[<<Содержание] [Архив] ЛЕХАИМ ЯНВАРЬ 2002 ТЕВЕС 5762 — 1 (117)
200 ЛЕТ ВМЕСТЕ
Иллюстрации-зарисовки к трудам Солженицына
Эмма Коган
Кто главный, или Кому на Руси...
Начинающий автор, полукровка Сергей Довлатов, принес рукопись Вере Федоровне Пановой. Она собирала питерский молодежный альманах и, взглянувши на титульный лист, сразу отметила:
– Ну вот, хоть фамилия предпочтительная...
Писатель Дар (Давид Яковлевич Ривкин) – последний муж Веры Федоровны – весело попыхивал трубочкой.
– Известно, – говорит, – Россия – для русских...
– Ага! – перебила Панова. – А Франция для французов, а Британия для британцев...
– Прибалтика для прибалтов! – весело утвердил Довлатов, работавший в Таллине.
– А разве не так? – коротко спросил Дар. – Хотя Британия скорее для бриттов...
– Стрижено, брито! – осерчала Панова. – Болгарам тогда будет хорошо в Болгарии, когда там будет хорошо туркам. Туркам тогда будет хорошо в Турции, когда там будет хорошо курдам. Русским тогда будет хорошо в России, когда там будет хорошо евреям.
– А евреям, – подхватил Дар, – тогда будет хорошо в Израиле, когда там будет хорошо арабам... – И помахал трубочкой, как бы кланяясь и приветствуя. – Спасибо, Вера Федоровна, я передам.
– Я тоже, – отозвался Довлатов. – Прибалтам тогда будет хорошо в Балтии, когда там будет хорошо русским.
Who knows, внушил ли эстонцам такую простую истину. А за океаном повторял часто (особенно эмигрантам): в Америке тогда будет хорошо белым, когда там будет хорошо черным... Но в Питере, в далеком году, сказал:
– Согласитесь, Вера Федоровна, все-таки во главе России должны стоять русские люди.
Повисло молчание. И провисело ровно столько, чтобы нам сообщить: Дар умер в Израиле, а Довлатов – в Америке...
Зато после паузы:
– Нипочем не соглашусь! – загремела Панова, трижды лауреат Сталинской премии, похороненная в Ленинграде по церковному обряду с отпеванием и молитвой. – Нипочем! Потому что во главе России должны стоять умные люди.
2
Цитата под титулом
Антисемиты и погромщики, или Кривая Пеано
– О чем спор? – спросил Николай Прохорович петушиным голосом.
– Об антисемитизме, – брякнул
Костя.
– И что же вас заинтересовало?
– Исторические корни.
– Вообще или в нашем Отечестве?
– Главным образом – в нашем.
– Гм, – задумчиво сказал Н. П. – Трудная тема. У этого дерева много корней. Проследим, например, такие... В нашем Отечестве, как вы знаете, в семнадцатом году произошла революция. Слыхали? И вот после революции, как грибы после дождя, поперли кверху евреи.
– А отчего?
– Отчего? – Н. П. воздел вертикальный палец. – Очень просто. Русская старая, потомственная интеллигенция была частично уничтожена, частично оказалась в эмиграции. Оставшиеся пришипились, съежились, понемножку саботировали... Сам саботировал, помню. Все мне казалось, что беспорядку много. После – привык. Знаете, в беспорядке особый шарм нахожу.
– Ну а евреи? – спросил Костя.
– Погодите, всему свой черед. Если бы не беспорядок, мы, глядишь, и войну бы не выиграли. Попробуй немецкого рабочего с его заводом – куда-нибудь в Сибирь. Мороз, жилья нет, брр... Немец – культурный человек: лапки кверху и сдох. А наш рабочий, к беспорядку приученный, воспитанный на авралах да на латании дыр, копает себе земляночку, разгружает станочки, смотришь – через месяц дымит завод, продукцию выпускает. Мы, русские, как клопы. Нас вывести нельзя. А знаете, до чего могуч клоп? В покинутых зимовках на севере через десятки лет находили живых клопов. Каково? Мороз 60 градусов, жрать нечего, а живет... Кстати, с чего я начал?
– С евреев, – сказал Костя. – От еврея до клопа.
Н. П. строго покосился на него горячим глазом.
– Ну вот, я и говорю: после революции сильно стали прирастать евреи. Были у них преимущества перед нашими. При равной худородности – некая культурность. Народ способный.
– Николай Прохорыч, а разве бывают народы способные и не способные?
– К сожалению, бывают. А с евреями – статья особая. Вековые-то преследования даром не прошли, выковали и характер, и волю, и сплоченность. Любовь к детям. Любовь к родителям. Это ведь коренные черты еврейские. И мудрость. Горькая такая, спокойная, с юмором... А? С чего я начал?
– С антисемитизма.
Н. П. трубно высморкался.
– Так вот, после революции в большую силу вошли евреи. А досада, раздражение против них все время копились... Русские, в сущности, делятся только на две категории: антисемиты и погромщики.
– А кто же вы, Николай Прохорыч?
– Я? Что за вопрос? Конечно, погромщик. Антисемит – он идейный. Это человек страшный. С системой... Погромщик попроще. Он добрый, евреям зла не желает, а вот увидит: по переулку пух из перин летит – и туда. Заметьте, у каждого погромщика есть свой любимый еврей, Мойша там или Ицка, которого он, погромщик, аккурат во время погрома к себе под кровать прячет. Так что вы, Костя, рассчитывайте. В случае чего – милости просим – под кровать... Знаете кривую Пеано?
– Нет, – сказал Костя.
– Молодежь! Сливки технической интеллигенции... Слушайте! Итальянский математик Пеано построил особую кривую. Она заполняет квадрат, то есть проходит через любую точку внутри квадрата.
– Разве так может быть?
– То-то и есть, что может. Да я вам покажу, как она строится. Дайте-ка лист бумаги... Вот, изволите видеть... Рано или поздно такая кривая пройдет через любую точку.
– Вижу, – сказал Костя. – Действительно, забавная штука. Не вижу только связи с нашим разговором.
– Сейчас увидите... До революции была черта оседлости. Заметьте – черта, кривая. Обычная честная кривая. По одну сторону – можно евреям жить, по другую – нельзя. Теперь и у нас есть черта оседлости. Только это не обычная кривая, а кривая Пеано. Она проходит через каждую точку. И ни в одной точке не ясно, можно там жить или нельзя...
(И. Грекова. «Свежо преданье...»)
И. Грекова – литературный псевдоним Елены Сергеевны Вентцель. Роман «Свежо предание...» издан через тридцать пять лет после того как написан (1962 / 1997). «Автор по национальности – русский» – сказано в предисловии.
3
Азеф, Гершензон, Розанов
Все трое в Большом словаре. Ищите, читайте, изучайте!.. А я расскажу, чего не было.
Что человек редкого хладнокровия – провокатор и биржевой маклер Евно Фишелевич Азеф не сгинул в Германии в 1918 году, а благополучно прожил еще четверть века.
Что Василий Васильевич Розанов не опочил в Сергиевом посаде, а шито-крыто перебрался в Почаевскую Лавру и там, в келье, перебыл те самые приблизительно четверть века.
Туда, в монастырь, пожаловал осенью 1942 года (или ранней весной сорок третьего) Михаил Осипович Гершензон, подтверждая с порога, что некогда с ним, действительно, приключился удар, однако же не смертельный. Сердце выдержало и повело его на прежнюю родину, в Кишинев, где он, Михаил Осипович, протянул еще чуть ли не четверть века. А вот теперь...
Розанов засмеялся, обозвал приятеля на три буквы и спрятал до лучших времен. К вечеру (есть сведения, что утром на другой день) за Гершензоном пришли. Применив свежее выражение на три буквы, Розанов, как говорится, последовал следом.
Их пригнали на станцию и поместили в ту самую теплушку, в которой, вопреки изворотливости и хладнокровию, уже находился Азеф.
Философы ссорились всю дорогу.
– Зад, – кричал Розанов, – главное! Вкус к заду – это и есть родное, мое, наше. Задом (надо бы погрубее) жив человек!
Гершензон улыбался.
«Черт возьми! – думал Азеф. – Ну почему целую жизнь должен я провести среди сумасшедших?»
Так, все вместе, они и приехали в местечко Освенцим.
И с т о р и ч е с к а я с п р а в к а
1. Василий Васильевич Розанов (1856 – 1918) – местный классик, антисемит-юдофил.
2. Михаил Осипович Гершензон (1869 – 1924) – известный писатель и культуролог.
3 Почаевская Лавра – монастырь. В межвоенные годы – на территории Польши.
4
Театральный роман
Рассказывают, что в Киеве, родители Михаила Афанасьевича Булгакова выписывали-покупали «Новое время». Газета правая, монархическая и... черносотенная. Последнее определение (из-за размытости) не станем употреблять.
«Кто не революционер, – говорит Ленин, – тот черносотенец». И вносить терминологическую ясность – право, не наша забота. Нас, Коганов и Каганов, Гурвичей и Гуревичей, коснулось оно (определение) непосредственно. Мы изучили эту теорию на практике.
Когда в том же Киеве при участии местного батальона ликвидировали Бабий Яр, висел-трепыхался плакат «Исполняя волю украинского народа».
Самиздатский поэт писал:
Мы потихонечку стареем
И приближаемся к золе.
Что вам сказать?
Я был евреем
В такое время на земле.
Зимой 1911 года на императорской сцене, в Мариинском театре, состоялась премьера «Бориса Годунова». Поставил оперу Мейерхольд. Спектакль вышел не слишком удачный... Такого мнения держался Федор Иванович Шаляпин, который пел заглавную партию.
Режиссер вычитал, вспоминает Шаляпин, что Самозванец бежал из монастыря осенью и в корчме на литовской границе отворил (в смысле – режиссер), распахнул по сезону окошко: сентябрь... бледная зелень...
Хронология торжествует, – говорит Шаляпин, – а сцена погублена. Мусоргский написал к этой картине зимнюю музыку. Она заунывная, сосредоточенная, замкнутая – открытое окно уничтожает настроение.
Шаляпин, наверное, прав. Но рецензент «Нового времени» упрекает режиссера в другом.
Считая Мейерхольда человеком талантливым, я, однако, думаю, что ему не следовало поручать такой русской пьесы, как «Борис Годунов». Для постановки ее надо иметь русскую душу, надо инстинктом чувствовать многое и очень важное. Не говоря уже о знании русской жизни и обычаев, которое не дается изучением. Необходима русская красота в костюмах, в группах, в жестах.
На премьере, 6 января 1911 года, присутствовал император с семейством.
Публика, – сказано в «Новом времени», – потребовала народный гимн. Участвующие, во главе с солистом Его Величества Шаляпиным, стоя на коленях, исполнили «Б-же, царя храни!»
Эпизод «коленопреклонения» прогремел на всю Россию, и вряд ли кто-нибудь усомнится, что киевский студент Миша Булгаков – пылкий оперный обожатель – пропустил рецензию в «Новом времени»:
...откуда взял это господин Мейерхольд? Я думаю, господин Мейерхольд взял приставов с кнутьями из своей еврейской души, а не из Пушкина, у которого (в «Борисе Годунове») нет ни приставов, ни кнутьев... Господину Мейерхольду и той кучке инородцев, в чьих руках императорская сцена, видимо, хотелось с первой же картины подчеркнуть глубокое рабство, в котором (будто бы) пребывала древняя Русь.
Тот вопрошающий «я» – Михаил Осипович Меньшиков, нововременский публицист, расстрелянный чекистами в 1918 году. Через двадцать лет иные чекисты уничтожили Мейерхольда...
У нас, впрочем, 1911 год. И аккурат 25 февраля (разумеется, по старому стилю) в Государственной Думе выступает депутат Пуришкевич.
Современный русский театр является местом растления, духовного босячества, источником антагонизма между сословиями, классами, обществом... На русской сцене – засилье евреев: луначарских, сологубов, белых, мейерхольдов...
Владимир Митрофанович Пуришкевич страдал, вероятно, из-за «комплекса фамилии». Приведу для ясности параллельный пример: математик Шафаревич, прозаик Пикуль...
Или питерский литературовед, крестьянский сын Борис Иванович Коплан, что без устали ударял на «о». Так будто бы и твердил, умирая в блокаду: не Каплан, дескать, а Коплан, Коплан... Ставлю здесь многоточие, потому что на восклицательный знак у несчастного Бориса Ивановича сил уже не достало...
Руководствуясь давним присловьем, что всякий жид – прирожденный русский литератор, Пуришкевич записал в евреи тогдашних «левых интеллигентов», заведомо местных – Федора Кузьмича Тетерникова (Сологуба) и Бориса Николаевича Бугаева (Андрея Белого).
С Луначарским сложнее. Истинная фамилия его – Чарнолусский... так что копайте сами.
Мейерхольд – полукровка. Папаша – выкрест (крещеный еврей), выходец из Германии, лютеранин. Мать – прибалтийская немка. И сына Всеволода у них не было. А был Карл.
Не будем, однако, ударяться в подробности! Какая разница, читал ли Булгаков речь Пуришкевича. Допустим, читал... Ведь доказать – ничего не докажешь! Нам важно, во-первых, что Мейерхольд на протяжении жизни неоднократно возвращался к «Борису Годунову» и, во-вторых, что по данному поводу заявляет Булгаков...
А вот что:
Театр имени покойного Всеволода Мейерхольда, погибшего, как известно, в 1927 году при постановке пушкинского «Бориса Годунова», когда обрушились трапеции с голыми боярами.
Не думаю, что Булгаков, как давний по-читатель «Нового времени», издевается над Мейерхольдом. Нет! Прямыми словами, не обинуясь, Михаил Афанасьевич предупреждает Всеволода Эмильевича: матушка-Русь – она толстозадая... ненароком придавит...
Так профессор Преображенский («Собачье сердце») остерегал Швондера: я коренной местный житель и худо-бедно с Шариковым управлюсь... но вам, швондерам, несдобровать!
Сомневаетесь?.. А я, что ли, не сомневаюсь?.. Но вот, пожалуйста, булгаковский текст:
Швондер и есть самый главный дурак... не понимает, что Шариков для него еще большая опасность, чем для меня. Сейчас всячески старается натравить, не соображая, что если кто-нибудь, в свою очередь, натравит Шарикова на самого Швондера, то от него, Швондера, останутся рожки да ножки.
Булгаков, который подписывался в «Гудке» невинным именем Г. П. Ухов, – он ведь и Швондера мог закодировать: ШВаль, ВОНь, ДЕРьмо – ШВОНДЕР.
Маленькая справка под занавес.
Мастер без Маргариты... Нет, просто Мастер.
Так величали Мейерхольда. По крайней мере среди актеров. Сомнительно, чтобы Булгаков не слышал. Стало быть, пренебрег. А может, и подобрел в 1939 году, когда разогнали театр, арестовали...
Меня здесь били, – писал Мастер из заключения. – Больного 66-летнего старика клали на пол, лицом вниз. Резиновым жгутом били по пяткам и по спине. Когда сидел на стуле, той же резинкой били по ногам. Боль такая, будто лили крутой кипяток. Я кричал. Меня били по лицу.
А кто бил? Следователь Иванов? Следователь Шварцман?..
5
Тирада
10 (23) мая 1907 года на заседании Думы выступил тогдашний премьер Петр Аркадьевич Столыпин. Он сказал:
Противникам государственности хотелось бы избрать путь радикализма, путь освобождения от культурных традиций. Им нужны великие потрясения, нам нужна великая Россия!
По разысканиям современных историков, подлинным автором знаменитой формулы о великих потрясениях и великой России был некто Гурлянд – член совета (по-нынешнему, вероятно, коллегии) министерства внутренних дел...
За разгадкою обратимся к Солженицыну
(«Двести лет вместе». М., 2001. Ч. 1. С. 431):
...способнее других был И.Я. Гурлянд – одинокое явление, – который под псевдонимом «Васильев» писал брошюры, и тайная экспедиция рассылала их заметным в обществе лицам.
Заглянем также в еврейскую энциклопедию, ибо Гурлянд – натурально – сын Хаима.
Сей последний – Хаим-Иона Гурлянд (1843 – 1890) – раввин и ученый. Выпустил книги: «Еврейские архивы в Санкт-Петербурге», «К истории гонений на евреев»... Сынок же, Илья Яковлевич, правовед да публицист, принял христианство и – цитирую:
от либерально-ассимиляторских позиций перешел к клевете... Был директором Петербургского телеграфного агентства. Активно поддерживал и вдохновлял «истинно русских националистов». После Февральской революции эмигрировал и отошел от политической деятельности.
Можем лишь порадоваться за расторопного Илью Яковлевича, что покинул страну, не дожидаясь дальнейших событий. А то вон В.В. Шульгин, которого отдельные газеты ласково величали «умницей», – Василий Витальевич Шульгин (1878 – 1976) пережил Великий Октябрь, гражданскую войну, чужбину, Владимирскую тюрьму, дом престарелых... И с высоты чуть ли не векового опыта возглашает:
И тогда и сейчас нам нужна не великая Россия. Нам нужна Россия сильная, миролюбивая, мудрая.
6
Под завязку
Василий Шульгин
П ы т к а с т р а х о м
По ночам на улицах Киева наступает средневековая жизнь. Среди мертвой тишины и безлюдья вдруг начинается душераздирающий вопль. Это кричат жиды. В темноте появляется кучка вооруженных людей, и, увидев их, огромные пятиэтажные и шестиэтажные дома начинают дрожать сверху донизу. Целые улицы, охваченные смертельным страхом, кричат нечеловеческими голосами. Это подлинный, непритворный ужас, настоящая пытка, которой подвержено все еврейское население.
Мы, русское население, прислушиваясь к ужасным воплям, думаем вот о чем: научатся ли евреи чему-нибудь в эти ужасные ночи? Поймут ли они, что значит разрушать государство, не ими основанное? Что значит, по рецепту «великого учителя», натравливать один класс против другого? Что значит – осуществить в России принцип «народоправства»?
Перед евреями – два пути. Один – покаяния. Другой – отрицания, обвинения всех, кроме себя. И от того, каким путем они пойдут, зависит их судьба.
Неужели же эта «пытка страхом» не укажет им истинного пути?
(Цитирую по: З. С. Островский. Еврейские погромы, 1918-1921. М., 1926., С. 17,18.)
Столичный беженец, ненароком застрявший на сытом юге, Илья Григорьевич Эренбург отвечал Шульгину тогда же, только в другой, либеральной газете:
Научились ли евреи чему-нибудь за эти ночи?.. Да, еще сильнее, еще мучительнее любить Россию.
(«Киевская мысль». 9/22 октября 1919 года.)
7
Взамен эпилога
Как много самообладания
У лошадей простого звания,
Не обращающих внимания
На трудности существования.
Так декламировал одесский мальчик (Натан Шор), который при Временном правительстве, как многие студенты и гимназисты, записался в милицию и погиб в стычке с бандитами летом семнадцатого года.
Советские авторы (Катаев, Олеша) о
красили его в красный цвет, эмигрантские (Бунин) – в белый... Сам поэт избрал для себя нейтральное имя...
Но «избрал» не совсем точно. Из-за тогдашней столичной моды (Андрей Белый, Саша Черный) цветные псевдонимы разыгрывались в Одессе по жребию, и Додику Дзюбину достался, к примеру, Эдуард Багрицкий... А погибшему мальчику – Натану (Натику) Шору – Анатолий Фиолетов.
Специалисты раскопали, что с оглядкой на Толю Фиолетова (стихи печатались в общем сборнике) сочинил Маяковский «Хорошее отношение к лошадям». Хотя в подоснове там, конечно, – Некрасов, Достоевский...
Лошадь, не надо.
Лошадь, слушайте –
чего вы думаете, что вы их плоше?
Деточка,
все мы немножко лошади,
каждый из нас по-своему лошадь.
ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.
E-mail: lechaim@lechaim.ru