[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ОКТЯБРЬ 2002 ХЕШВАН 5763 – 10 (126)
Состоялось, наконец, событие, которое израильская читающая публика ждала не один год: замечательному сатирику Эфраиму Кишону присуждена Государственная премия Израиля по литературе. Это самая престижная и почетная премия страны, – она вручается лауреатам в День независимости Государства Израиль. Мне кажется, что это хороший повод для публикации новых, еще не издававшихся на русском языке переводов рассказов Кишона.
К сожалению, когда я на днях хотел его поздравить с премией и позвонил ему в Швейцарию, где чаще всего он живет, а потом в Израиль, то узнал, что писатель болен и находится в больнице.
Эфраим Кишон
Волшебная сила слова
Где-то прочитав, что власти в полной растерянности перед стремительно растущим количеством дорожно-транспортных происшествий в Тель-Авиве – втором по величине городе Израиля, – я решил выявить причины этого явления.
Прежде всего, внимательному читателю следует знать, что в среде водителей в нашей стране существует неписаный закон, который именуется «Закон об обязательном выкрике “Осел!”» То есть всегда и обязательно нужно кричать «Осел!» коллеге-водителю. Это у нас традиция вроде непременного «Мазл тов!» на свадьбах. Шофер, который не использует оскорбление «Осел!» при каждом удобном случае, – это не профессионал, а опасный на дороге любитель, и у него следует отобрать водительские права, или же это турист, или просто псих.
Я, например, прекрасно знаю, что положено выполнять. Вот еду я на своем мотоцикле, и, скажем, вдруг грузовик проносится совсем рядом с моим локтем... Я обычно немного привстаю на сидении и издаю непременное «Осел!» Как правило, в ответ на мое «Осел!» я слышу аналогичное, и мы едем себе дальше, ненавидя друг друга лютой ненавистью. Однако изредка случается, что мой оппонент останавливается, выходит из машины и подходит ко мне:
– Водить научись, псих ненормальный!
На это я, не теряя душевного равновесия, с достоинством
отвечаю:
– Сам научись, а-идийот! («А-идийот» здесь очень подходит, по-моему, поскольку звучит почти как «идиот», но не так оскорбительно, а?) Так все это шло до настоящего времени. И вот недели две назад со мной произошел фантастический случай. Я подъезжал на своем «докторе» к перекрестку и сделал левый поворот, не вытянув заблаговременно, как это положено, левую руку в сторону. Тут же раздался пронзительный скрежет тормозов, и огромный грузовик остановился буквально перед моим носом...
Сначала все было как обычно: «Осел!» – заорал на меня вылезший из кабины шофер. И тут я – черт знает, что со мной вдруг произошло?! – вопреки собственной воле обратился к нему с совершенно немыслимым:
– Вы правы: я совершенно забыл обозначить маневр рукой...
Водитель грузовика вздрогнул всем телом, словно от удара хлыстом по лицу, сделался белый как мел, вернулся в свою кабину и, не издав ни звука, тронулся. А поскольку он поехал в этом немом молчании, то через несколько метров выехал на тротуар и задавил собаку.
С тех пор я пользуюсь этим чудесным оружием. Теперь, когда из соседней машины мне кричат: «Осел!
У тебя что, глаз нет?», я немедленно отвечаю: «Извините, вы совершенно правы». Этим самым я привожу всех в полную растерянность... Таким образом, вот она – причина роста дорожно-транспортных происшествий в нашем городе.
Я ТОЖЕ ПСИХ
Я сидел себе на скамье на набережной и отдавался ласкам свежего ветерка, дувшего из-за моря, наверное, из США. Вдруг со стороны моря ко мне подошел мужчина в годах и обратился с такими словами:
– Прошу прощения за беспокойство, господин мой, но я вынужден попросить у вас десять лир наличными. Мне действительно неудобно за столь необычное обращение, но такова жизнь.
Я поинтересовался, с какой это стати я должен финансировать его на названную сумму, в ответ на что господин предоставил в мое распоряжение следующую информацию.
– Я – сумасшедший, – поведал незнакомец, – это значит, что в соответствии с законом, существующим в нашей стране, я могу перерезать господину горло, задушить его или раскромсать на мелкие кусочки – все, что мне вздумается. Максимальное наказание, ожидающее меня, это снова быть помещенным в больницу для умалишенных, из которой я сбежал несколько дней назад. Пожалуйста, вот мои справки...
Я немного занервничал. Бумаги были в порядке, да и мой новый знакомый казался серьезным человеком, который не бросает слов на ветер.
– Чего вы ждете, господин мой, – спросил он меня, – чтобы я набросился на вас? Вам это нужно? Попасть в такой переплет из-за нескольких несчастных лир... У вас что – других забот нет? Но, если вы не понимаете по-хорошему, пожалуйста, я сейчас сосчитаю до трех и устрою вам... Раз, два,..
– Извините, – прервал я его, – есть кое-что, что и вам нужно знать. Дело в том, что я тоже не совсем в порядке. Теперь мне уже можно открыть: я человек с глубоко травмированной психикой, состою на учете. У меня наклонность – расчленять живые существа, поэтому я всегда ношу с собой ржавый тесак, он у меня тут, под рубашкой...
Поняв, что я псих еще покруче него, мой собеседник сделался белым как известь и с хриплым криком исчез в надвигавшихся сумерках. А я отправился на автобусную остановку. Небрежно бросив стоявшим в очереди: «Извините, я – псих», я без очереди вошел в автобус и вернулся домой. Вот и все дела.
ОПЕРАЦИЯ «НА ДАРМОВЩИНКУ»
На прошлой неделе я пригласил Арвинку[1] навестить нас в субботу. Он ответил, что сожалеет, но по субботам он всегда очень занят, потому что у него бар-мицва.
– Извини, – не понял я, – у кого бар-мицва?
– Я еще не знаю, – отвечал Арвинка, – да это и не важно. Может, хочешь пойти со мной?
И вот что выяснилось. Уже несколько лет кряду Арвинка имеет обыкновение каждую субботу в полдень ходить в тель-авивский Клуб торговли и промышленности (улица Нахмани, 17). Там он участвует во всяких торжествах: свадьбах, юбилеях, празднованиях бар-мицвы, наедается до отвала, знакомится с девушками, занимает деньги – в общем, веселится во всю.
– Стоит сходить, – уговаривал меня Арвинка. – В клубе прекрасная кухня, притом все удовольствия – задаром.
Короче: мы отправились. Зал уже был полон сотнями гостей. У входа стояли смертельно уставшие мужчина, женщина и веснушчатый мальчик. Мы встали в очередь и, когда приблизились к паре, поздравили родителей с возмужанием сына. Муж с женой пожали нам руки и проникновенно произнесли:
– Спасибо, большое спасибо, что пришли.
Арвинка при этом дружески ткнул мальчишку кулаком в живот, это очень развеселило виновника торжества, и он сказал:
– Дядя всегда такой шутник.
Уже отходя от этой троицы я услышал, как жена спросила мужа: «А вообще-то, кто эти двое?». На это глава семьи отвечал, что мы-де, наверняка, из посольства...
Не мешкая, мы отправились в буфет, поскольку в таких ситуациях время – золото, и принялись уплетать за обе щеки. Сэндвичи были отменные, особенно те, с бифштексами. Выпили пива, потом коньяку, затем занялись колбасой, а потом уж тортом. Я остановил проходившего официанта и приказал ему немедленно принести мне взбитых сливок, что и было сделано. Затем Арвинка заказал венский шницель и груши, я предпочел ананас. При этом мы побеседовали с двумя министрами и ректором университета, которые также пришли на бар-мицву. Некто высокий дал нам билеты в «Габиму», а какая-то дама раздавала цветы.
По прошествии двух часов мы собрались уходить. У выхода стоял стол с подарками, принесенными мальчишке. Арвинка начал в них копаться и в конце концов выбрал себе полное собрание сочинений Ахад а-Ама и новый словарь, я ограничился томиком Бялика и парой коньков.
В следующую субботу у нас свадьба.
РЕБЕНОК ИЛИ БАГАЖ?
Я не люблю вступать в автобусные перепалки, поскольку не владею идишем, который совершенно необходим для этого. Если кто-то уступает свое место старику или девушке или, наоборот, прилипает к сидению и ему наплевать на окружающих, – это его частное дело. Лично я всегда придерживаюсь золотой середины, то есть не уступаю своего места пожилым, но и не жду, что они предложат мне свое.
Вместе с тем, существует одна проблема, которая может испортить спокойную поездку в автобусе, и это вопрос «ребенок или багаж».
Обычно сидящие уступают свое место пассажиру, с ребенком на руках, который и весит-то не более 15 килограммов, однако никто не освободит места человеку, держащему на плече мешок в 50 килограммов. Излишне говорить, что в отмеченном явлении нет ни капли логики. Ведь понятно, что ребенок может и на ногах постоять, в то время как у мешка таких частей тела вообще нет.
С другой стороны, пассажиры с детьми заявляют, что багаж можно засунуть под сидение, не то что ребенка. Эта отговорка выглядит смехотворно в глазах просвещенного человека. Еще как можно запихать ребенка под скамью в автобусе, если, конечно, родитель полон решимости, а ребенок не слишком большой. Нужно только проявить немного усердия. Вместо этого сопровождающие ребенка, разумеется, не пытаются даже поставить его на ноги, поскольку прекрасно понимают, что 15 килограммов ребенка у них на руках обеспечат им сидячее место. Именно поэтому родители никогда не засовывают ребенка в мешок, так как знают, что тогда никто не уступит им место...
Иногда незначительные события приводят к падению великих империй. Следует серьезно заняться решением этой социальной проблемы, пока еще не поздно. В душах пассажиров автобуса, едущих с багажом, нарастает глухое недовольство, и власти предержащие должны любой ценой предотвратить грядущий социальный взрыв. Я предлагаю, чтобы министр транспорта вынес постановление, что отныне багаж весом более 15 килограммов считается настоящим ребенком.
КОНЧИНА ВОЖДЯ
На этой необъятной земле есть немало стран, а в них – много городов, в которых масса больших зданий. В зданиях расположены магазины. В одном из них, а точнее – в маленькой продуктовой лавке – было полно мух. Они жужжали, роились, летали повсюду, но хозяин заведения не обращал на них никакого внимания, поскольку обычное дело, что мухи кишат в подобных местах.
Однако среди тех мух была одна, которой особенно повезло: она была больше других, может, самой большой. В то время как все мухи попадали в паутину, эта, самая большая, не попадала, а если случайно и доводилось ей угодить туда, то всегда выпутывалась. Она была самой сильной среди мух, и естественным образом они начали почитать ее.
– Ты удивительная, – говорили ей остальные мухи в той бакалейной лавочке, – ты не муха. Ты просто орел!
Большая муха слушала эту лесть и наслаждалась, поскольку эти насекомые любят, когда им говорят, что они нечто большее, чем мухи. Поэтому немудрено, что по прошествии нескольких недель большая и сама поверила в свою исключительность и начала руководить мухами в той лавочке. Она строила различные планы, уничтожала внутренних врагов – неугодных ей мух – и провела победоносную войну против внешних врагов империи – комаров. Большая провозгласила себя Солнцем и заявила, что не боится самого лавочника – своего главного соперника.
И действительно: хозяину магазинчика не удалось прихлопнуть ее, сгоняя со своего лица. Тогда уж мушиная предводительница и впрямь подумала, что она сильнее человека и заявила, что того как бы и не существует вообще...
Но вскоре наступила зима, большая муха замерзла и свалилась на пол. Заметьте, не лавочник убил ее, а просто так всегда бывает: мухи мрут зимой. И самое печальное – хозяин магазина даже не заметил, что большой мухи не стало, поскольку для него она была как все остальные.
Таков был конец самой большой мухи в маленьком магазинчике, в одном из зданий в некоем городе какой-то страны этого большого мира.
Практическое воспитание
Недавно семья Шавуа-Тов пригласила меня зайти поболтать по-соседски.
Я пришел, и мы приятно провели вечерок у них на балконе.
Арье, смышленый сынишка четы Шавуа-Тов, сидел, оседлав мое колено, и время от времени разражался тем беспечным смехом, которым смеются дети нежного возраста, еще не вкусившие жизненных
трудностей.
– Ну, Арье, – обратился я к маленькому всаднику, – будешь
солдатом, когда вырастешь? 
– Черта с два! – отвечал мне жизнерадостный малыш. – Да разве это занятие?!
– Тогда кем же ты хочешь быть?
– Чиновником. Он может воровать, сколько душе угодно, и при этом ничего не делать.
Супруги Шавуа-Тов довольно засмеялись и бросили на меня взгляд, в котором светилась гордость за гениального отпрыска.
– А сейчас расскажи дяде, – обратился к малышу глава семьи, – что представляет из себя наше правительство.
– Несведущие болваны, которые только и могут, что красть деньги из казны. У каждого – огромный банковский счет в Швейцарии...
Мои колени непроизвольно
задрожали, и Арье соскользнул с них.
– Ребенок, действительно, развит не по годам, – пробормотал я. – Но все же... Есть ведь такие понятия, как Родина, страна...
– Что-о-о? – возвысил голос Арье с сознанием собственного достоинства. – Да разве это страна? Это ж дерьмо! Вот в Америке – полно мяса. Мы с папой едем в Штаты повеселиться...
За сим малыш разразился тирадой колоритных арабских ругательств... Отец удовлетворенно погладил сына по голове.
– Я дал ребенку практическое воспитание, – пояснил мне родитель. – Теперь он готов и закален для борьбы и выживания в нашей стране. А школа только портит...
Я вызвал полицию
Как-то недавно возращался я домой поздно вечером. Полная луна освещала все вокруг, и вдруг я вижу, что возле дома номер 5 Пашутман молча борется с неким человеком, лицо которого закрыто платком, а в руке незнакомца сверкает нож. В моей голове тут же пронеслась мысль, которая в такой ситуации должна посетить любого честного человека: позвонить в полицию! Поэтому я сразу вернулся на шоссе, чтобы поймать машину и добраться до ближайшего телефона-автомата – у нас-то в квартале нет.
Так и случилось: прошло немного времени, и мне удалось остановить машину, на которой меня довезли до ближайшего предприятия, что-то около двух километров от места события. Там я убедил сторожа разрешить мне позвонить и быстро набрал «999». Услышав: «Полиция», я взволнованно закричал в трубку, что Пашутман сражается за свою жизнь с каким-то неизвестным, – «Спасите!..»
– Минуточку, – ответил мне «999», – кто говорит?
Я ответил, что это я. Тогда он поинтересовался моей фамилией. «Кишон», – представился я, но собеседник не разобрал как следует. Я начал диктовать:
– «К» – концерт, «и» – идиш, «ш» – шашлык, «о» – ого, «н» – Наполеон...
– Кто-кто?
– Наполеон, Н-а-п-о-л-е-о-н! Ну же, «н» в конце. На-по-ле-он! Наполеон. Да-да, правильно: Наполеон Бонапарт!
Тогда тот спросил мое имя. Я начал диктовать... (Это все нужно для того, чтобы потом, если вызов ложный, могли найти и задержать шутника-злоумышленника.) Полицейский поинтересовался моей профессией – я продиктовал, затем дело дошло до адреса...
– Квартал Раско[2], – кричал я в трубку, – дом 3, квартира 7.
– Где это?
– Смотрите, – начал я объяснять, – нужно ехать на автобусе 53-го маршрута до кладбища, там вы сходите и поворачиваете направо, потом еще раз направо и увидите белые дома – это и есть квартал Раско...
– Я понял, – сказал наконец дежурный. – Так что же вы собственно хотите, господин?
– Я? Э-э-э.., да ничего. Вроде бы что-то мне было нужно, но я уже и не помню... Извините...
Я вернулся домой и лег спать. И приснился мне кошмарный сон, будто я с розыскной собакой преследую полицию и никак не могу настигнуть ее.
Ученье – свет...
– Как это так, Эладар, – обратился я к своему двоюродному брату, новому репатрианту, – ты уже два года в Израиле и до сих пор никак не можешь устроиться на работу? Ты что, тупой?
– Да нет, – отвечал он, – я как раз парень сообразительный, может, в этом-то все и дело. Сразу после приезда в страну меня направили в Иерусалим в интенсивный ульпан Сохнута для овладения ивритом. Потом мне удалось быстро поступить на ускоренные курсы подготовки служащих для Гистадрута, которые я успешно окончил.
– И получил работу в Гистадруте?
– Нет, там мне сказали, что у них чиновников хватает. Зато они помогли мне устроиться на курсы землемеров при министерстве труда. Я закончил учебу в числе лучших выпускников, но как раз тогда в стране завершились все работы по обмерам земельных площадей, а известно, что проводят такую кампанию раз в сто лет... Тогда я начал учиться на краткосрочных курсах по кладке печей из глины при Ассоциации евреев-выходцев из Словении. Однако только к концу учебы стало известно, что в Израиле такие печи не нужны, а изготавливают их только в Словении. Совсем отчаявшись, я записался на организованные мэрией Тель-Авива вечерние курсы по подготовке диетологов для работы во временных лагерях новых репатриантов...
– Это нужное дело!
– Да, но не было финансирования... Я еще прошел интенсивный курс «Как сочинять книги», организованный отделом культуры, и поучился в специализированном ульпане министерства здравоохранения для недипломированных врачей. А потом еще интенсивные курсы подготовки шабатных гоев при партии Агудат Исраэль и ускоренный курс по правилам огласования слов под руководством Шмуэля Розена...
– И чем же ты занят сейчас, Эладар?
– Я преподаватель ускоренных курсов по принципам организации интенсивных курсов, так что полученный опыт не пропадает даром.
Троеборье
Мы обычно уважаем человека в силу того, что он человек, как это принято в соответствии с духом Декларации прав человека ООН, однако иногда не обходится без небольших отклонений. Вот вам пример. Поставили мне телефон, и мой номер в числе других закреплен на станции за телефонисткой, которая ну просто чудовище.
Что случилась? А вот что. Сижу я себе, пописываю свои благочинные рассказы, как вдруг приходит мне мысль позвонить по какому-то делу Кунштеттеру. Я поднимаю трубку и вдруг слышу, как кто-то уже говорит раздраженным голосом по моей линии:
– Весь груз уже прибыл в хайфский порт. Бирнбойм должен приготовить документы.
– Вы ошиблись, – говорю я. – Освободите линию.
– Э, кто это? – вмешивается уже третий, хриплый голос. – Ну-ка повесь трубку.
Короче: эта телефонная барышня соединила нас троих. Я кладу трубку, чтобы отсоединиться, поднимаю и снова слышу хриплого:
– Нет у них права требовать, чтобы мы платили таможенную пошлину.
– Есть у них такое право, – высказываю я свое мнение. – А почему собственно нет?
– Кто это? – кричит нервный. – Господин, что вы вмешиваетесь?
– Мне нужно позвонить, – отвечаю, – прекращайте разговор.
– Отвали! – рычит хриплый и добавляет своему: – Новый репатриант может провозить товары беспошлинно.
– Это ты что ли новый репатриант? – сомневаюсь я.
– Чего? – растерялся хриплый. – Да это кто говорит обо мне?
– Слушай, – заорал ему нервный, – это не я! Это опять тот тип вмешивается...
Тут я защебетал высоким голосом, как женщина:
– Алле-е! Закончить разговор! Проверка линии!..
– Еще минутку, барышня, – начал упрашивать меня нервный, – сейчас мы заканчиваем.
– Идиот! – рявкнул на него хриплый. – Ты что, не слышишь, что это снова тот со своими штучками?
– Нет, – ответил я, – на этот раз это серьезно. Увидимся завтра в порту. Пока!..
– Подожди! – закричал нервный. – Не вешай трубку! Это же не я!.. Послушай, ты, если мы тебя поймаем!..
– Пожалуйста, – невозмутимо ответил я, – вы говорите с начальником таможни.
– Не обращай на него внимания, – завопил хриплый. – Нужно сообщить Бирнбойму, чтобы сначала протащил поплин и по крайней мере сто метров габардина...
Я взял в руки томик Шекспира с «Макбетом» и открыл на 107-й странице:
– Мучитель, покажись! – начал я декламировать в трубку тирады Макдуфа.
Когда б ты пал не от моих ударов,
Меня бы продолжали посещать
Не отомщенные навеки духи
Моей жены и маленьких детей...
...Так сдайся, трус!
Останься жить диковинкою века[3].
– Это что еще? – оторопели мои собеседники. – Что там происходит?
И тут к нашему трио добавился еще голос:
– Алло! – подключилась телефонистка на станции. – Разговариваем?
– Заткнись, свинья! – окончательно вышел из себя нервный и добавил что-то по-русски о матери. Телефонистка обиделась (совершенно обоснованно, разве так разговаривают с женщиной?), и нас наконец-то разъединили.
Назавтра я позвонил Кунштеттеру, но его уже не было в своем кабинете. Я спросил, когда он придет? Мне ответили: «А этого никогда нельзя знать».
Йеке[4]
В тот трагический вечер я был в гостях у доктора Файнгольца. Я отвел его в сторонку, чтобы рассказать замечательный анекдот.
– Послушайте, – начал я. – Два еврея едут в поезде...
– Извините, – остановил меня д-р Файнгольц и надел очки. – Кто эти евреи?
– Просто евреи. Неважно...
– Из Палестины?
– Неважно. Ну, скажем, из Палестины. Из Израиля. Итак...
– А, я понимаю. Этим вы хотите сказать, что действие происходит после провозглашения Государства Израиль?
– Верно. Неважно. Итак, едут они в поезде...
– Куда?
– Неважно, скажем, в Хайфу. Неважно. Главное: вдруг поезд въезжает в длинный тоннель...
– Тысяча извинений, но по дороге в Хайфу нет тоннеля.
– Ну так они ехали в Иерусалим! Неважно. Итак...
– Но и на пути в Иерусалим нет тоннеля. Хотя в 1923 году и хотели построить тоннель под горой Кастель, но мандатные власти...
– Неважно! Скажем, они едут не здесь, а в... в Швейцарии! Неважно. Итак...
– В Швейцарии? А какой это тоннель, если позволено спросить? Литсберг или Симплон? Может быть, Сен-Готард или Арлберг?
– Да это неважно! – закричал я. – По мне, так пусть будет хоть тоннель Шлезингера!
– Тоннель Шлезингера? – д-р Файнгольц разразился искренним смехом. – Чудесно! Тоннель Шлезингера, а?! Классно! Отличный анекдот. Извините меня, я просто обязан рассказать его остальным гостям.
И через минуту я услышал, как все они хохочут. А я тихонько вышел в коридор и не спеша повесился.
Муженек и башмачок
Мы ждали автобуса на улице Алленби. Рядом с остановкой был
обувной магазин. Молодая супружеская пара стояла напротив витрины, женщина
рассматривала выставленные образцы, а ее супруг отсутствующе глядел в небо. 
– Что ты думаешь об этих симпатичных зелененьких? – начала она. – Цвет подходит к моему новому кошельку но у них низкий каблук и я буду выглядеть совсем маленькой вот там красные совсем неплохие жаль что у них сбоку пряжка она всегда ужасно давит тогда я бы предпочла вон те черные сверху несмотря на то что они из замши и быстро пачкаются эти желтые с серой полоской мне тоже очень бы подошли но я вижу что это не мой размер действительно Шмуэл нужно когда-нибудь спросить почему всегда выпускают только маленькие размеры глупости какие вообще-то эти желтые неплохие очень подходят к моей шляпе с пером но мне не нравятся завязочки на лодыжке они всегда съезжают вниз когда идешь так что уж лучше фиолетовые на каучуковой подошве хотя каучук сразу трескается а в керосине будет как клей жаль что та коричневая пара в сторонке из лаковой кожи стоит раз попасть в дождь и они уже все в пятнах которые невозможно отчистить конечно те серебряные мне очень нравятся но через дырочки сбоку набивается песок и даже мелкий гравий на стройке нет и эти бежевые нехороши они делают стопу очень широкой я люблю туфли очень легкие как те лимонного цвета но без побрякушек на носке правда Шмуэл я не знаю где вкус у дизайнеров такие глупые думают только о деньгах эта белая пара очень неплохая только я опасаюсь светлых тонов невозможно отчистить придется зубным порошком будет подниматься белая пыль сразу испачкает платье и вон та зеленая пара очень миленькая но такая форма уже вышла из моды сейчас делают туфли без всяких штучек только туфля и все внутри резина и она держит форму как та пара темно-карминного цвета но эти недостаточно удобны для работы и вот эти с бирюзово-оранжевым шнурком там выглядят совсем никудышными невозможно ходить на таких высоких каблуках понятно что вы мужчины думаете только о красоте давай перейдем на ту сторону улицы я видела в магазине Ротбергера ужасно симпатичную пару ярко красного
цвета с золотыми пятнышками в серединке пойдем ну что с тобой ты не слушаешь... Шмуэл, Б-га ради... что случилось... Помогите!.. Муж потерял сознание у него голова закружилась от холода... пожалуйста перенесите его на ту сторону улицы в магазин Ротбергера спасибо...
Гешефты Зульцбойма
Я и Арвинка сидели у меня дома и от нечего делать тихонько мурлыкали себе под нос национальный гимн то ли Руанды, то ли Бурунди, и вдруг, как всегда неожиданно, звонит телефон и некто спрашивает:
– Склад «Цафон»?
– Вы ошиблись н
омером, – ответил я и положил трубку. Не прошло и минуты, как снова звонят и спрашивают склад «Цафон». Я раздраженно ответил, что это не склад, однако через минуту звонят опять...
– Подожди, сейчас мы решим эту проблему, – говорит мне Арвинка, поднимает трубку и сразу говорит:
– Склад «Цафон», здравствуйте.
– Ну слава Б-гу, – говорят на том конце линии. – Можно Зульцбойма?
– Господина Зульцбойма? – переспрашивает Арвинка. – Он больше не работает у нас.
– А что случилось?
– Наконец-то раскрылись его делишки.
– Да что вы говорите?!
– Вы удивлены? – вошел в роль Арвинка. – А как вы думали,
сколько это может продолжаться?
– Вы мне еще будете рассказывать! – вскипел невидимый собеседник. – Я давно ждал чего-нибудь
подобного.
– Он хотел быть слишком умным, – продолжал Арвинка. – Сейчас уже взяли всю шайку.
– Что, и Блау?
– Схлопотал полгода.
– Вот это да, но ему давно причиталось. А кто же на его месте?
– Хацкел.
– Это кто?
– Да рыжий такой.
– Ах да, помню. И что, вы думаете он лучше Блау? Такой же бандит.
– Ясно, как Б-жий день, – отвечает Арвинка, – я на его счет не заблуждаюсь. Ну, что еще?
– Да вроде ничего, только не говорите Хацкелу, что я звонил.
– Само собой.
Арвинка удовлетворенно положил трубку на место.
– Послушай, – не выдержал я, – а ты не переборщил?
Арвинка взглянул на меня с удивлением и укоризненно произнес:
– Ты думаешь только о себе. Если бы я снова ответил: «Вы ошиблись», тот бы рассердился и позвонил опять. А теперь у него на целый день отличное настроение оттого, что эти гангстеры облажались, да и нас больше не будут беспокоить. К тому же Зульцбойм и компания могут радоваться, что их пока не накрыли...
Телефон – отличная штука. Что бы делали без него на складе?
Мужчина под дождем
Как-то, будучи в Иерусалиме, мы с женой были приглашены к чете Флейшнеров. Несмотря на собиравшийся дождь мы расположились на лоджии и беседовали о всяких пустяках. Вдруг в маленьком доме, расположенном напротив, открылась дверь на задний дворик, и вышел мужчина в пижаме, который начал развешивать на веревках выстиранное белье.
– Что это он? – спросил я Флейшнеров в немалом изумлении. – Ведь дождь пойдет!
– Обязательно пойдет, – подтвердили Флейшнеры. – Каждый раз, когда он вешает белье, сразу начинается дождь...
Господин в пижаме развесил белье и с удовлетворением осмотрел дело рук своих.
– Сейчас оборвется веревка, – продолжали Флейшнеры, – потому что он всегда слишком перегружает ее.
Мужчина тем временем подошел к дальнему концу лужайки, нагнулся и открыл кран. Установленный в центре газона большой дождеватель начал вращаться и орошать весь дворик. Пижама господина немедленно сделалась совершенно мокрой, так как возвращаться к двери он был вынужден под мощными струями воды.
– Каждый вечер одна и та же история, – продолжали вводить меня в курс Флейшнеры. – Как же можно устанавливать кран в противоположном от двери конце двора?
Б-бах! – лопнула веревка, поскольку развешанное белье набрало уже достаточно воды.
В дверном проеме возник знакомый господин. Он прорвался сквозь шквал воды из дождевателя, добрался до крана и закрыл его. Затем с фатальным спокойствием он начал собирать разбросанные простыни, и тут хлынул проливной дождь...
– Вот несчастный! – воскликнул я. – Почему вы не объясните ему, что и как нужно делать?
– Да мы пытались, – сказали Флейшнеры, – но он понимает только английский.
Тем временем вымокший до нитки мужчина начал аккуратно складывать многострадальное белье и тщательно укладывать его в большую бельевую корзину для новой стирки. Войдя в дом, он закрыл все окна и вооружился одним из мокрых полотенец. Затем он начал носиться во всем комнатам и лупить полотенцем по стенам своего жилища. Мы молча наблюдали все это с нашей лоджии, я – с отвисшей от удивления челюстью, Флейшнеры – с привычным равнодушием.
– Ради Б-га, – взмолился я
после того, как удары полотенцем по стенам не прекращались уже добрую четверть часа, – объясните, что происходит?
– Сосед уничтожает комаров.
– Он что, не знает, что существуют всякие аэрозольные средства? Кто он вообще, этот человек?
– Он приехал полгода назад по приглашению правительства, – сообщили мне Флейшнеры. – Еще нам известно, что он специалист по оптимизации и повышению эффективности производства.
– А-а-а, – произнес я, и с того времени многое в жизни стало мне понятно.
Великий и могучий...
В один из недавних вечеров, пропитанных пылью, принесенной из пустыни, звоню я Вайнраубу по каким-то делам, сейчас уже и не помню точно, зачем. Итак, звоню я ему домой, и там снимают трубку:
– Алло, – слышу я страшно испуганный и дрожащий женский голос. – Алло.
– Алло, – это уже я, – кто говорит?
– Не знаю. Я никого не знаю.
– Я спрашиваю: кто там говорит?
– Здесь?
– Да, там.
– Я говорю. Алло.
– Кто это?
– Новый домработница.
– Позовите, пожалуйста, господина Вайнрауба.
– Господин Вайнрауб? Где?
– К телефону.
– Да. Минуту.
– Я подожду.
– Алло.
– Вайнрауб?
– Нет. Новый домработница.
– Я просил Вайнрауба.
– Господин говорит по-румынски?
– Нет! Позовите Вайнрауба, будьте так добры.
– Да. Минутку. Алло... Не можно сейчас...
– А в чем дело? Его нет дома?
– Не знаю. Алло.
– А когда он вернется?
– Кто?
– Вайнрауб! Когда вернется Вайнрауб? Где он, вообще?
– Не знаю, – новый домработница начинает рыдать в голос, – я только сейчас приехал здесь из
Румыния.
– Послушай, милочка, – начинаю я с чувством, – я хочу поговорить с господином Вайнраубом. Его нет дома. Ладно. Ты не знаешь, когда он вернется. Ничего страшного. Но ведь ты сможешь передать ему, что я его искал, верно?
– Минутку, – рыдает женщина, – алло.
– Ну, что еще?
– Я не может сказать господин.
– Но почему?
– Что это такое – Вайнрауб?
– Что значит «Что это такое?» Вы что, не знаете его?
– Господин говорит по-румынски? Хотя бы немного.
– Куда я попал?
– Квартира Кастелянски. Эммануэль. Алло.
– Какой номер?
– 73. Второй этаж.
– Да нет, какой номер телефона?
– Не знаю.
– Там что, на аппарате не написано?
– Нет. Тут вообще в доме нет телефона...
Вступление, примечания
и перевод с иврита
А. Крюкова
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru