[Архив] ЛЕХАИМ ДЕКАБРЬ 2002 ТЕВЕС 5763 – 12(128)
ПОДВИГ ЮНОГО ПРАВЕДНИКА
В августе 1999 года израильский институт Яд ва-Шем
сообщил, что специальная комиссия израильского правительства присвоила Николаю
Николаевичу Дорожинскому звание «Праведник мира» с вручением соответствующей
медали и почетной грамоты. Имя «Дорожинский Н.Н.» выгравировано на Стене Почета
мемориала Яд ва-Шем в Иерусалиме. В течение нескольких лет Великой
Отечественной войны Коля Дорожинский спасал сверстника – еврейского мальчика.
– Николай Николаевич, вы принадлежите к тем, кто из безоблачного детства попал в ад нацистской оккупации...
– Город Херсон, где я родился, был оккупирован 19 августа 1941 года, и мне, 11-летнему, на чьем попечении были две 60-летние бабушки, пришлось познать все «прелести» оккупации. Чтобы спастись от голода, изворачивался как мог. Воровал лес и каменный уголь, а главное – продукты с немецких складов и из вагонов, стоявших под погрузкой на путях станции «Речной порт». Мою задачу облегчала близость к дому объектов воровства. Другим подспорьем были ловля рыбы, заготовка в плавнях камыша, работа в промколонии по изготовлению тары для овощей и фруктов, которые я непременно подворовывал и продавал на вечернем рынке, чтобы иметь возможность купить более калорийные продукты.
При отступлении Красной Армии десятки тысяч тонн зерна были утоплены в Днепре, чтобы не достались врагу. Многие жители Херсона в период ледостава вычерпывали зерно со дна реки. Пролежавшее в воде несколько месяцев, оно бродило, как квасная закваска, и имело кисло-сладкий вкус, но для выпечки оладий все же годилось.
Мне посчастливилось достать из реки несколько мешков такого зерна и на санках привезти домой, что позволило собрать многомесячный запас еды – и для нашей семьи, и для соседей по двору, в том числе евреев Могилевских. Ежедневное полуголодное существование сделало из меня профессионального добытчика и кормильца, всеми силами цеплявшегося за жизнь.
– Вы особо упомянули Могилевских. Видимо, с ними было связано нечто большее, чем помощь продуктами?
– Вы правы. Начиная с августа 1941 года, в нашу жизнь незаметно вошла судьба еврейской семьи, беженцев из Одессы Ады Могилевской и ее сына Владимира, 1929 года рождения. Они поселились напротив нашего дома. С этого времени мы дружили с этой семьей.
Оккупанты начали с того, что издали указ об обязательном ношении шестиконечных звезд всеми евреями. Аде Могилевской повезло: она купила паспорт, где в графе «национальность» было указано «полька». Это давало ей возможность избежать отправки в гетто. Коренные жители не знали истинной национальности Могилевских. В том числе и те, которые с радостью донесли бы карателям, если бы знали.
В начале сентября, следуя инстинкту самосохранения, а также совету моих бабушек, Ада спорола с одежды Володи нашитые ранее желтые звезды и уничтожила его свидетельство о рождении. Без этого свидетельства Вове приходилось скрываться. Полулегальное пребывание в Херсоне Ады и ее сына продолжалось до ноября 1943 года. Все это время Вова чаще всего находился у нас, а я добывал продукты и делился ими с Могилевскими.
В ноябре 1943 года линия фронта установилась по Днепру, и немецко-фашистские власти выгнали из Херсона все население на расстояние более 60 километров от прифронтовой зоны. При депортации из Херсона Ада Могилевская, чтобы как-то смешать сына со сверстниками и тем самым отвлечь внимание оккупантов от его еврейской наружности, упросила моих бабушек отпустить меня с ними. Таким образом, Ада, Вова и я оказались в деревне Малая Дворянка Еланецкого района Николаевской области.
– Очевидно, это было самое опасное для вас и ваших спутников время?
– Конечно, ведь немцы вынуждены были отступать. В начале марта 1944 года линия фронта подошла к Малой Дворянке на расстояние 20-10 километров, деревню окружили конные войска СД и украинские полицаи. И все мужское население в возрасте от 14 до 65 лет под угрозой оружия было согнано на центральной площади, а затем под усиленным конвоем угнано в тыл в сторону Одессы. Маршевую колонну в пути следования усиленно охраняли сопровождавшие ее немецко-фашистские службы. Для острастки и поддержания дисциплины на марше из колонны вытаскивали ежедневно одного-двух похожих на еврея или цыгана и уводили на расстрел. Ослабевших и отстающих расстреливали в конце колонны или прямо у дороги. Чтобы как-то отвести от Вовы подозрение в его еврействе, мы с ним поменялись одеждой. Я надел добротное зимнее пальто, которое Вове досталось от отца – такие пальто с котиковыми шалевыми воротниками по нашим понятиям носили дореволюционные банкиры, а ему отдал простую флотскую шинель. Вова в бедной шинели и матерчатой ушанке выглядел как простой сельский парень и не выделялся из общей массы.
– О том, чтобы сбежать с этапа, нечего было и думать?
– Во время трехнедельного движения этапа по Николаевской и Одесской областям, а затем по Бессарабии мы думали об этом постоянно. Прошли в общей сложности более 500 километров, пока в местечке Тараклия нас не загнали на огороженную колючей проволокой территорию бывшей МТС. Через несколько дней колонны стали выводить из зоны. Мимо проезжали телеги с добровольными беженцами, которые делились с этапниками чем Б-г послал. В суматохе нам удалось выскочить из колонны и, спрятавшись за двигавшимися телегами, смешаться с беженцами. Мы были уже метрах в ста от колонны, когда навстречу нам выехали несколько немецких повозок. Ехавшие на них солдаты стали кричать и показывать на нас конвоирам, некоторые из них направились в нашу сторону. Мы с Вовой заскочили в ближайший дом и попросили хозяйку спрятать нас. Женщина, не колеблясь, жестом указала нам на люк в подполье. Преследователи нас не нашли.
– Укрывшая вас женщина рисковала головой...
– Мало того, она сама находилась на «птичьих правах» в этом доме, который принадлежал семье еврейского портного. Его оставили в Тараклии, чтобы шил форму румынским офицерам. До сих пор с глубокой благодарностью вспоминаю ту женщину, спасшую нас от погони и, возможно, от расстрела.
Потом нас приютила многодетная молдавская семья Игната Чебана. Сверхчеловеческое напряжение в последнее время после побега привело к тому, что я серьезно заболел и больше недели лежал без сознания. Хозяева ухаживали за мной, пока я не выздоровел. Им тоже низкий поклон.
Став на ноги, я и Вова ходили на молдавское кладбище. Около могил, где шла служба, мы просили по-молдавски милостыню – «Домнулэ милуэштеле», и нас всегда вознаграждали какой-нибудь едой. После этапа мы никак не могли наесться, все время испытывали чувство голода.
Однажды на кладбище Вова подвел меня к свежей могиле: «Ее вырыли для тебя». Но Создатель и на этот раз сберег меня.
– Однако на этом ваши злоключения не кончились?
– Увы... В конце апреля, когда, как мы потом узнали, готовилась одна из крупнейших военных операций 1944 года – Яссо-Кишиневская – румынские власти, опасаясь партизан, устроили несколько облав. Несмотря на то что старательно таились, мы все же попали в одну из таких облав румынской полевой жандармерии и были доставлены в тюрьму, где нас держали в накопителе. Все попавшие в облаву были переданы немецким войскам СД, которые этапом доставили группу в румынский порт Галац, загрузили в вагоны для перевозки скота и под усиленной охраной, словно конвоируют партизан, отправили на Запад. В период нахождения в маршевой колонне и при последующих проверках в австрийском пересыльном лагере для евреев и в лагере перевоспитания при тюрьме в немецком городе Эрфурте мы особенно тщательно подвергались фильтрации по признакам национальности, степени лояльности, медицинским показаниям, профессии и так далее. Вова и я везде заявляли, что мы родные братья и регистрировались по моему свидетельству о рождении как Дорожинские Владимир Николаевич (вместо Могилевского В. А.) и Дорожинский Николай Николаевич. После всех перипетий Вова и я получили «трудовую книжку» подневольных рабочих (в действительности – свидетельство рабов) на Дорожинских, русских, православных, что позволило Вове и мне избежать лагеря уничтожения – ему как еврею, мне – как укрывателю евреев.
В. А. Могилевский. 1997 год.
– Что с вами было дальше?
– Мы были направлены на работу в строительные фирмы земли Тюрингия в Германии. Там нас быстро заставили выучить несколько немецких слов, которых фрицам было достаточно для общения с нами. Например, шауфель – лопата, айзеншток – лом, шупкара – одноколесная тачка, шнель – быстро, шеп-шеп – копай-копай и несколько других, среди которых немало ругательств. Никаких скидок на «югендглих» – юный возраст: работать приходилось наравне со взрослыми. Вплоть до освобождения союзными войсками в апреле 1945 года. А было нам тогда по 14 лет...
В августе мы вернулись домой в Херсон. Вова Могилевский до 1948 года жил и учился согласно полученному по справке фильтрационного дела паспорту как Дорожинский Владимир Николаевич. И только в 1948 году через суд, где я был свидетелем, восстановил свою настоящую фамилию.
– Память о пережитом мучает вас и сегодня?
– Память о Великой Отечественной войне и всех ее ужасах, особенно Холокосте, навсегда осталась у тех, кто столкнулся с этим кошмаром в детском возрасте. Очень важно сохранить эти свидетельства и передать последующим поколениям, чтобы они всегда помнили о жертвах фашизма и многочисленных бедствиях, которые он несет с собой. Низкий поклон всем жертвам нацизма – и погибшим, и выжившим...
Сегодняшняя сложная ситуация, связанная с активизацией национал-экстремистских подонков в России, стала темой «круглого стола» 8 апреля 1999 года в Московской городской Думе: «Современный фашизм: трагедия или фарс». Там свое мнение и предложения высказали и бывшие малолетние узники фашизма. Они особо отметили, что разрастание национал-экстремизма в России ударит прежде всего по ней самой.
По результатам того «круглого стола» в Москве изданы директивные документы, запрещающие массовые манифестации и шествия национал-экстремистов. Однако, как показало время, эти документы не помешали скинхедам и им подобным устроить в столице серию настоящих погромов. Сейчас надежда на принятый Государственной Думой РФ Закон «О борьбе с экстремизмом». Он может стать серьезным препятствием для фашиствующих отморозков. Правда, в том случае, если правоохранительные органы своим бездействием не дискредитируют своевременное применение и этого, столь насущного законодательного акта.
Беседу вел Владимир Познанский
Выйдя на пенсию, Николай Николаевич всю свою энергию и свободное время посвящает общественной работе. В июле 1997 года он избран в состав бюро Российского союза бывших малолетних узников фашизма и утвержден заместителем председателя. А в следующем году вошел в состав бюро и избран секретарем Международного союза бывших малолетних узников фашизма. Ему приходилось решать вопросы о справедливой компенсации узникам нацизма всего, что они пережили в войну. В рамках решения этих вопросов Дорожинский в 1997 – 1999 годах в составе российской делегации принимал участие в заседаниях «круглых столов» в Берлине и Москве совместно с немецкими и швейцарскими делегациями. А в 1999 году в составе делегаций Белоруссии, России и Украины Николай Николаевич участвовал в берлинских переговорах о компенсционных выплатах жертвам рабского и принудительного труда, завершившихся утверждением окончательной суммы возмещения в размере 10 миллиардов дойчмарок. Кроме Дорожинского в переговорах участвовали госсекретарь США М. Олбрайт, министр иностранных дел ФРГ Й. Фишер, представители правительств США и ФРГ С. Айзенстат и О. Лансдорф.
За активное участие в международной и российской общественной работе указом президента РФ Николай Дорожинский награжден орденом Дружбы, а в апреле 2000 года за большой личный вклад в становление и укрепление Международного союза бывших малолетних узников фашизма, в развитие движения узников фашизма награжден «Знаком достоинства» члена этого союза.
Ныне Николай Дорожинский – председатель Российского союза бывших малолетних узников фашистских концлагерей, президент Клуба Праведников народов мира – граждан России при НТЦ «Холокост».
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru