[<<Содержание] [Архив]       ЛЕХАИМ ИЮЛЬ 2002 ТАМУЗ 5762 — 7 (123)

 

 

Хукас

Установление

И говорил Б-г, обращаясь к Моше

и Аарону, так: «Вот закон об учении... Если человек умрет в шатре, то всякий, кто войдет в шатер, и все, что в шатре, нечисто будет семь дней...

И возьмут для нечистого из пепла той сожженной грехоочистительной

жертвы [рыжей коровы]...»

(Бемидбар, 19:1,2,14,17)

 

Закон о «рыжей корове», определяющий ритуал очищения человека от скверны, вызванной контактом с мертвым телом, часто приводят в пример как Б-жественное установление, непостижимое для человеческого разума. Царь Соломон, что был «мудрее всех людей» (Мелохим I, 5:12), оставил такую мысль об этой мицве: «Все [заповеди Торы] постиг я. Но глава о рыжей корове, при том, что вникал я в нее, задавался вопросом о сути ее и доискивался, что же за тем стоит, а мудрости моей должно бы на это хватить, – глава эта осталась для меня непостижимой» (Бемидбар Раба, 19:3).

И впрямь, многие аспекты закона о рыжей корове не поддаются рациональному постижению.

Прежде всего сам феномен «ритуальной нечистоты» принадлежит области мистического, непостижимого разумом. И процесс очищения, заключающийся в окроплении человека, который нечист, разведенным водой пеплом рыжей коровы не имеет ничего общего с понятной нам логикой. Да и в самом этом законе заключено противоречие: при том, что окропление пеплом очищает нечистого, человек, осуществлявший очищение, оказывается после этого осквернен.

Однако в Торе есть еще целый ряд законов, непостижимых для человеческого разума. Фактически, существует особая категория заповедей, называемая хуким (установления), отличие которых в том, что смертному их понять невозможно. Что же есть в законе о рыжей корове, что делает его архетипическим «установлением», мицвой, о которой сказано Б-гом: «Это – хок, непостижимая суть Торы»?

 

Моше побледнел

В одном из мидрашей говорится, что Моше был единственным человеком, кому было даровано понимание закона о рыжей корове. «Тебе открою Я смысл этого закона; для всех же прочих он будет непостижимой сутью» (19:4). Однако и Моше, как рассказывает Мидраш, внимая этому закону, столкнулся с великими трудностями в понимании.

Научая Моше, Б-г каждый раз раскрывал ему, как происходит осквернение и как – очищение. Когда же дошло до законов, касающихся тех, кто коснулся мертвого тела, Моше вопросил: «Создатель Вселенной! Если кто из них осквернился, как же можно его очистить?» Б-г не ответил на это. И тогда Моше побледнел.

Когда же Б-г дошел до раздела, посвященного рыжей корове, Он сказал Моше: «Вот как происходит очищение». Моше же спросил: «Создатель Вселенной! Это и есть очищение?» Б-г ответствовал: «Моше, это суть установление, что Мною дано, и не способны сотворенные Мной постичь Мои установления» (Коэлес Раба, 8:5).

 

Тайна смерти

Исход души из тела непостижим для нас. Разумом мы понимаем хрупкость жизни, и тот факт, что все физическое подвержено распаду. Однако в глубине души мы отказываемся это принять. Несмотря на все «свидетельства» быстротечности жизни мы упорно настаиваем на том, что она – вечна; несмотря на все свидетельства разума мы отвергаем саму идею смерти.

Еще сложнее допустить, что существует некий процесс, формула, которая одна только и может исцелить те каверны, что образуются, когда чья-то жизнь уходит из мира. Может ли быть противоядие от той боли, пустоты, ощущения тщетности всего и вся, что охватывают сердце человека, когда он сталкивается со смертью?

Вот почему Моше побледнел, слушая законы, связанные с ритуалом смерти. Причина его бледности вовсе не в том, что разумом не мог Моше понять, как можно очистить то духовное пятно, которое оставляет по себе смерть; Моше и впрямь был единственным человеком, которому было открыто «значение закона о рыжей корове». И все же Моше воскликнул: «Создатель Вселенной! Это и есть очищение? Ты объяснил мне, как “работает” пепел рыжей коровы. Мой разум удовлетворен этим объяснением, но оно не разрешило смятения сердца моего. Мое сердце не в силах понять, как может быть смягчено зло смерти».

И ответил на это Б-г: «Моше, это установление, что Мною дано». Есть то, что настолько превышает постижение смертного, что остается подчиниться абсолютному приказу, исходящему от Того, Чья власть абсолютна. Потому Я, – говорит Творец, – даю эти законы, дабы наставить вас, что следует делать, если жизнь ваша коснулась смерти. Это сверхрациональные, даже иррациональные законы, и только следование им может восстановить вас к жизни. Ибо только силою совершенно непостижимых Б-жественных установлений можете очиститься вы от смерти.

 

Законы, касающиеся траура

Ныне мы не пользуемся пеплом рыжей коровы. Но мы прибегаем к определенным ритуалам, связанным со смертью, которые определены рядом законов. Тора велит оплакивать смерть тех, кого мы любили, – и устанавливает, как именно это делать. Сама мысль о «законах оплакивания» мало внятна сознанию. Можно ли наставлять человека, как именно следует ему плакать? И можно ли требовать от него, чтобы он умерил свой плач – или продлил его?

И все же Тора делает именно это. Особые законы определяют интенсивность траура в период, отделяющий смерть от погребения (период этот называется оненус), другие законы – траур в течение трех дней после похорон, семи дней (шива), тридцати дней (шлойшим) и года после смерти. Эти границы определяют переход к очередной фазе оплакивания, когда интенсивность нашей скорби и чувство потери постепенно слабеют, очищаясь.

Однако все наше существо противится такой «разметке». Разумом мы понимаем разницу между шива и шлойшим, между шлойшим и годом – но сердце этих различий не принимает. Не следует казниться из-за этого: в Торе сказано, что сам Моше не мог совладать со своим сердцем, возражающим против того, что было понятно разуму. И после того как Б-г разъяснил Моше, как «рыжая корова» очищает тех, кто прикоснулся смерти, сам закон остался установлением – непостижимым для изощреннейшего разума и совершенно невнятным сердцу. Но Б-г повелел нам соблюдать соответствующие фазы, оплакивая умерших, и дал нам силы исполнить заповедь.

Именно те силы, что дает нам это Б-жественное установление, позволяют продолжать жить и работать, помня о ближних (ведь нельзя заставлять тех, кто зависит от нас, ждать, покуда наш разум и сердце воистину примут все происшедшее как должное). И сила этого установления такова, что можем мы отодвинуть от себя мрачные аспекты, связанные со смертью и очистить наше восприятие.

И, возможно, вскоре удостоимся мы дня, когда уже в таком очищении не будет нужды, – дня, когда Всеблагой «дух нечистоты удалит с земли» (Захарья, 13:2) и «уничтожена (будет) смерть навеки, и отрет Г-сподь Б-г слезы со всех лиц» (Ишаяу, 25:8), и «пробудятся и возликуют покоящиеся во прахе» (Ишаяу, 26:19).

 

Болок

Б-жественное подсознание

Вижу его, но не сейчас, всматриваюсь в него, но не близко: взошла звезда

от Яакова и встал скипетр от Израиля...

Из пророчества Бильама о Мошиахе,

Бемидбар 24:17

 

[Что до времен Искупления]

явленное сердцу, от уст утаено.

Зогар, ч. I, 8a

 

Одна из основ нашей веры – ежедневное ожидание Искупления: речь идет не только о вере в скорый приход Мошиаха, но и о том, что мы все время пребываем в ожидании этого прихода. Так, сказано Рамбамом (Законы Мелохим, 11:1): «тот, кто не верит в Мошиаха, и тот, кто не ждет прихода его, отпадает от иудаизма».

Тора изобилует упоминаниями о «конце времен» и о том, что тогда наступит гармония и станет мир совершенен. При этом в Торе нет никаких ясных указаний, когда же именно это произойдет: нам не сказано ни о времени, ни о сроках окончательного Искупления. Зогар идет еще дальше и говорит о времени прихода Мошиаха: «Явленное сердцу (Б-га) от уст (Б-га) утаено», тем самым давая нам понять, что Сам Б-г не раскрывает Себе, когда это случится!

Но почему столь важный элемент нашей веры пребывает сокрытым не одно тысячелетие? И что значат слова про «сердце» Б-га, знание которого сокрыто от произнесения «устами» Всесильного?

 

Произнесение мира

Тора, «говоря на языке человеков» (Талмуд, Брохойс, 31б), описывает Б-жественный акт творения как последовательность высказываний: «Сказал Всесильный: “Да будет свет” (Брейшис, 1:3), “Да произрастит земля зелень” (1:11) и т.д.», – благодаря чему те или иные сущности обретают бытие.

Хасидизм разворачивает это представление: мир есть речь

Б-га. Слова Всесильного, приведенные в Описании Творения, не просто выполняют роль неких инструментов или сил, посредством которых получает бытие все сущее, – они есть сама суть этого бытия. То, что является нам как камень, человек или физический закон, на самом деле – Б-жественное высказывание, приводящее их к существованию.

Но почему мы говорим о речи? Почему метафора, взятая из нашего, человеческого опыта «и сказал Всесильный» подобающе описывает происходившее при Творении? Дело в том, что несмотря на всю его кажущуюся необъятность и вещественность, нельзя сказать, что наш мир на самом деле существует. Существует ли реально то, что мы переживаем как реальность? Да и нет, утверждают хасидские наставники. С одной стороны, существующее полностью зависит от Творца: жизнь и бытие в каждый момент времени всецело определяются Его волей. Один из хасидских мыслителей сформулировал это следующим образом: если бы Б-г возжелал, чтобы мир прекратил свое бытие, Он бы тут же положил ему конец – для этого Б-гу не надо бы было его разрушать, ибо в тот самый момент, как Он перестал бы желать существования мира, мир перестал бы быть. «Реальность», которая до такой степени зависит от субъективности, вряд ли можно считать существующей в собственном смысле слова – все сущее есть лишь выражение воли иного, бесконечно великого бытия, желающего, чтобы эта «реальность» была.

С другой стороны, наш мир преисполнен сознания самостоятельности и определенности всякой сущности. При том, что свидетельство наших чувств, уверяющих нас в нашем существовании и реальности окружающего нас мироздания, ничего не доказывает (ибо все мы знаем: наше переживание сущего может быть иллюзией), Тора проникнута верой в эту реальность. Она гласит: «В начале сотворил Всесильный небо и землю» (1:1). Также она повествует, что земля и небо были сотворены Им с некой целью: Он желает от нас, чтобы мы совершенствовали мир и воздерживались от тех деяний, что разрушают Его Творение. Более того, чувство самости, нам присущее, было неотъемлемой частью Его замысла: Б-г желал, чтобы мир воспринимался как реальность, существующая помимо своего Творца, и это «нижнее царство» само избрало бы движение к тому, чтобы стать «обителью Г-спода» – средой, что радостно приемлет и готова вместить в себя Его реальность. Иллюзия то или нет, но самоопределение творения как отдельной реальности имеет под собой основание, – действительность творения дарована тому Создателем.

Чтобы выразить эту парадоксальную природу тварной реальности, Тора заимствует из человеческого опыта термин – «речь». Человек творит на трех уровнях: его творения – это мысль, речь и деяние. И если Тора говорит, что Б-г «создал» мир, тем самым подразумевается, что творение отделено от Творца точно так же, как отдельно от человека существует созданное им: он строит здание, пишет картину или книгу, и те получают самостоятельное независимое бытие, начиная жить собственной жизнью. С другой стороны, описание реальности как Б-жественной «мысли» предполагает, что она существует только внутри реальности Творца. Слово же «речь» описывает существование, которое, с одной стороны, отделено от своего истока, а с другой – полностью от него зависит, и суть реальности такого существования именно в его зависимости.

Когда человек говорит, он создает нечто, существующее помимо существования говорящего. Продуманная им мысль, которая до этого существовала лишь в сознании говорящего, теперь облечена в слова, «покинувшие» своего автора и получившие собственное бытие. Однако они полностью зависимы от того, кто их произносит: стоит ему остановиться, как его «речь» прекратит свое существование. То есть существование «высказываний» может быть определено только в терминах, описывающих вовлеченность их автора в процесс речи.

Это можно распространить и на наш мир. Б-г желает его бытия, и тем формируется реальность (хотя бы с точки зрения самой этой реальности), существующая отдельно от Него. С другой стороны, мир не имеет собственного, независимого существования; у него нет иной реальности, кроме той, которая определена Б-гом, сотворившим и поддерживающим его бытие. То есть Б-г не сотворил мир, а – выговорил его.

 

Отступление в мысли

Можно сформулировать мысль для себя и не двинуться далее, более ничего не «создав»; однако всякое слово и действие есть также и мысль, сперва оформленная в сознании и затем получившая бытие в слове или действии, отделившись от своего создателя.

Это истинно и по отношению к Б-жьему творению: «сказанный» мир, в котором мы существуем, является самым нижним уровнем творения, наиболее удаленным от своего Творца. Выше – и ближе к Создателю – наличествует иной уровень бытия, который можно определить как «мысли Б-га». Утверждение, что эта реальность мыслей «предшествует» привычной нам «сказанной» реальности, не подразумевает предшествия во времени, ибо само время тоже сотворено Б-гом; скорее, это тот же самый мир, в котором мы живем, но на «предшествующем» (то есть – более близком к своему истоку) уровне самоосознания и самоопределения. Это мир, осознающий себя не сущностью, отделившейся от своего Создателя, но – концепцией, существующей в Б-жественном разуме, чем-то, погруженным в Б-жественную реальность.

Шесть дней в неделю мы живем в «сказанном» мире, порожденном Б-жественными речениями, как то описано в Брейшис. Однако каждую неделю на один день мы достигаем более высокого уровня, когда наш мир «восходит» на ступеньку вверх, приближаясь к истоку и возвращаясь от своего «сказанного» состояния в сферу Б-жественной мысли. Как повествует Тора, описывая творение, шесть дней Б-г «выговаривал» мир, проецируя Свой замысел Творения в «самостоятельную» реальность, столь хорошо нам знакомую. На седьмой день Он перестал «говорить», но не перестал творить: иначе мир прекратил бы свое существование. Но от развертывания во вне и отстранения, связанного с речью, Б-г обратился к внутреннему акту творчества, связанному с мыслью. То есть Б-г продолжает «артикулировать» наш мир, но уже не как нечто, развертывающееся вовне, а как некую концептуализацию того, что присутствует внутри Его помыслов о творении.

Семь дней творения – цикл, повторяющийся вновь и вновь. Каждую Субботу Он «отзывает» Свое творение от его внешнего бытия, поднимая наш мир на уровень Б-жественных помыслов. В Субботу мы живем в том же мире, что и остальные шесть дней недели, однако в этот день «я есть» нашего мира ослабевает, иллюзия отдельности становится прозрачней. В этот день человек ближе к тому, чтобы преодолеть отъединенность материальной реальности и испытать единение и отождествление со своей сутью и истоком.

 

Подсознательная мысль

В царстве мысли как таковой – множество уровней определенности и внятности.

Мысль на уровне осознания ближе всего к внешней проекции речи. Более того, подобно речи такая мысль формируется из образов и слов. И хотя эта мысль выражена на «языке» более абстрактном и туманном, чем тот, который мы используем в речи (чтобы передать словами мимолетную мысль порою нужен не один час – при том, что целый ряд нюансов понимания словами оказывается просто невыразим), тем не менее, это – язык, «слова» которого состоят из определенных единиц. При том, что осознанные мысли человека вне его не существуют, они занимают определенное место в сознании.

Если распространить эту метафору на Б-жественную мысль-реальность Субботы, можно сказать, что в Субботу мы достигаем состояния бытия, описываемого как «осознанная мысль» Б-га. Это область, существующая внутри Б-жественной реальности, но нельзя сказать, что она абсолютно тождественна своему истоку. Это – творение, существующее отдельно, хотя бы на внутреннем плане.

Поэтому Суббота заключает в себе лишь «вкус» высшей реальности: эту реальность нельзя описать как «подсознательные мысли» Б-га.

Подсознательные мысли не имеют ни языка, ни определений, ни иных параметров, которые могли бы отделить эти мысли от сознания, в котором те существуют. Это – суть сознания, тот исток, из которого рождается оформившаяся мысль. Мы знаем, что такая мысль уже существовала до этого в «темном, невнятном» виде «в подсознании», как мы называем это на нашем языке. Однако заметим, что речь идет не о некой специфической части нашего сознания, а о чем-то, что принадлежит самой сути его.

В Торе (Брейшис, 1:2) сказано, что в самом начале творения «дух Всесильного парил» над еще пустым и лишенным форм миром. Этот «дух Всесильного», говорят мудрецы (Брейшис Раба на этот стих), был духом Мошиаха – изначальным «подсознательным» замыслом Творения, как он существовал у Б-га.

Потому эра Мошиаха описывается как время «абсолютной и вечной Субботы» (Субботнее дополнение к благословению после трапезы). Ибо если в Субботу наш мир возвышается до осознанных мыслей Б-га, эра Мошиаха будет эпохой, когда наше существование будет протекать в Б-жественное подсознание. Опять же, подчеркнем, что это будет наш мир, тот же мир, в котором мы живем сегодня, – отличие будет заключаться не в субстанции, но в осознании самого положения вещей. То будет не восприятие самости, присущее внешнему миру «речи», и даже не погруженность в существующий все же «отделенно» мир «осознанных мыслей», но – слияние в единстве с Создателем, помышляющим этот мир.

Вот почему мудрецы наши, говоря об эпохе Мошиаха, указывали, что «явленное сердцу от уст утаено». Наш сегодняшний мир – мир Б-жественных «уст» – мир, чья связь с Создателем подобна связи между произносимыми словами и говорящим, тогда как эра Мошиаха – время, когда мир будет поднят туда, где он был изначально – к подсознательному «сердцу» Б-га. И как мир подсознательного не может найти своего выражения в сознательном мышлении и выражен в словах, так и время Искупления не может быть названо тем, кто существует в мире, зависящем от речи.

Однако когда исполнится наша задача и мы превратим наши жизни и наш мир в «обитель Б-га», тогда нашим ежедневным опытом и ежедневной реальностью станет само существование в сердце Б-га.

 

Пинхос

Повседневная жизнь

Жертву Мне, хлеб Мой в огнепалимые жертвы Мне, в благоухание, приятное Мне, соблюдайте приносить

Мне в положенное время... двух в день,

во всесожжение постоянное...

Бемидбар, 28:2,3

 

Человека влечет необычное. На это можно возразить – как раз то, что связано с рутиной жизни: дыхание с его вдохом и выдохом, ежедневный прием пищи, домашняя жизнь, работа и тому подобное – именно они имеют для нас первостепенную важность, тогда как «особенным» можно пренебречь. Но слова эти повиснут в воздухе. Наша природа толкает нас к тому, что сама случайность события становится поводом его вспомнить, тогда как к постоянно повторяющимся явлениям мы постепенно утрачиваем интерес, и их значение для нас меркнет.

Потому-то в Торе различные аспекты наших отношений с Б-гом «расписаны» по моадим – «установленным дням». Нам велено постоянно помнить о Создателе (помятование о Б-ге – одна из шести «постоянных заповедей», которые евреи должны исполнять все время (предисловие к Сейфер а-Хинух), однако один день в неделю определен как особое время, в которое надлежит «помнить... что мир имеет Творца» (Рамбан, Шмойс, 20:8) и «уверовать в сердце своем, что сотворил Б-г мир в шесть дней» (Сейфер а-Хинух, заповедь 31). Нам заповедано «помнить день исхода твоего из страны Египетской во все дни жизни твоей» (Дворим, 16:3), но отмечаемый раз в год праздник Пейсах – специальный повод погрузиться в переживание этого дара свободы. Так же обстоит дело и с прочими моадим еврейского календаря: если есть «особые» дни, значение и смысл которых произвели на нас глубокое впечатление, то эти дни должны стать поводом для того, чтобы нарушить обычное течение нашей жизни.

Один из мудрецов пошел еще дальше, сказав: «Читающий Алел каждый день – богохульствует» (Талмуд, Шабос, 118б). Алел – молитва, славословящая Б-га и возносящая благодарность Создателю за чудеса, что Он свершил для нас, – она читается по праздникам и особым дням. Но разве не велено нам благодарить Б-га «за чудеса, что свершаешь Ты для нас каждый день» (из читаемой трижды в день Амиды)? Почему же Алел читается только в те дни, когда отмечаем мы Исход из Египта или чудо с маслом, которое горело восемь дней? Разве не меньшее чудо – каждый удар сердца, и разве не стоит он благодарности?

И однако читать Алел каждый день столь же греховно, как не читать ее вовсе. Да, в «обычной» жизни мы должны сознавать, сколь обязаны Б-гу, – вот почему трижды в день: утром, в полдень и вечером – евреи возносят молитву. Суть же Алели в том, что в дополнение к нашим ежедневным молитвам, она читается по определенным поводам, когда мы погружены в переживание чудес, совершенных Б-гом, – и это переживание потеряет свою остроту, если чтение соответствующей молитвы станет ежедневным.

 

Превышая естественный порядок вещей

В Торе не раз говорится, что наши врожденные качества и склонности мы должны направить на то, чтобы жить жизнью святой и угодной Б-гу. Но Тора призывает нас к большему. Б-г хочет от нас не только, чтобы мы наилучшим способом использовали данное нам от природы, Его желание состоит в том, чтобы, обратившись к Нему, мы вышли за пределы нашего природного «я».

В Торе дан порядок «рутинного обращения» к Б-гу (таковы ежедневные молитвы). Назначение этих правил – сделать нашу связь с Создателем неотъемлемой частью повседневной жизни, тогда как «положенные дни» призваны придать этой связи возвышенность, сделать ее особенной. В то же время «положенные дни» побуждают нас преодолеть рамки обыденности, привнести ощущение «отмеченности» некоторых дней в «повседневный» ритм жизни.

Это нашло свое отражение и в том, как в Торе говорится о законах, регулирующих корбонойс (жертвы животных и плодов), приносимые в Храм. Корбонойс, приносимые общиной, делятся на две основных категории: «регулярные» приношения (тмидим), совершаемые каждый день, и «дополнительные» приношения (мусофим), совершаемые по особым поводам, – в Шабос, на Новомесячье, праздники и т.д. «Регулярные» приношения совершаются каждый день; «дополнительные» приношения зависят от «повода», отвечая природе и характеру того или иного «установленного дня».

Как правило, термин «моэд» (установленный день) относится к тем дням календаря, которые Создатель времени наполнил особым духовным содержанием (покой Субботы, свобода Пейсаха, радость Суккос и т.д.).При том, что сказано Торой: «Жертву Мне, хлеб Мой в огнепалимые жертвы Мне, в благоухание, приятное Мне, соблюдайте приносить Мне в положенное время», Раши в комментарии на этот стих отмечает, что термин «моэд» употреблен здесь в не совсем обычном значении и добавляет: «Положенное время для постоянных приношений – каждый день».

Корбонойс, олицетворяя стремление человека очистить свое природное «я», возвысить его и приблизиться к Б-гу, являются одной из «трех колонн» (Пиркей Овойс, 1:2) творения (в сегодняшнем мире скорбь о Храме и молитва выполняют роль корбонойс). Мы можем сказать, что Тора подразумевает необходимость выйти за границы привычек и инстинктов нашего природного «я» – только так мы обретем истинные отношения с Б-гом. Наша природа такова, что всякие «поводы», выпадающие нам в этой жизни, встречаются с энтузиазмом и оживлением, – и это среди прочего, нашло выражение и в наших годовых праздниках, отмечающих различные аспекты нашей «прилепленности» к Б-гу. И все же мы должны стремиться к тому, чтобы «каждый день стал установленным днем» – чтобы в нас пробудилось ощущение чуда и необычности всякого дня в потоке повседневного существования.

По сути, само представление об «однообразии» и «обыденности» – иллюзия, порожденная неспособностью видеть поверх нашей ограниченности. «Выделенность» – не фактор, определяющий отличие одной вещи от другой, – но внутреннее качество самой вещи. На самом деле, всякое мгновение жизни – отдельное творение Б-га, обладающее совершенно уникальными, особенными и исключительными возможностями, которые присущи только ему одному.

 

Матойс

Мудрость и чудо

 

И говорил Моше главам колен сынов Израиля так: «Вот что повелел Б-г: если человек даст обет Б-гу или поклянется клятвой, приняв запрет на себя, то не должен он нарушать слова своего, все, как вышло из уст его, должен он сделать».

Бемидбар, 30:2,3

 

Законы Торы – нечто большее, чем просто список вещей, которые должно или не должно делать. Являясь «чертежом», по которому Б-г создал мир, они определяют ту реальность, в которой мы живем.

Так, законы Субботы – не просто ряд инструкций, касающихся того, что делать и чего не делать в седьмой день недели; они определяют сам священный характер этого дня – времени, суть и субстанция которого отмечены особым Б-жественным присутствием. Когда Тора повелевает нам надеть тфилин, это не только повеление предпринять определенное действие – это еще и установление сакрального статуса некоего физического объекта, который был сделан и используется в соответствии с Б-жественной волей (в данном случае – кожаных футляров, ремешков и пергаментных свитков, соединенных вместе). Такого рода объект отличается от обычных вещей тем, что Б-жественная реальность явлена в нем значительно полнее и ярче.

 

Чудесная способность

Однако не только Тора обладает подобной властью. Нам также дана способность словами и действиями изменять саму природу окружающего мира. Законы недорим (клятв) наделяют этой властью обычного смертного человека. Эти законы, заповеданные Б-гом Моше, устанавливают, что слова, сказанные человеком, не только обязывают его к определенным действиям (как то бывает, когда человек заключает договор) или же запрещают ему совершать некие действия (когда человек дает обет, например, не пить вина), – но слова также имеют силу наполнить названный или неназванный объект святостью. Об этом в Талмуде (Ксубойс, 59б) сказано: «Тому, что связано клятвой, присуща святость».

Так, Тора (Ваикро, 27:2, Бемидбар, 6:2) использует термин «пеле», чудо, по отношению к силе клятвы обета. То, что заповеди Торы обладают властью определять сам характер реальности, вполне естественно: ведь Тора есть откровение Создателя и Творца реальности, выражение Его воли. Но то, что человек, произнеся всего лишь несколько слов, задает степень близости Б-га к некой части Его творения, – поистине удивительно и чудесно!

Но еще чудеснее, что сила обета или клятвы превышает силу мицвы! Так, по законам Торы, акт мицвы имеет все значение, лишь когда соответствующее действие исполнено тем, кто достиг зрелости (12 лет для девочки и 13 лет для мальчика). Поэтому если двенадцатилетний мальчик наденет тфилин, они останутся просто двумя изделиями из шкуры животных. С другой стороны, закон настаивает, что обет, принятый ребенком, когда он только приближается к зрелости (то есть одиннадцатилетней девочкой и двенадцатилетним мальчиком), освящает объект, на котором принята клятва (толкователи Алохи несколько расходятся в том, что именно считать приближением к зрелости [муфло а-сомух ло-иш – другое употребление термина «пеле» в приложении к обету]. Однако все они согласны в том, что период приближения зрелости – это период, когда человек, еще не достигший зрелости, тем не менее, давая обет, обладает способностью освящать мир вокруг клятвой обета (см. Талмуд, Нида, 45б; Раши, там же; Рамбан, Законы Клятв, 11:1).

Ребенок, не достигший зрелости, еще не обладает в должной мере разумной сознательностью (даас), которая требуется по законам Торы, чтобы сообщить важность и значительность чьим-то действиям. Это положение Закона пребывает в согласии с упомянутым нами выше определением Торы как «мудрости Б-га»: в мире мудрости «неразумное» деяние деянием не является. Но в мире чуда, которому принадлежат представления об обетах, «детскость» сознания – не препятствие. Напротив, ребенок обладает качеством «чуда» в гораздо большей степени, чем «зрелые» люди.

 

Первый из первых

«Две сущности, – сказано в Мидраше (Тона двей Элиёу Раба, 14), – предшествовали сотворению мира Б-гом: Тора и Израиль. Неведомо, что из них чему предшествовало. Но когда Тора говорит: “Скажи сынам Израиля”, “Заповедано сынам Израиля”, – я знаю, что Израиль предшествовал всему».

Иными словами, если Б-г сотворил мир, чтобы народ Израиля мог исполнить Б-жественный план, живя так, как это определено в Торе (Раши, Брейшис, 1:1), следовательно, представления об «Израиле» и «Торе» в сознании Б-га предшествовали представлению о мире. Однако какая идея больше укоренена в Б-жественном сознании: идея Торы или идея Израиля? Израиль ли существует для того, чтобы могла исполниться Тора, или же Тора существует, дабы служить евреям в исполнении их миссии и выражать их связь с Б-гом? Из того, что Тора сама свидетельствует: она обращена к Израилю, Мидраш делает вывод – представление об Израиле предшествует представлению о Торе.

И закон о клятвах есть выражение того, что Израиль предшествует Торе. Тора – мудрость Б-га, но евреи – чудо Б-га, а это означает, что почиет на них святость, не укладывающаяся в границы разума.

 

Масъэй

Сон и пораненная голова

Вот странствия сынов Израиля, которые вышли из страны Египетской... А Моше записывал места их выхода в походы их, по велению Б-га.

Бемидбар 33:1,2

 

Это можно уподобить тому, как царь, чей сын болен, берет его и везет, чтобы вылечить, в другую страну. На обратном пути отец перечисляет сыну места их стоянок: «Здесь мы спали», «Здесь отдыхали в прохладе», «Здесь ты поранил голову».

Так и Б-г повелел Моше:

Запиши для них все те места, где прогневили они Меня.

Танхума, Масъэй, 3

 

Исход отмечает рождение нас как нации; вход же в страну Израиля – достижение нашей национальной и духовной зрелости. Между ними лежит 40-летнее странствие «по пустыне великой и страшной, (где) змеи ядовитые и скорпионы, где жажда и нет воды» .

(Дворим, 8:15)

 

Это странствие насчитывало сорок две остановки. Некоторые из них, как годовая стоянка у подножия Синая, были отмечены великими откровениями. Однако большинство остановок сопровождалось сомнениями, раздорами, предательством и постоянными тяжбами между Б-гом и людьми. Но в конце концов народ Израиля достиг «страны прекрасной и просторной» (Шмойс, 3:8), которая была целью странствия.

История человечества подобна этой истории странствия через «пустыню великую и страшную», полную опасностей физических и духовных, – пустыню, где изо дня в день томится человек по воде, способной утолить духовную жажду. Однако в конце, вопреки всем раздорам и испытаниям, мы достигаем цели – земли обетованной, на которой – Б-жественное благословение, так что преисполнена она благом и безгранична.

И достигнув этой земли, мы оглянемся назад и увидим все стоянки во время нашего странствия именно тем, чем были они: вызовом и испытанием, открытием новых путей, а не помехой и задержкой в пути через пустыню. Мы найдем в них не ловушки и препятствия, чем они казались первоначально, а – ступени лестницы, поднимаясь по которым, мы смогли видеть значительно дальше.

 

Путь домой

Именно таков смысл, заключенный в притче о царе и его сыне, приведенной нами в начале этой главы. Мидраш сравнивает повеление Б-га, данное им Моше: записывать все стоянки в странствии Израиля по пустыне – с историей о царе и сыне его, что отправились в странствие, ища исцеления для мальчика. Возвращаясь, они проходили стоянки, где останавливались на пути к целителю, и царь напоминал сыну: здесь мы спали, здесь отдыхали в прохладе, здесь ты поранил голову.

Странствие из Египта в Святую Землю было странствием в один конец: евреи не вернулись в Египет, точно так же, как более не возвращались они и на места стоянок в пустыне. Однако накануне входа в Святую Землю они смогли «оглянуться» на оставшиеся за спиной сорок два становища и увидеть их в ином свете: не как люди, уходящие из египетского рабства через ужасную пустыню к неведомой цели, но как те, кто, достигнув цели, теперь может увидеть в каждой остановке на пути к ней вклад в свое возмужание и становление.

 

Три стоянки

Пустыня великая и страшная, которую каждый из нас должен пересечь, порождена тем, что кабалисты называли цимцум («сжатие»): созданным Б-гом так называемым вакуумом, существующим внутри Его всенаполняющего постоянного присутствия, пузырями тьмы внутри Его бесконечного света, – благодаря чему перед человеком и открывается возможность выбора между добром и злом.

В Торе сказано (Дворим, 30:15,19): «Предложил Я тебе сегодня жизнь, и добро, и смерть, и зло... Жизнь и смерть предложил Я тебе, благословение и проклятие, – избери же жизнь». Чтобы в выборе жизни был смысл, должна быть возможность выбрать и смерть; чтобы добро, которое мы совершаем, что-то значило, мы должны быть чувствительны ко злу и его соблазнам.

Чтобы перед сердцем человека стоял свободный выбор, необходимы три условия.

1) Должно произойти «отступление» Б-жественного света и тем создан «вакуум», дающий возможность существовать злу.

2) Одного лишь существования зла недостаточно – зло должно облечься иллюзорной ценностью и желанностью для человека. Если бы зло сразу же опознавалось как подавление света и жизни – не было бы истинного выбора.

3) С другой стороны, абсолютный вакуум сделал бы невозможным выбор жизни. Поэтому в цимцум должна быть хотя бы слабая искорка Б-жественного света, дающая нам силы преодолеть тьму и смерть.

Помня это, можно постичь сокровенный смысл трех стоянок из притчи в Мидраше: «Здесь мы спали», «Здесь отдыхали в прохладе», «Здесь ты поранил голову».

«Здесь мы спали» – описывает «отступление» Б-жественной жизненной силы, за счет чего возникает цимцум (ср. Талмуд, Брохойс, 57б: «Сон есть одна шестидесятая смерти»). «Здесь мы отдыхали в прохладе» – эти слова отсылают к представлению о том, что и в цимцум присутствует слабая искорка Б-жественного света (Брейшис Раба, 12:15). А слова «Здесь ты поранил голову» относятся к тем многочисленным аберрациям, что застят наш разум и подсовывают нам ложные цели, что ведет к искаженному видению реальности и неверным решениям.

Однако все это служит единственной цели: провести нас через жизненное странствие и наполнить это странствие смыслом и ценностью. Сегодня мы можем лишь вновь и вновь повторять себе, что нам было дано знать истину. На обратном пути мы вновь пройдем мимо тех стоянок и поймем, что полученный тогда опыт был важен для нас.

 

Дворим

Утраченное в переводе

... Начал Моше объяснять Учение...

Дворим, 1:5

 

Моше объяснял им Тору на семидесяти языках Раши

 

Можно ли обыденным языком говорить о духовном? Или уж если и обсуждать это, то лишь почтительным шепотом? Для многих из нас духовная литература никак не соотносится с повседневной жизнью. Для нас «священные тексты» ассоциируются с пожелтевшими молитвенниками, написанными на языке древности, или же с полуистлевшими свитками, испещренными едва различимыми письменами. Но обязательно ли священная литература должна быть настолько удалена от реальности? Настолько ли неуместно обсуждать Б-жественность и духовность приземленным языком, на примерах, взятых из нашей жизни?

Когда мы обсуждаем Б-га понятными и близкими нам словами, мы призываем его в самую сердцевину своей жизни, а не отсылаем на ее периферию. Можно, впрочем, на это возразить, что так — если не соблюдать должной почтительности – начнешь относиться к истинно возвышенному слишком уж легкомысленно. Следует держать некую дистанцию – дабы не осквернить святость обсуждаемого. Когда дело касается истинно возвышенного, Б-жественного, мы не вправе забывать о собственных греховности и невежестве, не должны начинать творить Б-га по собственному образу.

 

Посредник и предводитель

Вопрос о том, как сделать Б-га доступным человеческому пониманию, не очеловечивая Его полностью, обсуждается еще со времен Талмуда. Однажды царь Птолемей призвал пятерых ученых мужей и велел им перевести Тору на греческий язык. Тот день, говорится в Талмуде (Софрим, 1:7), стал «для Израиля столь же зловещим, как день, когда был изготовлен Золотой телец, ибо в точности перевести Тору невозможно». Однако в Торе написано, что перед тем как перейти реку Иордан, дабы войти в землю Израиля, Моше излагал Тору на семидесяти языках. Более того, он наказал евреям, чтобы они, перейдя Иордан, начертали Тору на камнях (Дворим, 27:4,8) на семидесяти языках (Раши). Так почему же, если Тора уже была изложена на семидесяти языках, перевод на греческий сочли столь ужасающим?

Что общего между Птолемеевым переводом Торы и грехом Золотого тельца? Отметим, что Талмуд сравнивает это не с днем, «когда Золотому тельцу поклонялись», а с днем, «когда Золотой телец был изготовлен». Изначально евреи искали не объект идолопоклонства. Они лишь искали предводителя вместо Моше, который, как они ошибочно полагали, умер на горе Синай. И поскольку Б-г назначил Моше тем, кто выведет евреев из Египта, они надеялись, что Золотой телец послужит посредником между еврейским народом и Б-гом. Им необходим был некий материальный представитель, который поможет им преодолеть дистанцию между земным существованием и Б-гом.

В иудаизме считается, что любой человек способен и даже должен устанавливать отношения с Б-гом без всяких посредников. Почему же, в таком случае, имеется потребность в предводителе? Б-г хочет, чтобы мы обращались к Нему на обычном языке, понимали Его умом и любили Его той любовью, на какую только способны наши человеческие сердца. Поэтому Б-г избирает предводителя, цадика, который своим поведением и примером являет живое проявление Б-жественности и который служит нам образцом.

 

Претворение Б-жественного в физическую форму

Евреи хотели пойти в этом еще дальше. Они утверждали, что откровение Б-га не ограничивается сферой человеческого и может быть выражено через животное царство. На горе Синай евреи видели Б-га, спускавшегося на гору в колеснице, влекомой ангелами с четырьмя ликами, из которых один был ликом быка. Они попытались претворить этот духовный образ в вещественный. Ошибка их заключалась в неумелом «переводе» Б-жественного видения на язык материального. Нельзя браться за такое, не имея подробных указаний Б-га. Физический объект исполняется Б-жественной энергии только по непосредственному велению Г-спода. Превосходным примером этому может служить постройка скинии – там

Б-жественная энергия исходила из ковчега, на крышке которого были два херувима. Поскольку строительство святилища велось по Б-жественному предписанию, оно стало проводником Б-жественности. Но любая наша попытка претворить, руководствуясь лишь собственными понятиями, духовное в физическую форму обречена на провал. Поскольку в таком случае будет представлена не Б-жья воля, а только наше весьма ограниченное понимание Б-жественности, это приведет лишь к отдалению нас от Б-га.

Если Тору переводят на другой язык, возникает та же опасность: истолкование, данное людьми, затмит Б-жественное значение слов. Отсюда заявление мудрецов о том, что день осуществления греческого перевода Торы при Птолемее был «зловещим, как день, когда был изготовлен Золотой телец». Когда же перевод поручен человеку Б-гом, как случилось на берегу реки Иордан, искажение исключается.

Какой урок можно извлечь из этих двух событий? Не должна ли история о Золотом тельце служить нам предостережением, учить тому, что не следует и пытаться обращаться к Б-гу на собственном языке? Очевидно: Б-г желает, чтобы мы привлекали Его в наш мир, об этом свидетельствует и то, что Моше сам перевел Тору на семьдесят языков. Золотой телец – лишь яркий пример того, как мы можем все испортить, если в толкованиях будем исходить из собственного понимания, не соотносясь с авторитетом Торы.

В нынешнее время у нас появилась уникальная возможность сделать Тору доступной на всех языках, донести ее до людей и народов, прежде с ней не знакомых. Мы можем отвергнуть эту возможность, сославшись на то, что мы недостойны этим заниматься, а мир в целом слишком невежественен и не в силах этого принять. Или мы изложим мудрость, собранную в Торе, на всех языках, на каждом – по-своему. Б-г будет истинно показан в этом мире, когда у всех людей будет возможность признать Его присутствие и изучать его заветы.

Наши усилия в этом направлении помогут свести на нет последствия греха создателей Золотого тельца. Их первоначальным намерением было приблизиться к Б-гу, однако путь был выбран неверный. Мы же можем направить стремления по правильному пути – если будем помогать проявлению Б-га так, как определено Торой.

 

9 ава

Подземный храм

Когда царь Соломон построил Бейс а-Микдош (Святой Храм), зная, что суждено ему быть разрушенным, он построил место, в котором надлежало прятать Ковчег – [в конце] тайного подземного коридора. Туда царь Йошиёу и поместил Ковчег за двадцать два года до разрушения Храма.

Рамбам, Законы Святого Храма, 4:1; Талмуд, Йома, 53б

 

Бейс а-Микдош был построен царем Соломоном в 2928 году от сотворения мира (833 год до н. э.) и был разрушен через 410 лет в девятый день месяца Ава армией вавилонского царя Навуходоносора. Через семьдесят лет он был возведен снова, второй Храм простоял 420 лет и был разрушен римлянами в 3829 году (69 г. н. э.) также девятого Ава. Уже тысяча девятьсот тридцать три года девятое Ава — день поста и покаяния, день, когда мы оплакиваем разрушение Храма и молимся о приходе Мошиаха, который построит третий и последний Храм, вернет надлежащее ему место духовного эпицентра мира.

Бейс а-Микдош был домом Б-га, местом, которое Он избрал для проявления Своей всепроникающей истины. Но тогда почему же Храм был разрушен рукой человека? Лишь потому, что само устройство Храма допускало такую возможность. И в этом глубинное значение того факта, что царь Соломон построил Бейс а-Микдош, «зная, что ему суждено быть разрушенным», и на этот случай устроил в нем укрытие для Ковчега. Если бы Бейс а-Микдош не строился изначально с пониманием всего, что произойдет девятого Ава, с приготовлениями к этому, ни один смертный не смог бы и камня сдвинуть с места.

 

Места Ковчегов

То, что укрытие для Ковчега было с самого начала устроено в Бейс а-Микдош, указывает и на то, что первый, второй и третий Храмы – это не три разных строения, а нераздельные части единого сооружения.

В Ковчеге были установлены две каменные скрижали, принесенные Моше с горы Синай, на которых рукой Г-спода были начертаны Десять заповедей. Это была главная святыня, единственное, что хранилось в самом сокровенном помещении Храма, «Святая Святых». Наши мудрецы (Рамбан, Шмойс, 25) считают, что наипервейшее назначение Храма – служить хранилищем Ковчега, поскольку Ковчег являлся «местом Шхиншы (Б-жественного присутствия)».

Отсюда следует, что подземная зала, построенная Соломоном, это не просто «часть» Бейс а-Микдош. То, что она предназначалась именно для Ковчега, означает, что она была наравне со «Святая Святых» – сердцем Храма, смыслом его существования. (Так в Талмуде говорится, что «Ковчег был укрыт на своем месте» [Йома, 53б].)

Это подтверждается и тем, что Ковчег был в этой зале с того дня, когда за двадцать два года до разрушения первого Храма его поместил туда Йошиёу, и остается там поныне. Значит, те четыреста двадцать лет, пока стоял второй Храм, Ковчег находился не в (надземной части) Святая Святых, а в подземной зале. Но если главная задача Храма – быть хранилищем Ковчега, то как же может существовать Храм без Ковчега? К тому же, когда Йошиёу спрятал Ковчег, не было никакой угрозы ни Храму, ни суверенитету евреев в Иерусалиме, лишь пророчество о том, что Храму суждено быть разрушенным. Если бы упрятывание Ковчега под землю отрицало сущность Храма, этого бы не сделали, не будь реальной опасности, что Ковчег может попасть в руки врагов. Поэтому очевидно, что подземный тайник для Ковчега является такой же частью Бейс а-Микдош, и это – не менее достойное место для Ковчега, чем Святая Святых.

Другими словами, Храм был изначально задуман и построен в двух ипостасях: явной и сокрытой. Соответственно для Ковчега в Храме было отведено два места – в наземной части Святая Святых и в зале, спрятанном в конце «тайных подземных коридоров». В своем явном виде Храм был маяком Б-жественного света, местом, где человек напрямую ощущал и испытывал на себе Б-жественное присутствие. В сокрытом же виде Храма Б-жественное откровение приглушено, почти полностью скрыто. Но пока в Храме хранится Ковчег, он продолжает оставаться обителью Г-спода.

За тридцать веков, прошедших с тех пор, как Храм был построен, он никогда не переставал выполнять своего главного предназначения – быть вместилищем Б-жественного присутствия в мире. Бывали времена, когда здание это стояло во всем великолепии на вершине Храмовой горы в Иерусалиме, времена, когда он существовал в уменьшенном виде (в эпоху второго Храма) или же был почти полностью разрушен, но одна его часть всегда оставалась нетронутой, и там никогда не переставало биться его сердце. Когда «третий» Храм будет построен (да произойдет это вскорости, в наши дни) и Ковчег вернется в надземный зал, это будет не новое сооружение, даже не «восстановление», а утверждение и провозглашение того, что не прекращало существовать.

 

Тайные подземные коридоры

«Из-за того, что мы... провинились, был разрушен город наш, и превращен в развалины наш Храм, и покинула нас слава наша, и отнята гордость у Дома Жизни нашей, и не можем мы больше исполнять свои обязанности в Храме, избранном Тобою, в Храме великом и святом, отмеченном именем Твоим ...», – говорится в субботней молитве Мусаф на новомесячье.

Как ясно из этих строк, то, что Храм подвержен разрушениям, – явление по сути отрицательное. Поскольку Б-г знал, что мы, быть может, окажемся недостойными Его явного присутствия в нашей жизни, он повелел, чтобы Храм был построен с учетом возможных периодов сокрытия и умаления.

Но подверженность греху, живущая в человеке, – это не что иное, как дела Б-га «страшного в делах над сынами человеческими» (Теилим, 66:5). Б-г, создавая нас, наделил нас способностью ошибаться лишь для того, чтобы дать возможность узреть «преимущество света перед тьмою» (Коэлес, 2:13) – дать возможность использовать свое нижайшее падение как отправную точку движения вверх. Многого можно достичь, используя положительный потенциал для благих дел; но ничто не сравнится с рвением раскаявшегося грешника, со страстью того, кто борется с темными сторонами своей души, заставляет их отступить. Сильнее всех держится за жизнь тот, кто едва не оказался в объятьях смерти.

Много веков Храм оставался разрушенным, и сущность его была укрыта в подземной зале, под руинами его былой славы. Но на самом деле это ужасное падение – залог его будущего восхождения, исполненного еще большим совершенством и величием, чем то, которое исходило от Храма в его первом и втором воплощениях.

Пути в эту залу сокрыты от глаз, к ним ведут извилистые подземные коридоры. Это не прямая и честная дорога праведника, но сложная и запутанная дорога «вернувшегося» (баал-тшува) – дорога, которая уходит в глубины его души, чтобы отыскать и высвободить таящиеся там мощные силы.

 

 

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru