[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ИЮЛЬ 2002 ТАМУЗ 5762 — 7 (123)
Человек, который перенес Стену плаЧа
Узи Вайль
Узи Вайль родился в 1964 г. в кибуце. Писатель, сценарист, журналист и переводчик. Автор романа и двух сборников рассказов. Сюжеты его произведений разворачиваются в современном Израиле, зачастую являясь фотографическими, почти документальными образами страны и ее граждан. В некоторых своих рассказах прозаик использует гиперболизацию и приемы социальной фантастики. Живет в Тель-Авиве.
Я думаю, что Давид Лугаси никогда не осознавал, насколько он любит Стену плача, пока не увидел ее разобранной полностью – до последнего камня. Все они были погружены на тридцать грузовиков его компании «Перевозки и ремонт, американское качество». До того момента Стена была определенным местом, всего лишь местом. Но убийство Рабина[1] изменило все.
Лугаси – один из тех редких людей, которые рождены, чтобы молиться. Поэтому неудивительно, что возле Стены он чувствовал себя как дома. Он не был религиозным настолько, чтобы жениться на внучке Адмора[2] или кого-нибудь еще такого, но есть люди, которые счастливы, когда молятся. Перед наступлением Субботы Давид обычно шел в синагогу со своим отцом, потом возвращался в дом родителей, отец произносил кидуш, затем была субботняя трапеза, а после Давид садился в автомобиль и ехал на вечеринку. В семье Лугаси это считалось отличной встречей Субботы.
И вот причина, по которой Давид любил Стену плача и ненавидел Иерусалим: в тот момент, когда ты проезжаешь Шаар Хагай[3], ты обязан сделать выбор. Правый ты или левый, религиозный или светский, носишь вязаную кипу или обычную черную – прямо как в американских фильмах, где житель квартала бедноты должен выбрать, к какой банде принадлежать, иначе останется один во враждебном и жестоком городе. Лугаси, который ненавидел выбирать и любил молиться, после каждого визита к своей обожаемой Стене возвращался все более и более раздраженным. И вот недавно – прошла как раз неделя после убийства Рабина – он не выдержал. После очередной поездки к Стене Давид позвонил мне.
Был час ночи.
– Ты должен приехать, – сказал он. – Давай, возьми такси и приезжай в Иерусалим. Мне срочно нужен твой совет.
– Совет о чем?
– Куда ее перенести, брат
. Стену-то. В течение часа я заканчиваю погрузку. Приезжай, некогда разговаривать. У меня в аппарате садится батарейка.
***
В полукилометре от Стены дорога была перегорожена переносными заграждениями пограничной стражи[4]. Солдат-друз наклонился к окну моего автомобиля:
– Господин, нет проезда. Стена на ремонте.
– Что?
– Ремонт. Чистят, убирают. Готовятся к специальной церемонии памяти Рабина.
– А, понятно.
Солдат смотрел на меня и ждал. Я почесал в затылке и сказал:
– Послушай, мне нужно проехать. Я из группы консультантов.
– Как вас зовут? – спросил солдат и вытащил из кармана брюк мятый список.
– Узи Вайль.
– Вы знаменитый Узи Вайль?
– Знаменитый? – удивился я. – Чем же я знаменит?
– Что же вы сразу не сказали, – солдат хлопнул меня по плечу. – Подрядчик предупредил, чтобы вас пропустили. Послушай, я с вами на сто процентов. Мы, друзы, у нас ведь союз с народом Израиля.
– Понятно, – ответил я осторожно.
Он крикнул своему товарищу, чтобы тот отодвинул заграждение и дал мне проехать. Потом опять обратился ко мне:
– Вот поэтому-то, хоть я и друз, я полностью за твоего отца.
– Моего отца? – растерялся я.
– Великий человек, – продолжал солдат. – Жаль, что таких больше нет. Вечная ему память.
– Но мой отец жив.
Друз застыл на месте:
– Правда? Бегин[5] не умер?
Я не знал, что сказать, и вежливо улыбнулся ему.
– Да что ты говоришь, – все более удивлялся солдат, качая головой из стороны в сторону. – Вот это да, Бегин жив, а? Тогда что же – он скрывается?
Я уклончиво пожал плечами.
– Вот молодец, – продолжал друз, – это ведь он тогда научился – в подполье. Когда же он возвращается?
– Ну, еще год-два, – я был должен что-то
ответить.
– Передай ему – мы ждем, – сказал солдат. – Даже я, хоть и друз, я жду. Знаешь почему?
– Из-за союза с еврейским народом? – припомнил я.
Он посмотрел на меня с явным одобрением:
– А ты молодец. Я вижу, что отец воспитал тебя хорошо. Вы молодцы, толковая семья.
– Да, – начал было я, – вот мой сын, он немного...
– Тоже серьезный?
– Ну.., – неопределенно пожал я плечами.
– Не важно. Бегин – это Бегин. Вы правильная семья.
– Я передам отцу, – пообещал я.
Солдат отошел от моего автомобиля, и я проехал к Стене. Площадь перед ней была ярко освещена, и десятки рабочих занимались демонтажом. Оставались уже только два нижних ряда камней. Каждым камнем занимались двое рабочих. Отделив камень от Стены, они транспортировали его к огромному грузовику, стоявшему у выезда с площади. Двадцать девять таких грузовиков, уже загруженных камнями, выстроились в колонну на дороге, ведущей от Стены.
Я застыл на месте, пораженный увиденным.
На кабине последнего загружавшегося грузовика сидели Лугаси и водитель; они пили кофе из большого термоса. Заметив меня, Давид привстал и крикнул:
– Братан! Давай, забирайся, выпей с нами чего-нибудь.
Я ухватился за дверцу грузовика, водитель протянул мне руку, и я очутился наверху. Посмотрев вниз, я увидел, как рабочие приступили к разборке последнего ряда камней Стены. Картина была ошеломляющая: Стена выглядела всего лишь как ряд камней. Я сидел на крыше кабины и молчал.
– Ну что, впечатляет, а? – спросил Лугаси спустя несколько минут.
– Скажи.., – начал было я, но не смог продолжить.
– Сейчас я тебе все объясню, – сказал Давид, а сам почти незаметно кивнул в сторону водителя. Я понял, что он не хочет посвящать посторонних в свои планы.
– Ну что, – спросил он шофера, – кофе был хорош, а?
– Классный.
– Вот и ладно. Послушай, если ты не против, мы бы хотели обсудить несколько профессиональных вопросов.
Водила подозрительно взглянул на меня. Затем выплеснул остатки кофе из своей чашки на землю и спустился вниз.
Лугаси дождался, пока тот отойдет, а потом заговорил:
– Ну, что скажешь?
– Да что я могу сказать, – развел я руками. – Это...
– Круто, а?
– Да уж, – подтвердил я. – Действительно круто, ничего не скажешь. Но зачем?
– А они не заслуживают, эти иерусалимцы. Они не заслуживают, чтобы у них была Стена.
– Н-да... – неопределенно протянул я и посмотрел вокруг: рабочие приступили к разборке последнего ряда камней.
– Вот скажи сам, – Давид приложил руку к сердцу. – Скажи, если я не прав: на прошлой неделе, два дня спустя после убийства Рабина, да будет память его благословенна, я поехал к Стене помолиться. И за Рабина, и за страну, и за... Ну, не знаю. На сердце от большой тоски сделалось так... особенно после его похорон. Ты видел, как плакала его внучка?
– Видел.
– Ну, тогда ты понимаешь. Было тяжело. Я надел кипу своего покойного отца и отправился к Стене и представь себе: по меньшей мере человек пять остановили меня и сказали, что это так здорово, что Рабин умер.
Я понимающе кивнул. Лугаси глубоко вздохнул и сокрушенно покачал головой:
– Я кончил молиться и снял кипу. По дороге домой ко мне подошли еще трое и позвали на демонстрацию против религиозных: они ведь все убийцы, так эти сказали. И вот я решил – все, хватит, не желаю больше приезжать в этот город. И еще я понял, что я, Давид Лугаси, должен перевезти отсюда Стену.
– Перевезти куда?
– В Тель-Авив.
Я не знал, что сказать. Рабочие заканчивали разборку, действовали они споро. Еще двадцать камней – и Стены как не бывало.
– Классно работают, а? – гордо улыбнулся Давид. – Сто двадцать рабочих как один.
– А где ты ее поставишь в Тель-Авиве?
– Вот за этим-то я тебя и позвал. Посоветуй, где лучше всего: чтобы место было красивое, не вызывало споров, никакой политики, чтобы люди приходили помолиться со спокойным сердцем. Чтобы подходило
для всех.
– Может, на берегу моря? – предложил я. Лугаси удовлетворенно улыбнулся.
Так и сделали.
***
По прошествии получаса колонна грузовиков, кузова которых были накрыты брезентом, тронулась от места, где еще недавно стояла Стена плача, а сейчас оставался просто голый холм. Лугаси и я в джипе обогнали колонну и автобус с рабочими и подъехали к пропускному пункту пограничной стражи. Давид вышел из машины и, подойдя к знакомому солдату, хлопнул его по плечу.
– Закончили? – спросил тот.
– Да, – ответил Лугаси. – Можно убирать заграждения. Разрешение от муниципалитета у тебя?
– У меня, – солдат похлопал себя по карману гимнастерки. – Хочешь забрать?
– Оставь у себя. Мало ли, начнутся вопросы...
Лугаси сел в автомобиль и захлопнул дверцу.
– Разрешение настоящее, – пояснил он мне. – Действительно выдано муниципалитетом. Оно осталось у меня с того времени, когда я проводил канализацию в Биньяней а-Ума[6]. В документе написано: «Следует выполнять указания подрядчика».
Солдат-друз тем временем наклонился и постучал в мое стекло: он приложил к губам указательный палец, призывая меня держать в секрете наш с ним разговор. В знак согласия и приветствия я поднял вверх большой палец.
Колонна тронулась.
– Скажи, – обратился я к Давиду. – Я не слишком молод, чтобы сойти за сына Бегина?
– Солдат, что с него взять.., – пожал он плечами, сразу все поняв.
И вот так, безмятежно улы
баясь, продолжал Лугаси вести колонну грузовиков по пустынному шоссе. В три часа утра мы прибыли в Тель-Авив на набережную у гостиницы «Шератон». Давид и я вышли осмотреться, рабочие ждали в автобусе.
– Ну, что скажешь? – спросил Лугаси. Он стоял, по-хозяйски уперев руки в бока и оглядывая территорию. – Может, между «Шератоном» и «Мариной»[7]?
– Нет, мне не нравится, – я напрягал фантазию, пытаясь представить, как это будет выглядеть. – Прибрежная полоса слишком узкая, а нам ведь нужно место и для молящихся, и для тех, кто будет лежать на пляже.
– Ты прав, – сказал Давид. – Еще нужно, чтобы было достаточно далеко от моря, иначе зимой волны будут набегать на Стену.
Мы опять осмотрелись, и тут наши взгляды одновременно остановились на склоне возле «Хилтона», чуть ниже Сада Независимости. Мы пожали друг другу руки, и Лугаси направился к автобусу с рабочими:
– Давайте, ребята, выходите.
Те стали переговариваться между собой по-румынски[8], один из них, немного знавший иврит, встал и начал переводить слова бригадира:
– Мистер Лугаси, все очень устали. All night work, work[9].
– Скажи им, – распорядился Давид, – все получат еще по двести долларов. Но к утру нужно закончить.
Через минуту все румыны уже высыпали из автобуса и начали разгружать грузовики, другие возводили строительные леса на площади перед Садом Независимости. Они действовали поразительно быстро, собирая камни в Стену в том же порядке, в котором демонтировали ее. Однако несмотря на энергичную работу к рассвету удалось собрать только треть Стены. Лугаси, который все заранее предусмотрел, отправил рабочих спать. В шесть утра прибыла вторая смена. На этот раз это были арабы, и Давид объяснился с ними без переводчика.
В семь, разбитые, мы уселись в кабине джипа. Лугаси включил радио. Быстро проскочил выпуски новостей четырех разных станций – ни в одном не упоминалось о факте кражи Стены в прошедшую ночь.
– Может, в интересах следствия запретили разглашать? – предположил я. – Цензура.
– Что, и «Голосу Каира»?
И Би-Би-Си?
Я пожал плечами.
– Ладно, – продолжил Давид. – Мой покойный отец всегда говорил: Мужчина должен быть уверен в себе и никогда не тревожиться, кроме того случая, когда слышит сирену приближающейся полицейской машины. Теперь и мы поспим.
Мы задремали друг у друга на плече и три часа проспали беспокойным сном. В 10:30 утра нас разбудил стук в стекло кабины. Это был служащий муниципалитета. Лугаси опустил стекло.
– Вы подрядчик? – служащий неуверенно почесал в затылке.
– Я.
– Что это здесь такое?
– Стена Мира. В память о Ицхаке Рабине.
– А-а, – протянул чиновник. – Что-то знакомое, эта стена.
– Такая же есть в Иерусалиме.
– А, то-то я смотрю... Моя жена из Иерусалима.
Давид подозвал одного из рабочих и попросил принести кофе. Служащий уселся с нами, пил кофе и рассказывал, сколько он зарабатывает. Когда он ушел, мы снова включили радио: по-прежнему ни слова о том, что Стена плача исчезла со своего места.
Лугаси вышел из машины и потянулся. Потом сказал:
– Странно, да?
– Поедем посмотрим, –
предложил я.
Он взглянул на хлопотавших
рабочих:
– Ладно, давай умоемся и покатим.
***
Мы приехали в Иерусалим в 12 часов дня. Припарковали автомобиль
недалеко от того места, где когда-то стояла Стена, и осторожно приблизились. У
нас в головах проносились десятки разных вариантов развития событий, но ни один
из них даже не приблизился к тому, что мы увидели: все шло как обычно.
Молящиеся молились – мужчины слева, женщины справа.
Полицейские как обычно патрулировали по площади.
Туристы с картонными кипами на головах как всегда фотографировались.
Единственно странно было то, что Стена отсутствовала. Мы подошли. На своем постоянном месте стоял полицейский, который предложил нам надеть черные кипы.
– Скажите, – обратился к нему Давид, – а где же Стена?
– На реставрации.
– А где на реставрации? Где ее реставрируют?
Полицейский пожал плечами:
– Спросите главного раввина Стены. Это он сказал. Так вы проходите или нет?
Мы прошли.
Большая группа хасидов молилась с тщательным усердием, но их попытки засунуть записки в сухую землю холма не имели успеха. Они то и дело бросали по сторонам растерянные взгляды, но в целом было видно, что то объяснение, которое дал им главный раввин Стены, устраивает их. Мы оставили площадь перед бывшей Стеной и отправились поесть в близлежащий маленький ресторанчик, известный Лугаси.
Давид занимался хумусом и пил кофе. Его лицо было задумчиво. Закончив есть, он достал свой мобильный телефон.
– Здравствуйте, – начал он, когда ему ответили. – Это контора главного раввина Стены? Я хочу кое-что спросить. Я сейчас был у Стены, но там пусто.
– Не может быть, – отвечала секретарша. – Раввин находится на месте с самого утра.
– Да не раввин, – продолжал Лугаси. – Стены нет.
– А, так она в ремонте.
– Да что вы говорите, и кто же ремонтирует?
– Муниципалитет, – отвечала девушка. – Я не знаю точно, но утром раввин разговаривал с солдатами пограничной стражи. Они рассказали, что камни увезли для реставрации, особый проект.
– Пограничная стража? Это что, тот парень-друз на пропускном пункте, с ним разговаривали?
– Да, да, – ответила служащая. Она начинала терять терпение. – Это специальный проект мэрии в честь трехтысячелетия Иерусалима.
– Спасибо, – сказал Лугаси и закрыл телефон. Мы взглянули друг на друга.
– Оп-па, мы их сделали, – сказал он. – Похоже, что на следующей неделе я смогу увезти и сейфы Национального банка.
***
Весь тот день и следующую ночь мы работали как сумасшедшие вместе со строителями и перед рассветом, в конце второй смены румын, все было закончено. Мы стояли на мелководье, подвернув до колен брюки, и смотрели на новую Стену. Она была великолепна.
– Самое священное место для еврейского народа, – произнес Лугаси. В его глазах стояли слезы.
– Сад Независимости?
– Не шути так.
Он рассчитался с рабочими, которые загрузились в автобус и уехали. А мы продолжали стоять в воде, любуясь делом рук своих. Спустя несколько минут мы почувствовали голод, и только тут вспомнили, что почти сутки ничего не ели после того хумуса в Иерусалиме. Мы пошли в кафе «Регата», заняли столик у окна и сидели молча, глядя наружу.
– Храмовая гора в наших руках[10], – сказал Лугаси.
***
Сначала все шло гладко. Публика на пляже, хотя и выражала
некоторое удивление, но никакая стена на свете не могла помешать ей купаться и
загорать. А вот туристы, наоборот, дико возбудились. Более всех учудил один
богатый американец из Чикаго, Джо Ривлин, председатель совета директоров и
владелец компании «Ривлин и Ривлин, пуговицы и застежки», который прямо из
гостиницы послал мэру приветственную телеграмму и приложил чек на сто тысяч
долларов. Текст был таков: «Блестящая идея для развития туризма в Тель-Авиве и
Израиле в целом. Если бы правительство США обладало Вашим мужеством, нам бы не
нужно было ездить до парковки у Великого каньона, чтобы увидеть Великий
каньон». 
Религиозные в Тель-Авиве приняли новую стену со смешанным чувством, но вскоре привыкли. Во-первых, никто открыто не признал, что это та самая Стена, ведь главный раввин Стены до сих пор был уверен, что оригинал на реставрации. Во-вторых, даже если это действительно та самая Стена, то ничего страшного в том, что она несколько лет побудет в Тель-Авиве. Со всех концов Израиля начали прибывать верующие, которые заявляли, что новое местоположение Стены не только более удобное, но и гораздо более безопасное, если принять во внимание напряженную обстановку в Старом городе Иерусалима, сохраняющуюся вот уже несколько лет.
Но самое удивительное, что не изменилась атмосфера святости возле Стены несмотря на опасное соседство между молящимися ортодоксами и загорающими красотками на пляже. Первые стояли лицом к Стене, а вторые лежали лицом к морю, но все встречались в автобусах пятого маршрута, который был усилен пятьюдесятью новыми машинами. Даже гомосексуалисты, собиравшиеся в Саду Независимости, в конце концов привыкли к соседству со Стеной. Многие из них, как сообщил представитель партии «Мэрэц»[11] в городском совете, происходили из семей, где соблюдали традицию, и нынешняя близость Стены плача на удивление положительно повлияла на сексуальную ориентацию этих неформалов.
Трудности начались, когда мэр понял, что попало ему в руки. Первые дни он пребывал в шоке, выбрасывая в корзину для бумаг все приходившие по факсу сообщения на эту тему и увольняя любого, кто осмеливался сказать, что Стена плача теперь находится под его юрисдикцией. По прошествии недели глава города решил, наконец, приехать на место и посмотреть, что же там происходит. И когда убедился, что народ – черт бы его побрал! – как всегда прав, начались проблемы.
Прежде всего мэр провозгласил, что отныне Стена плача будет называться Стеной царей Израилевых – это должно было компенсировать переименование Площади царей Израилевых в Площадь Рабина. Второе, что он сделал, это пригласил Яакова Агама[12] раскрасить Стену фосфоресцирующими красками с изменяющимся цветом.
– Яаков Агам, – заявил отец города на пресс-конференции, которая состоялась на берегу моря и передавалась в прямом эфире на всю страну, – это художник международного уровня, который в своем искусстве сочетает кинетику и еврейство, и сделает Стену явлением следующего тысячелетия!
Затем прибыла команда техников со специальной звукоусиливающей аппаратурой, которая была установлена с двух сторон Стены, и непрерывно, 24 часа в сутки начали передавать объявления от имени мэрии и исполнять израильскую музыку.
Не прошло и дня, как 2-й канал телевидения объявил о предстоящем начале серии выступлений певцов и музыкальных групп, которые будут идти в прямом эфире под общим названием «Стенорок». Концерты будут проходить на новейшей вращающейся сцене, которую срочно приобрели в Германии и установили у Стены. Ведущим будет Дуду Топаз[13], а Дуду Дотан[14] будет рассказывать анекдоты. А Дуду Шмулевич – председатель профсоюза электриков – заявил, что, если до начала проекта с ними не будет достигнуто трудовое соглашение, то они оставят все побережье без света.
В те дни Лугаси мне не звонил. Он не выдержал, когда у Стены было проведено первенство Цахал по скалолазанию, и десятки пехотинцев карабкались по ней на веревках. Давид позвонил в тот день в четыре после обеда.
– Слышал? – спросил он убитым голосом.
– Это еще что, – ответил я. – Газета «Тель-Авив» готовит чемпионат по сквошу на пляже, догадываешься, в какую стену они будут колотить?
– Через час – перед «Хилтоном», – не отвечая приказал Лугаси и положил трубку.
Я предполагал, что он придет в удрученном настроении, но чтобы настолько... Подходя, я увидел Давида издали – понурившись он стоял рядом с киоском на пляже и курил. Впервые с того дня как Стена была перевезена из Иерусалима, мы с Лугаси приближались к ней. И то, что предстало перед нашими взорами, было очень нехорошо.
Поверху по всей ширине Стены было установлено мерцающее электронное табло со словами «Стена плача при поддержке “Едиот ахронот” и “Исракарт”»[15].
Немного ниже в стиле граффити большими буквами было написано «Авив Гэфен[16], Господь Бог».
Давид выглядел ничем не лучше своей Стены: у него были воспаленные красные глаза, он судорожно затягивался сигаретой.
– Что будем делать? – спросил я. – Может, люди успокоятся, это же для них в новинку. Дай им время.
Он кивнул. Мы подошли к маленькой будке возле полицейского заграждения, разделявшего загоравших и молившихся. Пожилой служащий в розовой униформе с эмблемой Стены на фоне моря выдал нам по кипе. Кипа тоже была розовая с такой же эмблемой и надписью «Закат у Стены – незабываемо!»
Мы прошли за барьер.
– Минутку, минутку! – закричал нам вдруг служащий с русским акцентом.
– В чем дело? – обернулись мы к нему.
– За вход – пятьдесят шекелей, пожалуйста.
Мы с Давидом молча переглянулись.
– Вечером – в десять, – процедил он. – Будь готов, я за тобой заеду.
***
В ту же ночь мы вернули Стену в Иерусалим, управившись за восемь часов напряженной работы. На этот раз обе бригады – румыны и арабы – работали одновременно, и еще до восхода солнца Стена была на своем обычном месте.
Лугаси стоял и смотрел на свою Стену.
– Вот и попытались.., – проговорил он и смахнул слезу в уголке глаза.
Рабочие уже сидели в автобусах, готовые отъезжать. Пустые грузовики один за другим оставляли площадь перед Стеной. Мы стояли в молчании, как вдруг сзади послышалось деликатное покашливание. Обернувшись, мы увидели раввина Стены. У него были красные воспаленные глаза, волосы немного всклокочены, и вообще он выглядел так, словно за одну неделю постарел на сто лет.
– А что, евреи, реставрация закончилась?
– Закончилась, – вежливо ответил ему Лугаси. Он смотрел на этого старого человека, и огромная необъяснимая печаль охватила его.
– И... Все в порядке?
– Все в абсолютном порядке, глубокоуважаемый раввин. Мы установили винты для крепления, оштукат
урили, где надо, – Стена как новенькая. Спокойно простоит еще три тысячи лет.
– Слава Б-гу, слава Б-гу! – раввин глубоко вздохнул и умолк. Помолчав, он проговорил:
– Хорошее дело, молодой человек. Только скажите там, в муниципалитете, что я прошу, чтобы в следующий раз меня заранее известили о таком деле. Ферштейст[17]?
– Следующего раза не будет, – отвечал Давид. – Если я еще раз возьму – мамой клянусь! – не верну.
Перевод А. Крюкова
Из сборника «Счастье».
Тель-Авив, 2001.
[1] Осенью 1995 г. еврей-экстремист Игаль Амир застрелил в Тель-Авиве премьер-министра Израиля Ицхака Рабина.
[2] Аббревиатура, означающая «Наш господин, учитель и наставник». Этого звания в иудаизме удостаивались цадики и религиозно-духовные авторитеты.
[3] Населенный пункт на шоссе Тель-Авив – Иерусалим.
[4] Мишмар а-гвул (пограничная стража) – части Армии обороны Израиля, совместно с полицией обеспечивающие общественный порядок и безопасность внутри страны.
[5] Менахем Бегин был очень популярен среди выходцев из восточных общин как политический лидер, остановивший (победив на выборах в Кнессет в 1977 г.) период непрерывного доминирования партии труда Израиля («Авода»), которая олицетворяла ашкеназийский истеблишмент.
[6] Биньяней а-Ума (Дворец нации) – расположенный в центре Иерусалима крупный дворец для проведения конгрессов и других массовых общественных мероприятий.
[7] Так в Тель-Авиве называют причал яхт-клуба и прилегающие к нему сооружения.
[8]Значительную часть рабочих-иностранцев в Израиле, занятых обычно в строительстве, составляют в последние годы румыны.
[9] Всю ночь работаем, работаем (англ.).
[10] Знаменитая фраза, которую произнес в эфире командовавший подразделением десантников генерал Мордехай Гур сразу после того как на завершающем этапе Шестидневной войны (1967 г.) израильские парашютисты выбили иорданские части из Восточного Иерусалима и вышли к Стене плача.
[11] «Мэрэц» – левосионистская политическая партия.
[12] Яаков Агам (р. 1928 г.) – известный израильский скульптор и дизайнер, приверженец «кинетического искусства». Создал ряд сооружений и скульптурных композиций, призванных влиять на чувства зрителей всеми средствами – цветом, световыми и звуковыми эффектами, а также движением составляющих частей. Одно из его наиболее известных творений – светомузыкальный фонтан на площади Дизенгоф в Тель-Авиве. Многие годы художник живет в Париже.
[13] Известный израильский актер эстрады и кино, популярный ведущий развлекательных программ на телевидении.
[14] Ведущий радио- и телепередач.
[15] Компания, осуществляющая выпуск и финансовое обеспечение банковских пластиковых карточек.
[16] Один из самых популярных у израильской молодежи рокпевцов, зачастую эпатирующий публику своими манерами и внешним видом.
[17] Понимаешь? (идиш).
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru