[Архив] ЛЕХАИМ ДЕКАБРЬ 2002 ТЕВЕС 5763 – 12(128)
РАНЕНЫЙ
Леонид Андреев
Перед моими глазами часто встает один печальный и тревожный образ.
Это было в Петрограде, на лестнице громадного нового дома, где в одной из квартир устроен частный лазарет; когда я вошел в швейцарскую, чтобы пройти к знакомому, она была полна только что прибывшими ранеными, и у зеркальной двери толпились любопытные. Дом этот новый, богатый, и лифт, на котором поднимали раненых, заботливо обтянули какой-то холстиной: иначе испачкают бархат и напустят насекомых в щели.
Наверху раненых ласково встречал у лифта какой-то священник и человек в белом балахоне; и раненые, поцеловав руку у священника, видимо, смущаясь слишком яркого света и роскоши, неловко и молча входили в открытую дверь лазарета. Тяжелых, на носилках, не было, все шли на своих ногах; смотреть на них было очень тяжело.
Раненый 13-летний доброволец Иосиф Гутман. 1915 год.
В одной из последних партий, поднятых лифтом, один раненый солдат как-то особенно стал всем заметен. Это был молодой, худенький, небольшого роста, страшно бледный еврей, простолюдин; и все раненые были бледны, но у этого бледность носила тот несколько зловещий оттенок, какой бывает у людей истощенных, малокровных или безнадежно больных. Он шел сам, слабо перебирая ногами, и, как и все, поцеловал, наклонившись, руку у священника; но едва ли он понимал, что делает, и в этом поцелуе не было ни хорошего, ни плохого. Ранен он был, по-видимому, в руку, которую нес оттопырив: часть пальцев была обмотана, а другие, живые, были покрыты корою грязи и крови. Но на шинели, на спине, темнело большое коричневое пятно крови – очень большое, в полспины; и среди мягкой по сторонам материи оно стояло как накрахмаленное, не сгибаясь. И в этом страшном пятне скрывалась вся простая история боя и раны.
Раненые солдаты-евреи в лазарете. 1915 год.
Но заметным делало солдата не это пятно, которое было и у других, а его бледность, худоба и мелкота и, при бледности, выражение совсем особенной пугливости и как бы незнания: так ли он поступает и туда ли пришел. У других раненых, неевреев, такого выражения не было: они смущались, но не робели и в дверь шли прямо.
И тогда мне вспомнился рассказ одного военного санитара, ходящего с поездом, что раненые евреи стараются не стонать. Этому трудно было поверить, и я сразу не поверил: как возможно, чтобы раненый, только что подобранный, лежащий среди других раненых, старался не стонать, когда все стонут? Но санитар подтвердил свой рассказ и добавил: они боятся привлекать на себя внимание.
Раненые солдаты-евреи за пасхальной трапезой в Петрограде. 1915 год.
Еврей-солдат ушел за другими в лазарет, и дверь закрылась; но образ его, печальный и тревожный, остался перед моими глазами. Конечно, и он старался не обращать на себя внимание – в этом разгадка его пугливости; и когда его перевяжут и уложат, он также будет стараться не стонать. Ибо где его право: стонать громко? Очень возможно, что в Петрограде он не имеет даже права жительства и допущен только как обладатель раны: право непрочное; и то, что для других родной дом, для него нечто вроде почетного плена: подержат, подержат, а потом и выпустят, скажут – ступай, ты здесь быть не должен.
А если к нему захочет приехать мать, или сестра, или отец, которые также не имеют права жительства, но которым хочется и надо поцеловать эту кроваво-грязную руку, защищавшую какую-то Россию, руку сына, – тогда как?
Но эти размышления и вопросы пришли потом; а в ту минуту, как я моими мирными глазами видел это кровавое заскорузлое пятно, и эту страшную бледность войны, и этот ненужный страх перед родными, – мне было только тяжело и печально, как никогда.
Раненый солдат-еврей в лазарете. 1915 год.
Литературный сборник «Щит», Москва, 1916.
Использованы фотографии из журналов “Новый Восход” и “Еврейская неделя” 1915 года
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru