[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАЙ 2002 ИЯР 5762 — 5 (121)
Я ВЫШЛА ЗАМУЖ ЗА ЕВРЕЯ
Слава Еремко
В 51-м году я работала на радио. Называлось это учреждение сокращенно КРВ (Комитет радиовещания), в отличие от КРИ (Комитет радиоинформации). Сотрудники КРВ вещали на заграницу. Слушала ли их заграница – было неизвестно, поэтому этот комитет негласно назывался «могила неизвестного журналиста». Сотрудники КРИ вещали на Советский Союз. И те и другие находились в одном здании, в самом центре Москвы, на площади Пушкина.
В КРВ я попала случайно, работу журналиста представляла себе плохо и чувствовала себя очень неуютно среди незнакомой мне породы людей: журналистов-международников.
Каждый день я приходила на работу к 9 часам утра, брала центральные советские газеты и вырезала из них все «новости», которые, по мнению моего начальства, могли представлять интерес для корейцев (работала я литсотрудником корейской редакции). В Корее шла война, и корейцам надо было сообщать о героической борьбе советского народа против фашистских захватчиков и о героических усилиях советского народа в «восстановительный период».
Набрать таких «новостей» на получасовую передачу можно было очень быстро. И, отдав эти новости переводить (для этого мне не нужно было никуда выходить, т.к. все сотрудники редакции – шесть человек русских, два диктора-корейца, приехавшие специально для этой работы из Северной Кореи, и четыре переводчика – корейцы советского подданства – сидели в одной 20-метровой комнате), я практически целый день была свободна и могла наблюдать, как работают остальные.
Смысл работы этих остальных (журналистов-международников) был для меня совершенно непонятен. Обычно на летучке наш главный говорил:
– Сегодня в «Белом ТАССе» я прочел очень интересный факт. (Читать «Белый ТАСС» могли только два человека в нашей редакции – главный редактор и его заместитель. Допуск к такому чтению был актом особого доверия.) Американский сенатор такой-то прибыл в Японию. Факт этот важный и заслуживает отдельного комментария – минут на 15 – 20. Владимир Михайлович, вы возьметесь написать об этом странички три-четыре? Задние серьезное!
Ни разу за два с половиной года работы я не слышала, как Владимир Михайлович или кто-нибудь другой отказался бы от подобного задания или спасовал бы перед его серьезностью. Задания такие оплачивались отдельным гонораром.
– Возьметесь? Очень хорошо. Завтра в редакцию можете не приходить, посидите в библиотеке, почитайте материальчик. Послезавтра комментарий должен лежать у меня на столе.
И комментарий в назначенный срок лежал на столе. Его обсуждали. Делали замечания и называли хорошим, или удачным, или талантливым. Вот это и было для меня непонятным. Я никак не могла увидеть, чем удачный комментарий отличается от неудачного. Они все были одинаковые, как диетические яйца по рубль пять копеек.
Авторы «диетических яиц» были искренне уверены, что каждый раз они создают что-то новое и что ирония в их произведениях – убийственна. И неясно было только одно; как еще эти американские сенаторы, символы невежества и мракобесия, продолжают разъезжать по всему свету.
Совсем это стало неясно после того, как на общем собрании сотрудников всех дальневосточных редакций ответственный секретарь японской редакции, маленький человек с лицом большой обезьянки, по фамилии Цехоня, громогласно объявил, что американский сенатор О’Конели укусил бродячую собаку за фост. Я тогда подумала, что эти сенаторы действительно дошли до предела. Правда, «фост» ошарашил меня тоже. И я почему-то вспомнила, что когда я только устраивалась на радио и ходила в отдел кадров, я тоже была несколько ошарашена.
Во время моего четвертого посещения в отделе кадров мне сказали, что на работу меня возьмут и сейчас познакомят с главным редактором. Как раз в это время в огромную комнату отдела вошел мужчина. Он был большой, грузный, а сел на стул как провинившийся школьник. У меня мелькнуло, что это, наверное, какой-нибудь завхоз и сейчас его прямо при мне будут ругать.
– Знакомьтесь, Николай Арсеньевич, ваш новый литсотрудник.
– Здравствуйте.
– Здравствуйте. – «Завхоз» не снял своих рук с колен и посмотрел на меня неодобрительно. Я ему явно не нравилась и явно была ему не нужна. Дома я рассказала мужу, как завхоз вдруг оказался редактором.
– По-моему, литсотрудник Сметанину нужен как зубная боль.
– Кому?
– Главному редактору корейской редакции.
– Так это Сметанин?
– А откуда ты его знаешь?
– Это знаменитый человек. В 30-е годы было такое движение: рабочие в дипломатию. Возглавил движение обувщик Сметанин. Я читал в мемуарах Риббентропа, как такой посол появился в Германии. Риббентроп написал об этом так:
«Этот новый русский посол очень талантливо притворяется идиотом. Но нас он не проведет».
Сметанин идиотом мне не показался. Но на радио мне было не по себе. И не только от моей «международной» тупости. Шел 1951 год. Нарастали разговоры о евреях. А я только что вышла замуж и попала в еврейскую семью.
Милая женщина из дома, где я прожила до своих 24 лет, спросила меня, встретив на улице:
– Слава-славная, как ты живешь теперь? Ведь евреи совсем по-другому едят!
Я растерялась. Действительно, мама никогда не покупала колбасы, а в семье моего мужа колбасу покупают и очень любят.
***
На работе, в машбюро, куда я приносила материалы для перепечатки, было три машинистки. Одна пожилая, одна молодая с лицом куклы Кати и еще одна молодая, ругающаяся матом. Она переживала вслух свою любовь:
– Надо же, вот случай! Есть куда, есть чем, а негде!
Как-то я была неожиданно тронута вопросом пожилой машинистки:
– Говорят, вы замуж вышли? Как вы живете теперь? Где? В одной комнате, вместе с родителями мужа? Мой сын, – обращается она уже ко всем, – попался на такие же вот глаза – видят что-то удивительное. Чему вы все время удивляетесь?
Сейчас я удивлялась тому, как этой женщине было плохо среди ее коллег.
– Вы, Марь Григорьевна, зубы нам не заговаривайте, – продолжает матерщинница. – Где прячете золото? Много его накопили?
– Ну какое у меня может быть золото? Мои пальцы? Так такое же есть и у вас!
– Пальцы! Мы не пальцем деланные! Это чтоб у евреев не было золота?! За кого вы нас принимаете?!
– Шурочка, откуда вы взяли, что у евреев обязательно должно быть золото? – вырвалось у меня.
– Иди, иди, удивляй мужиков своей редакции. На меня вытаращенные глаза не действуют. Что-то ни одного русского на тебя не нашлось. Во мне по крайней мере ни одного еврея не было! И у твоего еврея золота нету?!
Я задохнулась. Я могла, конечно, не знать очень многого про своего мужа. Но что у него, студента-заочника, которого никуда не брали на работу из-за пятого пункта, не было золота, – это я знала.
Подобные разговоры приводили к тому, что иногда в самый разгар рабочего дня я вдруг начинала мечтать. Хорошо бы сейчас был праздник! 7 Ноября или 1 Мая! Вся наша редакция пошла бы на демонстрацию. И вот мы идем по улице Горького, а рядом с нами идет колонна Тушинского авиационного завода. И вдруг из этой колонны ко мне бросается мой двоюродный брат Иван (Иван светлоглазый, светловолосый). Он кричит: «Сестренка!» Я его целую и говорю всем: «Знакомьтесь, мой брат, Иван Иванович Кононенко!» И все видят, что я, имея такого брата, просто физически не могу быть еврейкой.
Вечером я говорю своему мужу:
– Ты мне можешь объяснить, в чем дело? Почему во все века все народы ненавидели и преследовали евреев?
– Могу. Твой вопрос означает, что болезнь, называемая антисемитизмом, уже коснулась и тебя!
– Ты считаешь это объяснение удовлетворительным?
– Вполне.
– Тебе больно от моего вопроса?
– Ничуть.
Радио было учреждением вулканическим. Его все время трясло. Оно все время меняло свою структуру, своих сотрудников, свои наименования. Без всяких видимых причин корейская редакция расширилась. У нас появился новый редактор: Иза Двинина.
Иза и ее муж только что окончили МИМО – Московский институт международных отношений. Иза оказалась вполне симпатичной молодой женщиной, и мы с ней скоро стали приятельницами. Мы вместе ходили обедать, вместе возвращались с работы. Я познакомила ее со своим мужем. Как-то я даже рассказала ей о своих отношениях с его родителями. Она внимательно выслушала мой рассказ и сказала, что я очень интересно живу!
Выяснилось, что Иза поступила на работу беременной. Вся наша редакция ходила к ней в роддом, потом навещали ее по очереди уже у нее дома, потом она вернулась на работу молодой мамой и мы начали обсуждать трудности, связанные с домработницей. Все было нормально и обычно. И именно Изой, Луизой Игнатьевной Новиковой-Двининой, дочерью министра СССР Игната Новикова и женой будущего специального корреспондента Московского радио в Париже, красавца Валентина Двинина, в самом центре Москвы, на площади Пушкина, в здании КРВ, я была убита насмерть!..
Шел 53-й год. Еврейская тема росла, как закипающее молоко. Уже несколько раз наша секретарша подходила ко мне и гладила мои волосы:
– Бедная вы наша. Нехитрая вы очень. Вам бы сейчас развестись! Ну были б вы нехорошая. Замуж вас возьмут, не бойтесь!
– Зиночка, вы что? Почему меня должны брать замуж при живом муже?
– Ой, Слава, у нас в самом начале войны двух девушек выслали. А они только путались с немцами, не регистрировались даже!
– Зиночка, при чем тут я?
– Всех евреев высылать будут. Вас с вашим тоже прихватят!
– Зина, перестаньте говорить глупости!
***
Дома. После работы. Мы все сидим за столом и пьем чай. Мой свекор, очень добрый человек, рассказывает:
– Я сегодня был в одном доме. Милые, интеллигентные люди. Он мне сказал, что это вторая его жена. Еврейка.
С первой он прожил 20 лет. У них были дети. Когда в их город пришли немцы, она, его первая жена, русская, пошла в комендатуру и сказала, что ее
муж – жид.
Я молчу. Свекровь взвизгивает:
– Сволочь. Настоящая сволочь. Ее мало повесить!
Муж смотрит на меня и улыбается. Я спрашиваю:
– Михаил Владимирович, а почему она так сделала?
– Не знаю, Слава.
Завтра рассказ варьировался:
– Я знаком с одной семьей. Хорошие люди. Она еврейка, он русский. У них сын семи лет. Однажды сын приходит из школы и плачет. «Что случилось?» – у него спрашивают. Он рассказывает, что учительница в классе попросила: «Русские, встаньте». Ребята встали. Потом она сказала: «Евреи, встаньте». Несколько человек встали, а он сидел. Он не знал, кто он – русский или еврей. И почему такой кроха должен это знать?! Я спрашиваю,
почему?!
Я чувствую, что евреи – больной вопрос для отца моего мужа, но как ему помочь, я не знаю.
***
На работе, в редакции.
– Славик, ты видела «Тарзан»?
– Видела, ужасно понравилось.
– Слава, а зачем вы ходите в кино? – это один из международников. – Вы имеете шанс самой оказаться героиней!
– Найти дома залежи золота?
– Вполне возможно и это. Но главное, выведайте у своих родственников всё про заговоры!
Это уже что-то новое.
– Вы имеете в виду выведать, как достать в магазине курицу без очереди или как перегородить комнату с одним окном?
– Не притворяйтесь дурой. Берите пример с Тимашук (Лидия Тимашук – героиня тогдашних газетных статей, раскрывшая несуществующий заговор «врачей-убийц»).
Вы находитесь внутри. Один из корейцев, очевидно, пожалел меня и решил изменить тему разговора:
– Слышите, за городом, где Роза Ли снимает комнату, очень часто стали воровать и убивать. Недавно мальчика убили.
– Ну, это как раз понятно, – говорит Иза.
– Почему понятно?
– Убийство русского мальчика. Обычное ритуальное убийство на Пасху.
– Изка, ты пошутила не в очень подходящее время.
– Я не пошутила. Это известно всем. Кроме тебя, конечно...
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru