[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ АПРЕЛЬ 2002 НИСАН 5762 — 4 (120)
ЛЮДИ НАШЕГО ПРОФИЛЯ
Пинхас Коц
Так пошучивал Борис Абрамович Слуцкий относительно некоторых своих знакомых... Что? Каких именно?..
Догадайтесь сами.
1. Ребе и Пастернак
Чтоб понапрасну не забивать память, приведу цитату без выходных данных.
Есть проповедники, глубокие знатоки Талмуда, «острые умы», которые, по оригинальному выражению, способны сводить «стену со стеной».
Такой проповедник обыкновенно начнет с какого-нибудь библейского текста и загромоздит его множеством вопросов. Затем перейдет к другому тексту, который, казалось бы, никакого отношения к первому не имеет, и тоже облепит разными загадками, указывая, что в нем нет ни логики, ни здравого смысла. После этого остановится на третьем тексте и снова найдет массу несообразностей, недоразумений и т. д.
Но вдруг, ссылаясь на какое-то изречение, выскажет рогатый силлогизм – и глядь, все тексты согласны между собой, все противоречия сняты, все вопросы разрешены. И Святое Писание опять засияло в Б-жественном свете.
Перечитайте для ясности еще раз, и пойдем дальше.
Речь Пастернака была неслыханно содержательна, и потому мысль его нередко кружила запутанными ходами в неожиданном ответвлении. Казалось, он безнадежно забыл, с чего начал, увлекшись случайными частностями или попутными находками.
Но нет! Все ненужные вроде бы объяснения, перескакивания, отступления – все обретало вдруг свое назначение. Густое ветвистое дерево обнаруживало внутреннюю стройность, превращая плоскую схему в объемный живой организм, существующий по своим неписаным законам (З. Масленникова. Портрет Бориса Пастернака., М., 1990. Стр. 7).
СЮДА ЖЕ
...после молитвы устраивали общую трапезу, а затем рабби просил каждого припомнить какой-нибудь священный текст. Эти отрывки, взятые из разных мест, он связывал воедино, и всякий находил ответы на те вопросы, которыми мучился.
И чуточку ниже:
...в ешивах употреблялся метод «пилпула» – умение при помощи головоломных построений сблизить самые отдаленные понятия и уловить, стало быть, скрытый смысл.
Такой способ можно, наверное, считать национальным. Ибо евреев величали издревле «народом книги». Но люди книги имеются, несомненно, во всякой стране.
Например, Ломоносов и Пушкин с их идеей «далековатых сближений».
Или французский классик Мишель де Монтень. Вроде как дворянин, христианин... Да который уж век гуляет по свету байка об иудейском происхождении. Принадлежал, дескать, к семейству Лопесов, не по своей воле покинувших Испанию...
А Лопес – это же латинское lupus (волк). И большинство пиренейских выкрестов (маранов) назывались в аккурат Лопесами.
2. Девичья фамилия
Юрий Валентинович Трифонов обладал среди прочего одной изначальной способностью: писать всегда на высшем уровне дозволенной правды.
Так, «Студенты» (1949) – для своего времени – очень живая книга. Плюс Сталинская премия. «Утоление жажды» (1963) – в момент выхода – формально-изощренная. Плюс Туркменский канал. Документальная повесть – не помню названия (об отце и дяде... «Отблеск костра»?) – достаточно смелая. Плюс – под маркой Политиздата...
Я прочитал в первой Литературной энциклопедии, что Валентин Петрович Катаев – мещанский писатель. Сама по себе заметка вульгарно-социологическая, вызывает протест и рвоту... Но «мещанский писатель» – запало.
Как так случилось, что из неверных посылок, по ложному методу, а заключение правильное? Вероятно, неприятие шло по чувству. И чувство не обмануло.
Тут приблудилась строчка из соседнего автора. Что, мол, когда в город ворвутся враги, вас не расстреляют. Не за что будет расстреливать! А тех – было.
Разумеется, по зрелом размышлении, выбирая меж теми и Катаевым, мы предпочтем последнего. Но писатель он все-таки мещанский. И применив к нему вышеозначенную формулу, скажем: поздние свои книги стремился писать на высшем уровне дозволенной злости и дозволенного цинизма.
Возвращаясь к Трифонову – – –
***
Меня поразил «Старик». Не вхожу в оценку, но повеяло смертью. Хоть звони по справочнику Союза писателей: мол, Юрий Валентинович, накликаете!
Там есть герой – очень живая фигура. И вечно хлопочет: дача, поездка за рубежи... А может, Трифонов сам такой? Все делает до упора.
Набрано, помню, курсивом, и невольно представилось, как подчеркивал в рукописи. Особенно в той сцене, с возлюбленной. Где плещутся в душе посреди московской жары. И Трифонову, похоже, завидно. Так и залез бы в ту емкость. С руками и ногами. До упора.
После – любовь. А девушка не желает. И герой вынуждает ее. До упора.
Вот тут и почудилось, что Трифонов скоро умрет.
***
Как все же трудно уйти от себя!
У Икса, в очень плохом фильме, женщина говорит: «Мой первый муж знал, что делал: в 26 лет уже был лауреатом Государственной премии!»
В 26 лет лауреатом той премии стал Иксов сокурсник – Трифонов.
***
По отчеству – сын Катаев
а. Но на самом деле – Паустовского. Как все мы вышли из «Шинели» Гоголя, так Трифонов – из рассказа Паустовского «Телеграмма».
***
Я видел его в редакции. Крупный, черноволосый. В больших очках... Очень похож на девичью свою фамилию – Левин.
***
В какой тишине его схоронили! Раз-раз – и туда. Чтоб не отсвечивал, не маячил. С какой быстротой и тайным ликованием!
Тогда я прочел «Другую жизнь», перечитал «Обмен», «Предварительные итоги»...
СЮДА ЖЕ
Почему, интересуетесь, Левин? А потому, дорогие, что кроме отца и дяди – казаков Трифоновых, была у Юрия Валентиновича еще и бабка с материнской стороны. Вроде бы – Левина.
К счастью, не репрессированная подобно родственникам по мужской линии. Напротив, будто бы процветающая. Которой лично товарищ С подарил свою книжку – «Вопросы ленинизма» или «Краткий курс», или очередной отчетный доклад на каком-нибудь съезде...
Да вдобавок с посвятительной надписью. Несгибаемой, положим. Такой-то. Твердокаменной, допустим. Этакой. Верной, к примеру, и преданной...
Вот под сенью, болтают, того автографа маленький Юра и хоронился. Сам-то про себя знал, чей сын и племянник, – «врагов народа». Зато внук...
Так и существовал до поры до времени. Покуда не взялись космополитов искоренять. Тут и оборотился, как прежде, Трифоновым.
Доказательства? Никаких!
Просто слухи.
3. Памяти Соломона Михоэлса
Его дочь рассказывала, что отец
умел совершенно сознательно впасть в беспечность. А на опыте всей дальнейшей жизни я убедилась, что в те минуты, когда от нас уже ничего не зависит и мы не в силах что-нибудь изменить, ничто так не спасает, как легкомыслие.
Кого, извините, нас? Обыкновенных, разъясняю, людей, которые на практике, в процессе существования, с внезапностью прозревают, что «не в силах что-нибудь изменить».
Но такому, как Соломон, открыто оно сызмала, изначально. Он чует душой и телом (стало быть, и ногами), что все мы ходим под Б-гом.
Просто нам, умникам, чудится, что поводок длинный. А Соломон ближе к Небу. Каждую секунду натягивает тот волосок... И что ж ему, бедному, остается, кроме легкомыслия...
***
Женщина, которая обмывала его, с уди-влением обнаружила, что он улыбается. Художник, снимавший посмертную маску, говорит о «горькой усмешке».
Что же случилось веселого в последнюю или предпоследнюю минуту? Когда он с ясностью понял, что нельзя уклониться от того грузовика... не пустить того посетителя...
А вспомнилась Соломону эвакуация, восточный солнечный город (Ташкент), где каждое утро приезжал за ним мусульманин-возница, стучал кнутовищем в окно и кричал:
– Сулейман! Моя пришла!
Смерть, по-русски, (набираю вразрядку) – женского рода.
***
Страсть познания, – говорил он, – самая сильная. Даже постель есть, в сущности, разновидность познания.
То же примерно утверждает словарь, где «познать» – в одном из значений – «получить истинное представление». Хорошо помню старушек, которые шептались в нашем дворе, кто с кем спознался.
Адам же, – сказано в древней книге, – позна Еву, жену свою.
Но если любовь – вид познания, что же, спрашивает Соломон, дано нам любить? То, отвечает, чего мы не знаем. Неведомое, неизвестное. Только оно возбуждает желание. А знакомое – никогда.
Вот откуда у нас, чернявеньких и носатых, неизбывная страсть к беленьким да курносым.
О ТОМ ЖЕ
Есть люди, которые воплощают национальный тип. Они настолько евреи (как Михоэлс) или настолько русские (как Есенин), что интересуются женщинами исключительно соседних народов. Формулируя предельно, всякая Катя – сестра Есенина, а всякая Рива – Михоэлса.
Правда, в силу разных причин (восточных обычаев, малочисленности и замкнутости) евреям разрешалось брать в жены двоюродную сестру. И мои, в частности, мама с папой – кузен и кузина.
Говорят, 1/16-я такого потомства имеет психические отклонения. И оттого – по науке – так много среди нас гениев и сумасшедших.
Конечно, Есенин с Михоэлсом – продукты, как бы сказать, эволюционного развития, мирного течения истории, когда происходило накопление, росли-громоздились богатства... И взрыв, между прочим, начала (и середины) XX века демонстрирует нам, какая могучая гора составилась из припасов. Трать – не хочу!
В результате уничтожили шесть миллионов евреев – едва ли не половину. И приблизительно треть русских. Плюс 10% немцев...
После чего перед народами встали другие задачи – охранительно, что ли, восстановительные. И жена Аркадия Исааковича Райкина – народного артиста – целую жизнь отваживала блондинок. А Мария Илларионовна Твардовская оберегала суженого от брюнеток.
Но Михоэлс с Есениным – представители, повторяю, предыдущей эпохи. И потому супруга Соломона Михайловича зовется Анастасией. А подруги Сергея Александровича – как бы сказать – наоборот.
– У-у, какой жид! – воскликнул поэт, глянувши на грудничка-сына. – Есенины черными не бывают!
Зато черными бывают возлюбленные. Это те самые, по словам Есенина, еврейские девушки в Харькове – единственные на всю страну, кто без ума от русских стихов и русских поэтов.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru