[<<Содержание] [Архив]       ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2002 НИСАН 5762 — 4 (120)

Ки сисо

Время

И будут хранить Субботу сыны Израиля, отделяя Субботу от прочих дней во всех поколениях своих; ... шесть дней творил Б-г небо и землю, а в седьмой – прекратил и пребывал в покое.

Шмойс, 31:16,17

Всему свое время, и время всякой вещи

под небом... время войне, и время миру.

Коэлес, 3: 1, 8

Кажется, что мы постоянно пребываем в состоянии войны. Есть войны «настоящие» – сражения регулярных армий, вооружение которых год от года все изощренней. Такие войны сплачивают нацию в едином порыве: все как один выступают против врага, угрожающего «жизненным интересам» как каждого индивида, так и целого народа. Но даже в мирные, с точки зрения политики, времена мы ведем непрестанное сражение с демонами, угрожающими нашему материальному и моральному благополучию, – с преступностью, наркоманией, болезнями, неграмотностью, наконец. При этом мы ведем еще борьбу с собой – будь то наши лень или эгоизм или вредные привычки, – борьбу с курением, со склонностью к обжорству...

Дело не ограничивается борьбой со злом, с силами разрушения и отрицания: в социуме, в школе или на работе, мы постоянно боремся за место в первых рядах, боремся с тем, что мешает нашему продвижению к успеху. Боремся, чтобы получать больше денег, эффективнее тратить время, реализовать заложенные в нас таланты, отточить ум, выковать характер. В человеческой сущности заложено неизбывное стремление к совершенствованию, преодолению себя, к тому, чтобы превзойти прошлые свои достижения. Борьба человека с прошлым непрерывна.

Даже если мы победим очевидное зло, заполонившее этот мир, даже если нам удастся извлечь из-под спуда материальности Б-жественность, то есть самую суть творения Б-га, обретем ли мы при этом покой и умиротворенность?.. Нас обступает хаос. Солнечная система вращается, как волчок, галактики разбегаются друг от друга; земное ядро пульсирует, погода зависит от атмосферных вихрей, океаны грозят выйти из берегов... Жизнь как физический процесс сопряжена с постоянным движением: толкая кровь, бьется сердце, сокращаются, выдыхая воздух, легкие... Что касается неодушевленного бытия, то оно кажется нам неподвижным, только пока мы не постигли, что на атомном и молекулярном уровнях мы также имеем дело с движением. Пребывать в движении – значит меняться, а всякое изменение – борьба, борьба за то, чтобы нарушить столь неустойчивое статус-кво и вызвать к жизни новую реальность.

Не осознавая необходимости постоянных изменений, в том, что ситуация такова, мы склонны винить в первую очередь время. Только оно одно властно над тем, что прошлое остается за спиной, настоящее не может нас полностью удовлетворить, а будущее – ускользающая цель, к которой обращены все наши помыслы. Время – прародитель движения, изменений и борьбы. Время – та канва, по которой «вышиваются» все столкновения этой жизни. Может закрасться мысль, что, покуда мы существуем во времени и наша жизнь зависит от биения сердца и дыхания, жизнь так и будет оставаться сражением.

Дано ли нам выйти за границы времени? Там, за его пределами, нет движения, напряженности, столкновения противоречий. Но такому существованию неведомы ни принятие вызова, ни изменения к лучшему, иными словами – неведом прогресс.

Так будет ли конец нашему беспокойству в этой жизни? Должен ли быть положен ему конец?

Сотворение времени

У каждого дня – своя функция.

Зоар, ч. III, 94б

Мудрецы утверждают: время – сотворенная сущность. Как все тварное, оно было извлечено из небытия волей Всесильного. Иначе говоря, до сотворения мира

Б-гом оно не существовало не просто потому, что не было физических объектов или сил и не происходило ничего, что могло бы «маркировать» течение времени, а потому, что такая сущность, как время, сама природа, субстанция и понятие времени еще не были сотворены.

Б-г сотворил вселенную в семь дней, в каждый из этих дней создавая новый класс элементов, соответствующий сущностной природе данного дня. Эти семь дней изначально служат проводниками семи Б-жественных атрибутов (сфиройс), которые Всесильный привлек в сотворенную Им реальность. Сотворенное в первый день обладает «дающей», или «дарующей» природой, соответствующей Б-жественному атрибуту Хесед, «под знаком которого» и проходит этот день творения. Сотворенное во второй день проникнуто началом «принуждения» и «суровости», соотнесенных с атрибутом Гвура, и т.д.

То, что истинно в отношении творения в целом, истинно и в отношении времени. Время, как и вселенная, в которой оно существует, также сотворено за семь дней и обладает семью определенными качествами, поскольку каждый из дней творения вызывал к бытию новый «параметр» времени.

То есть Всесильным было сотворено не только время как таковое, но и само его деление – циклы, которыми мы пользуемся, чтобы его измерять и различать. День, неделя, месяц, год – это не произвольно избранные нами мерила времени, не «искусственные единицы измерения», изобретенные человеком на основе теоретического описания реальности, чтобы иметь возможность планировать деловые встречи, труды и отдых. Нет. День, неделя, месяц и год отражают саму фактуру времени и его характер.

Неделя – основополагающая мера. Творение времени за семь дней означает, что оно «спектрально» подразделяется на семь единиц: «время-Хесед» было создано в первый день творения, «время-Гвура» – во второй и т.д., покуда не «завершил Всесильный в седьмой день дело свое, которое Он созидал» (Брейшис, 2:2), и покуда все семь основных компонентов времени не были сотворены и «встроены» в семидневный цикл.

Отсюда становится ясным, почему на иврите воскресенье называется Йом ришон – «первый день», понедельник – Йом шейни, «второй день» и т.д. Речь идет не просто о соответствии первой неделе мира, в которой воскресенье было первым днем, а понедельник – вторым. Каждое воскресенье – первый день в буквальном смысле слова, первый день нового временного цикла, повторяющегося из раза в раз, раскрывающегося с самого начала и являющего семь различных качеств времени.

Элемент отдыха

И завершил Всесильный в седьмой день

дело свое, которое Он созидал, и почил

в день седьмой от всего произведения

своего, которое Он созидал.

Брейшис, 2:2

Этот стих, кажется, противоречит самому себе: закончил ли Б-г работу в седьмой день или до седьмого дня? Заняло ли творение шесть или семь дней?

Мудрецы поясняют: «Чего не хватало миру? Отдыха. Когда была явлена Суббота, был явлен отдых» (Раши на этот стих). В Субботу Б-г сотворил отдых как последний кирпичик, венчающий здание творения.

В канун Субботы сотворение времени было почти завершено: ему не хватало лишь одного – первоначала, связанного с отдыхом. Едва было сотворено время Субботы (время, содержащее в себе отдых), как цикл оказался завершен.

Но можно ли считать «отдых» характеристикой времени? Не является ли время и сопутствующий ему феномен – движение – антитезой отдыха и покоя?

Необходимо учитывать следующее. Суббота является таким фрагментом времени, который преодолевает присущие ему границы, придавая времени трансцендентность. Таким образом, будучи синонимом движения и изменения, время включает в себя и элемент покоя и отдыха – так в рамках времени нам явлена возможность создать зону безмятежности и постоянства. Возможность привнести гармонию и спокойствие в жизнь, исполненную борьбы и перемен.

В то время как «шесть дней» недели согласно Торе проходят под знаком «войны против врагов твоих» (Дворим, 21:10; Ликутей Тора, Сейцей, 35в и далее), о Субботе сказано: «сидите каждый у себя, да не выходит никто из места своего в день седьмой» (Шмойс, 16:29). Если наше жизненное призвание состоит в том, чтобы «выходить» на битву во имя изгнания зла, совершенствовать несовершенное и преодолевать пределы ограниченного человеческого «я», то в это же призвание включена и возможность обретения покоя и отдыха. Нам, пребывающим в родных стенах и в мире, даровано обретение истинного «я» и истинного места в жизни. Так жизнь отмечена не только неизбывным стремлением к обретению чего-либо, но и нахождением в покое, когда нечто уже достигнуто и исполнено.

Вкус

Первую Субботу тьма не объяла.

Свет в тот день сиял 36 часов.

Мидраш Раба, Брейшис, 11:2

Вся неделя проникнута влиянием Субботы. Если в повседневной жизни мы испытываем не только потребность что-либо достигать, но и удовлетворение, когда что-то уже достигнуто, если нам дана возможность не только побеждать враждебную нам реальность, но и преображать ее, превращая в дружественную, если наша жизнь не только цепь непрерывных деяний, но есть в ней и радость достижения, то объясняется это тем, что Суббота – остров покоя в море изменений – своей сущностью пронизывает остальные шесть компонентов недели.

Между тем, если каждый из дней недели несет в себе что-то от Субботы, то сама она связана с теми параметрами времени, сущность которых – покой и безмятежность. «Шесть дней работай и делай всю работу свою (букв. “сделай”), а день седьмой, Суббота – Б-гу...» (Шмойс, 20:9,10). Но как можем мы сказать кому бы то ни было, чтобы «сделал всю работу свою» за шесть дней? Сделать «всю работу свою» в течение жизни – и то немалый подвиг! Но к Субботе, поясняют мудрецы, «вся наша работа» «сделается» (Мехилта на этот стих). Суббота не только пауза в трудах жизни, она – отблеск свершения всей жизни и несет в себе вкус этого свершения.

В Субботу мы прекращаем борьбу с миром не потому, что мысль о совершенстве «отложена», но потому что в Субботу мир совершенен, и мы обретаем связь с тем, что есть неизменного и совершенного в мире. В этот день мы прекращаем борьбу с тьмой не только ради того, чтобы восстановить силы для битвы, но также и потому, что, когда приходит Суббота, есть только свет – свет, сотворенный нашими благими делами. В течение всей недели этот свет был сокрыт покровом мирских забот, со всех сторон обступающих нашу повседневную жизнь, однако теперь нашему очистившемуся «я» он стал явствен.

Это также объясняет, почему воскресенье действительно «первый день». Суббота – погружение в область, неподвластную времени, она – область, лежащая за пределами той борьбы, которой отмечена повседневная жизнь. «Переходя» Субботу, мы вновь погружаемся в существование во времени. Но при этом время – как движение, как поток изменений – обновляется.

Однако Суббота – лишь преддверие «дня, который есть вечная Суббота, покой и отдых жизни вечной» (благословение трапезы, дополнение к Субботе), то есть неделя, состоящая из семи дней, является малым отражением большого времени мироздания. Даже сама история – это шесть «рабочих дней» тысячелетий, а седьмое тысячелетие отдыха – эра Мошиаха (Комментарий Нахманида на Брейшис, 2:3).

В Субботу, завершающую обычную неделю, нам в нашем опыте явлено то совершенство, которое достигнуто за счет усилий предшествовавших шести дней – усилий самосовершенствования и улучшения мира. Эра Мошиаха – время, когда соединятся усилия всех поколений, чтобы обрести завершение и исполнение. Это время, когда все благие деяния, слова и помыслы шести тысячелетий истории обретут, наконец, свое завершение, воплотившись в истинно наполненный покоем и безмятежностью мир, мир, свободный от дисгармонии и споров, исполненный мудрости, блага и совершенства Создателя.

Ваякгел-Пкудей

Сосуд

Зачем мы здесь?

Этим вопросом вопросов задаются философы всех направлений,

изучающие Тору, и каждый отвечает

на него по-своему.

В Талмуде написано лаконично и ясно:

«Я был создан, дабы служить моему Творцу»

(Талмуд, Кидушин, 82б).

Этическое учение Мусар определяет цель жизни как усовершенствование личных качеств человека. В Зоаре говорится, что Г-сподь создал нас «дабы Его творения знали Его» (Зоар, ч. II, 42б). Мудрец Кабалы рабби Ицхок Лурия («Святой Ари», 1534-1572) предложил следующее объяснение творения: Б-г есть сущность Добра, и в природе добра – даровать добро. Но добро нельзя даровать, если его некому принять. Поэтому Б-г создал наш мир — чтобы было кому принять Его Добро.

Учение хасидизма объясняет: эти доводы, как и те, что приводятся в других кабалистических и философских трудах, — все то же Б-жественное желание творить, только выраженное в разнообразных «мирах» или «царствах», сотворенных Б-гом. Также хасидизм предлагает собственную трактовку этого Б-жественного желания, говоря, что мы «создаем дом для Б-га в материальном мире».

Дом для Б-га

Что значит «сделать наш мир домом для Б-га»?

Главный догмат нашей веры заключается в том, что «вся земля полна славы Его» (Эц Хаим, Шаар а-Клолим, гл. 1) и «нет места, где Он не присутствует». Следовательно, нам не надо приводить Б-га в материальный мир – Он уже там. Однако Б-г может обитать в мире, не ощущая его своим домом.

Быть «дома» – значит находиться в месте, «восприимчивом» к вашему присутствию, устроенном для удовлетворения ваших нужд и желаний. Здесь вы можете быть самим собой, таким, какой есть, в отличие от того, каким вы можете быть в прочих местах.

Материальный мир в своем обычном виде для Б-га отнюдь не гостеприимная среда. Если можно выделить общее для всего материального, так это присущий ему эгоцентризм – всякая вещь утверждает себя как основу и цель существования. Каждой своей частицей камень провозглашает: «Я – есть». Все инстинкты дерева и животного направлены на самосохранение и размножение, что и является для них целью всякого действия. А кто больше человека превратил честолюбие в искусство и самовозвеличивание во всепоглощающий идеал?

Эгоцентризм, себялюбие мешают видеть суть стоящего за ними, а суть такова: творение – не цель, а всего лишь производное своего Творца и Его орудие. Но себялюбие – не случайная или второстепенная примета нашего мира, а его определяющая черта. Так что, дабы сделать наш мир «домом» для Б-га, мы должны изменить природу этого мира, перестроить его основы: из сущности, ориентированной на самое себя, создать нечто, существующее ради куда более значительных целей.

Мы осуществляем такое изменение всякий раз, когда обращаем материальный объект или духовные усилия на службу Б-гу: беря ли кусок кожи для изготовления тфилин, отдавая ли банкноту на благотворительность или используя свой разум для изучения главы Торы, – все суть осуществление такого изменения. В своем изначальном состоянии кусок кожи как бы заявляет: «Я – существую», но в тфилин это «заявление» уже иное: «Я существую, чтобы служить своему Творцу». Доллар в кармане «нашептывает»: «Жадность прекрасна», а в ящике для пожертвований он «считает» иначе: «Цель жизни – не брать, а давать». Человеческий разум алчет: «Обогащай себя», разум же, изучающий Тору, наставляет: «Познавай Б-га твоего».

Границы личности

Два основных шага способны привести к тому, чтобы сделать наш мир домом для Б-га. Первый из них – превращение материальных объектов в «сосуды Б-жественности» (из куска кожи сделать тфилин, дать деньги на благотворительность, выделить время для изучения Торы), второй – использование этих «сосудов» для служения Б-жественному (накладывать тфилин на руку и голову, использовать пожертвования, чтобы накормить голодных, изучать Тору, дабы познавать

Б-га, и т.д.).

На первый взгляд может показаться, что второй шаг более важный, а первый – всего лишь нечто, его предваряющее. Но, узнавая из Торы, как в нашем мире был построен первый дом для Б-га – Мишкан, мы уясняем, что основное значение придается строительству «дома», а не собственно его использованию в качестве Б-жественной обители.

Сооружению Святилища, которое строят дети Израиля в пустыне, посвящена значительная часть книги Шмойс. Тора, зачастую настолько скупая на слова, что многие законы в ней заключены в одном лишь слове или даже букве, на сей раз не скупится на подробности. Пятнадцать материалов, используемых для Святилища, – золото и серебро, и медь, и голубая шерсть, и багряница, и червленица, и лен, и козья шерсть, и шкуры бараньи, окрашенные в красный цвет, и шкуры тахашей, и стволы акации, и масло для меноры, и благовония для масла помазания и ароматного воскурения, и ониксы, и другие камни, вставляемые в эйфод и хошен (Шмойс, 25:3-7) – перечисляются трижды. Во-первых, Б-г перечисляет эти материалы, повелевая Моше построить Мишкан, затем Моше полностью перечисляет их, передавая повеление Б-га сынам Израиля (там же, 35:5-9), и в третий раз тот же список приводится, когда Тора рассказывает, как сыны Израиля возносили эти приношения и Б-г призвал Бецалела возглавить строительство (там же, 22-35).

Кроме того, восемь раз оговаривается устройство и украшение Святилища: в повелениях Б-га Моше (там же, 25-27), в Его повелениях помазать все части Святилища и «сосуды» (30:26-28), в назначении Б-гом Бецалела (31:7-11), в наставлениях Моше народу (35:11-19), в рассказах о том, как были сделаны части и сосуды Святилища (36:8-39:32) и все сделанное было представлено Моше (39:33-41), в повелениях Б-га Моше воздвигнуть и помазать Святилище (40:3-11) и, наконец, в рассказе, как Святилище было воздвигнуто (40:18-33). К тому же дважды упоминается каждая мельчайшая деталь сооружения – от размеров балок и столбов до цвета каждого покрывала: в наставлениях Б-га Моше и когда говорится о сооружении Святилища.

Целых тринадцать глав посвящено описанию материалов, используемых для сооружения Мишкана, и обучению коэнов (священников), которые должны были осуществлять служение Б-гу в Мишкане, тогда как на рассказ о сотворении мира в Торе отведена всего одна глава, три – на описание Откровения на горе Синай и одиннадцать – на рассказ об Исходе.

Святилище стало моделью и прототипом всех впоследствии сооруженных на Земле домов для Б-га. И то, насколько важное значение придается этапу «сооружения» (в сравнении с этапом «воплощения»), подразумевает, что и в нашей жизни очень существенно то, как свои духовные силы мы претворяем в вещи, способные служить Б-гу. Сделать себя «сосудом» Б-жественности – это в каком-то смысле больший подвиг, чем само привнесение Б-жественности в нашу жизнь.

Именно в этом заключен истинный смысл изменения – превращение из личности, ориентированной на себя самое, в нечто, преданное чему-то более значительному, чем она сама по себе является.

Если бы Г-сподь желал просто дружественной среды, Ему не нужно было бы обращаться к материальному миру – мир духовный легко мог быть обращен Ему на службу. Изменение и переориентация происходят на первом этапе, когда из чего-то материального выковывается инструмент Б-жественного. На втором этапе различные образы единого Б-жественного желания творения, воплощенного в различных «мирах» или «царствах» Б-га, только реализуют уже определенный потенциал, и объект используется в соответствии с его истинным назначением.

Доброе утро!

Вы встречаете человека, еще не принявшего в свою жизнь Б-га, чьи усилия и способности – сколь бы ни были они успешны и похвальны – остаются в рамках его собственного «я» и личных целей, и вам очень хочется расширить его (ее) горизонты – показать богатство и радость жизни, выходящей за рамки личности человека. Вы хотите надевать вместе с ним тфилин, вместе с ней постигать мудрость Торы... Но эти люди к этому еще не готовы.

Вы знаете: человеку, приученному видеть все сквозь призму собственного «я», чужда идея служения Б-гу и понимаете: прежде чем ввести его в мир Торы и заповедей, нужно научить его воспринимать Б-жественность, чувствовать близость к священному. Поэтому, встречаясь на улице с ним или с ней, вы просто улыбаетесь и говорите: «Доброе утро!» и приглашаете к себе домой на чашечку кофе или на ужин в Субботу. Вы говорите о пустяках и пока что не предлагаете неподготовленному человеку попробовать изменить образ жизни, потому что прежде всего нужно обрести его доверие – к вам и к тому, что вы собой представляете.

Вы еще якобы ничего не «сделали», но изменение по сути уже произошло, глубинное и коренное: этот человек стал сосудом Б-жественности. Конечно, задача сосуда – наполниться, как задача дома – стать обитаемым. Святилище было построено, чтобы быть пристанищем Б-жественного присутствия. Но именно изготовление сосудов для Б-жественности – самая важная и трудная задача человека, самое значимое его достижение.

Ваикро

Искренность извинений

Если кто-нибудь согрешит перед

Б-гом и злоупотребит доверием

ближнего...

Ваикро, 5:21

Кому не доводилось по чьей-либо вине изведать унижение, обиды или потери? Нередко в такой ситуации люди дают волю гневу, а бывает, все же находят в себе силы подняться над случившимся и, приняв его, простить обидчика.

Быть пострадавшим плохо, но гораздо хуже другое – почти каждому из нас доводилось самому оказываться в роли обидчика, не жертвы, но – мучителя. Какие же чувства обуревают душу, когда осознаешь, что причинял другому боль? Чувство вины и стыда?.. Возможно, поначалу и было стыдно, но в таких случаях сознание человека нередко стремится отмежеваться от мучительного стыда, и на смену ему приходит своего рода благодушие, что сродни душевной глухоте. Что ж, мир в конце концов не перевернулся, – говорит себе такой обидчик, – жизнь вошла в нормальную колею, а что до ближнего, который продолжает лелеять свою рану и стенать, то это он слишком... Кто из нас, оказавшись в такой ситуации, дорос до того, чтобы действием искупить причиненное зло?

Тому, кому это принадлежит

«Если кто-нибудь согрешит перед Б-гом и злоупотребит доверием ближнего, отрицая, что ему было отдано что-то на хранение или во временное пользование; или будет виновен в грабеже или присвоении имущества ближнего; или найдет потерянное и будет отрицать все это, и поклянется ложно, что он не совершал эти грехи... он... должен возвратить все сполна, прибавив пятую часть (Вор обязан возместить стоимость украденного, прибавив сверх того одну пятую часть, в качестве штрафа. Это правило относится к тем случаям, когда, представ перед судом, вор раскаивается в содеянном и признает свою вину), и отдать тому, кому это принадлежит, в день признания вины своей» (Ваикро, 5:21-24).

Слова «кому это принадлежит» Раши комментирует следующим образом: «то есть, тому, кому принадлежат эти деньги». На первый взгляд, Раши толкует то, что и без того ясно. Кому должны быть возвращены деньги, как не первоначальному владельцу? Но этот же вопрос можно задать и в связи со стихом, толкуемым Раши – почему комментатор все же видит необходимость уточнить «кому это принадлежит»?

Если не уточнить такой, казалось бы, простой вещи, может возникнуть спорная ситуация: дополнительное возмещение в размере одной пятой от стоимости присвоенного имущества накладывается на вора как наказание за совершенное им противозаконное действие, а потому, исходя из правовых норм, получателем этих денег может выступать не столько жертва, сколько суд, или может быть выдвинуто требование, чтобы эти деньги пошли на благотворительность. И дабы подчеркнуть, что они выплачиваются именно потерпевшему, в Торе сказано: «тому, кому это принадлежит».

И прибавить сверх того

Этот, казалось бы, простой стих затрагивает серьезную проблему, связанную с человеческими взаимоотношениями.

В еврейской мистике существует объяснение, согласно которому тот, кто пережил потерю или претерпел ущерб по вине другого человека, не должен на него гневаться, ибо потеря ниспослана Свыше. Даже передумай обидчик в последний момент причинить это зло, тот, кому назначено претерпеть страдание, столкнулся бы с тем же самым злом на каких-то иных путях (Тания, Игерес а-кодеш, гл. 25).

Исходя из такой логики, покусившийся на чужое добро легко может уклониться от необходимости загладить ущерб, причиненный жертве, сославшись на то, что все происшедшее касается только его и Б-га. Он может рассуждать так: «Я всецело верю, что всякая справедливость – от Б-га; и да пребудет происшедшее между мною и Б-гом. Потеря, которую понес ближний, не трогает моего сердца – она ниспослана ему Свыше. Я же несу ответственность за то, что отпал от Б-га, нарушив нашу с Ним связь. Я преступил Его заповедь, упомянул имя Его всуе (ложно присягнув на суде). Но это прегрешение я искуплю и буду молиться, чтобы восстановить связь с

Б-гом. Я покорно исполню библейское предписание, согласно которому должен возместить потерю, и присовокуплю к возмещению соответствующий штраф. Что же касается зла и обиды, причиненных ближнему, – его переживания не мое дело. Разве мне вменено в обязанность бесконечно заботиться о том, чтобы между нами вновь было доверие?! Но для меня этот человек – “пустое место”, что мне до него?»

Столь извращенная точка зрения на человеческие отношения указывает, что связь между говорящим и

Б-гом крайне поверхностна. Если бы мы должны были заботиться об отношениях с ближними только затем, чтобы угодить Б-гу, в основе этой заботы был бы элементарный эгоизм. Мы хотим упиваться чувством собственной праведности. Нам неуютно от мысли, что поступок наш скверный. Это побуждает загладить вину. И тогда исполнение заповеди, предусматривающей искупление вины за принесенный ущерб, диктуется исключительно стремлением к спокойствию и безмятежности.

В то же время истинная связь с Б-гом – это когда человек всецело проникается отзывчивостью и вниманием к ближнему, стараясь уподобиться в этом Всевышнему. Мы внимательны к чувствам ближних не потому, что это вменено нам в обязанность, но потому, что их нужды нам не безразличны. Признав или обнаружив, что причинил ближнему зло, я озабочусь, как утешить его боль и облегчить ношу. Мои же личные обязательства и уныние в этой ситуации из-за вины перед лицом Небес второстепенны. Самое важное – возместить ближнему потерю, восстановить его спокойствие. И я хочу не только возместить потерю, но и прибавить что-то сверх того – лишь бы сгладить то, что человек пережил по моей вине, и компенсировать доход, который пострадавший мог получить, если бы его деньги находились в его собственном распоряжении.

Покорность Б-гу

Заповеди, регулирующие отношения между людьми (например, запрещающие клеветать на ближнего, требующие честного ведения дел, не уклоняться от благотворительности), попадают в особую категорию – «мишпотим», как называют законы, основанные на логике. При том, что они полностью согласуются с человеческим разумом, выполнять их мы обязаны из чувства покорности Б-гу («каболас ойл»). Ему ведома присущая людям тенденция рационализировать и оправдывать свои прегрешения. Потому Тора дает кодекс поведения, не укладывающийся в рамки человеческого рационализма: таким образом человек не может избежать чувства вины, совершив неподобающий, но выгодный ему поступок. Попытка исполнять обязанности перед ближними только из чувства долга перед

Б-гом, игнорируя устремления и переживания окружающих, с Б-жьим замыслом не имеет ничего общего. Каболас ойл, покорность воле Б-га, выражена только тогда, когда она захватывает всю личность человека, пронизывая все уровни его сознания.

Б-гобоязненный человек очистился от злоречия и злословия, аккуратен в ведении дел, избегает брать ему не принадлежащее. Но какова при этом его мотивация? Действительно ли он заботится о чувствах и нуждах ближних или только пытается обрести заслуги перед лицом Небес? Мишпотим призваны сформировать более человечный характер, чтобы еврей стал внимательнее к другим и проникся любовью. Благодаря тому что над нами есть воля Б-га, у нас есть все основания преодолеть эгоистичную природу – исполнившись любви, приблизиться к Нему.

Цав

Люди дня против людей ночи

Жертва всесожжения должна находиться на огне жертвенника всю ночь, до утра.

Ваикро, 6:2

Из этого следует, что тук (жир) и конечности могут гореть всю ночь.

Раши

Хотя священникам полагалось совершать всесожжение днем (это время считалось более подходящим), они могли совершить его и ночью во исполнение заповеди «Да не останется жир праздничной жертвы Моей до утра»

(Шмойс, 23:18).

Рамбан говорит, что приношение жертвы на алтарь позволяло грешнику искупить вину: человек понимает, что все, происходящее с животным, должно происходить с ним, если бы Б-г в своей доброте не позволил совершить эту замену.

Отсюда следует, что все составляющие жертвоприношения, включая сжигание жира и конечностей, имеют аналогии в нашей духовной жизни.

Как «сжигание тука» применимо к нашей духовной жизни?

Сжигание тука – «приятное благоухание». Сказано: «Весь жир приноси

Б-гу» (Ваикро, 3:16) – все, доставляющее удовольствие еврею, пусть он «передаст» Б-гу (то есть примет, благословляя Его).

Поэтому основная цель сжигания жира достигается днем. «День» и «ночь» символизируют духовные состояния человека: днем наша душа сияет в теле, ночью же мы лишены духовного света.

«Человек дня» общается с Б-гом не только когда изучает Тору или исполняет заповеди, он общается с Ним целый день, даже занимаясь вполне мирскими делами. Ибо этот человек чувствителен к Б-жественному, пронизывающему весь мир. Таким образом, он может служить Б-гу, даже занимаясь мирскими делами, – «Во всех путях твоих познавай Его» (Мишлей, 3:6).

У «человека ночи» нет этой духовной чувствительности и внутреннего света. И, занимаясь мирскими делами, он должен прилагать усилия, чтобы совершать их «во имя Небес», а не ради личного удовольствия. Само собой разумеется, в отличие от «человека дня», «человек ночи» не поднимает свои мирские деяния до уровня святости.

Более того, «человек ночи» должен быть начеку, даже занимаясь изучением Торы и исполняя заповеди. Тора сокрыта в интеллекте, а заповеди олицетворяют мир физический, поэтому человек без духовного света должен усердно трудиться, чтобы изучать Тору действительно ради изучения Торы, а не ради связанного с этим процессом интеллектуального удовольствия. То же относится и к исполнению заповеди.

Таким образом, любой человек как бы приносит в жертву Б-гу свои удовольствия, но «человек дня» делает это позитивно – с радостью посвящая Б-гу и все свои мирские дела. А «люди ночи» не могут сказать, что их удовольствия связаны исключительно с Б-гом. В своей духовной борьбе они подавляют низменные инстинкты, по крайней мере следя за тем, чтобы все их дела делались «во имя Небес». Таким образом, в первую очередь они нацелены на отрицание и подавление зла.

Поэтому «приношение тука Б-гу» – когда удовольствия «передают» Ему во имя святости – достигается людьми «дня», а сжигание тука ночью отражает предвосхищение греха путем отрицания и подавления зла.

Если душа не обременена телом, ее духовная работа несомненно выше, но и обычная душа в своих попытках возвысить тело и весь мир содержит элементы, отражающие самые высокие ее проявления.

Пейсах

Праздник детей

Когда в последний раз вы испытывали чувство свободы? В глазах многих, несущих бремя работы, семейной и социальной ответственности, связанных другими, свойственными человеку обязанностями, свобода – это что-то редкостное и одновременно насущно важное, что-то ускользающее, но столь желанное. Она нужна нам, необходима, но как ее достичь?

Посмотрите на ребенка. Приглядитесь, как он играет, с головой уходит в любимую книгу, спит с улыбкой на лице. Он убежден, что папа и мама его накормят, защитят, позаботятся обо всем необходимом – ребенок свободен. Свободен наслаждаться своим внутренним миром, расти и развиваться, открывать для себя радости и возможности, которые предлагает ему жизнь.

Именно поэтому Пейсах – праздник Свободы – наиболее детский из праздников. Именно дети пробуждают в нас понимание, что мы тоже дети – дети

Б-га и потому изначально и вечно свободны. Именно дети открывают нам глаза на истинное значение Пейсаха: выведя нас из Египта и сделав своим избранным народом, Б-г освободил нас от всякого рабства и подчинения на все времена.

Не случайно дети – самые важные участники пасхального сейдера. И многие его обычаи в том числе имеют целью «мистифицировать» ребенка, разбудить в нем любопытство, заставить задаться вопросом: «Почему эта ночь отличается от всех остальных ночей?» Вся пасхальная Агода, рассказ о спасении и выходе из Египта, являющийся стержнем традиционного сейдера, выстроена вокруг конкретной идеи – «когда спросит тебя ... сын твой.., ты скажешь ему...» (Шмойс, 13:14). В Пейсах мы хотим проникнуть в разум нашего ребенка, чтобы увидеть мир его глазами. Иначе как испытать чувство свободы?

Четыре сына

Однако дети – и это признает каждый родитель – разными являются в наш мир. Если вдуматься, как в Торе обсуждается диалог отца и сына, происходящий во время сейдера, окажется, что есть несколько вариантов детских вопросов и родительских ответов (Дворим, 6:20; Шмойс, 12:26, 13:8, 13:14). Агода объясняет, что «Тора обращается к четырем сыновьям: мудрому, вредному, простаку и такому, который даже не знает, как спросить». В зависимости от того, как ребенок выражает вопрос, Тора предлагает четыре варианта объяснения идеи праздника и значения нашей свободы.

«Мудрый сын» задает вопросы умные, здравые, отражающие глубину его наблюдений и желание узнать, оценить и принять участие (Дворим). Гордый своим сыном отец подробно объясняет ему, в чем заключается сейдер, вплоть до закона о том, что «нельзя подавать десерт после пасхального мяса» (Агода), чтобы и по окончании сейдера вкус мяса долго оставался во рту.

«Вредный сын», наблюдая за трудами и затратами при подготовке сейдера, спрашивает: «Что это за служение у вас?» (Шмойс, 12:26). Такой вопрос означает, указывает Агода, что участвовать в этом служении он не хочет. «Ради исполнения этой заповеди сделал это мне Б-г, – отвечает отец, – при исходе моем из Египта» (там же, 13:8). «...Это мне.., при исходе моем из Египта», как объясняет Агода, предполагает, что «будь там вредный сын, он бы не был спасен».

«Простак», способный задать лишь неловкий вопрос: «Что это?» (там же, 13:14), получает от отца простой ответ – о том, каково значение этой ночи. А в отношении сына, «который не знает, как спросить», Тора наставляет так: «И скажешь сыну твоему...» (там же, 13:8). То есть отец сам должен завести разговор, заинтересовать и привлечь сына (Агода).

Там и здесь

Все эти ответы не требуют разъяснения, кроме одного: ответа «вредному сыну». Почему мы говорим ему, что во время Исхода он остался бы в Египте?

Потому что именно так бы и было. Наши мудрецы говорят, что во время первого Исхода из Египта к Синаю ушел только один из пяти евреев (Раши), тогда как четыре пятых отказались идти, предпочтя рабство у фараона исполнению обязательств перед

Б-гом. Эти евреи не спаслись.

Б-г принял евреев Египта такими, какими они были, – духовно обнищавшими, порабощенными после двух веков жизни под египетским игом, самым низменным игом на земле. Но при том Б-г поставил одно условие: чтобы заслужить свободу, надо ее очень сильно желать.

И все-таки, говоря «вредному сыну»: «будь ты там, ты бы не спасся» – на какой мы рассчитываем результат? Неужели нам хочется еще больше отдалить от себя собственного ребенка?

На самом деле, отвечая так «вредному сыну», мы не отталкиваем его, не отторгаем, но принимаем, к тому же обещая благое.

Будь он там, говорим мы ему, он бы не спасся. Исход из Египта произошел до Откровения на Синае, до того, как Б-г каждого еврейского ребенка признал своим. Там, в Египте, решение о спасении было вопросом индивидуального выбора. Будь этот сын там, он так бы там и остался. Но он не был там – поэтому он есть здесь.

«Здесь» – потому что был Синай. Здесь мы свободны не потому, что это мы так выбрали или отказались сделать такой выбор. Да, сейчас мы в изгнании, но в «тот день», пророчествует Иешаяу, «вы собраны будете один к одному, сыны Израиля» (27:12). И когда Б-г снова нас спасет, спасены будут все евреи до единого.

Пятый ребенок

При всех своих различиях «четыре сына» согласно Агоде все же вместе: увлеченный, сомневающийся, инертный или равнодушный – все они сидят на сейдере. И все они так или иначе

соотносятся с нашим ежегодным празднованием Исхода, с нашим рождением как народа. Линия связи открыта: до потенциально «мудрого сына», живущего в каждом еврейском ребенке, можно достучаться.

Однако сегодня, в век духовных метаний, есть еще один, пятый, сын – еврей, которого нет на сейдере. Он не задает вопросов, не выражает сомнений, не проявляет ни малейшего интереса – он вообще ничего не знает ни о сейдере, ни о значении Исхода, ни об Откровении у Синайской горы, где мы приняли на себя особую миссию, особую роль как евреи.

Этим детям Б-га мы должны себя посвятить – задолго до наступления первой пасхальной ночи. Нельзя забывать ни об одном сыне Израиля. Надо использовать всю нашу энергию, все ресурсы ради того, чтобы последний, «пятый сын» оказался за столом на сейдере всей еврейской жизни.

Шмини

Восемью восемь

И было, на восьмой день призвал Моше Аарона, и сыновей его, и старейшин Израиля.

Ваикро, 9:1

Этот «восьмой день» – следующий после семидневного посвящения – был днем «десяти корон»: во-первых, он был первым днем месяца Нисан; во-вторых – воскресеньем, первым днем недели; в-третьих – началом нового года; в-четвертых и в-пятых – первым днем Б-жественного присутствия в Святилище и первым днем службы в нем; в-шестых – первым днем священничества и так далее (Талмуд, Шабос, 87б). Есть мнение, что этот день был также годовщиной создания вселенной (Талмуд, Рош а-Шона, 10б).

Если этот день был «первым» в стольких смыслах, почему же Тора говорит о нем как о «восьмом дне»?

Число семь связано с природой. Мир был создан в семидневный цикл и в рамках того же семидневного цикла продолжает обновляться. Есть семь сфиройс – Б-жественных атрибутов, определяющих отношения Б-га с нашей действительностью; они отражены в семи мидойс – семи характеристиках человеческого сердца.

А вот как наши мудрецы объясняют особое значение цифры восемь. Если семерка отражает природные циклы творения, то восьмерка – уже нечто выше природы, некую окружность, охватывающую круг пространства и времени. В этот восьмой день, когда Б-жественное присутствие обрело свое место в стане народа Израиля, нам был дарован потенциал, позволяющий выходить за пределы природы и нормы, вырываться из семеричного цикла, который определяет и ограничивает наше бытие.

Своевременное чтение

Шмини, «Восьмой» – называется одна из недельных глав Торы (Ваикро,

9-11). Это название возникло из первой строки главы: «...в восьмой день призвал Моше...»

Еврей «живет в ногу со временем», черпая вдохновение и наставления из еженедельного чтения Торы. Каждый год, когда приходит время читать Шмини, мы черпаем из этого раздела Торы вдохновение, чтобы освободиться от оков всевозможных систем и каждодневной текучки, которые определяют нашу жизнь в этом мире, и попытаться добраться до более высокого, «восьмого» измерения.

Раздел Шмини обычно читают в Субботу после Пейсаха, когда мы ведем счет омера, связывающий Пейсах со Швуэсом. Сам по себе счет омера – поиск «восьмого измерения»: семь недель и сорок девять дней ведут к пятидесятому дню (7x7+1), когда и произошло Б-жественное Откровение Швуэса.

Особый урок по календарю

В определенные годы в нашем кал

ендаре особо подчеркивается важность урока Шмини.

Каждую из 53 глав Торы обычно читают в течение недели – частично во второй половине дня предшествовавшей Субботы, по утрам понедельника и четверга и целиком – в Субботу утром. Однако иногда чтение какого-то из разделов Торы занимает больше недели. Когда Суббота совпадает с праздником, проводятся специальные чтения, посвященные этому празднику, а регулярные переносятся на следующую неделю. Но чтение в Субботу во второй половине дня, а также по понедельникам и четвергам (когда дни эти не являются праздничными) – это чтение из «недельного» раздела, который надлежало бы читать в Субботу, не выпади на нее праздник.

Когда первый и последний день Пейсаха выпадают на Субботу, раздел Шмини приходится откладывать дважды, но в синагоге его будут читать восемь раз в течение трех недель: в Субботу во второй половине дня, в понедельник и четверг перед Пейсахом; во второй половине первого дня Пейсаха; во второй половине последнего дня Пейсаха; в неделю, следующую за пасхальной – утром в понедельник, четверг и Субботу.

В такой год урок Шмини бывает преподан еще убедительней, чем в предшествующие. Читая его восемь раз, мы познаем его в восемь раз глубже.

Тазриа-Мецойро

Беглая душа

В главах Тазриа (Ваикро, 12-13) и Мецойро (14-15) обсуждаются законы цораас – заболевания, проявляющегося на коже человека в виде одного и более белых пятен и, кроме того, поражающего стены домов, ткани и кожаную одежду (рыжие пятна).

Но не всякое белое пятно связано с цораас. Существуют и вторичные симптомы, помогающие определить, следует ли объявить человека, его дом или одежду томей — «нечистыми» или нет.

На человеческом теле один из таких признаков цораас – белое пятно, на котором побелело по меньшей мере два волоса.

Этому закону в Талмуде посвящен замечательный эпизод, рассказывающий о «дебатах» в «Небесной академии». Итак, в «Небесной академии» возникла следующая точка зрения: если белое пятно появилось раньше белого волоса, это — нечистота; если же появлению белого пятна предшествует побеление волос, то нечистоты нет. Однако могут возникнуть сомнения, что же появилось первым.

Святой, да будет Он благословен, сказал: «Чисто».

Вся «Небесная академия» решила: «Нечисто».

Они («Небесная академия») сказали: «Кто за нас решит (кто разрешит наш спор)? — «Рабби Бар Нехемия». Потому что рабби Бар Нехемия объявил:

«Я единственный в законах цораас...» За ним послали посыльного, чтобы явился на Небеса...

Рабби сказал: «Тоойр, тоойр» («Чисто, чисто») (Бава

Мециа, 86a).

Бегство от себя

Чтобы понять смысл этих «дебатов» между Святым и «Небесной академией» и почему смертного человека призвали на Небеса в качестве судьи, необходимо сначала понять природу заболевания цораас, значение «белого пятна» и «белого волоса».

Хасидское учение объясняет, что человеческой душой движут две противоположные силы: побуждение «бежать» или «убежать» — рацо и побуждение «обосноваться» – шов. Когда душа движима возбуждением, любовью, честолюбием или желанием – мы «бежим», «убегаем» от себя во имя достижения чего-то большего, более прекрасного и совершенного. Когда же мы испытываем благоговейный трепет, смирение, преданность и чувство долга, то «обосновываемся», или подтверждаем связь со своим существованием, с собственным местом в мире и миссией в жизни. Рацо заставляет нас подниматься в гору, шов – строить дом; первое заставляет нас молиться, второе – исполнять заповеди.

Если душа здорова, воля колеблется между рацо и шов подобно хорошо уравновешенному маятнику или тому, как сжимается и расширяется здоровое сердце. Ограниченность нашего места в мире, конечность природы и тела, самого нашего бытия – все побуждает нас к бегству, к стремлению за пределы ограниченного и конечного. Но само это бегство приводит нас туда, откуда мы можем лучше оценить красоту и необходимость своего существования. Рацо достигает вершины и требует ответной реакции шов, то есть возвращения к себе и своему месту в мире.

Цораас – состояние, когда это принципиально важное равновесие нарушено, и маятник души, поднимаясь по дуге рацо, не возвращается в шов. Тогда в создавшемся вакууме могут пустить корни самые разные нежелательные элементы, как сорняки в заброшенном саду.

Отсюда значение «белых пятен» и «белых волос» – симптомов цораас. Белое пятно на коже указывает, что жизнь, жизненные силы покинули эту часть тела. Однако само белое пятно еще не означает, что невозможность для воли «обосноваться» привела к появлению каких-то отрицательных черт в характере и поведении человека. А вот когда из белого пятна растут белые волосы, то есть «мертвое питается мертвым», – это безусловное свидетельство цораас.

С другой стороны, само по себе существование белых волос не указывает на цораас. Они могут свидетельствовать о «мусоре», который мы тащим за собой по жизни – о каких-то рядовых отрицательных чертах и явлениях, в конечном итоге оказывающих на нас положительное воздействие – ставя перед нами конкретные задачи, они пробуждают все имеющиеся у нас способности и скрытую втуне энергию для их решения.

Другое дело, когда белые волосы появляются вследствие белого пятна – это уже говорит о каких-то серьезных проблемах. Стало быть, человек, ведомый мыслями о бегстве, «убежал» так далеко, занесся столь высоко, что забросил все свои обязательства перед жизнью, работой, оставив позади безжизненное, пустое «я», кое и являет собой питательную среду для взращивания худшего, что есть в человеческой природе.

Отсюда закон: белый волос является симптомом цораас только в том случае, когда его пигментация нарушена из-за появления белого пятна – «растущая смерть» возникла в результате того, что какая-то часть человеческого тела утратила жизненные свойства.

Два взгляда на человека

В чем же коренится цораас? Рацо – это бегство от себя, шов – возвращение к себе. Может показаться, что цораас – это когда при наличии рацо отсутствует шов, и это является следствием чрезмерного бескорыстия. Но в действительности дело обстоит как раз наоборот. Рацо отражает желание души, а шов – ее обязательства. Таким образом, жажда бегства есть жажда самовыражения, а потребность «обосноваться» есть способность подчиняться. Следовательно, цораас проистекает из-за отсутствия смирения, когда человек не может подчинить свою волю воле Создателя.

Теперь становится понятной суть приведенного выше спора между «Святым» и «Небесной академией». Кабалисты говорят о двух типах Б-жественнной энергии, питающей наше существование: о Б-жественном свете, «наполняющем миры», проникая в них и позволяя раскрыться индивидуальности каждого живого существа, и о Б-жественном свете, «охватывающем миры», – то есть о внешней энергии, с которой мы соотносимся как с чем-то «мистическим» или «духовным», находящемся вне нас.

Конечно, нельзя сказать, что

Б-жественная суть может быть только «наполняющей» или только «охватывающей». В конечном счете взаимосвязь Б-га с нашим существованием не может быть определена как внутренняя или внешняя – Б-жественная реальность выше подобных определений или характеристик. Но Б-г решил общаться с нами так, как того требует наша реальность. Мы знаем по опыту, что есть явления «внутренние», которые мы способны понять и оценить, а есть «охватывающие» – те, что за пределами нашего понимания. Поэтому Он и соотносится с нами через эти два канала, открывая нам Себя через рациональное и понятное (например, законы природы), а также через «мистическое» и «духовное».

Между этими двумя типами Б-жественной энергии и их влиянием на нас есть много несхожего, что подробно обсуждается в работах кабалистов и хасидских учителей! Принципиальное различие заключается в том, что Б-жественный свет, «наполняющий мир», дает нам ощущение реальности и понимание себя, а в перспективе «охватывающего» света, источник которого находится за пределами нашего существования, наша «реальность» оказывается несущественной, а ощущение себя – почти иллюзией.

«Небесная академия» в данном случае олицетворяет «наполняющий свет», а «Святой» (кдуша, «святость», нечто вовне) – «охватывающий свет», идущий от Б-га.

Когда возникает сомнение, появился ли белый волос раньше белого пятна или это следствие его появления, «Небесная академия» обычно утверждает, что мы имеем дело с цораас. Одного предположения, что цораас есть, достаточно, чтобы мы действовали так, как если бы болезнь была признана.

Святой видит человека как существо бескорыстное. С точки зрения «охватывающего света», цораас – аномалия. И если есть убедительные доказательства того, что в своей жажде бегства человек дошел до крайности, то применяются законы цораас. Однако, если все же есть сомнения, данная Б-жественная перспектива скорее предпочтет увидеть «чистоту».

Приговор

Кто имеет право выбирать между этими двумя Б-жественными версиями? Только тот, кто находится в соприкосновении со всеобщим видением, с единственной истиной, способной проникнуть и в «наполняющий», и в «охватывающий» типы Б-жественных взаимоотношений с действительностью.

Рабби Бар Нехемия был «единственным в законах цораас». Безусловно, он был человеком, но до такой степени посвятившим себя Торе

Б-га, что смог открыть ее «ядро» –

Б-жественное видение реальности, ее соотнесенность с самой сущностью Б-га, а не просто с «наполняющими» или «охватывающими» элементами Его света.

Размышляя над законами человеческого эгоизма и бескорыстия, рабби Бар Нехемия увидел человека так, как его видит Б-г: созданием, в высшей степени преданным воле Создателя. И это создание, даже если и существует вероятность, что оно заболело нехваткой шов, все равно объявляется «чистым».

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru