[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2002 НИСАН 5762 — 4 (120)
Зюсс Оппенгеймер
Маркус Леман
Глава первая
Брат и сестра
Веселая музыка гремела в просторном празднично убранном зале. По блестящему полу скользили в танце десятки разодетых пар. Вся знать города Гейдельберга, включая придворных и августейших особ, была приглашена на этот грандиозный бал, проходивший во дворце начальника штаба герцога Гейдерсдорфа. Само собой, командующий не преминул пригласить и своих офицеров. Военные в летах явились в сопровождении жен и детей. Среди прочих женщин особенно выделялась своей красотой и великолепием супруга начальника штаба – прекрасная Фиола.
Двое офицеров, чьи раны, не так давно полученные в турецкой кампании, мешали им принять равное участие в общем веселье и танцах, оперевшись на подоконник, с завистью разглядывали танцующих со стороны.
— Ко всем чертям! – воскликнул один из них. – Что ты думаешь о головокружительном взлете нашего начальника штаба? Ты только погляди, какую красотку он себе отхватил! Такой еще молодой и уже в таком чине, да мало того – провидение послало ему прекраснейшую среди жен! Не знаешь, случайно, дружище, кто она, откуда?
– Сие весьма деликатный случай, обсуждение которого здесь отнюдь не поощряется, – отвечал второй предостерегающим тоном. – И если ты хочешь быть у герцога в фаворе, лучше свое любопытство поумерь.
– Пока что ты его только излишне разжигаешь! Скажи мне, наконец, каково ее происхождение?! Я слышал, герцог привез ее из Италии и что она дочь какого-то графа.
– Гм... Я тоже слышал эту сказку. Как тебе, вероятно, известно, живал я там и довольно недурно выучился по-итальянски. Так вот, недели две назад попытался я заговорить с герцогиней на ее родном языке, и она не поняла ни слова. Я был в смущении и растерянности и не знал, куда деваться от стыда. Такой конфуз! Тем не менее, я принялся довольно пристально выяснять и разнюхивать и докопался до вещей весьма пикантных!..
– Сгораю от нетерпения! Говори же!
– Расскажу тебе, но под строжайшим секретом! При условии, что ты не скажешь никому ни слова! Обещай!
– Слово чести!
– Говорят, герцогиня вовсе не жена герцогу, и зовут ее не Фиола, а Бела, и она – еврейка!
– Еврейка?!
– Да не ори же ты, как резаный! Мы оба вмиг можем потерять благосклонность герцога, если хоть слово из нашей беседы дойдет до его ушей!
В этот момент оркестр умолк, и танцы приостановились. Благородные господа вернулись на свои места в сопровождении дам. Герцогиня тоже присела передохнуть, как вдруг к ней приблизился слуга и шепнул:
– Госпожа герцогиня! В прихожей ждет некий незнакомец, он хочет с вами поговорить.
– Скажи, что я не могу оставить гостей, – отвечала герцогиня.
– Я говорил ему, но он настаивает. Он утверждает, что у него до вас дело чрезвычайной важности.
– Ну так пусть придет завтра или пусть обратится к герцогу!
– Это я также ему говорил, но он стоит на своем и твердит, что должен видеть именно герцогиню и немедленно!
– Ну так принеси свечу в голубую гостиную и проводи его туда! Я тотчас буду.
Слуга вышел в прихожую, где его нетерпеливо ожидал молодой человек, бледный, взволнованный и скромно одетый.
– Пойдемте со мной, сударь! – объявил слуга. – Герцогиня сейчас выйдут. Они миновали череду узких коридоров, прежде чем войти в комнату с голубыми стенами. Слуга поставил свечу на стол и вышел, пожимая плечами и бормоча себе под нос:
– Хотел бы я знать, какое дело у этого бродяги к герцогине. Я бы и не подумал ее беспокоить, не сунь он мне золотой!
Юный незнакомец опустился на драпированный стул и ожидал в задумчивости и волнении. Он потирал руками лицо и время от времени испускал глубокий вздох. Послышались шаги и шуршание бального платья, и, когда герцогиня вошла в комнату, у него перехватило дыхание.
Возглас удивления вырвался из уст графини, едва она увидела юного незнакомца. Лицо ее побледнело, все члены охватил трепет.
– Симха! – воскликнула она наконец не своим голосом. – Симха, ты ли это?
Юноша поднялся, сделал несколько шагов навстречу герцогине и вперил в нее суровый, пронизывающий взгляд.
– Да, это я, Симха, твой брат! – процедил он сквозь зубы, сдерживая гнев. – Ты, воплощение Белиала[1], распутное и заблудшее! Срам и позор на седины нашего бедного отца! Из-за тебя наша несчастная мать сидит дома затворницей и выплакивает свои глаза, ослабевшие от горя! Да воздаст тебе Всевышний по деяниям твоим и да падет проклятие на твою голову!
– О брат мой! Не кляни меня так! Пожалуйста! Присядь и расскажи мне про наших любимых родителей!
– Любимых родителей!.. Ты еще смеешь так говорить! После того как ты своими руками вылила на их старые головы ушат позора и неизбывного горя! Горе мне и глазам моим, которые видели мою сестру, дочь моего отца и матери, сбросившую с себя обличие благопристойности, отдавшую честь на поругание, предавшую свой народ, ставшую блудницей, наложницей!
– О брат мой! Не суди меня, не выслу
шав! Тебя ведь не было дома, когда все это случилось! Герцог прибыл в наш город, Бенцлау, по делам службы, и остановился у нас в доме. На меня, юную и неопытную, возложили обязанность прислуживать важному гостю. И он, такой важный и благородный, у кого все домочадцы чуть ли не валялись в ногах, был добр со мной, выказывал свою симпатию и уважение. Я была ослеплена его громким именем, высоким положением, и его доброе отношение было мне так лестно! И перед столь сильными и многочисленными соблазнами я не устояла! С приближением срока его отъезда я потеряла покой и сон. Я страшилась гнева нашего строгого отца и не смела открыть правду нашей доброй и благочестивой матери. Я пребывала в совершенной растерянности! Да и что я могла тут поделать! Отец, без сомнения, выгнал бы меня из дома, и какой была бы тогда моя судьба? И вот, в этом безвыходном положении герцог предложил мне уехать с ним. Я согласилась! Просто я не видела другого выхода!
– О! – зарычал Симха, скрипя зубами. – Если бы я только был в ту пору дома! Я не допустил бы, чтобы это зашло так далеко! Я берег бы тебя как зеницу ока!
– О да! Если б только ты был дома! Все бы, конечно же, было бы по-другому! Ты не допустил бы этого безобразия! Чтоб я прислуживала герцогу! А теперь, брат мой, расскажи, что происходило в нашем городе с тех пор, как я его оставила, и как поживают наши родители.
– Едва дошла до меня весть о твоем неожиданном исчезновении, я тут же оставил пражскую ешиву и поспешил домой. Никто не мог мне ничего толком объяснить. Я искал и выспрашивал со всей возможной дотошностью, но ничего не добился. В конце концов мне попался еврей-путешественник, который рассказал, что видел еврейскую девушку в компании герцога Гейдерсдорфа в Вене. Я поспешил туда, но герцога в Вене уже не было. Мне сказали, что принц Пфальц назначил его начальником штаба своих войск. Я не медля отправился в путь, нелегкий и очень опасный вследствие чрезвычайного положения, и вот я нахожу тебя, одетую в шелка и бархат, украшенную золотом и жемчугами, танцующей и веселящейся на балах, в то время как наши родители сидят на полу в трауре и оплакивают свою несчастную судьбу! О Г-сподь Всемогущий! Как вынести мне этот удар?! Свою сестру, которую оставил дома в скромности и благочестии, я нахожу всем доступной блудницей!
Закрыв лицо руками, он разрыдался.
– Симха! – воскликнула девушка. – Разве ты предпочел бы видеть меня законной женой герцога?
– Что ты хочешь сказать?
– Для герцога я дороже всего на свете и если бы я только согласилась принять его вероисповедание, он тут же женился бы на мне.
– А ты не соглашаешься?
– О брат мой! Неужели столь низко я пала в твоих глазах, что и в этом ты будешь меня подозревать?
– Но как же можешь ты оставаться верной дочерью Израиля, когда ведешь столь распутную и безбожную жизнь, изо дня в день преступая заповеди нашей Торы?
– Да, – глубоко вздохнула она, – мне это известно. Но вместе с тем я не предам веру отцов и не отвернусь от нашего Б-га. И полно вам сидеть на полу в трауре по мне, как это делал наш сосед Файбиш, когда его сын перешел в другую веру. Даже сыну, которого я родила, я сделала обрезание в соответствии с Законом.
– Как? У тебя есть ребенок?
– Да. Я назвала его Зис. Теперь ты опять будешь меня проклинать, Симха?
– Нет, не буду более тебя проклинать, но благословлю от всего сердца, только согласись вернуться со мной домой, в лоно семьи.
– Вернуться с тобой в отчий дом? А разве отец не выгонит меня? Или ты думаешь, что я не понимаю, как будут смотреть на меня соседи?
– Отец с матерью простят и раскроют тебе свои объятия. Ты еще не знаешь, сколь велико и милосердно сердце еврейских родителей!
– А ребенок?
– Про ребенка они ничего не знают. Но я думаю, что смогу все так устроить, что и ребенка твоего они примут с радостью.
– Но, Симха! Как смогу я вернуться домой? Ведь мне придется похоронить себя заживо до конца жизни от стыда и позора! Разве не станут соседи показывать на меня пальцами? Нет, Симха, я не могу вернуться домой!
– Так, значит, ты людей страшишься больше, чем Б-га! Разве твоя теперешняя жизнь не полна греха и бесчестия? Подумай об этом, сестра!
В эту минуту распахнулась дверь, и в комнату вошел герцог.
– Фиола! – воскликнул он, еще не заметив юного незнакомца. – Куда ты исчезла так надолго? Гости уже чувствуют твое отсутствие. Чего стоит наш праздник без тебя, его царицы!
– Генрих! – ответила Фиола. – Ко мне приехал брат.
– Твой брат? Тот самый, что учился в пражской ешиве, когда я был в Бенцлау?
– Ваше высочество! – произнес Симха с горечью в голосе. – Вы воздали черной неблагодарностью моему отцу за проявленное по отношению к вам гостеприимство! Вы покрыли его единственную дочь позором и бесчестием, превратив ее в блудницу!
– Но разве я тому виной? Я бы давно женился на ней законным образом, дав ей герцогский титул, если бы она только согласилась сделать это возможным, перейдя в нашу веру!
– Об этом лучше и не говорить, – ответил Симха, – что было, то было, и сделанного не воротишь. Я хочу лишь забрать свою сестру. Родители простили ее и готовы вновь принять ее в своем доме.
Что?! – задрожал герцог. Чтобы я расстался с моей Фиолой? А ты, Фиола, что ты думаешь об этом?
Фиола, опустив глаза, пребывала в молчании.
– О, не поступай со мной так, Фиола! – взмолился герцог. – Как буду я жить без тебя!
Бела! – воскликнул Симха. – Вспомни горе и боль наших престарелых родителей! Вернись со мной и постарайся исправить содеянное раскаянием и примерным поведением!
– Симха! – обратился к нему герцог. – Оставайся с нами и ты! Я дам тебе богатство и положение. Не так давно умер придворный еврей принца, и пока никого другого на эту высокую должность не нашли. Я обещаю выхлопотать для тебя эту должность, и через короткое время ты станешь самым богатым и счастливым евреем! Тогда ты сможешь привезти ваших престарелых родителей к нам!
– Да оградит меня Г-сподь от подобного счастья! Взирать равнодушно на падение сестры да еще и использовать его к своей выгоде!.. Бела! Тебе выбирать между нашими родителями и твоим совратителем! Знай, сестра моя, что негде укрыться от ока Всевидящего. Избери же верный путь!
Герцог посмотрел на Фиолу жалким, заискивающим взглядом и взмолился:
– Неужели ты оставишь меня погибать, Фиола! Подумай о всех укорах и унижениях, которые ждут тебя в родительском доме, и о всех радостях и наслаждениях, которые принесет жизнь со мной!
– О наслаждениях распутства и о радостях греха! – воскликнул Симха. – Помни, помни, Бела, ты приблизишь кончину отца и матери, если не пойдешь со мной!
– А если ты оставишь меня, – подхватил герцог жалобно, – то положишь конец моей жизни! Ты ведь знаешь, я только ради тебя и живу. Всякое твое желание всегда исполнял я с готовностью. Ради тебя я над сыном своим позволил даже совершить обряд обрезания! Без тебя нет для меня жизни. Если ты меня оставишь, мне придется покончить с собой. Иди же, Фиола, и пусть кусочек свинца освободит герцога Гейдерсдорфского от непосильной ноши!
Фиола, не в силах более сдерживаться, упала в объятия герцога.
– Я останусь, останусь с тобой, – повторяла она всхлипывая, – я не оставлю тебя!
– Ты спасаешь меня от смерти, Фиола! – воскликнул герцог ликующим голосом. – Никогда не забуду я твою доброту. Вечно буду тебе благодарен. Всю свою будущую жизнь посвящу исключительно тебе. И умножу твое богатство, радость и великолепие!
Симха взирал на влюбленную парочку гневным и горестным взором, голос его дрожал, чеканя слова:
– Да обратит Г-сподь ваше веселье в траур, ваши развлечения – в горестный плач! Запах гнили и разложения придет на смену душистым благовониям, как сказал пророк Иешая: «гниль вместо благовоний и лохмотья вместо красоты». А ты, дочь блудная, жалкая и несчастная, будешь брошена и унижена в горе и в прахе!
Повернувшись, Симха стремительно вышел из голубой комнаты.
Глава вторая
Конец блудной дочери
По берегу реки Рейн петляет железная дорога, ведущая из Магнеца в Вормс, огибая городки, знаменитые своим добрым вином. В числе прочих достопримечательностей проходит эта дорога и мимо древнего еврейского кладбища, где хоронили евреев оппенгеймской общины. Множество надгробий возвышается там немыми свидетельствами жизни крупной еврейской общины, протекавшей в городе Оппенгейме то счастливо и безмятежно, то в бедах и горестях, а ныне принявшей вид последнего приюта всего живого.
Оппенгейм считается одним из древнейших городов Германии. В свое время древние римляне основали на этом месте поселение и построили большую крепость, носившую название Бойкония. В средние века город Оппенгейм насчитывал десятки тысяч жителей, среди которых было множество евреев. В последние годы население Оппенгейма сократилась, а евреи исчезли почти начисто.
Во времена описываемых событий в Оппенгейме еще существовала довольно значительная еврейская община. Во главе ее состоял раввин, славившийся своей праведностью, Б-гобоязненностью и ученостью, и жизнь текла себе своим чередом.
Не кто иной, как известный нам Симха занимал в ту пору пост раввина Оппенгейма. Уже многие годы прошли с того дня, когда его сестра Бела отказалась оставить своего возлюбленного герцога Гейдерсдорфа и вернуться под родительский кров. В тот день Симха отправился домой один, огорченный и раздраженный. Его престарелые родители, не вынеся своего горя и стыда, вскоре умерли. Да и сам Симха чувствовал себя в Бенцлау не лучшим образом, не находя места из-за позора, который навлекла его сестра на всю семью. Он распродал все доставшееся в наследство имущество и переехал во Франкфурт, где собирался посвятить свою жизнь Торе и служению Всевышнему. Через несколько лет слава о нем как о выдающемся мудреце распространилась по миру, и оппенгеймская община предложила ему пост раввина. Он с радостью принял предложение. В Оппенгейме он женился и жил с женой в праведности и страхе Б-жьем.
В один прекрасный день к нему пришел общинный служка:
– На ближайшем постоялом дворе, – сказал он, – лежит в тяжелой болезни, а возможно и на смертном одре одна несчастная еврейская женщина. С нею малолетний сын. Она умоляет раввина навестить ее!
Симха тут же откликнулся на просьбу больной и отправился на постоялый двор. Войдя в комнату, он увидал на бедном соломенном ложе не по возрасту состарившуюся женщину с бесцветным лицом. Он приблизился к ней, и она взглянула на него тусклым, болезненным взором. Затем она заговорила слабым голосом:
– Симха! Я сразу тебя узнала. Еще когда мне сказали, что здешнего раввина зовут Симха и что он родом из Богемии, я сразу подумала, что это ты. Горе мне, ибо я предстаю пред тобой в столь бедственном положении. Хотя все, что случилось со мной, воздано мне по справедливости. Прямы пути Г-сподни, и хоть он долготерпелив и милосерден, но в конце концов ни один грешник не избежит наказания!
От удивления и неожиданности рабби Симха стоял, словно окаменелый. Язык его онемел, а колени тряслись и подгибались от волнения. Не веря глазам своим, он уставился на представшее перед ним зрелище не в силах отвести взор. Такая бедная и несчастная, такая иссохшая и измученная – после столь совершенной красоты ее юности! Да и вправду ли это его сестра? Да, как ни ужасно сознавать, это она! Только голос остался узнаваем. Наконец, он через силу пробормотал:
– Бела! Ты ли это? В таком ужасном состоянии!
– Да, Симха, это я, твоя несчастная сестра! Твое проклятье исполнилось, брат! Радость моя обратилась в горе, и веселье – в траур. Твой горький укоряющий голос до сих пор звенит у меня в ушах. Помнишь, как обрушил ты свои укоры на голову блудной сестры? И вот настиг меня суд Б-жий. Гниль вместо благовоний и лохмотья вместо красоты дал он мне, и вот теперь я погибаю, несчастная и одинокая в целом мире, гасну, как свеча, без надежды и упования.
– Сестра! Как же все это случилось?
– Не зови меня сестрой, я того недостойна. Я погубила мать и отца! Горе мне и горе душе моей, ибо на мне вина за смерть наших родителей!
Она закрыла лицо руками и завыла в горьком плаче, полном отчаяния. Рабби Симха смотрел на нее, и сердце его сводила судорога боли. Глаза наполнились слезами. Он обратился к ней самым мягким и ласковым голосом:
– Бела, сестра моя, единственная, любимая! Не нужно столь сильно предаваться отчаянию. Г-сподь долготерпив и милосерден, Он простит все твои прегрешения, только обратись к нему! Добро тебе, и завидна доля твоя, ибо за свои грехи получила ты воздаяние в этом мире, дабы смогла раскаяться во всех своих дурных делах и чтоб было полным твое искупление! Я твой брат, как и прежде. И я прощаю тебе искренне всю горечь и боль, которые ты мне причинила, и родители наши в небесах простят тебя, и они тоже, нет сомнения. Я возьму тебя и твоего сына в свой дом, и жена моя будет о вас заботиться, пока ты не поправишься.
Несчастная женщина схватила руку своего любящего брата и лихорадочно покрывала ее горячими поцелуями. От волнения она не находила слов.
Белу и ее ребенка тут же отправили в дом рабби Симхи. Ребецн заботилась о них с лаской и усердием, как родная сестра. И уже через несколько дней Бела оправилась от болезни.
Когда Бела встала с постели, ее брат рабби Симха обратился к ней с такими словами:
– Теперь, Бела, расскажи мне, пожалуйста, как ты дошла до такого ужасного состояния. Неужели герцог Гейдерсдорф бросил тебя на произвол судьбы, без всякой поддержки и помощи?
– Так ты ничего не слышал о той жестокой беде, которая с нами приключилась? – удивилась Бела.
– Я знаю только то, что французы захватили Гейдельберг.
– О брат мой! От всего произошедшего кровь стынет в жилах! Но я должна рассказать тебе и о предшествовавших событиях, дабы не судил ты не по справедливости строго несчастного герцога, как судит его весь свет. После того как ты ушел от нас в тот памятный вечер, моя душа исполнилась скорби и неизбывной тоски. Твои суровые слова звучали в ушах эхом денно и нощно. Герцог делал все, что было в его власти, чтобы помочь мне развеяться. Балы и рауты следовали один за другим, и я окунулась с головой в пучину увеселений и развлечений, лишь бы забыться, лишь бы не думать о том, что точило мое сердце. Лишь бы заглушить не желавший ни на минуту умолкать голос совести и не ощущать, как грызет меня раскаяние изнутри. Образ наших родителей всегда стоял у меня перед глазами. Я отправила нарочного в Бенцлау, чтобы он узнал, как они живут. И он вскоре вернулся, принеся убийственное известие, что и отец, и мать мои умерли, не вынеся выпавших на их долю горя и бед. Симха, я не знаю слов, которые могли бы передать мое состояние в тот момент. Даже в самом разгаре балов и увеселений я часто слышала твой голос, пробиравший до костей, проклинавший меня как отступницу, сведшую своих родителей в могилу...
Ее душили рыдания, и она на мгновение умолкла.
– Успокойся, Бела, – прервал ее ласково Симха, – сегодня не надо больше рассказывать. Ты еще слишком слаба, чтобы так волноваться.
– Нет, мой дорогой брат! Моя исповедь приносит мне облегчение, освобождая от неимоверной тяжести, что лежит на сердце. Дозволь мне продолжить. Так вот, все эти непрерывные развлечения стоили герцогу огромных денег, в несколько раз превышающих его доходы. Он начал влезать в долги. Ему приходилось занимать колоссальные суммы на совершенно невыгодных условиях. Мне он не говорил ни слова, и я наивно предполагала, что его богатство безмерно. Тем временем в страну вторглись французы. Они захватили Вюртемберг и пленили правившего там принца Фридриха-Карла, старшего брата герцога. После этого к герцогу явилось тайное посольство от французов с предложением осторожной сделки. Герцог был в смятении, почти сломлен и потому стал легкой добычей для искусителей. Вот так и случилось, что французы заняли Гейдельберг без единого выстрела. Потом именем принца герцога привлекли к суду, обвинив в предательстве. Не вынеся позора, он застрелился. После чего появились его многочисленные кредиторы и забрали все. Все! Я с ребенком очутилась на улице, бездомной и нищей. Мы несомненно погибли бы, если бы не ты, мой дорогой брат!
– Велики были страдания твои, сестра моя! – сказал раби Симха. – Пусть же будут они твоим искуплением!
– Брат мой, я чувствую, что близок мой конец. Лишь одного прошу я у тебя: будь моему сыну за отца, вырасти и воспитай его как родного, чтобы был он хорошим евреем, верным и преданным наследию наших отцов.
– С Б-жьей помощью я это сделаю. Посвящу этому столько сил и труда, сколько будет необходимо, сделаю все ради этой цели.
Продолжение следует
Перевод Э. Погребинского
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru