[<<Содержание] [Архив]       ЛЕХАИМ ИЮНЬ 2002 СИВАН 5762 — 6 (122)

 

Зюсс Оппенгеймер

Маркус Леман

Продолжение. Начало в №120, 121.

Глава шестая

 

Зюсс – придворный еврей

Карл-Александр осел в Венеции. С тех пор как он перешел из протестантства в католичество, его отношения с герцогским двором были, как правило, напряженными, поэтому он не получал оттуда никакого денежного содержания и вынужден был прозябать на жаловании начальника штаба австрийской армии. Этих денег не хватало на покрытие значительных расходов, необходимых для ведения подобающего образа жизни будущему герцогу. А в Италии Карлу-Александру надлежало особо заботиться о том, чтобы вести жизнь, полную роскоши и богатства, дабы поддержать за границей достоинство немецкой правящей династии. Но откуда же достать на это деньги? Зюсс поддерживал тесные деловые связи с акулами еврейского капитала в Вене и Амстердаме, которые с охотой соглашались на его предложения и обеспечивали будущего Вюртембергского правителя требуемыми ссудами.

Зюсс был весьма полезен принцу не только в финансовых делах. Живя в Венеции и вращаясь в кругах итальянской знати, принц часто сталкивался с тем пренебрежительным отношением, которое проявляли аристократы итальянской республики к немцам вообще. Порой принц жаловался на это Зюссу, выражая свое крайнее огорчение. Когда пришло время уезжать из Венеции, принц обратился к своему придворному еврею с такими словами:

– Эх, если бы я только знал, как преподать достойный урок этим заносчивым итальяшкам, дабы они поняли, что мы, немцы, народ просвещенный и трудолюбивый, стремящийся к высоким идеалам, тогда как в Италии не осталось ничего, кроме пустой гордыни из-за принадлежности к некогда великой нации!

– Ваше Высочество! – ответил Зюсс. – Разрешите предложить вам соответствующий план! Перед отъездом вам следует устроить прощальный прием, пригласив на него всех итальянских вельмож. Мы устроим для них такое представление, из которого будет ясно, хотя и в не явной, но в совершенно доходчивой и недвусмысленной форме превосходство немцев над итальянцами.

План Зюсса пришелся принцу по сердцу, и он с радостью дал свое согласие.

И вот в один прекрасный летний вечер состоялся великолепный прощальный прием в полном соответствии с планом Зюсса. По приглашению принца явилась вся венецианская знать.

Вдоволь насладившись угощением, состоявшим из затейливой выпечки и дорогих заморских фруктов, гости были приглашены в соседнюю залу, где была приготовлена сцена на манер театральной и расставлены ряды стульев. Едва гости расселись по местам, как прозвенел звонок, свет был притушен, и занавес поднят.

На сцене царил непроглядный мрак. Лишь крохотный светильник бросал слабый неверный свет на декорацию древнеримского форума. Неожиданно разразилась буря, сопровождаемая громом и молниями. На сцене появился дух древнеримского оратора Цицерона. Проведя тысячу семьсот лет в мире духов, Цицерон захотел увидеть, как живут нынче его возлюбленные римские соотечественники. И тут на сцене появился иноземец, сын германской земли. Он хотел зайти в один из ближайших домов, но ворота оказались заперты.

– Неужели еще так рано?! – удивился иноземец и достал из кармана часы. – Ох! – воскликнул он, – уже четвертый час утра на исходе, а ленивые римляне до сих пор нежатся в своих постелях!

Дух Цицерона следил за иноземцем с неослабевающим интересом. Он приблизился и удивленно вопросил:

– А скажи, чужеземец, что это у тебя за чудесный прибор, с помощью которого ты можешь узнавать, который теперь час?

Немец вынул из кармана часы и протянул Цицерону:

– Разве не случалось тебе видеть часов?

– Никогда. Я всего лишь дух великого Цицерона. Более тысячи семисот лет я провел в подземном мире Аида, и сегодня я явился в этот мир, чтобы посмотреть, как живут нынче римские граждане. И в наши дни были часы, но пользоваться ими можно было только в солнечный день, а никак не ночью.

Цицерон рассматривал карманные часы с живым интересом, а затем попросил чужестранца разъяснить, как они работают. Получив необходимые разъяснения, он удивился еще больше и воскликнул:

– Это воистину чудесное произведение искусства! Кто же тот мудрец, что изобрел этот прибор и откуда он родом?

– Изобретатель карманного хронометра – уроженец города Нюрнберга, что в Германии. Его имя — Петер Хеле.

– Германец? Не смеши меня, чужеземец. Каждый знает, что Германия — страна, чуждая цивилизации и просвещения. Там живут дикие пещерные варвары. Они охотятся на медведей и диких буйволов, одеваются в шкуры, а виноградную лозу им заменяет грубое, мерзкое ячменное пойло. Все это рассказал мне мой друг Юлий Цезарь, завоевавший часть этой дикой страны.

– Действительно – ответил чужеземец – дело обстояло именно так тысячу семьсот лет назад. Но с тех пор все изменилось самым коренным образом. Я готов продемонстрировать тебе и другие плоды германской творческой мысли. Вот, посмотри, пожалуйста, на эту книгу.

– О, да это же моя книга — «De Oficis»! Гляди-ка, какой ровный и чистый почерк! Как четко и прямо выписана каждая буква!

– Эта книга не написана, а напечатана.

– Что означает это слово – «напечатана»? — спросил пораженный Цицерон.

– В твои времена, когда писали книгу, уходила бездна труда на ее переписывание, и каждый, кто хотел книгу иметь, должен был нанять писца и заплатить ему большую сумму золотом. Разве не так?

– Разумеется!

– А в наши дни нет больше писцов и нет в них необходимости. Сегодня каждая буква вырезается из свинца, затем эти буквы соединяют в слова, слова – в предложения, а предложения — в страницы. На поверхность букв, набранных подобным образом, намазывают краску, затем прижимают к бумаге, и так за один раз печатают несколько копий одной страницы. Это позволяет за один день напечатать более тысячи экземпляров твоей, к примеру, книги.

– За один день! Не может такого быть! В мои дни на это потребовались бы многие годы! Скажи мне, кто же тот гений, в чьем просвещенном уме возникла эта замечательная идея, дабы знал я, кому подобает мне выразить почет и уважение.

– Изобретателем книгопечатания был Иоганн Гутенберг из Майнца.

– Майнц! Та самая деревенька, где Юлий Цезарь выстроил мост через Рейн! То есть снова германец! Чудеса да и только! Как это столь отсталый и непросвещенный народ смог добиться таких выдающихся успехов?

– Ох, до чего ж заспались сегодня римляне! – воскликнул чужеземец. – Следует разбудить их громким стуком!

С этими словами он извлек из кармана заряженный пистоль и выстрелил в воздух. Дух Цицерона вздрогнул в страхе.

– Разве ты ангел или демон из ада? – воскликнул Цицерон. – Как можешь ты исторгать из руки громы и молнии?

– Все, что ты видел и слышал, – рассмеялся чужестранец, – не более чем результат воспламенения пороха, так же являющегося изобретением германца, Бертольда Шварца.

– Да! Из народа варварского и отсталого вы превратились в талантливую и просвещенную нацию! Скажи же мне скорей, а что за это время придумали мои возлюбленные соотечественники? Ведь уже тысячу восемьсот лет назад они были народом просвещенным. Если даже германские варвары за это время умудрились шагнуть так далеко вперед, то что же говорить об итальянцах!

– Значит, ты хочешь знать, до чего дошли твои возлюбленные сограждане?

– Очень хочу!

– Ну так смотри и слушай!

Тут на сцене появился итальянский юноша-разносчик и возгласил:

– Расчески! Покупайте расчески!..

Занавес опустился.

Венецианская знать сидела, как прибитая к месту, не смея смотреть друг на друга от смущения, не находя слов для выражения смятенных чувств. Неожиданно всех охватили гнев и возмущение, по залу пробежал недовольный ропот, перешедший в возмущенные крики и восклицания в адрес немецкого принца, посмевшего выставить их всех на посмешище. Все вдруг стали искать принца, чтобы разорвать его на куски, но еще в середине спектакля Карл-Александр со всей своей свитой покинул Венецию. Веселые и довольные они ехали в своей роскошной карете, не переставая смеяться над посрамлением венецианской знати.

– Ты поставил спектакль с истинным искусством! – обратился принц к Зюссу. – Оказывается, ты человек выдающихся и разнообразных способностей!

– Мой добрый господин! – поспешил Зюсс использовать благодушное расположение принца. – С еще большим удовольствием я бы устроил кое-какое другое, гораздо более важное дельце!

– Да знаю, знаю! Ты мечтаешь сковать меня, старого холостяка, узами семейной жизни.

– А разве это не есть важное и необходимое дельце, Ваше Высочество? Разве не обязанность принца позаботиться о наследнике престола Вюртембергской династии?

– Ты прав, вне всякого сомнения. Видимо, мне следует обратить на это внимание, ты ведь, небось, и невесту уже присмотрел, а?

– Нет, Ваше Высочество.

– Ну, я думаю, не будет большой беды, если ты этим займешься. Мы уже убедились в том, что у тебя хороший вкус и что на тебя можно положиться. Моя будущая жена должна быть не просто подходящего знатного рода, скажем, принцесса какой-нибудь доброй династии, но еще и миловидной, и образованной.

– Знаком ли Вашему Высочеству Ансельм-Франц?

– Это тот, что славится своей роскошной жизнью в Брисле?

– Он самый.

– Ну, знаком. И что?

– У этого принца есть дочь, которой около двадцати лет, принцесса Мария-Августа. Один мой друг из Амстердама бывал в Брисле, и ему посчастливилось быть представленным принцессе. Он пишет, что в жизни не видел столь красивой девушки. Она также отличается живым умом и прочими исключительными качествами. Именно она является душой брисльского двора, благодаря чему там царит самая веселая и непринужденная атмосфера.

– Ты меня заинтриговал, Зюсс. Мы отправляемся в Брисль немедленно. Но горе тебе, если окажется, что ты что-то выдумал или раздул.

– Человек, сообщивший мне это, вполне заслуживает всяческого доверия.

– Да, но где мне взять денег, дабы появиться в Брисле достойным принца и жениха образом и чтобы впоследствии держать подобающий двор?

– Ну уж эту-то проблему Ваше Высочество может смело доверить мне, – ухмыльнулся Зюсс.

 

 

Глава седьмая

 

Финансовые дела

Принц и Зюсс отправились в Брисль. Оказалось, что принцесса Мария-Августа и вправду красавица, каких поискать, и во всех отношениях – само совершенство, в точности, как описывал ее Зюссу его амстердамский корреспондент. Она произвела на принца столь сильное впечатление, что он готов был немедленно с ней обручиться. Придворные брисльского двора по достоинству оценили партию для принцессы в лице наследника престола Вюртембергского герцогства. Вскоре состоялось обручение принца Карла-Александра и принцессы Марии-Августы, а через некоторое время была сыграна свадьба.

Принц еще проводил свой медовый месяц в Брисле, а Зюсс уже отправился во Франкфурт и Майнц доставать для принца деньги. Впервые за двадцать лет он оказался в тех местах, где прошли его юность и отрочество. Прибыв в Майнц, он решил поискать своего старого знакомого реб Лейба, торговца лесом, с которым познакомился на границе Голландии, на том памятном обрезании. За прошедшие двадцать лет Зюсс изменился самым решительным образом. Теперь он был уважаемым и состоятельным человеком. Он держал собственный выезд и пару породистых лошадей, при которых состоял кучер. Когда он стал спрашивать дом реб Лейба-лесоторговца, жители Майнца указали ему на одно из самых роскошных зданий в еврейском квартале. Реб Лейб более не занимался лесоторговлей. Состарившись, он отошел от дел и доживал свой век в покое, пользуясь накопленным за долгую жизнь богатством.

Едва коляска Зюсса остановилась у дома реб Лейба, как вокруг собралась толпа зевак и любопытных, желавших знать, что это за важный господин пожаловал. Престарелая его супруга приняла гостя с возможным радушием.

– Мужа нет дома, – объяснила она, – он сидит в Доме учения. Я пошлю кого-нибудь за ним.

Как это было принято в то время среди евреев, накопивших за долгую жизнь капитал, достаточный для почтенной и безбедной старости, реб Лейб направил свои силы на накопление капитала духовного, что принесет свои плоды в жизни будущей, и с усердием занимался учением, молитвой и нуждами общины, бо€льшую часть времени просиживая в синагоге.

Он появился дома через считанные минуты. Несколько мгновений он внимательно изучал гостя и затем спросил:

– Кого я имею честь принимать в своем доме?

– Разве вы меня не узнаете, реб Лейб? – удивился Зюсс.

– Откуда же мне быть знакомым с Его Превосходительством? Едва ли я видел вас когда в жизни.

– Неужели реб Лейб не помнит некого юношу, которого он устроил на должность у Якова Радригца в Амстердаме?

– А, Зюсс из Оппенгейма, молодой моэл!

– Это был единственный раз в жизни, когда мне пришлось быть моэлом.

– Так что же, Ваше Превосходительство и есть тот самый юноша? Я вижу, бедный юноша превратился в важного и богатого господина. Но остался ли он евреем?

– Да, я по-прежнему еврей, хотя тысячи разных людей и причин пытались принудить меня переменить веру.

– Так пусть Его Превосходительство остается с нами обедать. Не откажите старику. Карьяна! – обратился реб Лейб к своей жене. – Этот господин — мой старый друг. Он останется с нами обедать.

Между двумя евреями немедленно завязалась увлеченная беседа обо всем, что довелось им обоим пережить с тех пор, как они расстались. Под конец Зюсс спросил, как поживает его дядя, рабби Симха.

– Оппенгеймский раввин здоров и благополучен, – сообщил раби Лейб. – Не далее как вчера был у меня человек из Оппенгейма и передавал от него привет. Во время оно, возвратившись из Амстердама, я поведал ему о ваших приключениях. Он так и не смирился с побегом любимого племянника и очень был недоволен, что я не употребил все свое влияние, дабы вернуть вас домой.

– Но разве не к лучшему все случилось? Разве я не разбогател, не вышел в люди?

– А проходит ли ваша жизнь согласно Торе и заповедям?

– Нет. В условиях, в которых я живу, нет никакой возможности жить по Торе и соблюдать заповеди.

– Но разве не вы сами изначально выбрали такой образ жизни?

Зюсс криво ухмыльнулся.

– Давайте лучше сменим тему, реб Лейб. Занимаетесь ли вы еще лесоторговлей?

– Нет. С Б-жьей помощью я накопил достаточный для безбедной старости капитал. Я могу позволить себе просиживать целыми днями в синагоге, посвящая себя учению и молитве. Кроме того, я также собираю средства на нужды общины, являюсь старостой благотворительных обществ попечения больных, бедняков и бесприданниц. Слава Б-гу, сидеть без дела не приходится. А как вы? Успели ли жениться и есть ли у вас дети?

– Нет, я пока еще не женат. Постоянные разъезды и беспокойный образ жизни не оставляли мне времени подумать о женитьбе.

– Отчего же вы не хотите изменить этот беспокойный образ жизни, коли он не оставляет вам времени для самых возвышенных и естественных радостей жизни? Ведь вы утверждаете, что весьма богаты?

– Да, я и вправду весьма богат. Но у меня есть все возможности в несколько раз преумножить мой капитал, если я не оставлю дел еще несколько лет. Нынче я служу придворным поставщиком при принце Карле-Александре, будущем Вюртембергском герцоге. Надеюсь, ему недолго осталось ждать трона, и тогда все герцогство окажется под моим управлением. Принц считает меня незаменимым и не преминет предоставить мне такую возможность.

– Если такое когда и произойдет, вашей прямой обязанностью будет приложить все ваши способности на благо и процветание вверенной вам страны, а не на стяжательство личного капитала.

– Ха, ха, ха! Реб Лейб, да вы идеалист! Когда, наконец, Карл-Александр взойдет на трон, ему потребуются деньги – много денег, чтобы выплатить свои многочисленные долги. И еще больше – на удовлетворение его честолюбивых и разнообразных нужд и запросов, которые обходятся весьма недешево! И тогда моей обязанностью будет собирать все государственные доходы и управлять таким образом, чтобы эти доходы постоянно увеличивались, дабы будущий герцог мог расплатиться с долгами и развлекаться ни в чем не зная отказа. Понятно, что и на мою долю перепадут кое-какие крохи. Я буду просто дурак, если этим не воспользуюсь. Но все это — дело будущего. А пока что я должен отправиться во Франкфурт, закончить там одно дельце. Затем я думаю отправиться в Оппенгейм, посетить своего дядю. Я попрошу вас, реб Лейб, некоторое время сохранять мое инкогнито, ибо я намерен предстать перед дядей в образе незнакомца, чтобы иметь возможность выяснить, действительно ли он меня простил.

Реб Лейб пообещал хранить тайну. Проведя в доме реб Лейба целые сутки, Зюсс отправился во Франкфурт за деньгами для принца. К своему удивлению он обнаружил, что во Франкфурте не торопятся одалживать принцу большие суммы денег.

– Что?! – вскричал один еврейский банкир, первый, к которому обратился Зюсс. – Вы просите ссуду для этого принца? Да у него и так долгов больше, чем волос на голове. Я не дам для него и гроша.

Убедившись, что никакие объяснения, обещания и уговоры здесь не помогут, Зюсс обратился к другому известному в городе еврейскому финансисту.

– Ссуда для этого принца может очень неплохо окупиться, – пояснял Зюсс. – Через некоторое время принца ожидает Вюртембергское герцогство, и тогда вы преспокойно получите свои денежки назад с весьма жирными процентами.

– А кто может поручиться, что он это герцогство вообще когда-нибудь получит? Он не намного моложе нынешнего герцога. Кроме того, до меня дошли слухи, что герцог страдает незаживающей раной на ноге, полученной во время битвы при Кассано. А если принц не получит герцогства, то и я не увижу своих денег.

Убедившись, что от еврейских банкиров ему ничего не добиться, Зюсс обратился к христианам. Но и тут его ожидало горькое разочарование.

– Что?! – вскричал один известный протестантский банкир. – Чтоб я предоставлял ссуды этому принцу, этому безбожнику, сменившему протестантскую веру на католичество?!  Я пока не выжил из ума. Да пусть он хоть с голоду будет помирать, ни гроша из моих денег ему не видать!

Зюсс тут же отправился к банкиру-католику и поведал ему о том, как банкир-протестант глумился над католической верой, в надежде, что уж тот-то не откажет единоверцу в помощи. Тем не менее, банкир всего лишь рассмеялся и сказал:

– Этот банкир попросту глуп! Я никогда не позволяю себе мешать вопросы веры с финансовыми делами. Да пусть придут ко мне хоть от турецкого султана, я не откажу ему в займе, если увижу в том свою выгоду. И разве не являемся мы свидетелями тесных связей между тем же турецким султаном и Его Августейшим Величеством католическим королем Франции? И поэтому вы, господин поставщик, жестоко ошибаетесь, если думаете, что я стану одалживать деньги принцу лишь из тех соображений, что он католик. Именно по этой причине я буду вынужден вам отказать, ибо я прекрасно знаю вюртембергское общество. С них вполне станется лишить принца его права на престол как раз по причине его католического вероисповедания.

– Но, простите, – попытался объясниться Зюсс, – эти ваши опасения совершенно безосновательны! Дело это улажено еще в 1729 году, когда принц официально объявил, в ответ на требование вюртембергских граждан, что обещает не вмешиваться в дела Вюртембергской протестантской церкви. Англия и Дания в этом поручились.

– Если так, – объявил банкир, немного поразмыслив, – то я не вижу более никаких препятствий к предоставлению принцу требуемой ссуды. Какой суммой ограничены ваши полномочия?

– У меня неограниченные полномочия, – отвечал Зюсс. – Вот, убедитесь: здесь подписанные векселя с личной печатью принца, необходимо только вписать сумму.

– Что ж, видимо, вы пользуетесь большим доверием своего господина, возможно, даже  слишком большим!

Последовала быстрая сделка к вящему удовольствию обеих сторон. Довольный Зюсс, едва закончив дело, отправился в Оппенгейм.

 

Глава восьмая

 

В гостях у дяди

Множество неясных ощущений теснилось в груди Зюсса, когда он оказался в том городе, название которого стало его фамилией и где он провел дни своей юности. Когда его коляска ехала по улицам Оппенгейма, удивленные жители следили за ней с большим интересом. А уж когда эта коляска остановилась напротив дома раввина, любопытство возросло неописуемо. Зюсс не обращал никакого внимания на толпу любопытных, собравшихся вокруг его экипажа. Легко и непринужденно спрыгнув на землю, он вошел в дом.

Еще стоя в дверях, он застыл на месте, пораженный как громом, бестолково хлопая глазами. Перед ним стояла юная девушка, чей образ был ему столь знаком и столь памятен, столь дорог и столь любим, ибо это был образ его матери...

– Мама! – пробормотал он невольно. – Ты ли это? Неужто ты восстала из мертвых!

Девушка была задета и поражена подобным поведением незнакомца и глядела на него со смущением и испугом во взоре.

Зюсс вскорости пришел в себя и поспешил ее успокоить:

– Прошу вашего великодушного прощения, юная фрейлейн. Вы столь похожи на мою покойную мать, что, как только я взглянул на вас, мной овладел испуг. В любом случае я склонен рассматривать это как доброе предзнаменование, ибо первое, что я здесь увидел, был образ моей матушки, столь памятный и дорогой моему сердцу с детских лет. Я желал бы встретиться с раввином. Где я могу его найти?

– Отца нет дома. Он в Дилгайме на обрезании.

– Отца? Вашего отца? Простите, разве это не дом рабби Симхи Бенцлау?

– Да, так зовут моего отца.

– Вы удивили меня, юная фрейлейн! Насколько мне было известно, рабби Симха и его супруга не удостоились иметь детей.

– Да, в течение долгих лет так оно и было, но в конце концов Г-сподь наградил их дочерью.

– А где же ваша мать?

– Ее нет более в живых, – отвечала девушка грустным голосом, смахивая с ресниц непрошеную слезу. – Два года уже прошло с тех пор как упокоилась она последним упокоением на здешнем кладбище.

Благословен Судья праведный, – произнес Зюсс с печалью. – Что ж, видно не суждено мне увидеть добрую и уважаемую ребецн.

– Разве господин был знаком с моей матерью?

– Конечно! Я хорошо ее знал. Она была тихой и честной женщиной. Но она продолжает жить в образе столь прекрасной дочери! Сколько мне нужно будет ждать, дабы увидеть вашего отца?

– Я думаю, он скоро вернется.

– Позволите ли вы мне подождать его здесь?

– С большим удовольствием, господин.

Зюсс вышел на улицу и отослал свой экипаж на постоялый двор, а сам вернулся в дом. Девушка подала угощение и спросила:

– Смею ли я спросить, кого имеет честь мой отец принимать в своем

доме?

– Я старый приятель вашего отца. А позвольте и мне спросить, как ваше имя?

– Меня зовут Юдифь.

– Замечательное имя! И горе тому Олоферну, который посмеет к вам приблизиться!

– Господин! Я вас не понимаю!

– Как, разве вам неизвестна история Юдифи и Олоферна?

– Мне, разумеется, прекрасно известна эта история. Но я не понимаю, что господин имеет в виду?

– Как, разве вы забыли, что, приблизившись к Юдифь, Олоферн потерял голову?

Юдифь густо покраснела.

– Чем я дала повод господину, – воскликнула она с едва сдерживаемым возмущением, – говорить со мной в подобном тоне?

Зюсс позволил себе широко улыбнуться:

– Какое разительное между ними сходство, когда она сердится, – пробормотал он себе под нос, затем возвысил голос и, обращаясь к девушке, сказал: – Я смиренно прошу у вас прощения, ибо я, конечно же, не имел в виду вас обидеть. Просто я привык к манере обращения, принятой скорее при дворах европейских монархов, чем в доме раввина.

В эту минуту распахнулась дверь, и вошел рабби Симха.

За это время он заметно постарел. Его лицо обрамляла посеребренная сединой борода, но осанка осталась хорошей, а походка – прямой. Зюсс двинулся ему навстречу и обратился к нему с глубочайшим почтением:

– Да простит господин раввин, что я вторгся в его дом в его отсутствие!

– Господин – желанный гость в моем доме!

– Я из Венгрии.

– Из семи общин?

– Нет, из мест, граничащих с Турцией. Я привез рабби привет.

– От кого?

– От одного весьма близкого раввину человека.

– Я там никого не знаю. У меня вообще нет близких в тех местах.

– Разве не было у раввина не

когда племянника, которого раввин растил как сына в своем доме?

– Неужто Зюсс?

– Он самый.

– Он еще жив!

– Жив и здоров, но беден и несчастен.

– Так что ж он не едет ко мне? Я всегда разделю с ним то, что дал мне Г-сподь. Да и наследство, что оставила ему мать, по-прежнему у меня.

– И господин раввин готов простить того неблагодарного, что сбежал от него, как тать в ночи?

– Я уж давно его простил.

– И так же готов простить господин раввин, что целых двадцать лет он пропадал, не подавая о себе никаких вестей?

– И это я готов забыть!

– Но да будет известно раввину, что его племянник живет как грешник во Израиле!

– Спаси и помилуй, Г-сподь!

– Уж теперь-то раввин не захочет и слышать об этом несчастном, не

так ли?

– Нет, вовсе нет! Мне, конечно, горько и больно, но пусть лишь вернется ко мне, и я сделаю все возможное, дабы возвратить его на праведный путь!

– А если он придет лишь затем, чтобы получить свое наследство, а затем вновь сбежит?

– Нет, он ни за что так не поступит, едва лишь увидит, что я по-прежнему люблю его, единственного сына моей дорогой сестры, да будет память ее благословенна! Эта любовь всегда смягчала мое сердце, даже если ему случалось быть твердым, как скала!

Зюсс не мог более сдерживаться. Он в волнении схватил руку рабби Симхи и стал покрывать ее горячими поцелуями и слезами, бормоча смущенно:

– Дядя! Мой добрый дядя!

Рабби Симха замер в изумлении, некоторое время внимательно разглядывал Зюсса и, наконец, поднялся с места и воскликнул:

– Ты ли это, Зюсс, сынок?

Он простер руки и заключил Зюсса в долгие объятия.

– Юдифь, Юдифь! – закричал он дочери. – Иди скорей сюда. Твой двоюродный брат, о котором я тебе столько рассказывал, пожаловал к нам!

Весть о том, что племянник рабби Симхи, сбежавший от него много лет назад, возвратился богатым и знатным, вмиг разлетелась по городу. Все пришли убедиться в том, что это правда, так как на слово никто не желал верить.

Зюсс оставался в доме дяди несколько недель. Как и обещал, рабби Симха употреблял все свое влияние, дабы вернуть племянника на путь праведный. Зюсс прислушивался к его речам с таким вниманием, на которое рабби Симха и не надеялся. Затаив дыхание, он внимал речам дяди о святости Торы, Израиля и непреходящем значении законов, и все время своего пребывания в дядином доме вел себя во всем как праведный и Б-гобоязненный еврей.

В один прекрасный день Зюсс сказал рабби Симхе:

– Дядя! Ты сделал из меня нового человека! Теперь было бы весьма неплохо для закрепления всего этого, если бы ты отдал мне в жены свою дочь.

Рабби Симха вздрогнул, будто услышал что-то страшное.

– Отдать тебе в жены мою единственную дочь? – переспросил он, как бы не понимая.

– Так ты все еще стыдишься обстоятельств, запятнавших мое рождение?!

– Нет, – покачал головой рабби Симха, – вовсе не в этом причина моих сомнений. Я опасаюсь, что все твое праведное поведение в моем доме объясняется не истинным возвратом и раскаянием, но тем, что ты с самого начала замыслил получить мою дочь.

– Возможно, ты и прав, дядя! Но ты можешь быть совершенно уверен, что слово свое я сдержу, и я обещаю тебе вести достойный и праведный еврейский образ жизни согласно нашей Торе.

– Ох, сын мой! Слишком много ты у меня просишь! Ты требуешь такой жертвы, которую я не в состоянии принести. Ну, скажи сам, что будет после моей смерти, когда я уже не смогу спросить с тебя за нарушение обещания? Что будет, если жажда стяжательства вновь проснется в тебе и ты вернешься к своей нечестивой жизни? Ты сам знаешь, Юдифь – моя единственная дочь, которую берег я как зеницу ока, которую любил и лелеял всей душой. И единственная надежда всей моей жизни – это когда-нибудь воспитать ее детей в духе Торы и заповедей. Я думал выдать ее замуж за человека, чьим единственным стремлением будет эта благородная цель. Так скажи же, как ты, человек, столь долгое время пренебрегавший Торой, нарушавший Субботу и осквернявший уста свои нечистой пищей, как сможешь ты растить своих детей, воспитывая в них любовь к Торе и Б-гобоязненность?

– Дядя! Я расскажу тебе кое-что, что, возможно, заставит тебя изменить мнение обо мне и моем прошлом. Как тебе известно, принц, на службе у которого я состою, когда-то перешел из протестантства в католичество. И не раз склоняли меня и он, и его свита к тому, чтобы и я переменил свою веру на католическую. Но я гордо и мужественно сохранял преданность вере отцов. Все их посулы и уговоры были напрасны.

– И ты бы согласился оставить должность при дворе принца и остаться у меня?

– Как ты можешь требовать подобного от меня?! Разве ты не понимаешь, какое блестящее будущее ждет меня на службе у принца, после того как он займет герцогский трон?!

Неожиданно в дверь постучали. В дом вошел нарочный гонец.

– Неужели я наконец отыскал господина еврея? – обратился он к

Зюссу.

– Вы ли это, герр Фриц? – ответил Зюсс. – Что же привело егеря Его Высочества ко мне в Оппенгейм?

– Я явился к вам с важным поручением. Наш милостивый господин, Его Высочество принц, со своей супругой прибывает сегодня во Франкфурт. Получен указ Его Величества о назначении принца правителем Белграда. Вам, господин еврей, надлежит сопровождать Его Высочество в Белград, поэтому еще сегодня вы должны явиться во Франкфурт.

– Я еду, Фриц! Дядя, угостите нас обедом и бутылкой вина, а после мы отправимся во Франкфурт.

– Пожалуйста, Зюсс, не езди в Белград!

– Невозможно, дорогой дядя! Я обязан сопровождать принца!

 

 

Глава девятая

 

Зюсс – премьер министр

В час, когда Зюсс с придворным егерем выехали во Франкфурт, принц Карл-Александр сидел в своей комнате в гостинице и с нетерпением ожидал Зюсса, своего придворного поставщика. Он уже успел растратить все те деньги, которые с таким трудом добыл для него Зюсс, на балы, маскарады и азартные игры. Теперь, когда он собирался в Белград, ему вновь нужны были деньги.

Прибыв во Франкфурт, Зюсс вошел в покои принца и застал его сидящим за обедом в обществе молодой жены. Увидев Зюсса, принц закричал радостно:

– А, явился наконец! Я уж все глаза проглядел!

Зюсс поклонился принцу и поцеловал руку принцессы, которая одарила его в ответ лучезарной улыбкой.

– Садись-ка ты обедать с нами, – пригласил его принц. Зюсс застыл на мгновенье в раздумье. Неужели так быстро свернет он с пути, на который наставлял его добрый дядя столь недавно и столь усердно? Но с другой стороны, разве может он выставить себя перед принцем на посмешище, а возможно, даже потерять его милость и благоволение? В конце концов он глубоко вздохнул и присел к столу.

– Дорогой Зюсс, – обратилась к нему принцесса, – вы так тяжело вздыхаете. Разве вы испытываете нужду в чем-либо?

– Ваше милостивое высочество! – отвечал Зюсс. – Я только что возвратился из Оппенгейма, где гостил у дяди, единственного оставшегося у меня родственника. Я впервые встретил там свою кузину – прекрасную девушку, и она покорила мое сердце.

– Ну, и почему бы тебе не последовать нашему примеру, – рассмеялся принц, – отчего ты на ней не женишься?

– Потому что мой дядя ни за что не даст на это своего согласия, пока я не соберусь оставить своего милостивого господина, дабы жить при дяде в Оппенгейме.

– И что же ты решил?

– Моя жизнь и служба принадлежат принцу.

– Мой верный Зюсс! Никогда я этого тебе не забуду! Я и не знаю, что бы я без тебя делал. Мне опять нужны деньги. Моя дорогая жена уже позаботилась о том, чтобы наша казна опустела и нуждалась в новых вливаниях. Сейчас мне нужны деньги на переезд. В Белграде мы сможем жить немного скромнее.

– Ваше Высочество! Нынче добыть денег будет чрезвычайно трудно! Слыхали ли вы о последних событиях в Штутгарте?

– Что мой кузен, царствующий герцог, расстался, наконец, с графиней Гревениц, как того требовал германский государь?

– И что его жена к нему вернулась...

Принцесса деликатно хихикнула:

– И в каких годах нынче герцог?

– Ему пятьдесят четыре.

– А моя дорогая царствующая кузина?

Ее высочество герцогиня не намного его моложе.

– И несмотря на это, – добавил Зюсс, – был издан специальный указ молиться во всех церквах о ниспослании царствующей чете свыше наследника мужского пола.

– Наследник мужского пола, – заявил принц, – уже рожден и здравствует, и в этот час восседает он за обеденным столом в славном городе Франкфурте, что на реке Майн, и ему нужны деньги, много денег, дабы мог он появиться подобающим его высокому положению образом при дворе в Вене и представить там свою августейшую юную и прекрасную супругу. Поэтому, Зюсс, будь добр, достань мне денег лишь на этот раз. Когда меня коронуют, ты сполна получишь свое.

И снова начал Зюсс метаться от одного банкира к другому, но несмотря на все свое искусство и усердие, на этот раз ему не удалось выполнить пожелание принца. Во Франкфурте все уже слышали о молитвах в церквах Штутгарта, и никто не хотел ссужать деньгами принца, шансы которого на коронацию столь неясны. Разочарованию принца не было предела. Он-то как раз хотел появиться при дворе в Вене как подобает будущему герцогу, но без соответствующих средств это было невозможно. В конце концов Зюсс в порыве рвения предложил принцу весь свой личный капитал. Так поставил Зюсс накопленный путем самоотверженности и огромного труда за долгие годы капитал на одну единственную карту.

 

* * *

Не станем здесь описывать появление принца с его свитой при дворе государя Карла VI в Вене и как он проводил время на приемах и балах, устроенных в его честь. Не станем также останавливаться на том, каким был его путь в Белград, где он в течение трех лет служил верой и правдой, защищая австрийские рубежи. А лучше обратимся мы на минуту к событиям в Штутгарте, где вдруг разнеслась печальная весть о кончине Вюртембергского герцога Эбергарда-Людвига, приключившейся на пятьдесят седьмом году его жизни. Вместе с ней разнеслась и другая весть – о том, что в Штутгарте теперь будет новый правитель.

В трактире, что на улице Людвига, сидели за стаканом вина два чиновника и обсуждали последние события.

– Он был неплохим человеком, – говорил один из них, – упокой Г-споди его душу, и если бы не эта ведьма, напасть для всей страны, графиня Гревениц, он мог бы принести своей стране много пользы.

– Почему ты назвал ее ведьмой?

– А ты разве не слышал, как она некоторое время назад пыталась подкупить герцогского слугу, чтобы он добыл ей каплю герцогской крови? Она хотела использовать ее для темного колдовства и навсегда околдовать герцога.

– Если даже она и погрязла столь сильно в суевериях, это еще не значит, что ее потуги ворожить хоть чего-нибудь стоят. Нет, ее колдовство – в ее красоте и уме. И когда красота увяла,

а ум притупился, то пришел конец и ее колдовству.

– Прости, мой друг, но ход событий здесь нельзя назвать естественным. Эбергард-Людвиг был более чем разумным человеком, тем не менее он возвел эту Гревениц в ранг супруги, даже не разведясь со своей законной женой.

– А ты разве не слыхал: герцог утверждал, что поскольку он на своей земле церковный патриарх и наместник Б-га, как папа в Риме, то он имеет право позволить себе двух жен, точно так же, как папа некогда разрешил принцу Эрнсту Гляйхену.

– Что ж, по крайней мере новый герцог не вызывает подобных опасений. Он вообще католик.

– Это правда, но правда и то, что он торжественно поклялся не вмешиваться в дела протестантской церкви. Дай Б-г, чтобы он был более милостивым и успешным правителем. И кто же отправился за герцогом в Белград?

– За ним поехал генерал Ремхинген.

 

* * *

Да, так оно и было. Немедленно после смерти герцога собрались главы знатнейших семейств и возвестили коронацию принца Карла-Александра – ныне герцога Вюртембергского – вместо покойного герцога. На генерала Ремхингена и законоведа Шефера была возложена обязанность доставить нового герцога с турецких границ.

Карл-Александр, будучи военным до мозга костей, был в Белграде совершенно счастлив. Он заново отстроил крепости, заделав все проломы в стенах, а вследствие напряженности в отношениях с Турцией не было недостатка и в пограничных стычках, что весьма его радовало. Однако его молодая жена была не совсем довольна своей достаточно скучной жизнью в Белграде. Она всей душой тосковала по веселому брисльскому обществу, столь привычному для нее. Армейские офицеры и командиры, верные товарищи принца по оружию не умели развлечь его жену так, как ей было нужно. Эта задача естественным образом легла на плечи Зюсса.

– Если бы не Зюсс, я бы уже давно окончательно умерла от скуки, – говаривала принцесса.

В один прекрасный день супруги отправились на верховую прогулку в сопровождении Зюсса и нескольких офицеров.

– Милый, – обратилась принцесса к мужу, – отчего бы тебе не подать императору прошение об освобождении тебя от этой службы? Я здесь умираю со скуки. Если бы не твой находчивый поставщик, я бы не смогла дотянуть и до сего дня. Но сейчас мое терпение на пределе. Мы уже три года торчим здесь, вдали от цивилизованного общества. Государь сполна воспользовался нашей службой. Он не может требовать от нас, чтоб мы и дальше существовали в столь удушающей атмосфере!

– Ты безусловно права, дорогая. Но мне кажется, что не пристало солдату просить перевода из того места, где он наиболее полезен. Повсюду ныне царит мир, и только здесь, на турецкой границе, происходят частые стычки, поэтому мое место здесь. Но если ты хочешь на какое-то время отправиться в Париж или в Вену... Что ж, но для этого нужны деньги – то, чего мне вечно не хватает.

– А что, нет ли каких новостей из Штутгарта?

– Нет, лишь ходят слухи, что герцог оставил свою страстную мечту породить наследника и находит утешение в объятиях новой пассии – графини Витгенштейн. О, смотри, в нашу сторону едет экипаж с военным эскортом! Что бы это могло быть?

Принц и принцесса остановили лошадей.

– Ты видишь приближающийся экипаж? – спросил принц Зюсса.

– О, это штутгартский экипаж! – воскликнул Зюсс вглядевшись. – Не иначе как моего господина ждут добрые вести!

– Ты думаешь...

– Я думаю, что Эбергард-Людвиг ушел от нас. Еще три дня назад я получил письмо от своего приятеля, в котором сообщалось о его тяжелой болезни.

– И ты скрыл от меня это известие?

– Я не хотел будить в господине напрасных надежд, доколе нет твердой уверенности.

А экипаж тем временем приближался. Как только его пассажиры заметили принца и сопровождающих, они приказали кучеру остановиться. Ремхинген и Шефер резво выпрыгнули из коляски, склонились в глубоком поклоне и торжественно провозгласили:

– Да живет и здравствует Карл-Александр – герцог Вюртембергский!

– Да живет и здравствует Его Высочество, милостивый герцог! – воскликнул Зюсс в волнении. Сопровождавшие офицеры сняли шляпы и склонились в знак глубокого почтения.

Долгое время пребывал Карл Александр в неком оцепенении, как бы не веря собственным ушам. В конце концов он очнулся и с энтузиазмом воскликнул:

– Генерал Ремхинген! Вы человек, принесший мне добрую весть! В благодарность за это я назначаю вас военным министром!

– А как вас зовут, добрый вестник? – обратился принц к Шеферу.

– Верный слуга Вашего Высочества юридический советник Шефер.

– Назначаю вас председателем палаты общин!

– Премного благодарен, Ваше Высочество, – отвечал Ремхинген. – Его превосходительство господин премьер-министр граф Гревениц...

– Что? – зашипел принц. – Брат этой узурпаторши, которую зовут национальным бедствием? Он до сих пор премьер-министр? Я отстраняю его! Я уже назначил другого на эту должность! Того, кто доныне был моим придворным поставщиком, Зюсса Оппенгеймера. Отныне он будет премьер-министром и главой моего правительства!

Продолжение следует

Перевод Э. Погребинского

 

 

<< содержание 

 

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

 E-mail:   lechaim@lechaim.ru