[<<Содержание] [Архив]        ЛЕХАИМ СЕНТЯБРЬ 2001 ЭЛУЛ 5761 — 9 (113)

ГЛЮКЕЛЬ ФОН ГАМЕЛЬН: РАССКАЗ ОТ ПЕРВОГО ЛИЦА

Продолжение.

Начало в № 103 – 112.

КНИЖКА ШЕСТАЯ

I

В шестой книжке я расскажу о перемене в моей жизни, которой я старалась избежать целых 14 лет! (По всей вероятности ошибка: должно быть 11 лет. – Прим. ред.)

За это время мне не раз сватали женихов, в том числе и самых завидных во всей Германии. Но пока я была в состоянии справляться сама благодаря средствам, оставленным моим добрым мужем, мысль о новом браке ни разу не приходила мне в голову.

Без сомнения, Всевышний видел мои грехи и потому не посылал мудрой мысли выйти замуж, когда предлагали браки, способные сделать счастливыми моих детей и мне обеспечить спокойную старость, и я не знала бы тревог и забот, которыми обременена сейчас. По моим грехам наказал меня Всевышний, когда допустил, чтобы я решилась на брак, о котором сейчас вам расскажу.

И все же я благодарна Создателю, что, наказывая меня, он проявил больше милосердия, чем я, недостойная, заслуживаю, и научил меня терпеливо сносить все огорчения.

Знаю, мне следовало бы выразить благодарность Г-споду постом и другими покаянными делами, но множество забот и то, то живу я в чужой стране, до сих пор не давали мне возможности поступить, как следовало бы. Знаю, это не оправдывает меня перед судом Б-жьим. Поэтому пишу эти строки дрожащими руками, обливаясь горючими, горькими слезами, ибо мы должны служить Г-споду всем сердцем и всеми своими силами. Не пристало нам, грешным, щадить свое тело и беречь мирские богатства: следует все отдать для служения Г-споду, и все наши попытки оправдаться – пустое себялюбие!

Молю Всемогущего Г-спода по великому милосердию Своему укрепить меня, дабы все мои мысли были направлены на то, чтобы верно служить Ему и не предстать перед Ним в конце концов в замаранных грехом одеждах, ибо сказано: «Покайся за день до смерти!». Но человек не знает, когда умрет, поэтому пусть кается, пока жив, ежедневно и ежечасно.

Так следовало и мне поступать, и я имела полную возможность так делать. Но я оправдывала себя глупой мыслью, что сначала переженю и выдам замуж своих сироток, а затем уж совершу паломничество в Святую Землю. Я вполне могла бы отправиться в путь, в особенности после того как состоялось обручение моего сына Мойше и оставалось только пристроить младшую дочь Мирьям. Да, мне, грешнице, следовало выдать замуж Мирьям, и, не помышляя о втором браке, поступить, как подобает хорошей благочестивой еврейке: оставив мирскую суету, с горсткой того, что у меня осталось, поехать в землю наших отцов. Там я могла жить, как подобает хорошей еврейке, и заботы и горести детей моих и все другие суетные мирские дела не тревожили бы меня; там я могла бы служить Б-гу всем сердцем и всей своей душой. Но по грехам моим Г-сподь навел меня на другие мысли, сочтя недостойной святой жизни.

II

Вернусь к своему повествованию.

Прошел целый год, пока не подошел срок свадьбы моего Мойше. Тем временем неудачи и заботы о свадьбе детей одолевали меня, и, как всегда, обходились недешево. Но не стоит об этом писать. Это были мои дети, и я простила всех – как тех, кто дорого мне обошелся, так и тех, кто не доставил мне никаких хлопот, – простила и за то, что в конце концов оказалась в стесненных обстоятельствах.

Кроме того, я все еще была обременена большими коммерческими делами, ибо ни среди евреев, ни среди христиан мой кредит не пострадал, и я никогда не переставала копить и беречь каждую копейку и старалась не упустить даже малую выгоду. И в летнюю жару, и в дождь, и в снег я ездила по ярмаркам или с утра до вечера стояла в своей лавке.

Однако из того, чем я когда-то владела, мне осталось так мало, что перспективы не были радужными, и я прилагала отчаянные усилия, чтобы почва не ушла из-под ног и я не стала бременем для детей, не ела чужой хлеб, пусть это даже был бы хлеб моих детей. Ибо дети, упаси Г-споди, могли бы попрекнуть меня куском, и мысль об этом была хуже смерти.

Несмотря на все свои разъезды, беготню из одного конца города в другой я поняла, что долго так не продержусь. Ибо, хотя у меня был хороший бизнес, и я пользовалась безусловным кредитом, вечная тревога обуревала меня: стоило затеряться тюку товаров, или какому-нибудь должнику не уплатить мне вовремя, как я думала – упаси Б-же, стану полным банкротом, и буду вынуждена отдать кредиторам все состояние, опозорив тем самым детей и давно покойного мужа.

Вот тогда-то я и стала сожалеть, что упустила столько женихов, не вступила в брак, суливший богатство и почет в старости и, возможно, выгодный и моим детям. Но напрасны были сожаления. Было слишком поздно. Не было на то воли Б-жией, и Он допустил, чтобы мысли мои пошли по такому пути, где меня поджидала катастрофа.

Это было в 5459 году (1698–1699). Мой Мойше, как я уже говорила, ждал, своей свадьбы. И тут пришло письмо от зятя Мойше Крумбаха, проживавшего в Меце. Письмо было датировано 15 Сивана. Мойше писал мне, что некто Хирц Леви овдовел; что это прекрасный еврей, известный своей ученостью и богатством; что у него пышный дом, – короче говоря, всячески расхваливал его и, очевидно, не кривил душой. Но «человек смотрит на лице, а Г-сподь – на сердце».

Письмо пришло, когда я находилась в ужасном настроении. Мне было 54 года, и жизнь целиком была потрачена на детей. Если все, что писал Крумбах, было верно, то мне предоставлялась возможность провести последние годы жизни в благочестивой общине, потому что Мец в те дни славился благочестием, прожить до конца дней своих в мире и покое, творя добрые дела на благо своей души. Я полагала, что дети отсоветуют мне этот брак, если он не отвечает моим интересам.

Поэтому я ответила своему зятю следующее: я во вдовстве уже 14 лет и никогда мне не приходило в голову снова выйти замуж, хотя всем известно, что я могла бы заключить блестящий брак. Но сейчас, по его просьбе, я дам согласие при условии что его жена, то есть моя дочь Эстер, разделяет его мнение.

Эстер написала мне, что перспективы рисуются ей именно такими, как описал ее муж.

Насчет приданого разговор был краток. Я отдавала мужу все, чем владела, а он давал мне письменное заверение, что если я первой умру, то мои наследники получат деньги обратно, если же он умрет первым, то я получу на 500 талеров больше, чем приношу ему (это было 1500 рейхсталеров). Мой будущий муж обязуется также воспитывать мою дочь Мирьям, которой было тогда 11 лет, за свой счет пока она не выйдет замуж.

Даже если бы у меня было больше денег, я не задумалась бы отдать ему все, потому что полагала, что более верных рук быть не может. Вдобавок я полагала, что хорошо позаботилась о своей дочке Мирьям: ей не придется тратить свое приданое, а тем временем капитал ее будет приносить процент. Кроме того, мой новый муж отлично вел свои коммерческие дела, и кто знает, может быть возле него, думала я, и я смогу кое-что заработать для своих детей.

Украшение для свитка Торы. Германия, XVIII век.

III

Увы – «много замыслов в сердце человеческом, но тот, кто сидит на Небе, смеется над ними». Всевышний посмеялся над моими замыслами: Он давно уже постановил, что меня ждут разорение и катастрофа, чтобы покарать меня за то, что я, грешная, полагаюсь не на Него, а на своих соотечественников, на людей. Не следовало и помышлять о втором браке. Никогда не смогла бы я найти второго Хаима Гамельна, и лучше было бы мне оставаться подле своих детей, принимая со смирением и доброе, и злое, как этого желал Г-сподь.

Но сделанного не воротишь и прошлое не изменишь. Остается только молить Б-га, чтобы мне не довелось слышать о своих детях ничего кроме хорошего. Что же касается меня, я покорно принимаю из рук Г-спода свою участь. Лишь бы великий и справедливый Г-сподь дал мне былое терпение и засчитал то, что случилось со мной, как плату за мои грехи.

Обручение состоялось без излишней огласки. Мне не хотелось, чтобы о моей помолвке стало известно в городе, потому что всякий, кто уезжал навсегда, облагался высоким налогом, и мне это обошлось бы в несколько сот талеров: ведь я была хорошо известна в Гамбурге, и каждый купец, с которым я имела дело, полагал, что я «стою» много тысяч. Тем временем я обратила свои товары в деньги, и уплатила все свои долги, так что, благодарение Г-споду, когда я покидала Гамбург, я никому – ни еврею, ни христианину – не была должна ни единого талера.

Дети мои, братья и сестры и все близкие друзья, конечно, знали о предстоящем браке. Однако, хотя я посоветовалась с ними и все они одобрили мое намерение, все пошло наперекосяк – «То, чего я больше всего боялся, то и постигло меня».

Соглашаясь на этот брак, я боялась, что, если останусь одна и буду продолжать плыть против течения, как мне приходилось это делать, то потеряю все, что имею, и, упаси Б-же, причиню ущерб другим – как евреям, так и неевреям, и под конец жизни окажусь в зависимости от своих детей, которые будут вынуждены обо мне заботиться. Но, увы! Мне суждено было оказаться в зависимости от мужа и нести тот позор, которого я так боялась.

Какой бы я ни была беспомощной, он все-таки был мне мужем, с которым я рассчитывала жить в счастии и довольстве. А сейчас я оказалась в таком положении, что не знаю, будет ли крыша над моей седой головой, будет ли крошка хлеба, чтобы утолить голод. А детям, которых я хотела освободить от бремени забот обо мне, еще, возможно, придется меня принять к себе.

Я полагала, что выхожу замуж за человека, который, располагая немалыми средствами и занимая видное положение, может помочь моим детям и сделает их богатыми. Произошло же как раз наоборот: мой сын Натан потерял много сот талеров, которые муж у него занял, и чуть было не обанкротился. Векселя его были бы опротестованы, если бы Г-сподь – да благословенно Имя Его – не пришел ему на помощь. А моя маленькая Мирьям – я-то думала, что поступаю мудро, положив ее деньги под процент в банк мужа! Но и эти деньги погибли во время общего краха – и только Г-сподь, как вы узнаете позже, отвратил этот удар от ее юной головки.

Что еще осталось написать мне, дорогие дети? «Нет ничего нового под солнцем!». И не только со мной, но и со многими другими, с людьми, лучше и достойнее меня, по следам ног которых я недостойна ступать. Все это уже было, как вы поймете из следующей истории, подлинной и правдивой. Если, дорогие дети, вы достаточно мудры, чтобы внимательно выслушать все, то вы согласитесь, что я ни на йоту не отступила от правды.

Но поскольку нынешние люди любят слышать что-то новенькое, я переписала мою историю с иврита на немецкий.

Корона для свитка Торы. Германия, XVIII век.

IV

История царя, жившего в Аравии.

Жил однажды могущественный царь по имени Джедиджа. У него было много жен и еще больше сыновей и дочерей. Но больше всех любил он Абадона, красивого, но необузданного молодого человека.

У Абадона была сестра Данила, настолько красивая, что все прозвали ее Данилой Прекрасной. Случилось, что один из ее многочисленных сводных братьев, юноша по имени Эмунис, отчаянно в нее влюбился, но, страшась гнева отца, не смел ею овладеть.

В конце концов он признался другу, что красота Прекрасной Данилы свела его с ума, и просил дать ему совет, как излечиться от этой страсти. Друг посоветовал ему притвориться, будто он болен и при смерти (а глядя на принца, легко можно было этому поверить!) – и когда отец, царь Джедиджа, придет его навестить, сказать, что он не в состоянии проглотить ни куска и просит прислать Прекрасную Данилу: может быть, если она своими ручками приготовит ему еду, он сможет поесть. Когда же девушка окажется с ним в комнате, он сможет овладеть ею. Кроме того, его мать, будучи любимой женой царя, легко успокоит гнев отца.

Когда девушка приготовила еду Эмунису, он сказал ей: «Сестра, дорогая, поднеси еду к моей постели: из твоих рук она покажется мне вкусней». Когда же Данила приблизилась, он схватил ее и сказал: «Ты должна отдаться мне, иначе я умру» – и несмотря на ее сопротивление овладел ею.

Но как только он добился того, что хотел, вся его любовь обернулась ненавистью, и он прогнал плачущую девушку вон. В слезах она набрела на своего брата Абадона и рассказала ему, что случилось. Абадон велел ей остаться в его доме, пока он не отомстит Эмунису, своему единокровному брату.

Спустя некоторое время Абадон напал на Эмуниса и убил. Царь по совету друзей Эмуниса отправил любимого сына Абадона в изгнание.

Спустя несколько лет Абадон вернулся во главе войска, изгнал отца из столицы, опустошил его дворец, а все его богатства отдал своим женам и конкубинам. Но в последнем бою Абадон был убит, и царь-отец после многих несчастий вернул себе трон и царствовал до конца своих дней со славой.

Итак, дети мои, вы видите, что, хотя каждый из них хотел сделать как лучше, намерения его обернулись безумием, за которое пришлось горько поплатиться. Эмунис хотел излечиться от любви, но послушался совета негодяя, и любовь его обернулась ненавистью; за это он и был наказан смертью. Абадон хотел только отомстить за сестру, но это привело к тому, что он сверг отца и опозорил его и тоже был наказан смертью. Царь Джедиджа хотел исправить любимого сына наказанием, но тем самым как бы оправдал преступление Эмуниса и дожил до того, что увидел свою столицу в развалинах, жен и конкубин обесчещенными, а трон потерял.

Украшения для свитка Торы. Германия, XVIII век.

V

Теперь вернусь к своему сюжету.

Обручение состоялось в месяце Сиване 5459 года (июнь 1699 года) в Меце при посредничестве зятя моего Моисея Крумбаха и его родителей. Я была уверена, что у них самые лучшие намерения, и полагала, что все для меня складывается как нельзя лучше, по крайней мере так оно казалось на первый взгляд! Свадьба была назначена на Лаг ба-Омер 5460 года (7 мая 1700 года), но все держалось в секрете по причинам, которые я назвала выше.

Тем временем я отправила оставшиеся у меня деньги в виде векселей богатому Габриэлю Леви из Ферта и просила сохранить их до моего приезда.

Все это время я переписывалась со своим будущим мужем, и он так составлял свои письма, что и я, и все, кто их читал, совершенно успокоились и не предвидели беды, ожидавшей меня.

В месяце Тевеc 5460 года (январь 1700 года) я решила остановиться в Байерсдорфе и, отпраздновав там свадьбу сына Мойше, ехать дальше, в Мец.

Но Г-сподь наслал на меня болезнь, заставившую шесть недель проваляться в постели. Мой будущий муж узнал о моей болезни от проезжего купца – не могу описать, каких только утешений он ни посылал мне и моему деверю Йосефу, как просил меня получше заботиться о себе. Один Б-г знает, какие были у него намерения. Если он соблазнился моим маленьким капиталом, я этого никогда не узнаю!

Как только с Б-жьей помощью силы вернулись ко мне, я отправилась из Гамбурга в Брауншвейг в обществе сына Мойше и младшей дочери Мирьям. Ярмарка была в полном разгаре, и я распродала все, что у меня оставалось из товаров.

По окончании ярмарки я вместе с детьми доехала до Бамберга, где осталась на праздник Пурим. Потом с сыном Шмуэлом мы отправились дальше, в Байерсдорф, где я рассчитывала отпраздновать свадьбу сына 1 Нисана (апрель).

Мы остановились в гостинице, расположенной напротив жилища Шимшона Байерсдорфа, так как его новый дом был все еще не достроен, а старый для такой большой компании был слишком мал. Однако трижды в день мы приходили к нему – завтракать, обедать и ужинать, нас принимали по-княжески.

Но не все меня устраивало. Потому я и решила откровенно поговорить с Шимшоном Байерсдорфом и его женой. «У меня нет причин торопиться, – сказала я, – но я настаиваю, чтобы свадьба моего сына состоялась 1 Нисана. Вам известно, что я сама помолвлена и обещала быть в Меце к Лаг ба-Омеру». (Мои деньги уже были переведены этому человеку – увы, по моему собственному настоянию.) (1 Нисана, день, когда была назначена свадьба сына Глюкели, от Лаг ба-Омера, даты ее собственной свадьбы, отделяло почти семь недель. Ее беспокойство, видимо вызвано неуверенностью в том, когда будет отпразднована свадьба, и дурными предчувствиями насчет судьбы ее средств. – Прим. ред.)

Шимшон Байерсдорф сказал мне, чтобы я поступала, как мне угодно. Что до него, то он просто не в состоянии сыграть свадьбу до праздника Швуэс. Если же мне не терпится сыграть собственную свадьбу, пусть я отправляюсь в Мец и беру с собой детей, а он даст мне сто дукатов, чтобы покрыть расходы. Однако этого я не хотела делать, это мне не подобало!

Я решила терпеливо ждать, поскольку не в моих силах было что-нибудь изменить. Хотя между нами возникли некоторые разногласия в связи с приданым, они были урегулированы без ущерба для самолюбия какой-либо из сторон. Я провела в Байерсдорфе десять недель.

Наступил месяц Сиван, и сыграли пышную свадьбу. С обеих сторон были приглашены почетные гости. Все складывалось к общему удовольствию. Пусть Г-сподь даст молодой чете жить в богатстве и почете, пусть их многочисленные дети будут Б-гобоязненными, учат Тору и доживут до прихода Мошиаха.

Украшения для свитка Торы. Германия, XVIII век.

VI

Сразу же после свадьбы я отправилась в Мец, полагая, что заслужила провести в своем преклонном возрасте жизнь мирную и спокойную, занимаясь благочестивыми делами для спасения души.

В Байерсдорфе я договорилась с неким Коплом (он был служкой в синагоге), чтобы он проводил меня до Франкфурта, куда мой муж, как он сообщил мне письмом, отправил кого-то, кто будет сопровождать меня всю остальную дорогу. Итак, я выехала сначала в Бамберг, с дочкой Мирьям и этим самым Коплом.

Сын Мойше хотел сопровождать меня до Бамберга, но я не допустила этого, потому что после его собственной свадьбы прошло меньше недели. Мы нежно распрощались, пролив при расставании немало слез. По правде говоря, я была очень счастлива, что отвела сына под брачный балдахин, и, слава Б-гу, выполнила свой долг, поэтому в то время, как глаза мои плакали, сердце ликовало. Но такова уж человеческая природа!

В Бамберге я оставалась всего одну ночь. Утром я села в карету, заказанную заранее, и отправилась во Франкфурт. Однако я не могла помешать сыну Шмуэлу проводить меня до Вюрцбурга. Там мы навсегда простились, поскольку оба чувствовали, что нам не суждено свидеться на этом свете.

20 Сивана 5460 года (11 июня 1700 года) я благополучно прибыла во Франкфурт. Меня встретил дворецкий из Меца по имени Лейзер с письмом от мужа, приславшего мне «лебкухен» и другие пустячки, чтобы скрасить дорогу, а письмо его было таким любезным, что мне и в голову не приходило, какое несчастье поджидает меня впереди.

Во Франкфурте мне оказали самый любезный прием, даже более любезный, чем я того заслуживала. Больше всего запомнился мне почет, с которым встретили меня в Ферте.

Город Ферт расположен в 15 милях от Байерсдорфа. Туда мой сын Натан отправил приданое Моисея и еще остававшуюся у меня небольшую сумму денег (поистине небольшую!). Она была поручена заботам Габриэля Леви. Стоит ли писать о почестях, оказанных мне всем домом Леви? Перечислить их нет возможности. Добрые люди не только взялись обеспечить меня наличными деньгами в обмен на мои векселя, но и перевели часть денег по моему распоряжению в разные места, ибо деньги, составлявшие приданое моего сына, я отдала под процент разным людям вплоть до самой свадьбы. Тысячу талеров взял Мойше Бамберг; тысячу талеров – ученый главный раввин Мендл Ротшильд; тысячу талеров – Лейб Бибер из Бамберга, а остаток мы поместили под процент в Байерсдорфе.

Подбив итоги вместе с Габриэлем Леви, я хотела уплатить ему положенные комиссионные. Но он отказался взять хотя бы копейку, говоря, что это была не коммерческая сделка, а его обязанность как честного человека. Я пыталась привести много убедительных доводов, но он даже не взял деньги на покрытие почтовых расходов. Пусть Г-сподь Б-г вознаградит его за это!

Но вернусь к моему путешествию. В понедельник я покинула Франкфурт вместе с реб Лейзером, а также в обществе реб Либермана из Хальберштадта и врача Хирца Валлаха. Путешествие было приятным.

За несколько миль до Меца нас встретил ехавший верхом секретарь моего будущего мужа: он ехал рядом с нашей каретой, пока мы не добрались до гостиницы. Он привез с собой еду и питье. Этот секретарь, Лемл Вимпфен, передал мне также нежный привет от своего хозяина.

Подкрепившись, мы продолжили путь, а секретарь продолжал ехать рядом с каретой. Мы остановились в деревне в пяти милях от Меца. Тут мы решили переночевать; тогда он покинул нас, сказав, что ему надо торопиться в Мец.

Хотя все свидетельствовало о заботливости и богатстве моего мужа, а письма дышали нежностью и уважением, тем не менее мне отчего-то было не по себе. То ли сердце-вещун предчувствовало, чем все кончится, то ли совесть упрекала меня за то, что я решила вторично выйти замуж, кто знает? Но менять что-либо было уже поздно, и с большим трудом я отогнала от себя дурные предчувствия.

В пятницу 22 Сивана, когда до Меца оставался час пути, к нам снова присоединился секретарь Лемл Вимпфен и с ним другой спутник, тоже на лошади. Они ехали рядом с каретой, в которой сидели три почтенных женщины: супруга мецкого раввина, супруга раввина Аарона Вормса и богатая фрау Яхет, мать моего зятя Мойше Крумбаха.

Они встретили меня с почетом, настояли, чтобы я пересела в их карету, и мы вместе прибыли в Мец. Большая честь для скромной женщины, что ее встречали три таких почтенных дамы, однако сердце мое все ныло!

Когда мы уже приближались к Мецу, нас встретил паланкин, в котором ехала Эстер, моя дочь, бывшая на последнем месяце беременности.

Синагога в Меце.

VII

Я вышла из кареты возле дома зятя моего Мойше. Он в то время был в Париже, а с моей дочерью оставалась его мать.

Благородные дамы, которые выехали встречать нас, теперь с изысканными извинениями распрощались, поскольку приближалась Суббота. Я поблагодарила их за беспокойство насколько могла сердечней и насколько позволял мой немецкий язык.

Дочь приготовила мне суп, чтобы я поела, но на сердце у меня было так тяжело, что я сама удивлялась. Я приписала это утомлению от долгой дороги.

Спустя час прибыл мой жених в сопровождении богача Авроома Крумбаха. Они приветствовали меня, пробыли недолго и уехали.

Сначала я даже не знала, который из них мой жених, потому что никогда в жизни не видела ни того, ни другого, пока отец моего зятя Авроом Крумбах не сказал в шутку, что, дескать, пусть я не ошибаюсь и не принимаю его за жениха. Я ответила ему молчанием. (Глюкель впервые встретила Авроома Крумбаха на свадьбе дочери Эстер, которая вышла замуж за его сына Мойше. Но она по какой-то причине предпочитает об этом забыть. – Прим. ред.)

Наступила Суббота. Но я не пошла в синагогу. Зато пошла моя дочь – она, как скажет вам всякий, не пропускала ни одной службы в синагоге. Всюду о ней отзывались с величайшим уважением, и это было единственной моей радостью за все пребывание в Меце.

Во время молитвы пришли дети моего мужа, то есть мои падчерицы, и приветствовали меня. Я сначала не поняла, кто это, рядом не было никого, кто представил бы мне их. Поэтому я сказала: «Не знаю, чему я обязана честью этого визита, ибо я здесь чужая и знакомых у меня нет». На что одна из них, Генделе, ответила: «Разве вы нас не знаете? Сдается, вы будете нашей матерью». На что я отвечала: «Коли я стану вашей матерью, то вы станете моими детьми». Сказав еще несколько слов, поскольку служба в синагоге кончилась, они вежливо попрощались и ушли.

Когда Эстер, моя дочь, вместе с Ишайей Крумбахом вернулись из синагоги, мы сели за стол. Во время обеда в дом пришел юный Авроом – он был чем-то вроде слуги или камердинера при моем будущем муже; пришел вместе с горничной, и они внесли два огромных раззолоченных подноса: один, с самыми изысканными сладостями, другой – с лучшими местными и заморскими фруктами, такими, как лимоны и португальские померанцы. Тут же были золотая цепочка с золотой же подвеской и два больших позолоченных бокала. Это были мои «субботние фрукты» (подарок в честь Субботы), и, надо сказать, это был изысканный подарок!

Настроение у меня было подавленное, но я сказала себе: «Дай Б-г, чтобы конец был таким же хорошим, как начало». Увы, золотая цепь превратилась в железные кандалы...

Через час мой жених снова пришел ко мне, на этот раз с богачкой фрау Яхет, матерью моего зятя. Они просидели с нами тридцать минут и ушли домой.

Я видела, что все было поистине великолепно: все делалось с размахом и щедростью, мне следовало бы радоваться, а не туманиться печалью и дурными предчувствиями. Все вокруг завидовали мне и говорили, что, должно быть, я много добра делала в жизни, если мне достался столь замечательный и богатый муж. И все-таки сердце мое не было спокойно, и как оказалось впоследствии, недаром!

В то же субботнее утро моя падчерица Фромет пригласила к себе мою дочь Мирьям и подарила ей в качестве «субботних фруктов» золотую цепочку. Все делалось по-благородному.

Письма, которые зять писал моей дочери из Парижа, были полны рекомендаций, предназначенных, чтобы обеспечить мне душевное спокойствие и радость. В каждой строчке сквозили любовь и преданность – все было, как должно! Но, как вы скоро увидите, любовь длилась «только до рассвета». Без сомнения, зять полагал, что сделал доброе дело, позаботившись обо мне.

Так прошла неделя – ничего примечательного не произошло...

План еврейской части города Меца. Конец XVII века.

VIII

В четверг на следующей неделе – это было первое число месяца Тамуза – была сыграна свадьба. Утром из дома моей дочери меня отвели в тот, что был по соседству с домом моего будущего мужа. Там я оставалась до полудня.

Свадебная церемония состоялась в полдень в нашем летнем саду. Жена раввина фрау Брейнл и богачка фрау Яхет привели меня под балдахин. Муж обвенчался со мной золотым кольцом весом не менее унции.

После церемонии меня отвели в нашу спальню, рядом с кабинетом мужа. Она была прелестно обставлена. Согласно немецкому обычаю мне подали еду вместе со свадебным пирогом. Но хотя весь день до свадьбы я постилась, все же не смогла заставить себя проглотить хотя бы кусочек – так тяжело было у меня на сердце. Когда я прощалась со своей дочкой Эстер, обе мы всплакнули.

Тут мой муж отвел меня в свой кабинет и показал большой сундук, полный драгоценных колец и цепочек. Однако по сей день он не подарил мне хотя бы самого тоненького колечка, хотя бы серебряную монетку или медаль из этого сундука. Так что нельзя сказать, что он из-за меня разорился!

Вечером был сервирован царский ужин. Все было великолепно. Всюду, куда ни повернись, были слуги и горничные. Куда бы я ни обратила свой взор, всюду видела изобилие!

Комната, служившая мужу «казной», была полна серебра и золота. Ничто не предвещало печального конца. Он долгое время был парнасом общины, слово его было авторитетным, «по его слову люди входили и выходили». И евреи, и неевреи уважали и слушались его.

Занавес для хранения свитков Торы. Германия, XVIII век.

<< содержание

ЛЕХАИМ - ежемесячный литературно-публицистический журнал и издательство.

E-mail:   lechaim@lechaim.ru