ РФ. Архивная коллекция. Копия.

 

* Курсивом здесь и далее отмечены слова, вписанные от руки следователем.

1 Сталин В.И. (1921 – 1962) – летчик, генерал-лейтенант авиации (1947), младший сын И.В. Сталина, в 1948 – 1952 гг. командующий ВВС Московского военного округа. В 1948–1950 гг. проходил курс лечения от «нервного заболевания» (алкоголизма) в Кремлевской больнице.

2 Преображенский Б.С. (1892 – 1970) – оториноларинголог, академик АМН СССР (1950), профессор-консультант Лечсанупра Кремля, в начале 1953 г. арестован по «делу врачей».

3 Гринштейн А.М. (1881 – 1959) – невропатолог, академик АМН СССР (1945), профессор-консультант Леч-санупра Кремля. В декабре 1952 г. арестован по «делу врачей».

4 Попов Е.А. (1899 – 1961) – психиатр, академик АМН СССР (1957).

 

Документ № 10

 

ПРОТОКОЛ ОЧНОЙ СТАВКИ МЕЖДУ АРЕСТОВАННЫМИ

ВИНОГРАДОВЫМ В.Н. И КАРПАЙ С.Е.

18 февраля 1953 г.

 

Очная ставка начата в 23 часа

 

После взаимного опознания арестованные ВИНОГРАДОВ и КАРПАЙ заявили, что знают друг друга с 1942 года по совместной работе в Лечсанупре.

ВОПРОС КАРПАЙ: Какие отношения у вас были с ВИНОГРАДОВЫМ?

ОТВЕТ: Мои отношения с ВИНОГРАДОВЫМ Владимиром Никитичем нормальные, личных счетов между нами не было.

ВОПРОС ВИНОГРАДОВУ: Правильно говорит КАРПАЙ?

ОТВЕТ: Софья Ефимовна КАРПАЙ верно говорит, что личных счетов между нами не было. Я скажу больше – КАРПАЙ вместе с врачами ЕГОРОВЫМ, ВАСИЛЕНКО и МАЙОРОВЫМ являлась моей сообщницей по вредительскому лечению А.А.ЖДАНОВА.

ВОПРОС ВИНОГРАДОВУ: Скажите, в чем конкретно состоит вина КАРПАЙ в преступном лечении товарища ЖДАНОВА А.А.?

ОТВЕТ: В конце июля и начале августа 1948 года КАРПАЙ неоднократно снимала у больного ЖДАНОВА А.А. электрокардиограммы, которые указывали на наличие у ЖДАНОВА явлений свежего инфаркта миокарда. Это подтверждалось также клинической картиной заболевания. Несмотря на наличие этих данных, КАРПАЙ в своих заключениях по электрокардиограммам ни разу не указала на имевшийся у больного ЖДАНОВА свежий инфаркт миокарда.

ВОПРОС ВИНОГРАДОВУ: Почему?

ОТВЕТ: Вначале КАРПАЙ высказывалась за возможность наличия у А.А. ЖДАНОВА свежего инфаркта миокарда, однако, когда я, а вслед за мной ЕГОРОВ, ВАСИЛЕНКО и МАЙОРОВ заявили, что инфаркта, мол, нет, КАРПАЙ беспрекословно присоединилась к нам и тем самым дала нам возможность продолжать вредительское лечение А.А.ЖДАНОВА, приведшее к преждевременной смерти больного.

ВОПРОС КАРПАЙ: Показания ВИНОГРАДОВА подтверждаете?

ОТВЕТ: Нет, не подтверждаю. Электрокардиограмма, снятая мною у больного ЖДАНОВА 25 июля 1948 года, указывала на внутрижелудочковую блокаду. На вопрос, есть ли здесь инфаркт, я ответила, что хотя нет типичных признаков свежего инфаркта миокарда, но исключить его нельзя. Клиника, я считаю, тоже не была абсолютно типичной для свежего инфаркта, однако, как я помню, консилиум решил вести больного как инфарктного. 31 июля 1948 года я опять снимала электрокардиограмму у А.А.ЖДАНОВА, на которой были те же признаки, что и на предыдущих. 7 августа 1948 г. я вновь сняла электрокардиограмму у А.А. ЖДАНОВА. Эта электрокардиограмма отличалась от предыдущих, внутрижелудочковая блокада исчезла. Возник вопрос: есть свежий инфаркт или нет? Я сказала, что признаков свежего инфаркта миокарда нет, что у больного А. А. ЖДАНОВА имеется кардиосклероз, хроническая коронарная недостаточность, а также прогрессирующий, стенозирующий атеросклероз коронарных сосудов и ишемия миокарда. Кроме того, я сказала, что на основании всей картины можно думать о наличии у больного мелких очагов некроза. Такое заключение мною было дано устно 7 августа 1948 года в Валдае.

ВОПРОС ВИНОГРАДОВУ: Давала КАРПАЙ такое заключение?

ОТВЕТ: Насколько мне помнится, вслед за нами КАРПАЙ действительно говорила, что у А.А. ЖДАНОВА имеется стенозирующий атеросклероз и этим стенозирущим атеросклерозом она стала объяснять те изменения, которые имеются на электрокардиограммах. Чтобы КАРПАЙ заявляла об очагах некроза я не помню.

Главное здесь в том, что и электрокардиограммы и клиника, которая КАРПАЙ также была известна, ясно указывали на то, что у больного А.А. ЖДАНОВА был свежий инфаркт миокарда. Однако КАРПАЙ такого заключения не дала. Приступ кардиальной астмы, наблюдавшийся у А.А. ЖДАНОВА 23 июля 1948 года, никак нельзя было объяснить какими-то мелкими точечными очагами некроза, о которых сейчас говорит КАРПАЙ, это был настоящий классический приступ инфаркта миокарда. 

ВОПРОС КАРПАЙ: Вы и теперь будете отрицать, что вместе с ВИНОГРАДОВЫМ и другими сообщниками умышленно скрыли образовавшийся у товарища ЖДАНОВА А.А. свежий инфаркт миокарда?

ОТВЕТ: Участие в преступном лечении А.А.ЖДАНОВА я отрицаю. По электрокардиограммам инфаркта я не находила. Я не оспариваю клиники, но я хочу сказать, что я наблюдала приступы сердечной астмы у больных без образования свежего инфаркта миокарда. После консилиума от 7 августа 1948 года я договорилась с МАЙОРОВЫМ взять электрокардиографии в Москву для консультации с НЕЗЛИНЫМ. После консультации я написала заключение, в котором указала, что у больного А.А. ЖДАНОВА имеется коронарокардиосклероз, хроническая коронарная недостаточность с ишемией миокарда и что можно думать о наличии множественных, точечных очагов некроза, что внутрижелудочковую блокаду можно объяснить ухудшением функционального состояния миокарда. Это заключение 8 августа 1948 года я отнесла в секретариат Лечсанупра и передала кому-то из сотрудников, кому именно сейчас не помню, с просьбой отправить его в Валдай доктору МАЙОРОВУ. После 7 августа у больного A.A. ЖДAHOBA электрокардиограмм я больше не снимала. Примерно в середине сентября 1948 года, возвратившись из отпуска, в «Соснах» я встретила ВИНОГРАДОВА, который рассказал мне, что после моего отъезда из Валдая А.А. ЖДАНОВ чувствовал себя вначале удовлетворительно. Затем 28 августа 1948 года у А.А. ЖДАНОВА опять повторился приступ сердечной астмы, что приехала доктор ТИМАШУК, сняла электрокардиограмму и заявила, что она не согласна с диагнозом, который поставила КАРПАЙ, так как находит у больного свежий инфаркт миокарда.

Далее ВИНОГРАДОВ сказал мне, что доктор ТИМАШУК направила в МГБ заявление, в котором обвиняла нас в преступном лечении А.А. ЖДАНОВА. В связи с заявлением ТИМАШУК, сказал далее ВИНОГРАДОВ, им был созван консилиум в составе ЗЕЛЕНИНА, ЭТИНГЕРА и НЕЗЛИНА в кабинете ЕГОРОВА, где была зачтена история болезни и даны электрокардиограммы. Я спросила Владимира Никитича – вы читали мое подробное заключение? Он ответил – читал. На вопрос ВИНОГРАДОВА, кому я показывала электрокардиограмму, я ответила – НЕЗЛИНУ. Я поинтересовалась, какое было заключение консилиума, на что ВИНОГРАДОВ ответил, что в принципе такое же, каким было мое. На мой вопрос, был ли обнаружен свежий инфаркт на вскрытии, ВИНОГРАДОВ ответил отрицательно.

ВОПРОС ВИНОГРАДОВУ: Вы знакомились с заключением, о котором говорит КАРПАЙ?

ОТВЕТ: Нет, такого заключения я не видел. Действительно, в «Соснах» я рассказал КАРПАЙ о всех перипетиях, произошедших в связи с решительным и правильным заявлением доктора ТИМАШУК о наличии у А.А.ЖДАНОВА свежего инфаркта миокарда, но повторяю, что заключение КАРПАЙ, в котором бы шла речь об очагах некроза, я не видел.

ВОПРОС ВИНОГРАДОВУ: Не говорили ли вам ЕГОРОВ, ВАСИЛЕНКО и МАЙОРОВ о том, что ими было получено заключение, о котором говорит КАРПАЙ?

ОТВЕТ: Нет, не говорили.

 

ЗАЯВЛЕНИЕ ВИНОГРАДОВА: Я не знаю почему у Софьи Ефимовны во всех ответах какая-то двойственность: то она думает об инфаркте, то о точечных очагах, то о мелких некрозах. И, если разрешите мне, как человеку, который проработал с Софьей Ефимовной много лет, всегда относился к ней хорошо, то я бы позволил себе дать ей совет: Софья Ефимовна, нужно сознаться. Нужно сказать прямо – свежий инфаркт миокарда у А.А.ЖДАНОВА был.

ЗАЯВЛЕНИЕ КАРПАЙ: У меня никакой двойственности нет. Я и сейчас говорю, что в первые дни, когда не было динамики электрокардиограмм, отрицать свежий инфаркт миокарда нельзя было, но в то же время типических признаков наличия его не имелось.

ВОПРОС ОБОИМ АРЕСТОВАННЫМ: Вопросы друг к другу имеете?

ВИНОГРАДОВ: к Софье Ефимовне КАРПАЙ вопросов у меня нет.

КАРПАЙ: Владимир Никитич, при встрече в «Соснах» вы спрашивали у меня, кому я показывала заключение?

ОТВЕТ ВИНОГРАДОВА: КАРПАЙ сказала, что она электрокардиограмму А.А. ЖДАНОВА консультировала с профессором НЕЗЛИНЫМ, но это не было связано с каким-то ее заключением.

КАРПАЙ: Скажите, Владимир Никитич, вы умышленно скрыли свежий инфаркт миокарда у А.А.ЖДАНОВА?

ОТВЕТ ВИНОГРАДОВА: Да, я, ЕГОРОВ, ВАСИЛЕНКО и МАЙОРОВ с умыслом скрыли образовавшийся у больного А.А. ЖДАНОВА свежий инфаркт миокарда, а вы согласились с нами и фактически стали нашей сообщницей. Я знаю вас, Софья Ефимовна, как опытного электрокардиографиста и к тому же опытного клинициста, поэтому вы на основании всего комплекса могли и должны были диагностировать у А.А. ЖДАНОВА свежий инфаркт миокарда.

 

            Очная ставка окончена в 01 час. 00 мин.

 

Протокол очной ставки нами прочитан, показания с наших слов записаны верно.

ВИНОГРАДОВ                                             КАРПАЙ

 

Очную ставку провели:

СТ. СЛЕДОВАТЕЛЬ СЛЕДЧАСТИ ПО ОСОБО ВАЖНЫМ ДЕЛАМ МГБ СССР майор госбезопасности                  МЕРКУЛОВ

 

СЛЕДОВАТЕЛЬ СЛЕДЧАСТИ ПО ОСОБО ВАЖНЫМ ДЕЛАМ

МГБ СССР капитан госбезопасности                 ЕЛИСЕЕВ

 

СЛЕДОВАТЕЛЬ СЛЕДЧАСТИ ПО ОСОБО ВАЖНЫМ ДЕЛАМ

МГБ СССР капитан госбезопасности                 СМЕЛОВ

 

Стенографировала Конопленко, тетр[адь] 497

 

ЦА ФСБ. Архивная коллекция. Копия.

 

 

<< содержание

 

 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 

E-mail:   lechaim@lechaim.ru