[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ МАРТ 2002 АДАР 5762 — 3 (119)
КАК ИСПОЛЬЗОВАТЬ ЕВРЕЙСКУЮ ЭНЕРГИЮ В МИРНЫХ ЦЕЛЯХ?
Из неизданной книги
Александр Синельников
Из нашего народа вышло немало всемирно известных ученых, писателей, поэтов, музыкантов, композиторов. Около 130 евреев получили Нобелевские премии, т.е. 20% от общего числа награжденных. А ведь доля евреев в населении земли перед второй мировой войной составляла всего 0,7, а сейчас лишь 0,2% – в 100 раз меньше, чем среди нобелевских лауреатов. В то же время некоторые евреи испытывают чувство вины за то, что многие люди из нашего народа приняли участие в руководстве русскими революционными движениями конца XIX и начала XX веков, а также занимали важные посты в ЧК и НКВД. Антисемитская пресса и литература в России возлагает на наш народ ответственность за революции 1905 и 1917 гг. и за репрессивный ленинско-сталинский режим. К сожалению, есть и евреи, разделяющие это мнение. Александр Кац в книге «Евреи. Христианство. Россия» (СПб., 1997. С. 465, 466) утверждает, что «поскольку в этой партии и в этом НКВД были не один и не два, а много евреев, то преступления их замарали еврейский народ в целом». Он считает, что евреям надо покаяться. Но за чью вину и за чьих предков каяться, если даже считать, что потомки за них в ответе?
вреи-большевики закрывали синагоги, преследовали раввинов и сионистов, запретили изучение иврита. Их программа по национальному вопросу – слияние всех народов. Начали они с упразднения своей нации, в чем весьма преуспели. Жены тех из них, кто женился в советское время, когда смешанные браки были разрешены и тем более, жены их детей, обычно не были еврейками. Бо€льшая часть ныне живущих потомков евреев-революционеров не могут считаться евреями даже по нацистским меркам. Если предложить им покаяться за «вину» еврейского народа, что они ответят?
Но ведь и те знаменитые евреи, которые использовали свою энергию «в мирных целях», т.е. в науке, в искусстве, в бизнесе, часто были столь же далеки от своего народа, как и евреи-большевики, и тоже обычно женились не на еврейках. В жилах потомков этих людей, как правило, осталось не больше еврейской крови, чем у наследников современных им евреев-большевиков. Среди знаменитых «мирных» евреев всегда было немало крещеных. В нынешней России многие евреи – деятели науки и искусства приняли христианство под влиянием учения крещеного же еврея Александра Меня. Есть ли связь между гиперактивностью евреев в бизнесе, науке и искусстве с одной стороны и революционной деятельности – с другой? Почему в одних условиях эта гиперактивность носит созидательный, а в других – разрушительный характер? Ответ на этот вопрос – в нашей истории.
С середины XVII века началась миграция польских евреев в Германию. Но право жительства в немецких городах предоставлялось строго ограниченному числу «полезных», т.е. богатых и образованных евреев. Законы, разрешающие евреям поселиться в разных германских государствах (тогда их было несколько сотен), напоминали нынешние квоты на число принимаемых иммигрантов и качественные требования, предъявляемые к ним в США, Канаде, Австралии или в Западной Европе. Но на иммигрантов, уже получивших гражданство, и на их детей ограничения не распространяются. В немецких же государствах до середины XIX века евреи считались вечными чужаками, сколько бы поколений они там ни жили.
В 1650 году во всех вместе взятых немецких государствах, исключая Австрию, насчитывалось около 30000 евреев, в 1700 году – около 60000, в
1800-м – примерно 180000. Многодетность еврейских семей приводила к превышению установленных властями квот на численность евреев, а раздел капиталов главы семьи между наследниками – к тому, что они не соответствовали цензу «полезности». Чтобы сохранить условия, на которых евреев допустили в страну, власти присваивали каждому из них «семейный номер». Он наследовался только сыном-первенцем, а при отсутствии сыновей – старшей дочерью. Другие дети считались «бесполезными» и не имели права на вступление в брак.
Нормировка была попыткой навязать евреям майорат, принятый у католиков и протестантов. Но евреи, как правило, не имели самого объекта, наследуемого в порядке майората, который у христиан был предназначен для того, чтобы земельная собственность не делилась. Даже в конце XVIII века в большинстве немецких государств евреям не разрешалось владеть землей. Христианам же не запрещалось вступать в брак лишь на том основании, что они были младшими детьми у своих родителей: причиной отказа могла быть только экономическая несостоятельность. Власти считали рост христианского населения желательным, хотя и не хотели «плодить нищету». А с ростом еврейского населения они боролись, устанавливая квоты на его численность.
Но не все государства проводили эту политику. В Гамбурге таких законов не было, и там селилось много евреев. В Баварии семейную нормировку ввели в 1813 году, а в Пруссии в 1812 году ее уже отменили. В конце XVIII века к Австрии и Пруссии отошли польские земли с многочисленным еврейским населением и осуществлять нормировку стало нелегко. Наконец, сами евреи изобрели много способов обходить запрет на вступление в брак.
Нормировка не только мешала притоку в немецкие государства новых еврейских капиталов, но и приводила к оттоку старых. Если отец двух сыновей мог передать свое право на жительство в стране только старшему, а младшего отсылал в другую страну, то не с пустыми же руками. Он должен был привезти капитал не ниже ценза, установленного для евреев там, где желал поселиться. Правители, которым важнее было получить от евреев больше денег, чем остановить рост их численности, либо повышали квоты на число «полезных» евреев, либо смотрели сквозь пальцы на то, как евреи обходят ограничения.
Чтобы получить статус «полезных» и право на женитьбу, евреи накапливали большие суммы, поступали в университеты и становились врачами, адвокатами, инженерами, физиками, математиками, музыкантами. У евреев всегда в большом почете были знатоки Торы и Талмуда. Когда оказалось, что светские науки помогают не только заработать на жизнь, но и добиться разрешения на брак или получить право на жительство в большом городе, то у евреев усилилась тяга к общему образованию. Люди с университетским образованием стали пользоваться таким же уважением в еврейской среде, как прежде – талмудисты.
Евреи, которые так и не выхлопотали себе «семейные номера», уезжали из Австрии и Германии в Англию, Голландию, Францию, Америку и Россию. С другой стороны, многие из немецких и австрийских евреев сами были богатыми и образованными выходцами из Польши и России, допущенными в Берлин и Вену за «полезность». У них на родине оставались близкие, завидовавшие и подражавшие им. Кроме того, в XIX – начале XX веков русские и польские евреи часто ездили в Германию и Австрию по торговым делам, а также на учебу.
С 1887 года прием евреев в российские учебные заведения был ограничен «процентной нормой», введенной под влиянием немецких законов, уже отмененных к тому времени в Германии. Русским евреям стало легче поступать в университеты в Германии, чем в России. Австрийские евреи в 1868 году, а немецкие – в 1871-м, по крайней мере на бумаге, получили полное равноправие, а брачную нормировку отменили даже несколько раньше.
В России право евреев заключать браки между собой не ограничивалось. Но у русских евреев была другая проблема – рекрутчина, введенная для них в 1827 году. Призывной возраст для евреев, в отличие от христиан, начинался не с 18, а уже с 12 лет. Дети направлялись в школы кантонистов, где их готовили к 25-летней службе и старались окрестить. Но богатые и образованные люди от рекрутчины освобождались. Если у немецких евреев появилась установка: «не выйдешь в люди – пропадешь, останешься холостым», то у русских евреев она приняла вид: «не выйдешь в люди – пропадешь, сдадут в рекруты».
Александр II прекратил наборы еврейских кантонистов и уравнял евреев с христианами в аспекте призывного возраста, а также дал право жить вне черты оседлости «полезным» евреям – купцам первой гильдии, лицам с высшим образованием, квалифицированным ремесленникам и отставным «николаевским солдатам». Тогда установка приняла вид: «не выйдешь в люди – пропадешь, не выберешься из нищего местечка» или просто – «будет плохо».
Сейчас дискриминация евреев не имеет официального характера. Однако норма: «не выйдешь в люди – пропадешь» бытует среди евреев во всех странах диаспоры. В Израиле данная установка сохраняется только у первого поколения новоприбывших, которые понимают, что при прочих равных условиях на работу возьмут коренного израильтянина – сабру. Однако их дети, родившиеся в Израиле, это уже сабры. У них нет оснований для гиперактивности, и они проявляют ее не больше, чем, например, англичане, французы или русские. Некоторые из университетов и научных учреждений Израиля находятся на высоком уровне, но они не стали рассадниками Эйнштейнов. Гиперактивность – это реакция на социальные условия, а не врожденная черта евреев.
В первом томе своей книги «Двести лет вместе. 1795 – 1995» (М., 2000) Александр Солженицын упоминает составленный при Николае I по немецкому образцу проект закона, согласно которому считались «полезными» евреями гильдийские купцы, цеховые ремесленники, земледельцы и те мещане, которые владели недвижимостью, приносящей определенный доход. Всех же прочих, т.е. мелких торговцев и бедняков предлагалось признать «бесполезными» и заставить сменить род занятий, а также брать в рекруты с каждой тысячи из них втрое больше, чем от остального населения.
В 1843 году на сей проект дал отзыв губернатор Новороссии М.С. Воронцов, знавший, как живут евреи в этом крае. Он писал, что «самое название “бесполезных” для нескольких сотен тысяч людей, по воле Всевышнего издревле живущих в империи, и круто, и несправедливо. Проект считает бесполезными всех тех многочисленных евреев, которые занимаются или мелочною покупкою продуктов у первых производителей, дабы их доставлять оптовому купцу, или полезною продажею потребителям товаров, получаемых от оптового продавателя. Рассуждая беспристрастно, нельзя не удивляться, что сии многочисленные торговцы считаются бесполезными, и, следственно, вредными, тогда как они мелкими, хотя оклеветанными, промыслами помогают с одной стороны промышленности сельской, с другой – торговой». По мнению историка Дубнова, в этом отзыве «осуждалась вся ложная экономическая политика русского правительства, которое причисляло мелких торговцев и посредников к разряду “вредных” и строило на этом всю систему гонений и жестокостей против евреев». Но отзыв привел лишь к тому, что ... название «бесполезные» применительно к мелким торговцам было заменено названием «неимеющие производительного труда» (Дубнов С.М. Новейшая история еврейского народа (1789 – 1848 г.), т. 1. Петроград, 1919. С. 387, 388).
К этой категории относилось 80% евреев. Судя по ее названию Николай I и его чиновники, составлявшие проект, по своим взглядам были близки к Марксу, тогда же осудившему «еврейское торгашество» в статье «К еврейскому вопросу». Вряд ли они знали об этой статье. Но ее идея висела в воздухе. И для Николая I, и для его преемников, и для многих министров было характерно мнение о «непроизводительности» труда торговых посредников, неприятие естественно сложившихся экономических отношений и стремление силовыми методами исправить эти отношения. В русском обществе такие взгляды вошли в моду еще до проникновения марксизма в страну. Поэтому он и стал столь популярным в России.
Власть защищала «коренное население» от «еврейской эксплуатации», но эксплуататорами почему-то считала только евреев, причем лишь мелких торговцев, а не богатых купцов и фабрикантов. Этим и мотивировались законы, запрещающие евреям жить в селах и владеть землей, не будучи крестьянами. Солженицын одобряет эти ограничения. Не нравится ему лишь то, что евреи умели их обходить.
Марксисты же, как и другие революционеры, желали отнять власть у царей, а затем использовать ее против крупных и мелких эксплуататоров всех наций, причем к этому разряду они относили любого, кто «не имеет производительного труда». Неужели Солженицын подобно им считает, что труд в промышленности и сельском хозяйстве производительный, а в посреднической торговле – нет? Ведь «челноки», которых в советское время сажали как спекулянтов, заполнили товарами все рынки и покончили с самим понятием «дефицит». В черте оседлости роль «челноков» в ходе естественного экономического развития досталась евреям и неплохо ими выполнялась, попытки же властей искусственными мерами заставить их перейти к «производительному труду» (особенно в сельском хозяйстве), по признанию самого автора, ни к чему не привели.
Центральным вопросом в книге является участие евреев не в торговле, а в революции. Писатель решил стать историком, но не объяснил, чем же оно вызывалась, если условия жизни евреев, по его мнению, были не так уж плохи, чтобы толкать их на рискованную борьбу с властью. Люди, считающие евреев главными виновниками революции, рассматривают ее саму как еврейское национальное движение. Правда, сам Солженицын смотрит на этот вопрос объективнее, чем явные юдофобы.
Будь национальный момент главным в событиях 1905 и 1917 гг., они могли бы привести к отпадению окраин империи, но не к изменению социального строя в самой России, что и было главной целью революционеров. Борцы за национальное освобождение отстаивают интересы всего своего народа, хотя не всегда правильно их понимают. Социальная же борьба имеет место внутри народа. Никакой народ как целое не может быть не только виновен в социальной революции, но и заинтересован в ней. И среди евреев, и среди русских были и есть высшие, средние и низшие социальные группы. Соотношение сторонников и противников революции у разных народов не было одинаковым. Исход борьбы зависел главным образом от этой пропорции среди русских как крупнейшего из народов империи. А среди них красных оказалось больше, чем белых, поэтому и победили первые. Евреи были политически активнее, чем другие народы. Однако и в нашем народе, как и в других, большинство составляли обыватели, мечтавшие лишь о том, чтобы красные и белые их не громили.
Рядовые участники революций рекрутируются из низов. Но их лидеры – более образованные, обеспеченные и амбициозные люди, чем те, кто идет за ними. Солженицын пишет о том, что положение евреев было лучше, чем у русских крестьян, которые до реформы 1861 году были почти рабами, да и после нее страдали от пережитков крепостничества. Но у евреев, как и вообще у образованных людей, уровень притязаний был выше, чем у крестьян.
Вожди восстаний – это либо способные выходцы из низов, которые выбились в средний класс, но социальные предрассудки мешают им подняться выше, либо незаурядные представители среднего класса, которых система не пускает в высший класс, либо лица знатного происхождения, утратившие свой статус. В средневековой Европе вожаками мятежных крестьян часто становились младшие сыновья рыцарей, не наследовавшие отцовские земли и титулы. Крестьянскими бунтами в России XVII – XVIII веков руководили казаки. Их статус был выше, чем у крепостных. Рядовые участники восстания декабристов были простыми солдатами, поверившими своим командирам – дворянам, которые во многом брали пример с французских якобинцев. Народники боролись за права крестьянства, но сами обычно принадлежали к разночинцам, т.е. к средним слоям общества. Большевики считали свою революцию пролетарской, но много ли пролетариев было среди их вождей?
Там, где способные представители среднего класса переходят в высший класс, не сталкиваясь с кастовыми барьерами, они используют свою энергию в мирных целях. Конечно, даже в Америке, не знавшей феодальной системы, дети из бедных и богатых семей имеют отнюдь не равные «стартовые возможности». Но если простой янки выходит в люди благодаря своим усилиям, он пользуется еще большим уважением, чем сын банкира. Американские евреи обошлись без революций. Этого не требовалось ни им, ни другим американцам.
Российская империя имела сословный характер до самого своего падения. Дворяне сохраняли привилегии. Выборы в Государственную Думу проводились по куриальной системе: помещики посылали одного выборщика от 2000 человек, крестьяне – от 30000. Конечно, какие-то простолюдины наживали капиталы, но светское общество все-таки считало их выскочками. Крестьяне и мещане иногда выслуживали себе дворянство, но родовитые дворяне смотрели на них свысока. Некоторые евреи крестились, чтобы сделать карьеру, но многие русские презирали их как проходимцев, сменивших веру ради выгоды. В 1912 году запрет на производство евреев в офицеры был распространен на выкрестов с их детьми и внуками.
Среди евреев в Российской империи было немало способных людей с установкой: «не выйдешь в люди – пропадешь». Однако правовые ограничения мешали им выйти в люди «мирным путем», хотя и не сводили этот шанс к нулю. К сожалению, многие из них направили свою энергию не на бизнес, науку или искусство, а на разрушение социальной системы. Но они одни, принадлежа к небольшому национальному меньшинству, не смогли бы сломать ее, если бы она устраивала все другие народы. Однако и многие русские люди тоже считали, что царский режим мешает им занять достойное место в обществе. Солженицын пишет, что процентную норму, ограничившую прием евреев в университеты, ввели одновременно с циркуляром о недопущении «кухаркиных детей» в гимназии. Власть настроила против себя талантливую молодежь всех национальностей.
Еврейские большевики, эсеры и анархисты совершали страшные злодеяния не как мстители за гонения на свой народ (это бы тоже их не оправдывало), а как люди, лично обиженные режимом – не принятые ни в университеты, ни на государственную службу, высланные из столиц в черту оседлости. Так поступают лидеры и участники социальных, а не национальных революций. Троцкий и Свердлов, как и Ленин, куда больше похожи на Робеспьера, чем на Гарибальди. Большевики заимствовали у якобинцев институт комиссаров и ревтрибуналы, судившие не по закону, а по «революционной совести» и выносившие приговоры без предварительного следствия и доказательств вины. У евреев было (и есть) свое национально-освободительных движение – сионизм. Сионисты брали пример не с французских революционеров, а с польских и итальянских патриотов XIX века.
Любая революционная борьба сопровождается жестокостями с обеих сторон. Но движение за независимость во многих странах все же увенчалось успехом. Цели же социальных революций – французской («свобода, равенство и братство») или русской («уничтожение всех форм эксплуатации») – были утопичны. Борьба за равенство ведет к тому, что различие между толпой и теми, кто на голову выше ее, устраняется с помощью гильотины или ГУЛАГа. Затем всегда приходят новые господа – капиталисты вместо дворян, партийная верхушка вместо капиталистов, «новые русские» вместо этой верхушки.
Чаще всего революционеры возмущены не самой социальной иерархией, а тем, что занимают в ней слишком низкие ступени. Добившись победы, они, как правило, сами превращаются в эксплуататоров и отстраняют и (или) уничтожают своих соратников-идеалистов. Последние не долго остаются лидерами. Для присоединившихся к ним (и затем сменяющих их у власти) проходимцев цель состоит не во всеобщем благе, а в личном благополучии. Как заметил немецкий канцлер Бисмарк: «революции замышляются гениями, осуществляются фанатиками, а их плодами пользуются негодяи».
Среди известных евреев-революционеров больше всего был представлен второй тип. Люди третьего типа пришли к власти в 30-х годах и уничтожили почти всех «фанатиков», независимо от национальности. Новая плеяда власть имущих состояла в основном из карьеристов, примкнувших к большевикам после их победы. Евреев в ней было немного. С концом «еврейского засилья» ни весь режим, ни его карательный аппарат не стали гуманнее.
Солженицын пишет, что «даже закрайние еврейские социалисты стремились как-то совместить свою идеологию с национальным чувством» (с. 474). Однако надолго совместить то и другое удалось лишь сионистам, которые решили строить общество социальной справедливости только для своего народа на его древней родине. Еврейская рабочая партия – Бунд тоже стремилась к национальной автономии. Но эти претензии всегда отвергались и Лениным, и большевиками-евреями как помеха к единству всех революционных сил. Бунд сыграл важную роль лишь в революции 1905 года, а к 1917-му утратил влияние. Многие бундовцы пересмотрели свои взгляды и стали большевиками-интернационалистами.
Дубнов обвинял евреев-революционеров в равнодушии к судьбе жертв погромов, спровоцированных их участием в событиях 1905 года Даже бундовцы (не говоря уже о большевиках, меньшевиках, эсерах и анархистах) классовые интересы ставили выше национальных. Рабочие – члены Бунда, как правило, работали на фабриках и заводах, принадлежавших евреям же, и считали хозяев классовыми врагами, а рабочих-неевреев рассматривали как союзников. Солженицын упоминает случаи расправы еврейских рабочих над фабрикантами-евреями. А некоторые «союзники» участвовали в погромах.
Среди 5047 марксистов и социал-демократов, привлеченных к ответственности в 1892 – 1902 гг., евреев было 23,4% (подсчитано Н.Д. Ерофеевым по: Обзоры важнейших донесений, дознаний, производившихся жандармским управлением империи по делам о государственных преступлениях. 1892 – 1902. СПб., 1905. Т. 1-26, цит. по: Степанов С.А. Черная сотня в России (1905 – 1914 гг.). М., 1992. С. 27, 47). Это в 6 раз больше доли евреев в населении Российской империи (по переписи 1897 года – 4%). Евреи дискриминировались больше других народов и поэтому активнее всех прочих участвовали в революционном движении. Однако три четверти его участников евреями не были. Разве евреи составляли основную массу среди экипажа броненосца «Потемкин», среди восставших рабочих на Пресне, среди солдат и матросов, захвативших Зимний дворец, или среди красноармейцев в годы гражданской войны?
Авторы, считающие наш народ ответственным за русскую революцию, пишут о высоком проценте евреев среди ее лидеров. Но почему народные массы пошли за такими вождями? Они поступили так не из любви к «жидам», а из ненависти к социальной системе, в которой они находились на самых низших ступеньках и не видели возможности подняться выше. Еврейские же большевики и эсеры считали своей главной опорой рабочих и бедных крестьян, т.е. социальные группы, из которых рекрутировалась основная масса погромщиков. Солженицын сам пишет, что еще в 1881 году народники приветствовали еврейские погромы, считая их первым этапом долгожданной революции (с. 195, 196). Некоторые из еврейских ее сторонников из-за этого стали сионистами. Другие просто ушли в частную жизнь. Но многие все-таки считали, что темных классовых союзников можно просветить, справедливо полагая, что без их участия революция невозможна. Ни погромы 1905 года, участниками которых снова оказались классовые союзники, ни погромы, учиненные вышедшими из повиновения комиссарам частями Красной Армии во время гражданской войны, не заставили евреев-большевиков пересмотреть свои догмы.
Они боролись за неверно понятые ими интересы русских рабочих и крестьян и против интересов своего народа, состоявшего в основном из «нетрудовых элементов». В годы гражданской войны многие евреи – банкиры, фабриканты, коммерсанты и мелкие торговцы были убиты красноармейцами, расстреляны либо посажены в лагеря чекистами как буржуи и спекулянты, а их имущество конфисковано. Немало евреев пострадало и от репрессий против нэпманов. По данным Краткой Еврейской Энциклопедии, изданной в Израиле на русском языке, на рубеже 20-х и 30-х годов «нетрудовые элементы», лишенные избирательных и многих других прав, составляли 30% среди евреев и лишь 5 – 6% среди неевреев.
Даже после того как многие классовые союзники помогали нацистам в уничтожении евреев на оккупированных территориях СССР, после борьбы с «космополитизмом», разгрома Еврейского антифашистского комитета, «дела врачей», многие евреи верили, что источник антисемитизма – только невежество. Но уже в начале XX века известный сионист В.Е. Жаботинский писал, что среди антисемитов есть и очень культурные люди. Сейчас их стало много.
Солженицын знал, что его книгу возьмут на вооружение именно просвещенные антисемиты, которые прочтут ее до конца несмотря на большой объем и непопулярный стиль. Значит, он рассчитывал поднять свою популярность среди таких читателей. При беглом просмотре книги негативные примеры поведения евреев заслоняют собой позитивные, которых в ней гораздо меньше. Но и после вдумчивого прочтения видно мнение автора, что активное участие в революции было неадекватной реакцией почти всей еврейской молодежи на не столь уж тяжелые (с его точки зрения) ограничения прав евреев. Писатель подчеркивает, что эти законы к тому же постепенно смягчались и не всегда соблюдались на практике. Конечно, он делает оговорку, что «ни одна нация не может отвечать за своих членов» (с. 417). Однако авторы самых злобных антиеврейских статей обычно тоже пишут: «я не антисемит, но...».
В Интернете появилось немало откликов на книгу «Двести лет вместе», в том числе и юдофобских. Согласно одному из них, если эту книгу прочтут хотя бы пять процентов русских, то через пять лет в России не останется ни одного еврея. Произведение столь уважаемого писателя может сделать врагами еврейства массу людей, которые прежде ими не были. В отличие от явных юдофобов Солженицын старается сохранить объективность и призывает обе стороны признать свою долю греха (с. 6).
Евреи, настолько оторвавшиеся от еврейства, что все представления о нем черпают из нееврейских источников, включая и антисемитские, увидят в книге «объективные доказательства» того, что наш народ заслуживает той ненависти, с которой многие к нему относятся. Однако любое покаяние даже отдельных лиц будет истолковано как признание «вины» всего народа и отнюдь не вызовет таких же признаний с другой стороны.
Могут ли евреи гордиться Эйнштейном и не стыдиться при этом Бронштейна, который стал Троцким? Вклад каждого ученого, писателя, музыканта или композитора независимо от его национальности в мировую науку или искусство неотделим от личности автора. «Войну и мир» мог написать только Толстой, а «Иудейскую войну» – лишь Фейхтвангер. Теория психоанализа не могла быть создана никем, кроме Фрейда.
Революции же совершаются не личностями, а массами. Многие из их лидеров были людьми незаурядными, но без народной поддержки политической силы не имели. Массы же пошли за ними не потому, что прочли «Капитал» Маркса (обычно они и читать тогда не умели), а потому, что жили в тяжелых условиях и не видели иной возможности их изменить. В Западной Европе и в США, где их положение улучшалось, они революций не устраивали, хотя и научились грамоте и уже могли прочесть Маркса.
Казни и ссылки многих лидеров и активных участников революционного движения не могли остановить (во всяком случае, надолго) само это движение, потому что не устраняли его причин. На место погибших и сосланных становились другие. Для успеха борьбы было бы даже лучше, чтобы она возглавлялась неевреями. Евреи-лидеры не пользовались такой популярностью у масс, которых даже революция не избавила от юдофобии. Троцкий, при всех своих ораторских и организаторских способностях, играл все-таки вторую роль при Ленине и проиграл в борьбе со Сталиным, который был далеко не столь яркой фигурой. Карьеристы, пришедшие к власти в 30-х годах, как личности в подметки не годились старым большевикам. Но от смены элиты режим не изменился. Дело не в личностях, а в системе.
Эйнштейны всегда Эйнштейны. Бронштейны же становятся Троцкими только в обществах, которым нужны подобные лидеры. В нормальных условиях многие из таких способных людей стали бы учеными, поэтами, художниками, музыкантами или остались бы популярными публицистами, каким был Троцкий до 1917 года, так же, как Маркс был при жизни лишь автором одной из многих экономических теорий. Ответственность же за реализацию революционных идей вместе с их авторами разделяют все, кто берет эти теории на вооружение.
В книгах Пророков есть обличения против богачей, живущих в роскоши, когда бедняки голодают. Иисус говорил, что легче верблюду пройти сквозь игольное ушко, чем богатому войти в царство Б-жие. Однако ни Иисус, ни Пророки никогда не призывали отнять у богатых их богатства и разделить их между бедными. Иисус говорил, что Б-гу надо отдать Б-жье, а кесарю – кесарево. А в Талмуде написано: «дина де-малхута – дина», т.е. «закон государства [где живут евреи] – [это] закон [и для евреев]». Революционерами становятся не на основе иудейской или христианской традиции, а в результате разрыва с ними.
Ученые же бывают как верующими, так и неверующими. Но они не могли бы появиться среди евреев в таком количестве, если бы наш народ не сохранил традиционное уважение к учености, основанное на древней религиозной традиции даже тогда, когда речь идет о светских науках. А музыкальная традиция нашего народа идет еще от псалмов царя Давида. Гиперактивность евреев в бизнесе, науке и искусстве возникла из-за традиционного для еврейской среды уважения к богатым, образованным и талантливым людям в условиях дискриминации, почти не затрагивавшей таких людей. Но под воздействием социальной напряженности в нееврейской среде та же гиперактивность проявлялась в революционной борьбе, губительной для самих евреев и общества в целом. Применение еврейской энергии в мирных или немирных целях зависит не столько от самих евреев, сколько от того, в каком обществе они живут.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru