[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ФЕВРАЛЬ 2002 ШВАТ 5762 — 2 (118)
пророк в своем отеЧестве
Александр Крюков
Наряду с устойчивым ростом интереса к творчеству израильских прозаиков в последние десятилетия и современная ивритская поэзия активно завоевывает популярность в читающем мире. Это объясняется прежде всего тем, что сегодня группа одаренных ивритских поэтов весьма представительна, а их произведения являют широкий литературно-художественный спектр тем, стилей и направлений. Ведущие израильские поэты как, например, Меир Визельтир, Хаим Гури, Натан Зах, Далия Равикович, Арье Сиван, Аарон Шабтай, а также некоторые их более молодые коллеги получают престижные национальные, зарубежные и международные премии, а сборники их стихов издаются в переводах во многих странах мира. Несомненно, выдающимся литератором национального масштаба был старейшина израильских поэтов Иеуда Амихай, скончавшийся полтора года назад. Читатели, израильское и мировое литературоведение вновь и вновь обращаются к художественному наследию поэта, в своем обширном и многолетнем творчестве поднявшему ивритский стих до эпических вершин.
Возможно, что одного-двух
прозаиков мирового класса
Израиль и создал, но то,
что Амихай – поэт мирового уровня,
в этом нет никакого сомнения.
С. Мерав,
израильский литературовед
1
Будущий поэт родился 3 мая 1924 года в Вюрцбурге (Германия). Его родители – Фрида и Меир Пойпер были крестьянами, религиозными людьми. В 6 лет он начал посещать еврейскую школу, учился читать и говорить на иврите. В 1935 году семья Пойпер и все близкие родственники со стороны отца и матери бежали из Германии и приехали в Палестину. Сначала они поселились в Петах Тикве, а несколько позднее перебрались в Иерусалим, и Иеуда поступил в религиозную школу.
...Я не целовал эту землю,
когда меня привезли сюда
еще мальчуганом,
впервые ступив на опаленные
пески и камни.
Но теперь, когда годы прошли,
сама земля целует меня,
прикасаясь с любовью
то травами своими,
а то колючими кустарниками.
То в эту войну,
то в эту весну,
до самого последнего
прикосновения.
Перевод С. Гринберга
С тех самых первых детских впечатлений Иерусалим навсегда вошел в творчество поэта, который в своих стихах создал многоликий образ древнего, но необыкновенно сильного и динамичного мегаполиса, неизменного в своей святости и величии города, в то же время неостановимого в своем развитии.
Наш Иерусалим приземист,
горбится средь гор –
не то, что, например, Нью-Йорк.
Двадцать веков назад он позу
принял –
изгиб роскошный перед стартом
взял.
Все прочие – рванулись в даль
по кругу!
По нескончаемой арене
временной то побежали,
то, отставши, гибли.
А он – остался на тропе земной
в предстартовой позиции,
согнувшись...
Победы все упрятаны в груди,
все пораженья затаились
в мышцах.
Спортсмен напрягся и дыханья
не собьет,
готов рвануться на дистанцию
с арены!
Перевод И. Ермакова
В 1942 году Амихай ушел добровольцем в еврейскую бригаду, сражавшуюся в составе британской армии. После окончания второй мировой войны он был послан с секретной миссией в арабские страны и активно участвовал в осуществлении нелегальной иммиграции евреев в Палестину (кампания, получившая название «алия бет» – «вторая алия»). В 1946 году Амихай вступил в Палмах (наиболее боеспособные вооруженные подразделения еврейской общины в Палестине) и в составе бригады «Негев», действовавшей на южном фронте в пустыне Негев, прошел нелегкий боевой путь в годы Войны за независимость. Интересно, что его соратником по оружию в подразделении был также знаменитый сегодня израильский поэт Хаим Гури. «Война, – с горечью говорил Амихай, – это часть моего взросления, часть моей биографии» (5).
Повидавший немало смертей, горя, крови и слез поэт – принципиальный антимилитарист, главная ценность для него человек, его неповторяемая жизнь. Война в любой ее форме ненавистна Амихаю, который не смущается высказывать свое однозначно отрицательное отношение даже к восхваляемым в национальной истории воинственным героям и победным сражениям древних иудеев. Практически во все израильские хрестоматии и школьные учебники литературы вошло антивоенное стихотворение «Я хочу умереть у себя на кровати».
До утра выходили войска из Гилгала
То ли ради победы, то ли гибели ради.
Мертвецов закопали потом
как попало.
Я хочу умереть у себя на кровати.
Уже танковых щелей им смежило
веки.
Я средь редких живых, а загубленных –
рати.
Пусть допросят – отвечу; за все я
в ответе,
но хочу помереть у себя на кровати.
Над Гивоном застыло светило.
Готово
Век убийцам светить, позабыв
о пощаде.
И жену укокошат, но, честное слово,
Я хочу помереть у себя на кровати.
В длинном волосе черном отвага
Самсона.
Но я назван героем и острижен
некстати
И теперь лук натягиваю
принужденно,
А хочу умереть у себя на кровати.
Понял я, можно жить, утешаясь
немногим,
Даже логово льва стать
прибежищем может.
И уже я готов помереть одиноким,
Но хочу умереть я на собственном
ложе.
Перевод В.Корнилова
Из числа самых известных антивоенных стихотворений поэта также следует назвать «У нас нет неизвестных солдат» (ставшее в Израиле непременным атрибутом почти любой церемонии поминовения погибших на войне), «Убитый» («Пятна его крови разбросаны поспешно и небрежно...»), «Солдаты эти все еще на марше, на войне...», «Диаметр бомбы был тридцать сантиметров...».
В послевоенные годы (1951 – 1954) И. Амихай изучал в Иерусалимском университете ивритскую литературу и иудаизм. Затем ряд лет преподавал в начальной и средней школах.
Известность начинающему поэту принесла уже первая его книга «Сегодня и в иные дни» (1955), удостоенная премии им. А. Шленского. Собранные в этом томе стихи знаменовали собой становление нового направления в израильской поэзии, для которого характерно создание поэтических образов путем контрастного сопоставления понятий современной цивилизации со словами и оборотами Библии, Мишны, средневековой классической поэзии и т.п. Позия Амихая гуманистична, автор верит в человека – в его разум и силы. Сборник «Сегодня и в иные дни» произвел очень сильное впечатление на читателей и коллег-литераторов.
Вскоре в Иерусалиме и несколько позднее в Тель-Авиве образовались две творческие группы поэтов, и одна из них взяла себе название «Сегодня», а вторая – «Навстречу». Одним из основателей последней группы был И. Амихай, к которому присоединились будущие звезды новой ивритской поэзии Давид Авидан, Моше Бен-Шаул, Моше Дор, Натан Зах, Арье Сиван, Биньямин Хрушовски.
«Во главе у нас встал Иеуда Амихай, – вспоминал несколько лет назад один из тогдашних участников группы, ныне известный израильский литературовед Габриэль Мокед. – Он и сегодня наш лидер, в том смысле, что он – национальный поэт и старейший среди нас. Пока он средь нас, мы всегда будем младшими и меньшими» (5).
Общественно-идейная позиция Амихая определилась в самом начале его творческого пути – честность, гуманизм, стремление к миру, любовь к человеку, народу, Иерусалиму, Стране Израиля. В известном стихотворении «Предыдущие поколения» середины 60-х годов поэт выразил свое поэтическое и жизненное кредо фразой «Это обязывает». Он имел в виду, что быть человеком на земле очень ответственно, это требует постоянной честности и мужества:
...Я перешагнул сорокалетний рубеж.
Есть должности, на которые меня
уже не примут по возрасту.
В Освенциме меня бы не послали
на работу,
А сразу отправили в печь.
Это обязывает...
Перевод А. Крюкова
Тематическо-стилевое содержание творчества Амихая является в известной мере уникальным, поскольку поэт никогда не становился приверженцем одного художественного направления, не отождествлял себя с какой-то творческой группой. «С точки зрения биографической, – говорил о себе Амихай, – я отношусь к “поколению Палмах”, а с точки зрения литературной – к последующему поколению (“поколение государства”. – А. К.). Так что никогда не принадлежал ни к этим, ни к этим. Я всегда оставался сам с собой» (2). «Амихай, – говорил о нем уже упоминавшийся Хаим Гури, – это не поэт коллектива. Всегда, даже в своих военных стихотворениях он – один» (5).
Амихай является автором длинного ряда поэтических сборников, в том числе:
«На расстояньи двух надежд» (1958), «В общественном саду» (1959), «Стихи – 1948-1962» (1963), «Сегодня в грохоте» (1969), «Не для того, чтобы запомнить» (1971), «За этим всем скрывается большое счастье» (1973), «Время» (1977), «Великое спокойствие: Вопросы и ответы» (1980), «Час благодати» (1982), «От человека ты бежишь и к человеку вернешься» (1985), «Кулак тоже когда-то был открытой ладонью с несжатыми пальцами» (1990), «Страна с открытыми глазами» (1992), «Еще стихи любви» (1994), «Ахзив, Цезарея и одна любовь» (1996), «Открытый – закрытый – открытый» (1998).
Одно из главных и наиболее близких читателю свойств поэзии Амихая – ее актуальность, близость к сегодняшнему дню, доступность восприятия ее языка. Это яркое доминирующее свойство творчества И. Амихая образно отмечал вскоре после 70-летнего юбилея поэта литературовед С. Мерав: «Иеуда Амихай никак не может быть старше нашего государства. Разве не он опубликовал свою первую книгу в 1948 году? Разве не он развивался вместе с нами, с народом, с ивритом?» (1).
Действительно: пейзажи, нарисованные в стихах поэта, населены сразу узнаваемыми образами сегодняшних людей, радующихся и страдающих как сам читатель, герои произведений Амихая говорят тем же разговорным ивритом, что и сам читатель. Персонажи поэта переживают те же коллизии современной израильской истории, которыми живет сегодняшний израильтянин-читатель.
Вместе с тем, поэзии Амихая свойственна очевидная философичная окраска, углубленный подход к казалось бы заурядным предметам и явлениям повседневной жизни, некая собирательность и обобщенность событий, позволяющие говорить о эпичности его поэзии.
А Б-г жалеет маленьких детей
Подростков – реже,
но жалеет тоже.
А к старшим он уже гораздо строже,
Чтоб не сказать, что – круче
и лютей.
Поэтому они на четвереньках
Ползут и в городах и в деревеньках,
Чтоб вовремя прибыть на сборный
пункт...
Да. Истекают кровью, но ползут.
Наверное, лишь любящих навеки
Он милостью одарит и добром,
Как деревце, что дремлет на скамейке
В конце аллеи, в парке городском...
Так раздадим – немедленно, сейчас!
Гроши последней милости... Упрямо
Нам, уходя, их протянула мама, -
Чтоб и они не оставляли нас,
Чтоб защитили...
Перевод Т. Бек
2
Амихай также является автором трех книг для детей: «Толстый хвост Нумы и все остальное, что случилось на неделе день за днем», «Что случилось с Рони в Нью-Йорке» и «Книга большой ночи», в которой проза сочетается со стихами.
Помимо стихов литератор создал и прозаические произведения, в том числе сборник рассказов «Под этим неистовым ветром» (1961), а также романы «Не сейчас и не отсюда» (1963) и «Кто приютит меня» (1971). Стиль прозаических произведений Амихая отличается свободной, рефлексирующей манерой изложения, изобилующей авторскими раздумьями и лирическими отступлениями.
Несмотря на то что И. Амихай – прежде всего мощный лирический поэт, одно из его прозаических произведений – роман «Не сейчас и не отсюда» сумел занять особое место в современной израильской литературе. Некоторые критики даже называли его в числе самых оригинальных произведений ивритской прозы 60-х годов. Это фактически первая книга новой ивритской литературы, в которой израильский автор решительно порывает с негласной верностью реализму. В этом плане И. Амихай явился провозвестником того, что возобладало в современной израильской литературе два десятилетия спустя. Экспериментальный характер романа «Не сейчас и не отсюда», присущее ему странное сочетание причудливого, гротескного и фантастического делают его более похожим на современные образцы европейской и американской литературы, чем любое предшествовавшее израильское произведение. Вместе с тем, если не считать одного-двух мотивов, заимствованных из поэзии Рильке, здесь трудно обнаружить следы зарубежных влияний. Присутствие Ш-Й. Агнона ощутимо гораздо больше, чем, например, творческое влияние лауреата Нобелевской премии по литературе немецкого прозаика Гюнтера Грасса.
Так или иначе, «Не сейчас и не отсюда» – главная прозаическая книга И. Амихая, поэтический роман в строгом смысле этого слова. В книге очевидна вполне разработанная романная структура, предлагающая читателю убедительное описание социальной среды, длинный список героев и положенную «поступь судьбы», выявляющуюся в сюжете. Однако в основе своей – это лирический роман, потому что он повествует об одном-единственном лирическом герое (по имени Йоэль), который, как и во всяком поэтическом произведении, соотносится с главными проблемами существования – страстями, смертью, скорбью, воспоминаниями, злом, любовью – через рефлексию и борьбу с тенями, образами и проекциями своего внутреннего мира. Даже Патриция, американка, с которой герой вовлечен во вполне прозаическую любовную связь, кажется не столько конкретной женщиной, сколько архетипом – русалкой, Венерой, экзотической амазонкой прерий, быть может экзотической и впечатляющей, но тем не менее архетипичной прежде всего.
Главное формальное новшество романа состоит в расщеплении сюжета на два параллельных действия, объединенных общим героем, который в попеременных главах показан погруженным то в поиски любви (с Патрицией, в Иерусалиме, где рассказ ведется от третьего лица), то в разгадку смерти (в немецком городе, где он родился и пытается нащупать корни Катастрофы, и где повествование ведется от первого лица). Эти переплетающиеся сюжеты связаны сложной системой общих тем и мотивов, хотя их тональности совершенно различны. Немецкий сюжет представляет собой, в основном, внутренний монолог человека, преследуемого кошмарными воспоминаниями, встречающегося с людьми, которые кажутся ему призраками прошлого или галлюцинацией, порожденной его непрестанными размышлениями о прошлом.
Израильтянин Йоэль, потомок европейской еврейской семьи, пытается разобраться в запутанных переживаниях своей взрослой жизни, события которой происходят на фоне неотступно преследующих его воспоминаний о трагедии Катастрофы. То, что произошло с евреями Европы между 1933 и 1945 годами, было таким радикальным разрушением всех координат привычной реальности, что определенное нарушение рациональной логики реализма кажется попросту необходимым, если мы хотим совместить в сознании одного человека довоенную и послевоенную действительность. Йоэль иерусалимский целиком погружен в настоящее, Йоэль в Германии, с его археологическими раскопками немецкой морали, одержим воспоминаниями и убеждается, что прошлое, которое он пытается постичь, в действительности бездонно. Эта двойная сюжетная структура, примененная Амихаем, если и не стала служить образцом для прямого подражания, то она несомненно показала другим израильским писателям, что попытка описать феномен геноцида в рамках литературы, вероятно, требует выхода за границы реалистических условностей.
Роман «Не сейчас и не отсюда» – хотя это уже вторая прозаическая книга Амихая – это работа прежде всего поэта. Как уже отмечалось, ей предшествовал сборник занятных антиреалистических рассказов «Под этим неистовым ветром», густо насыщенных метафорикой и дезориентирующими ассоциативными скачками. После анализируемого произведения Амихай написал еще всего лишь один роман – «Кто приютит меня» – книгу несравненно меньшего масштаба, выдержанную в фарсовом ключе и повествующую об израильтянине, осевшем в Нью-Йорке.
Амихай также является автором пьес «Поездка в Ниневию» (1962), «Колокола и поезда» (1968), «Ничья земля». Он осуществил немало стихотворных переводов с немецкого и английского языков.
3
И все же поэзия – основной и излюбленный литературно-художественный жанр Амихая, которому он отдавал основное время и силы. «В свое время, – говорил поэт, – проза была очень нужна мне, и я сделал в ней то, что хотел» (2). Амихай был влюблен в поэзию, считал ее жанром неограниченных возможностей и мощных выразительно-эмоциональных средств. «Поэзия не может потерять своего значения в век телевидения и кино, поскольку она всегда будет оставаться языком души человека и, как таковая, будет существовать вечно.» – писал поэт (3). И еще: «...Поэзия может помочь людям побороть душевные и даже физические страдания. Я уверен, что порой хорошие стихи лечат лучше, чем лекарства. Она может просто доставлять радость. Но разве этого мало?» (8, с. 31).
Одна из магистральных тем Амихая – любовь. Причем поэт понимал ее как широчайшее поле человеческой эмоционально-духовной деятельности. «Под любовной лирикой я понимаю не только романтическую любовь, хотя ее роль в поэзии огромна, – а любовь в широком смысле, например, любовь к матери, к детям, к своей земле» (8, с. 32).
Амихай – искренний патриот Израиля, всем своим творчеством выражающий любовь к стране и своему народу, с которыми он прошел долгий и трудный путь.
Итак, страна делится на округи
воспоминаний
и на кварталы надежды...
А вот на участки войны
и на участки мира
она не делится.
Рывший окоп – убежище
от снарядов –
еще уляжется в нем с подругой, –
разумеется, если живой вернется.
Страна – чудесная!
Даже враги, что со всех сторон
страну окружают,
ее – украшают.
Оружие их сверкает на солнце,
как ожерелье.
Страна, она – посылка с гостинцами:
запакована крепко: порою бечевка
давит...
Страна – маленькая!
Вся она во мне уместилась.
Что меня беспокоит, так это –
оползание почвы;
ни на миг не забываю про уровень
Кинерета.
Тревожит это.
В общем, я страну ощущаю разом.
Не успеешь моргнуть глазом:
море – долины – горы.
И поэтому я могу вспомнить все,
что здесь приключилось,
вмиг и вкупе – как вспоминают
всю свою жизнь
в минуту смерти!
Перевод Т. Бек
Многие литературоведы и критики отмечают несомненное влияние творчества И. Амихая на современное состояние ивритского поэтического языка. Традиционалисты приписывают это главным образом присутствию «иностранного аромата» в стихах поэта, одинаково близких и английскому, и немецкому языкам. Другие утверждают, что причина в том, что Амихай много занимался творчеством таких поэтов, как Рильке и Оден. Так или иначе, но тот факт, что Амихай (приехавший в Палестину, когда ему уже было 12 лет) позднее, чем евреи – коренные жители страны овладел ивритом в совершенстве, определил и особую приверженность поэта разговорному ивриту со всем его богатством и живостью.
Как это ни удивительно, но более чем кто-либо другой из его современников-поэтов, даже уроженцев Палестины, для которых иврит был единственным языком с момента рождения, Амихай использовал ритм и идиомы повседневной речи. И это значительно обогащало как собственно его поэтический язык, так, опосредованно, через его поэзию – работы молодых ивритских поэтов, его учеников, поклонников и последователей.
Сам поэт говорил так: «...мои поэтические корни – в ТАНАХе, в Мишне, в средневековой еврейской классической поэзии. Не знаю, могу ли я назвать поэтов Золотого века – Иеуду Алеви, Шломо Ибн-Гвироля, Авраама Ибн-Эзру – своими учителями, но их поэзия меня многому научила» (8, с. 33).
4
Творчество и личность И. Амихая по-прежнему занимают заметное место в культурно-художественной жизни Израиля. «Поэзия Амихая, – отмечает литературный критик М. Глозман, – превратилась в очень влиятельный фактор, в неотъемлемую часть общественной жизни в Израиле» (6). В 1999 году семидесятипятилетие этого мастера ивритского стиха широко отмечалось в литературных кругах страны. К юбилею поэта вышло немало литературоведческих статей с анализом его творчества. Некоторые израильские газеты выпустили специальные литературные приложения с рассказом о жизни и творчестве поэта. Одна из статей была названа очень символично – «Хаим-Нахман Амихай»... Литературные вечера, на которых чествовали Амихая, прошли в Германии и США. В Оксфорде был проведен трехдневный международный научный семинар, посвященный творчеству национального поэта современного Израиля.
Любопытно отметить, что сам Амихай был лишен излишней скромности и не упускал возможности публично заявить о своем видном месте в ивритской словесности. Так, еще в 1988 году он прямо сказал, что считает себя реальным кандидатом на получение Нобелевской премии по литературе (См., например, 5). В 1994 году накануне своего семидесятилетия поэт вновь повторил: «Я знаю, что я серьезный кандидат на Нобелевскую премию» (1). Ранее Амихаю также не раз доводилось публично и без стеснения высоко отзываться о себе самом фразами типа: «Я – пророк в своем отечестве, да и не только в своем» (там же).
Вместе с тем, по свидетельствам друзей и знакомых, Амихай был простым и доступным человеком, чуждым всякой позе, снобизму и богемности мира литературы и искусства. «...Я живу не в академическом, а в реальном, живом мире, – говорил Амихай (8, с. 32). – Меня, как, впрочем, и многих других, поэтом сделала жизнь. Я пишу стихи, прежде всего, для самого себя» (8, с. 30). Внешние атрибуты таланта и идейной власти не были ему нужны. «Озабоченность вечностью, – как-то сказал он, – это неинтересно, это XIX век» (7).
Долгие десятки лет, даже уже будучи известным поэтом, Амихай зарабатывал на жизнь, работая учителем в школе. В отличие от многих своих коллег он не считал, что общество и государство обязаны поддерживать или даже содержать художника. «А еще хуже, – считал поэт, – если в комиссии вместо чиновников сидят художники и писатели, тут таланту и вовсе не пробиться» (там же).
...Еще в мае 1999 года, отмечая свое 75-летие, патриарх современной ивритской поэзии был полон творческих сил и энергии: «Я чувствую, что моя душа осталась молодой...» (3). Об этом ярче всего свидетельствовали его стихи: последняя из поэтических книг Амихая («Открытый – закрытый – открытый») оставляла впечатление, что ее автор – молодой поэт. «Амихай, – писал тогда уже упоминавшийся М. Глозман, – поэт середины своего восьмого десятка, написал книгу, полную удивительных моментов, юмора, музыки, языковых новаций. Но что особенно поражает – это насколько молода эта книга» (6). Однако вскоре у поэта обнаружили тяжелую неизлечимую болезнь... Это случилось в США, где Амихай читал курс лекций по литературе в одном из университетов. Говорят, что, узнав страшный диагноз, Амихай опустился на пол, сжал голову руками и застонал, раскачиваясь. Изведавший немало трудного в своей долгой жизни, видевший достаточно смертей и трагедий, сильный и мужественный человек, поэт оставался жизнелюбом, не хотел покидать мир, где все для него было дорого и полно смысла. В этой связи показательны воспоминания израильского русскоязычного литератора Александра Окуня, много лет знавшего Амихая и дружившего с ним. Окунь вспоминает: «Боишься ли ты смерти?» – спросил я его несколько лет назад. Йегуда поежился и сказал: «Конечно, боюсь, даже на войне есть шанс уцелеть, а здесь... Что ж, если делать нечего, то по крайней мере встретить достойно» (7). И Амихай мужественно сражался с тяжелым недугом, по мере возможности появляясь на людях и даже давая интервью. Он умер 22 мая 2000 года и был похоронен в Иерусалиме на кладбище Санедрия.
И. Амихай был лауреатом многочисленных литературных национальных, зарубежных и международных премий, он является самым переводимым и издаваемым за рубежом израильским поэтом. На конец 1998 года на более чем двадцати языках народов мира осуществлено уже 74 (!) издания различных его книг (4). В России издан целый ряд стихотворений Амихая – в сборниках «Поэты Израиля» (М., 1963) и «Современная поэзия Израиля» (М., 1990), альманахе «Ковчег» (М., 1991), хрестоматии «Тридцать три века еврейской поэзии» (Екатеринбург, 1997) и сборнике «Мир да пребудет с вами» (М., 1998).
Список литературы
(на иврите и русском)
1. Зман Тель-Авив
(Тель-Авив), 01.04.94.
2. Едиот ахронот Тель-Авив,
(далее Т.-А.). 06.05.94.
3. Едиот ахронот. 14.06.96.
4. Йом шиши (еженедельн. прилож.
к Едиот ахронот). 01.01.99.
5. Коль а-ир. Т.-А. 29.04.94.
6. Сфарим (еженедельн. прилож.
к газете «А-арэц»). Т.-А. 04.11.98.
7. Окна (еженедельн. прилож. к газете «Вести»). Т.-А. 28.09.2000.
8. Хаим Венгер. Пророки
в своем отечестве:
Беседы с писателями Израиля. Иерусалим, 1998. 350 с.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru